не?
   - спросил он.
   - Естественно! - воскликнула я. - Вы новый человек для меня и,  насколько
я поняла из разговоров, очень важная персона.
   У меня возникло впечатление, что мои слова показались ему смешными.
   - Но это действительно так, - добавила я. - Вы обросли легендами.
   - Легендами? - удивился он. - Какими легендами?
   - А вот этого я рассказывать не собираюсь, - ответила я. -  Мне  хотелось
бы выслушать вашу версию. Нет ничего противнее,  чем  узнавать  о  людях  из
вторых рук. Это все равно что носить чужие платья -  в  них  ты  никогда  не
почувствуешь себя свободно и удобно.
   - Мне кажется, мы с вами поменялись ролями, - заметил сэр Филипп. - Вчера
я просил вас рассказать о себе, а сегодня вы устроили мне допрос.
   - По моему мнению, мы с вами должны выступать на равных, - сказала я.
   - Действительно, а почему бы и нет? - воскликнул он. - Но  сначала  мы  с
вами сядем в машину и отправимся в Рейнлаф.
   - Хорошо, - согласилась я и направилась в холл.
   Я была очень довольна, что сэр Филипп отпустил шофера и сам сел за  руль.
Он очень уверенно вел машину, поэтому нам удалось быстро  проскочить  пробку
на Гайд Парк-корнер и выехать на улицы с более спокойным движением.
   - А вы водите машину? - спросил он.
   - Только "морис", - ответила я. - Этот допотопный автомобиль кажется  мне
образцом выносливости и работоспособности. За каждую мою  поездку  ему  надо
выдавать медаль.
   - Я помню вашу матушку. Я тогда был еще мальчишкой, - проговорил он через
некоторое время. - Она была необычайно красива - а какая она сейчас?
   - Мне кажется, она почти не изменилась,  -  ответила  я.  -  Она  приняла
старость как подарок. Возраст не портит ее.
   - Вы очень на нее похожи. И, конечно,  знаете  об  этом,  -  заметил  сэр
Филипп. - Думаю, вам уже надоело слушать, как вас называют красивой.
   - Не надоело, так как никто никогда мне этого не говорил, - заявила я.  -
Однако мне всегда хотелось выглядеть по-другому.
   - Почему? - удивился он.
   Я посмотрела на него. Его взгляд был устремлен на дорогу. Я почувствовала
непреодолимое желание сказать правду.
   - - С самого детства, - проговорила я, - мне хотелось быть миниатюрной  и
темноволосой.
   - Наверное, как ваша сестра, - заключил он. - Но она отнюдь не маленькая.
   - Вовсе нет, я никогда не хотела походить на сестру, - запротестовала я.
   Мое представление о своей внешности было совершенно иным. Внезапно туман,
окутывавший мое сознание, растаял, и я поняла, что хотела походить именно на
Надю. Именно в ее облике я воображала себя в своих мечтах. Так вот почему ее
портрет показался мне таким знакомым; вот почему  я  узнала  его  с  первого
взгляда. Конечно, я знала это лицо! Разве не оно представало передо  мной  в
моих снах, разве не его надеялась я увидеть в зеркале? Я  представляла  себя
именно такой, какой  Надя  была  изображена  на  портрете.  Именно  так  мне
хотелось выглядеть.

Глава 11

   Я так глубоко ушла в свои мысли, что совершенно не запомнила,  о  чем  мы
говорили на пути в Рейнлаф. По всей видимости, мы беседовали, хотя с тем  же
успехом мы могли молча смотреть вперед - сэр Филипп следил за дорогой,  а  я
видела перед собой знакомое лицо, изображенное на портрете в его спальне.
   День был жарким и солнечным. После  пыльного  шоссе  и  дорожных  пробок,
после запаха бензина и гари от машин и автобусов тень деревьев так и  манила
своей прохладой. Мы медленно шли  через  парк  к  спортивному  полю.  Увидев
толпящихся на трибуне зрителей, я удивленно воскликнула:
   - Как много народу!
   - Может, пройдем на противоположную сторону? - предложил сэр Филипп.
   - Да, давайте пойдем туда, - согласилась я.
   - Отлично! - сказал он. Мы развернулись и направились в другую сторону. -
Мне казалось, что я единственный человек на  свете,  кто  терпеть  не  может
толчеи. Большинству женщин это нравится, - добавил он.
   - Думаю, вы ошибаетесь, - заметила я.
   - О, я имею в виду лондонских женщин, - уточнил сэр Филипп.  -  Тех,  кто
приходит сюда, чтобы покрасоваться в новых туалетах или с новым поклонником.
   То, как он произнес эти слова, позволило мне прийти к заключению, что его
нередко выставляли напоказ, и  это  причиняло  ему  немалые  страдания.  Мне
захотелось успокоить его и сказать, что меньше всего на свете  мне  хочется,
чтобы нас увидели вместе, особенно  после  того,  как  я  солгала  Анжеле  и
Элизабет.
   Мы отыскали свободные места в стороне от других  зрителей,  под  тенистым
деревом. Поле было  видно  плохо,  однако  здесь  мы  могли  расслабиться  и
посидеть в прохладе. Я сняла шляпку и  положила  ее  на  траву.  Сэр  Филипп
вытянул ноги и закурил.
   - Поговорите со мной, - потребовал он.
   - Зачем? - спросила я. - Вы хотите услышать мой голос, или вам  интересно
послушать мой рассказ?
   - Я впервые слышу от вас такие жестокие слова, - заметил он.
   - Почему жестокие? - удивилась я. - Ведь это правда.
   - Возможно, - загадочно  проговорил  он.  Я  ждала.  Я  чувствовала,  что
наступил момент, когда он вновь спросит меня о нашей встрече  в  парламенте.
Но, к моему великому изумлению, он внезапно резко отшвырнул сигарету.
   - Нет, - сказал он, как будто отвечал самому себе. -  Я  передумал,  Лин.
Более того, я собираюсь полностью изменить себя. Мне кажется, когда  человек
пытается жить прошлым, он совершает самую большую глупость. Вы согласны?
   - Если прошлое вызывает у него неудовлетворенность настоящим, то - да.
   - Я старался не замечать настоящего, - проговорил он. -  Теперь  я  вижу,
что в течение многих лет дурачил самого себя.
   Я промолчала.
   Напряжение  постепенно  спадало.  Сэр  Филипп  опять  достал   портсигар;
прикурив сигарету и выбросив спичку, он улыбнулся мне.
   - Итак, перед вами возродившийся к жизни человек, - весело объявил он.
   -  Здравствуйте.  Как  поживаете?  -  поприветствовала  я  его,  стараясь
подыграть ему.
   И в то же время я боялась, что  одно  неосторожное  замечание  или  слово
могут напомнить ему, как мы далеки друг от друга.
   - Разве это событие не вызывает у вас интереса?
   - поддразнил он меня.
   - Вызывает, - ответила я. - Но если вы намерены забыть о прошлом, значит,
с этой минуты оно не может вызывать у меня любопытства. Давайте размышлять о
будущем.
   Он театральным жестом снял передо мной шляпу, потом бросил ее на траву.
   - Леди Гвендолин Шербрук, - объявил он, - я  знаю,  что  вы  очень  умная
женщина.
   - Вы второй, кто за время моего пребывания  в  Лондоне  заявляет  мне  об
этом, - сказала я. - Я могу так и поверить в это.
   - Если вы настолько умны, как мне кажется, - заметил он, - вам самой  все
давно известно. Итак, я в ваших руках. Что вы можете мне предложить?
   - А что бы вам больше всего хотелось от жизни?
   - совершенно серьезно спросила я.
   - Если бы вы задали этот вопрос всего полчаса , назад, - проговорил он, -
я бы ответил,  что  хочу  повернуть  время  вспять.  Теперь  же  мне  трудно
ответить. За долгие годы я так привык ни к чему не  стремиться,  что  совсем
забыл, как человек ставит перед собой цель.
   - Все очень просто, - принялась объяснять я.
   - Вы должны поставить  перед  собой  цель,  которая  гораздо  выше  ваших
возможностей. Следовательно, если вы и не достигнете намеченного - это может
случится с каждым, - то хотя бы приблизитесь к нему и  будете  удовлетворены
полученным результатом.
   - Давайте говорить конкретно, - сказал он. - Что  именно  вы  предлагаете
мне?
   - Ну.., стать  премьер-министром,  -  заявила  я.  -  Думаю,  для  любого
политика этот пост является высшей точкой его карьеры.
   - Почему вы не предложили мне стать диктатором? - шутливо проговорил он.
   - Потому что, как мне кажется, из вас получился  бы  плохой  диктатор,  -
призналась я.
   - Честный ответ, - заметил он. - А почему? Я поняла, что теперь мне будет
нелегко что-либо  объяснить  ему.  Так  как  сэр  Филипп  меня  разочаровал.
Полагаю, в моем воображении все еще жил  детский  образ  сказочного  рыцаря,
который надевает доспехи, пристегивает  меч  и  отправляется  в  странствие,
помогая по дороге слабым и обездоленным. Действительно, в сэре Филиппе  было
нечто такое, что заставило меня увидеть  в  нем  одного  из  рыцарей  короля
Артура. Он великолепно вписался бы в картинки, которые я видела в зачитанной
до дыр книге, когда мне было двенадцать. Временами я замечала у  него  такой
же суровый взгляд, мне казалось, что он  заглядывает  в  далекое  будущее  в
неустанных поисках Чаши Грааля. Теперь же я поняла, что  на  самом  деле  он
смотрел в прошлое. Как странно, подумала я, что все эти годы он находился во
власти одной женщины, которая практически остановила его жизнь, подавила все
его желания и склонности, лишила его радости.
   - Ну? - Его голос вывел меня из задумчивости. Я сообразила, что  молчание
мое затянулось, и я не ответила на его последний вопрос.
   - Простите, - проговорила я. - Я думала о вас.
   - И что же вы думали? - спросил он.
   - Пока что у меня нет желания рассказывать вам, - ответила я. - Пусть мои
слова не покажутся вам смешными, но я еще плохо вас знаю. Я не хочу  спешить
с  выводами  -  в  противном  случае  у  меня   может   создаться   неверное
представление о вас.
   - Это значит, что вы не очень высокого мнения обо мне, - заметил он.
   - Трудно сказать, - проговорила я. - Я слышала много сплетен о вас,  и  у
меня сложился образ, который, как я сейчас поняла, оказался неверным.  Я  не
хочу сказать, что разочарована, - просто я боюсь еще раз ошибиться.
   - Скажите, почему вы вообще думаете обо мне?
   - спросил он.
   Я  покраснела.  Этот  вопрос  оказался   для   меня   неожиданностью.   Я
отвернулась, сделав вид, будто наблюдаю за появившимися на поле игроками.
   - Мне кажется, очень многие думают о вас, - с  трудом  выговорила  я.  Он
вздохнул.
   - Если бы вы только знали, как мне хочется от них спрятаться, - признался
он. - Однажды мне удалось сбежать  на  несколько  лет  -  полагаю,  вам  уже
рассказали об этом. Я жил в полном уединении в Индии, в  горах.  И  тогда  я
понял, что ненавижу людей за их любопытство и въедливость, за  то,  что  они
всем лезут в душу.
   - Мне кажется, это своего рода страх, - заметила я.
   - Страх? - удивился он. - Почему?
   - Многие боятся, что окружающие узнают или поймут гораздо больше, чем они
сами, - ответила я. - Главным образом в том, что  касается  реальных  вещей:
жизни, истины, эволюции человечества. Естественно, они не осознают, что  ими
движет, но инстинктивно пытаются себя защитить и  поэтому  везде  суют  свой
нос, и особенно в личную жизнь и чувства других.
   - Замечательная теория, - сказал он. - Но если бы  у  вас,  подобно  мне,
была причина ненавидеть все человечество, вы увидели бы,  что  трудно  найти
для окружающих какие-либо оправдания. Вы с наслаждением  наблюдали  бы,  как
они погружаются в болото подлости.
   Он говорил с таким жаром, что я поняла: как бы он  ни  пытался  забыть  о
нанесенных обидах и покончить с прошлым, рана все еще дает себя знать.
   - Мы не можем существовать вне общества, - мягко проговорила  я.  -  Хотя
допускаю, что  мужчины  более  независимы,  чем  женщины,  -  какая  женщина
согласится жить в горах, пусть даже недолго? Одиночество приводит их в ужас.
   - Мужчина тоже может быть одиноким, уверяю вас, - печально заметил он.
   - Если бы мужчина и женщина могли бы устоять против заложенной в них тяги
к обществу, - продолжала я, - мир перестал бы существовать, не так ли? Страх
одиночества - один из самых  сильных  стимулов,  испокон  века  заставлявший
человечество находить себе пару.
   - Вы считаете, что женитьба  или  замужество  могут  спасти  человека  от
одиночества? - спросил он. - Разве человек не будет чувствовать себя страшно
одиноким, если он свяжет свою жизнь с тем, кого он не любит?
   Я подумала об Анжеле и ответила:
   - Не знаю. Мне кажется, уж лучше выйти замуж  за  зануду,  который  будет
пилить тебя день и ночь, чем остаться одной. Рассмеявшись, он поднялся.
   - Пойдемте выпьем чаю, мой маленький философ,  -  предложил  он.  -  Игра
неинтересная, нет смысла тратить на нее время.
   За все время никто из нас ни разу не бросил взгляд в сторону игроков, и я
почувствовала угрызения совести. Я подняла свою шляпку и последовала за  ним
к зданию клуба, перед которым были расставлены столики под зонтиками.
   Мы пили чай молча.  Я  обдумывала  только  что  состоявшийся  между  нами
разговор и обнаруживала, что каждое замечание сэра Филиппа заключало в  себе
более глубокий смысл, чем могло показаться. Я очень сожалела, что  так  мало
знаю о нем и о событиях, которые сыграли такую важную роль в его жизни.
   Очень часто проходившие мимо столика люди  приветствовали  сэра  Филиппа.
Когда мы собирались уходить, к нам подошла разодетая дама лет сорока.
   - Филипп! - возбужденно вскричала она. - Как я рада тебя видеть. Я просто
счастлива!
   - Здравствуй, Моника, - ответил сэр Филипп.
   - Если бы я знала, что  ты  собираешься  сюда,  -  продолжала  она,  -  я
попросила бы тебя подвезти  меня.  Мне  пришлось  ехать  с  этими  страшными
занудами Браун-Го, потому что  машину,  как  всегда,  взяла  мама.  Ты  меня
представишь?
   - Познакомьтесь: леди Гвендолин Шербрук, - сказал он. - Леди Моника Шоу.
   Леди Моника протянула руку и окинула меня внимательным взглядом, который,
как я почувствовала, был полон неподдельного любопытства.
   - Вы видели сегодняшний матч? - спросила она. - Игра была великолепной.
   - Да, мы уже давно здесь, -  ответила  я.  Не  ожидая  приглашения,  леди
Моника опустилась на стул.
   - Угости меня чаем, Филипп, - взмолилась она, поднимая на  него  огромные
карие глаза. - Я умираю от жары.
   Сэр Филипп  был  исключительно  вежлив  с  леди  Моникой,  однако  я  уже
достаточно хорошо его  знала,  чтобы  понять,  насколько  ему  неприятно  ее
внезапное появление.
   - Кто вы? - обратилась ко  мне  леди  Моника.  -  Расскажите  о  себе.  Я
понимаю, мне следовало бы знать, кто вы, но - Филипп может подтвердить  -  я
страшно рассеянная, поэтому все новости узнаю последней, а все скандалы  так
перепутались у меня в голове, что  иногда  ни  в  чем  не  повинный  человек
превращается у меня в главного зачинщика.
   - Надеюсь, с моим именем не связано ни одного скандала, - заметила я. - Я
сестра Анжелы Уотсон.
   - Ах, моя дорогая.  Я  не  имела  в  виду  ничего  плохого,  -  принялась
оправдываться леди Моника. - Вы же видите, у меня язык  наперед  ума  рыщет.
Анжела Уотсон! Конечно, я знакома с вашей сестрой. Я  давно  ее  не  видела.
Передайте ей от меня привет и скажите, что мне очень хочется  встретиться  с
ней и с ее очаровательным мужем.
   Я пообещала передать ее слова Анжеле.
   - Ну, Филипп, - продолжала леди Моника, - расскажи, чем  ты  занимался  в
последнее время. Я слышала  столько  сплетен  о  тебе.  Но  все  они  ужасно
скучные, - наверное потому, что ты,  мой  дорогой,  ведешь  примерный  образ
жизни.
   - Так и есть, - коротко ответил он.
   Леди Моника хихикнула'.
   - Разве это ни странно? - повернулась она ко мне. - У Филиппа есть все, о
чем можно только мечтать, а он всю свою душу вкладывает в политику.
   - И при этом у меня нет поста, на котором я  мог  бы  достичь  каких-либо
результатов, - заметил он сухо.
   - На днях одна сорока на хвосте принесла, - проговорила  леди  Моника,  -
что ты недавно отказался именно от такого поста.
   - Сороки имеют обыкновение болтать чепуху, - отпарировал сэр Филипп.
   - О, это была очень важная сорока, - заверила  его  леди  Моника.  -  Она
действительно в курсе всех дел.
   - Тогда можешь быть уверена: то, что ей известно, - не правда, -  ответил
сэр Филипп.
   Принесли маленький чайничек и пирожные с мороженым для леди Моники, и она
набросилась на угощение с такой жадностью, как будто много дней голодала.
   - Мне страшно повезло с фигурой, - сказала она мне. - Что бы и сколько бы
я ни ела, это никак не отражается на мне. Вы, наверное, завидуете - ведь вам
приходится ограничивать себя.
   Я подумала, что едва ли в ее возрасте имеет значение, полнеет женщина или
нет. Но взглянув на ее тощую шею и жилистые руки, я решила, что ей не мешало
бы немного поправиться. Я пробормотала что-то нечленораздельное и  собралась
было ответить, но она уже принялась весело  трещать  о  том,  что  встретила
здесь одну знакомую, которая сообщила ей,  будто  война  неизбежна  и  может
начаться в любой момент.
   - А я ответила ей, - щебетала леди Моника, - что не двинусь с места, если
начнется война. Если мне суждено быть убитой, то  от  этого  не  спрячешься.
Тебе не кажется, Филипп, что я поступаю разумно?
   - О да, очень, - ответил он. - А вы тоже фаталистка, Лин?
   Я не успела ответить, потому что вмешалась леди Моника:
   - Естественно, она фаталистка. Ведь она разумный человек.  Все  на  свете
предрешено со дня рождения. На прошлой неделе я ходила к  своему  астрологу.
О, моя дорогая, он такой душка. Он сказал мне: "Вы  проходите  через  период
финансовых стрессов, но к концу месяца все наладится".
   - А как обстоит дело в действительности? - спросила я.
   - Месяц еще не закончился, -  весело  ответила  леди  Моника,  -  но  что
касается финансового стресса - он был абсолютно прав. Я всегда  нахожусь  на
грани нищеты, не так ли, Филипп?
   - С тех пор, как я знаю тебя, - ответил он, - а знаю я тебя много лет...
   - Молчи, молчи! - вскричала леди Моника.
   - Нельзя упоминать о возрасте. Человеку столько лет, на сколько  он  себя
чувствуют. Вот что на днях сказал мне мой  психиатр:  "Не  думайте  о  своем
возрасте". Я давно стараюсь не думать об этом.
   - Ну, тогда я скажу "с тех пор как мы играли в песочнице",  -  с  улыбкой
поправился сэр Филипп.
   - Это нечестно, - возмутилась леди Моника.
   - Все знают, сколько тебе лет, Филипп. Кстати, я  потребовала,  чтобы  из
справочника "Дебретт" убрали дату моего рождения.
   - Как тебе это удалось? - удивился сэр Филипп.
   - Я встретилась с издателем, - ответила она. - Я рыдала у него на  плече,
и он дал мне слово. Я еще не видела нового издания, вполне вероятно, что  он
не  сдержал  своего  обещания,  однако  он  оказался  таким   очаровательным
мужчиной. Я чувствую, что могу доверять ему. Сэр Филипп взглянул на часы.
   - Лин, как вы относитесь к тому, чтобы отправиться  в  обратный  путь?  -
спросил он.
   - Что, вам уже пора? - воскликнула леди Моника.
   - Да, как это ни печально, - ответил сэр Филипп.
   - А мне придется ждать Браун-Го, - уныло проговорила леди Моника. -  Если
я уеду с вами, это будет невежливо по отношению к ним.
   - Ты права, - согласился сэр Филипп. - До встречи, Моника.
   - Когда? - спросила она.
   - Я позвоню тебе, - заверил ее сэр Филипп.
   - Тысяча благодарностей за чай, - сказала леди Моника, пожимая ему  руку.
Потом повернулась ко мне:
   - До свидания, леди Гвендолин, или, как вас называет Филипп,  Лин.  Какое
красивое имя. На вашем месте, я никогда не представлялась бы как-то иначе.
   - Я так и делаю, - ответила я. - До свидания, леди Моника.
   Мы  с  Филиппом  заспешили  к  выходу.  Когда  мы  отошли   на   довольно
значительное расстояние, он замедлил шаг.
   - О Господи! Мне очень жаль, что вам пришлось общаться с Моникой Шоу. Она
самая страшная зануда на свете. У нее, бедняги, с головой не все в  порядке.
Она всем навязывается, не задумываясь над тем, приятно людям ее общество или
нет. И, кроме всего прочего, она совершенно не понимает никаких намеков.
   - Она на самом деле сумасшедшая? - спросила я.
   - О, не настолько, чтобы находиться в сумасшедшем доме, - ответил  он.  -
Стоит ей познакомиться с мужчиной, она тут же начинает с ним флиртовать, она
не способна  надолго  сконцентрировать  свое  внимание  на  чем-то  одном  и
помешана на гадалках и астрологах.
   - Но то, что вы назвали,  не  кажется  мне  признаками  невменяемости,  -
заме