ушно, как и мне.
   "Почему я молчу? - думал герцог. - Почему не встану и не скажу Килкрейгу,
что никогда не поддамся на этот грубый шантаж?"
   Однако он видел, что этот старик во многом похож на его отца: как и отца,
его невозможно сбить с  намеченного  пути  ни  уговорами,  ни  мольбами,  ни
угрозами.
   Чертово шотландское упрямство! Все они такие  -  готовы  умереть,  но  не
покориться. Скорее будут драться до последнего издыхания, чем признают  себя
побежденными.
   В какой-то миг герцогу показалось, что он спит.  Сейчас  он  проснется  у
себя в лондонском особняке, где нет никаких вопросов  и  сложных  решений  -
кроме, может быть, вопроса о том, каким узлом завязать шейный платок.
   Герцог хотел попросить себе время  на  размышление,  чтобы  с  кем-нибудь
посоветоваться.
   Однако он понимал, что Килкрейг ждать не будет. Он ведь сказал,  что  его
люди уже готовы везти Торквила в Эдинбург, и  герцог  знал,  что  это  -  не
пустая угроза.
   Герцог вгляделся в суровое лицо  вождя  и  увидел  на  нем  твердую,  как
гранит, решимость.
   Так же смотрел на него отец перед тем, как занести безжалостную плеть.
   И неожиданно для себя герцог услышал собственный голос:
   - Если я приму ваше предложение, Килкрейг, вы отдадите мне Торквила и тех
троих, что схвачены вместе с ним?
   Килкрейг не шевельнулся, но герцог услышал его негромкий властный голос:
   - Торквил Макнарн приедет к вашей свадьбе.  Думаю,  свадьбу  лучше  всего
назначить на тот день, когда ваш клан - и, надеюсь, мой вместе с ним - будет
приносить вам клятву верности.
   - Но ведь это произойдет завтра или послезавтра! - воскликнул герцог.
   Он вспомнил слова Данблейна о том, что Макнарны соберутся со всех  концов
страны - это, без сомнения, означало принесение клятвы.
   - Вот именно, - ответил Килкрейг. - Поскольку ваш  клан  старше,  свадьба
состоится в вашем замке, и вы представите Клолу двум кланам одновременно.
   "Отличная мысль", - как-то  отстранение  подумал  герцог.  Теперь  он  не
сомневался, что Килкрейг обдумывал этот план много дней,  а  может  быть,  и
недель.
   И самое печальное - он понятия не имеет, как выбраться из этой ловушки!
   "Должен быть какой-то выход,  -  думал  герцог  в  отчаянии.  -  Какая-то
увертка,  какая-нибудь  отговорка,  чтобы  ослабить  затянувшуюся   на   шее
петлю..."
   - Мне кажется... - начал он.
   Килкрейг нетерпеливо пошевелился в кресле.
   - Вы пообедаете с нами, милорд? - спросил он. - Или сразу поедете домой?
   Это был ультиматум. Герцог вдруг с необычайной ясностью почувствовал: что
бы он ни ответил сейчас - возможности передумать и исправить  положение  уже
не будет.
   Страстно, как никогда в жизни, герцог желал встать и бросить Килкрейгу  в
лицо все, что о нем думает, - и плевать на последствия!
   Но он знал, что это пустые мечты. Он никогда  не  сможет  предать  родную
кровь.
   Медленно и с достоинством герцог поднялся на ноги.
   - Я умираю от голода, Килкрейг, - ответил он.

***

   По дороге домой герцог все вспоминал изумление на лице Данблейна, когда в
конце обеда Килкрейг объявил своим родичам, сидевшим за столом,  о  принятом
решении.
   Они, кажется, были удивлены не меньше управляющего.
   - Объединиться с  Макнарнами?  -  переспросил  один  из  старших  сыновей
Килкрейга.
   Он говорил тихо, но в голосе слышалось сдерживаемое бешенство.
   - Только так мы сможем обуздать Маклаудов, - ответил Килкрейг.
   Мужчины не упоминали имени сестры, но по  красноречивым  взглядам  герцог
догадался, что они думают именно о ней.
   В конце обеда Килкрейг поднял бокал в честь гостя -  и  герцогу  пришлось
чокнуться с ним.
   - Пусть сердца наши будут едины, - произнес Килкрейг по-гэльски.
   И герцог не без затруднения ответил на том же языке:
   - Да исполнится ваше желание!
   Он был в гневе и смятении и, только выехав  из  замка  под  резкие  звуки
волынок, сопровождаемый многолюдной  процессией,  вспомнил,  что  так  и  не
увидел свою предполагаемую невесту.
   Герцог натянул поводья, собираясь повернуть коня обратно.
   Черт возьми, как он мог об этом забыть! Ведь, кроме  всего  прочего,  это
оскорбление для женщины, на которой он собирается жениться!
   Но тут  же  герцог  понял,  что  старый  Килкрейг  намеренно  не  дал  им
познакомиться.
   Старый вождь продумал все до мельчайших деталей и выполнил  свой  план  в
точности. И победил.
   "А я проиграл, как мальчишка!" - нещадно язвил себя герцог.
   Но как мог он отказаться от предложения Килкрейга?  Ведь  это  значило  -
принести в жертву не только Торквила, но и собственную гордость и честь.
   Пару раз герцогу  случалось  читать  в  бульварных  газетах  подробные  и
красочные реляции о своих амурных приключениях.
   Газеты в то время совершенно распустились: их поощрял сам король, который
только смеялся, читая фривольные заметки о себе.
   Но  герцог  в  такие  минуты  скрипел  зубами  и  готов   был   проткнуть
наглеца-журналиста шпагой или всадить в него пулю из дуэльного пистолета!
   Герцогу не раз случалось драться на дуэли; пока он  не  отправил  на  тот
свет никого, но несколько раз был к этому очень близок.
   Теперь,  скача  мимо  цветущих  зарослей  вереска,   он   с   кровожадным
удовольствием воображал себе похороны Килкрейга. Уж  там  он  порадуется  не
меньше, чем старик - на его свадьбе!
   Если бы не спутники, он, кажется, всю дорогу ругался бы вслух!
   Подумать только, как перехитрил его этот старый  лис!  Может  быть,  клан
Макнарнов и сильнее Килкрейгов, но Килкрейг оказался, несомненно, умнее.
   Как ухитрился этот невежественный дикарь, о котором по ту сторону границы
никто и не слышал, взять верх над образованным и утонченным  джентльменом  -
светским львом и другом короля?
   Герцог знал себе цену и понимал, что выделяется  даже  на  том  блестящем
фоне, что собрал вокруг себя король.
   Его  любили  не  только  женщины,  привлеченные  богатством,  красотой  и
мужественностью  герцога.  Политики,   ученые,   писатели,   умнейшие   люди
королевства с удовольствием беседовали с ним, восхищаясь его острым  умом  и
эрудицией.
   Однако не прошло и суток после приезда в Шотландию - и его  обвел  вокруг
пальца человек, наверняка не бывавший нигде дальше Эдинбурга!
   Герцог  считал  ниже  своего  достоинства  делиться   своей   досадой   с
управляющим.
   Вернувшись домой и встретив там лорда Хинчли,  который  поймал  несколько
крупных лососей и был  совершенно  счастлив  своей  удачей,  герцог  коротко
рассказал ему о случившемся.
   - И этот дикарь принудит тебя жениться? - воскликнул лорд  Хинчли.  -  Не
могу поверить!
   - Но это правда.
   - Боже правый! Скажи мне кто-нибудь другой, я бы счел это за розыгрыш!
   - Ты сам видишь, у меня не было выбора.
   - Но это бесчеловечно! Настоящее варварство! Впрочем, чего еще  ждать  от
этих дикарей!
   - Что мне еще оставалось? - спросил герцог. - Может, тебе пришло в голову
что-то лучше?
   - Я понимаю, что ты не мог бросить мальчугана  в  беде,  но  жениться  на
женщине, которую ты даже не видел...
   - А что изменилось бы, если бы и видел? - мрачно  ответил  герцог.  -  Ты
думаешь, я бы влюбился в нее с первого взгляда?
   Он был так подавлен, что лорд Хинчли немедленно налил ему большой  стакан
крепкого бренди.
   - У тебя есть только одно утешение, - протянул он.
   - Какое же? - безнадежно спросил герцог.
   - Ты обязан на ней жениться - хорошо, женись, - ответил  лорд  Хинчли.  -
Произведи на свет наследника и уезжай отсюда. Вернись в Англию и  забудь  об
этой дурацкой истории.
   Помолчав, он добавил беззаботно:
   - Не думаю, что женитьба помешает тебе развлекаться в Лондоне.  Последняя
дюжина твоих любовниц все как одна были замужем!
   - Да, пожалуй, - задумчиво протянул герцог.
   - Так о чем тебе беспокоиться? - продолжал лорд  Хинчли.  -  Женатый  или
неженатый, ты останешься самым блестящим мужчиной в  Лондоне,  а  оттуда  до
Шотландии много сот миль.
   - Ты верно заметил, Уильям, Шотландия останется за много  сотен  миль,  -
повторил герцог, у которого немного полегчало на душе.
   Он поднял стакан.
   - Выпьем за мою будущую жену! Пусть она  никогда  не  пересекает  границы
Шотландии!

Глава 3

   Клола Килкрейг невидящим взглядом смотрела  на  себя  в  зеркало.  Ей  не
верилось, что сегодня - ее свадьба.
   С того дня, когда отец приказал ей выйти  замуж  за  герцога  Стратнарна,
Клоле казалось, что она живет во сне. Что все это просто плод ее не  в  меру
богатой фантазии, которая, как часто говорили близкие, когда-нибудь  доведет
ее до беды.
   Клола всегда была мечтательницей. Легенды и древние обычаи  -  не  только
Килкрейгов, но и других кланов - казались ей  неотделимыми  от  родных  гор,
холмов, лощин и потоков.
   Еще девочкой она с замиранием сердца слушала рассказы нянюшки  о  снежных
девах, эльфах и привидениях, и эти удивительные существа вставали перед  ней
как живые.
   Став взрослее, Клола полюбила  песни  барда.  Часами  сидела  она  у  ног
старика,  слушая  повествования  о  далеких  временах,  которые  ее  братьям
казались невыносимо скучными. Она же чувствовала, что  суровые  слова  песен
странным образом отвечают смутному волнению ее сердца.
   За многие столетия в замке скопилось немало книг. Но никто не  читал  их,
едва ли кто-нибудь даже подозревал об их существовании - кроме Клолы.
   Лишь в пятнадцать лет, переехав  к  бабушке  в  Эдинбург,  Клола  впервые
соприкоснулась с современной литературой и нашла  в  произведениях  новейших
поэтов все то, что волновало ее душу, но что сама  она  не  могла  облечь  в
слова.
   Три года пребывания в Эдинбурге изменили всю ее жизнь.  Однако  Клола  не
могла поделиться своими переживаниями даже с братьями - для них, полагавших,
что весь мир начинается и  кончается  на  землях  Килкрейгов,  ее  признания
прозвучали бы оскорбительно.
   Ее братья учились и в школе, и  в  Эдинбургском  университете  -  однако,
ненавидя учение, они с нетерпением  ждали  возвращения  на  родину,  готовые
повиноваться отцу не только как родителю, но и как вождю клана.
   В первый раз Клола попала в Эдинбург в двенадцать лет вместе с матерью.
   Эдинбург лежал далеко на юге, и дорога туда большую часть года была почти
непроходима от грязи. Неудивительно, что леди Дженет Килкрейг, выйдя  замуж,
почти порвала связь с родительской семьей.
   Но графиня Боррабл написала дочери, что больна и боится не дожить  до  ее
приезда. Даже суровый  Килкрейг  не  мог  запретить  жене  проведать  тяжело
больную мать!
   Взяв  с  собой  младшую  дочь,  леди  Дженет  отправилась  в   долгое   и
утомительное путешествие. Не раз их экипаж  увязал  в  грязи;  порой  дорога
просто скрывалась под водой весеннего половодья.
   Однако они без особых приключений добрались до города. Клола  никогда  не
забудет тысячелетнего замка, стоящего на высокой  скале,  дворца,  хранящего
воспоминания о Марии,  королеве  Шотландской,  широких  многолюдных  улиц  и
хорошо воспитанных, элегантно одетых людей.
   Графиня, к радостному  удивлению  дочери,  оказалась  не  так  уж  опасно
больна. Она объяснила, что в письме сильно преувеличила свои  обычные  хвори
для того, чтобы увидеться с дочерью.
   Увидев, как одеты Дженет и маленькая Клола, пожилая леди едва не упала  в
обморок от ужаса.
   - Но, мама, для той  жизни,  какую  мы  ведем,  вполне  достаточно  таких
платьев, - возразила леди Дженет Килкрейг.
   Но графиня уже посылала  лакеев  за  портными,  модистками,  меховщиками,
сапожниками, перчаточниками, шляпницами и составляла длинные  списки  вещей,
необходимых каждой даме.
   И вскоре Клола и ее мать любовались роскошными  туалетами,  которые,  как
они прекрасно знали, будут совершенно бесполезны в суровом горном краю.
   Тогда, в доме бабушки, Клола в первый раз услышала музыку  фортепиано,  а
не волынок, услышала разговоры не о кровной мести или ценах  на  скот,  а  о
политике, науке и искусстве.
   Девочка плакала, когда пришло время возвращаться, а бабушка, поцеловав ее
на прощание, сказала, обернувшись к своей дочери:
   - Моей внучке необходимо хорошее  образование.  Со  временем  она  станет
замечательной красавицей, но кто ее увидит, кроме оленей и  куропаток,  если
ты будешь держать ее в своем мрачном, населенном привидениями замке?
   Леди Дженет только рассмеялась в ответ.
   Однако три года  спустя,  когда  она  умерла,  графиня  Боррабл  написала
Килкрейгу письмо. Ссылаясь на то, что стара и не проживет долго, она просила
отпустить внучку к ней в Эдинбург.
   Почти три года Клола прожила жизнью, совершенно отличной  от  всего,  что
видела и о чем слышала раньше. Эти три года, казалось ей сейчас,  пролетели,
словно в волшебном сне.
   Правда, Клола скучала без любимых гор и поросших  вереском  холмов,  зато
здесь, в столице, она с каждым днем узнавала что-то новое, и прежде  скудные
и разрозненные знания складывались в ее уме в  стройную  картину.  Порой  за
учебником Клоле казалось, что у нее вырастают крылья.
   И, что еще прекраснее, здесь она ходила на концерты в Эдинбургский  театр
и даже пару раз бывала в опере.
   Графиня не отдала Клолу в школу: ее братья, объяснила она, совсем  другое
дело, они мужчины, и  им  лучше  находиться  среди  сверстников.  А  девушке
знатного рода не подобает смешиваться с толпой.
   Вместо этого  графиня  наняла  для  Клолы  учителей  по  всем  предметам.
Впрочем, порой Клола думала, что нет смысла изучать  историю  по  учебникам,
если историей дышит все вокруг.
   Клоле  исполнилось  восемнадцать,  и  она  вместе  со   всем   Эдинбургом
готовилась к приезду короля, когда несчастье,  которым  столь  легкомысленно
шутила ее бабушка, свершилось на деле. Графиня слегла в  постель  с  тяжелой
простудой, и через несколько дней ее не стало.
   Клола не забыла замка, в котором прожила  почти  всю  жизнь.  Она  любила
братьев, любила и отца, хотя мрачный неласковый старик вызывал в ней  страх.
Но, положа руку на сердце, она должна была признать, что  ей  будет  нелегко
вернуться к прежней жизни.
   Скольких радостей лишится она  дома!  Сможет  ли  грозное  величие  замка
заменить ей музыку и книги, дававшие столько пищи уму и воображению?

***

   Однако вскоре после возвращения на  родину  Клола  обнаружила,  что  годы
учения помогли ей глубже понять и прочувствовать красоту с  детства  любимых
мест.
   Целыми днями бродила она в  зарослях  вереска,  любуясь  яркими  цветами,
вдыхая кружащий  голову  аромат,  прислушиваясь  к  веянию  ветерка,  словно
слышала в нем какие-то сладкие для сердца  звуки.  Ни  Глюк,  ни  Моцарт  на
эдинбургских концертах не давали ей такого полного наслаждения.
   Но Клола была не только мечтательницей, "маленькой феей", как называла ее
няня. Была у нее и практическая сметка.
   По приезде в замок она сложила в  сундуки  все  свои  шелковые  наряды  и
безропотно приняла от невесток грубые домотканые  платья,  в  которых  можно
было без всяких опасений лазать по холмам или переходить вброд мелкие ручьи.
   Клола быстро вписалась в семейный круг. Она не выставляла  напоказ  своих
знаний и слушала рассказы братьев об охоте и торговле скотом с  лестным  для
них вниманием.
   Но порой Клола замечала на себе тяжелый пристальный взгляд отца.  Похоже,
он не верил в ее покорность и ждал, что рано или поздно она взбунтуется.
   Однако первый спор с отцом случился у нее лишь три месяца спустя -  после
отъезда герцога Статнарна.
   Как и все обитатели замка, Клола с волнением ожидала визита герцога. Она,
разумеется, знала, что Торквил Макнарн, представитель враждебного клана, был
пойман на месте преступления.
   В ту ночь Клолу разбудили голоса  на  дворе.  Утром  старший  брат  Эндрю
объяснил, что случилось.
   Он с гордостью рассказал, как вместе с несколькими пастухами  устроил  на
пастбище у границы засаду и поймал Торквила Макнарна и еще троих молодцев на
месте преступления.
   - Преступления? - переспросила Клола.
   - Они пытались угнать наш скот,  -  объяснил  Эндрю.  -  Давно  уже  этим
промышляли! Но теперь они  за  все  заплатят  сполна!  Мне  и  в  голову  не
приходило, что вором окажется племянник самого герцога!
   - Я думаю, Макнарны придут в ярость, - заметила Клола.
   - Еще бы! - отозвался Эндрю. - А мы подождем и посмотрим, что они  станут
делать!
   На Клолу все эти воинственные разговоры произвели тяжелое впечатление.
   Сама мысль о кровопролитии была ей ненавистна!  В  клане  и  так  слишком
часто лилась кровь!
   Но Клола понимала,  что,  попробуй  она  возразить,  братья  лишь  начнут
презирать ее за малодушие - и не обратят никакого внимания на ее  просьбы  и
уговоры.
   Младшие Килкрейги с детства усвоили, что  место  женщины  -  дома.  Пусть
воспитывает детей и надзирает за кухней и  кладовой!  А  в  свободное  время
может шить или прясть, как делали шотландские женщины испокон веков.
   Что ж, по крайней мере, пленение Торквила дало обитателям  замка  богатую
пищу для разговоров и привело в родовое гнездо Килкрейгов новых гостей.
   Сначала приехал мистер Данблейн, и с ним - отцы трех  парней,  схваченных
вместе с Торквилом.
   Отец не разрешил Клоле присутствовать при разговоре, однако она наблюдала
из  окна  приезд  гостей  и,  спрятавшись  за  портьерой,  видела,  как  они
поднимаются в комнату предводителя клана.
   Мистер  Данблейн  понравился  Клоле:  он  показался  ей  похожим  на  тех
образованных светских людей, которых она встречала в Эдинбурге.
   Его спутники так и пожирали глазами членов клана Килкрейгов. Те  отвечали
не менее красноречивыми взглядами,  и  Клола  поняла,  что  только  страшным
усилием воли они удерживаются от того, чтобы немедленно  не  вцепиться  друг
другу в глотки.
   В Эдинбурге Клола почти забыла о том, что в памяти горцев и  поныне  живы
старые распри. Теперь же она поняла, что тлеющая  ненависть  может  в  любой
момент вспыхнуть вновь.
   Мистер Данблейн уехал ни с  чем,  и  позже  Клола  узнала,  что  ее  отец
отказался разговаривать с кем-либо, кроме  вождя  клана  Макнарнов,  герцога
Стратнарна.
   Об этом человеке Клола много слышала и дома, и в Эдинбурге.
   Рассказывали, что он сбежал  из  дома  в  шестнадцать  лет,  не  в  силах
выносить тирании отца, и с тех пор жил на Юге.
   О деде герцога с материнской стороны старый Килкрейг всегда  отзывался  с
презрением. Этот человек,  родом  из  Нижней  Шотландии,  в  свое  время  не
примкнул к мятежу якобитов. Вместо этого он предпочел переехать на Юг и жить
в свое удовольствие, пользуясь богатством и милостями двора.
   - Ренегат! Изменник! Предатель собственного народа! - вот  лишь  немногие
оскорбления, которыми осыпал Килкрейг его и всех шотландцев,  избравших  тот
же легкий для себя путь.
   Но в Эдинбурге Клола начала понимать, почему столь  многие  вожди  кланов
тяготятся жизнью в горах.
   В прошлые столетия  вожди  вели  странную  и  противоречивую  жизнь.  Эти
"цивилизованные дикари" зачастую бывали образованнее своих  современников  -
знатных англичан.
   Многие  из  них,  помимо  родного  гэльского  языка  и   английского,   в
совершенстве владели французским,  латынью  и  греческим,  а  сыновей  своих
отправляли в университеты Глазго, Эдинбурга, Парижа и Рима.
   Молодые люди возвращались на родину в блеске шелка и кружев, с  привычкой
к дорогому французскому кларету,  а  заморский  менуэт  отплясывали  так  же
ловко, как родную джигу.
   Во Франции и в самой Англии шотландцы славились как  ученые  и  любезные,
хотя и экзотические, иностранцы.
   Однако дома они превращались в королей крошечных  варварских  королевств,
чьи развлечения исчерпываются охотой, рыбной ловлей, песнями бардов и  дикой
музыкой волынок.
   Прежде, в шестнадцатом столетии, к этим удовольствиям прибавлялись еще  и
междоусобные войны.
   Горы в те далекие времена изобиловали оленями, волками и дикими котами  -
трудной и вожделенной добычей для охотника. До