о.
   - Попытаюсь, - твердо сказала Берил. -  Попытаюсь  никогда  более  не
вспоминать о нем.
   Поднявшись с колен, Торилья взглянула на розовое подвенечное  платье,
лежавшее на постели.
   Как все это похоже на Берил. И эта странная честность перед собой, не
позволявшая надеть белое платье.
   Неужели она не могла понять, что Родни и Берил  по-особому  относятся
друг к другу?
   Оглядываясь назад, она  вспомнила  множество  признаков,  по  которым
можно было догадаться о их нежных чувствах.
   Торилья была на два года младше Берил и на  пять  -  младше  Родни  и
потому смотрела на них глазами ребенка.
   Только сейчас, полюбив  маркиза,  она  осознала,  почему,  когда  они
бывали вместе, в воздухе витал некий  магнетизм;  почему  они  никак  не
могли наглядеться друг на друга.
   Теперь Торилья по-иному расценила поведение Берил.
   Потеряв  единственного  любимого  человека,  она  погрузилась  в  мир
светских удовольствий, чтобы забыть об утрате.
   В восхищении собой она искала погибшую любовь, понимая,  что  никогда
не найдет ее.
   Утешения в  любви  не  могло  быть,  и  Берил  пыталась  заменить  ее
честолюбием, достигнув своей цели, когда маркиз сделал ей предложение.
   Теперь все ясно, думала Торилья: вот и еще одна причина,  запрещавшая
ей забирать у кузины маркиза.
   Берил уже потеряла Родни, любовь всей своей жизни, и  только  высокое
общественное положение могло смягчить утрату.
   - Конечно, розовое платье даст основание для сплетен. -  Берил  вновь
надела маску, скрывавшую ее истинные чувства.
   - Все.., будут гадать.., почему ты... выбрала  такой  цвет,  -  робко
заметила Торилья.
   - Они будут судачить, что бы я ни сделала, - ответила  Берил.  -  Эти
старые кумушки напридумали мне целую кучу  любовников.  Чарлз  Мьюэлл  в
этом ряду самый последний.
   Она усмехнулась, но в голосе ее слышались слезы.
   - В прошлом году мне сосватали нескольких мужчин, примерно столько же
было и в позапрошлом году.
   - И тебе все равно?
   - Что мне с того? - Берил пожала плечами. - Пусть уж  лучше  говорят,
чем молчат; я теперь и вовсе не могу, более того - ненавижу, когда никто
не замечает меня.
   Она встала со стула и подошла к кузине.
   - Я правильно сделала, что поделилась с тобой секретом, дорогая  моя.
Только ты способна понять,  почему  иногда  я  совершаю  такие  вздорные
выходки... Просто чтобы забыть.
   - Да, Берил, но пойми, раз ты любила Родни, он всегда будет  рядом  с
тобой, как мама возле меня.
   Берил замерла.
   - Я пыталась в это поверить, - сказала она. - Узнав о его  смерти,  я
плакала в темноте и молила, чтобы он явился ко мне и обнял, как  прежде,
только этого.., не случилось. Тогда я пришла к заключению, -  продолжала
она жестко, -  что  все  истории  о  вечной  жизни,  которые  так  бойко
рассказывает твой отец, лживы. Когда человек умирает,  остающимся  здесь
выпадают адские муки.
   - Нет и нет, - возразила Торилья. - Ты не должна так думать! В  самые
отчаянные минуты мама была возле меня. Смерти нет - я знаю.
   - Тогда почему же Родни не приходит ко мне? - спросила  Берил.  -  Он
ведь любил  меня,  Торилья,  и  мне  не  встретить  подобной  любви.  Мы
принадлежали друг другу, а теперь он оставил меня ну и.., доволен этим.
   - Я в это не верю.
   - А мне так кажется.
   В глазах Берил снова появились слезы, и она смахнула их.
   - Теперь выходить нельзя, видишь, какая я уродина. Торилья,  я  лучше
лягу и тебе советую сделать то же самое.  Вечером  будет  обед,  правда,
небольшой.
   - Тебе лучше бы не засиживаться допоздна, ведь твоя свадьба завтра. -
Торилья едва сдерживала дрожь в голосе.
   - Надеюсь, этого не случится, - сказала Берил. -  Галлен  не  приедет
сегодня к обеду, и я не знаю причины. Он прислал извинения еще утром;  у
него, видите ли, другие планы.
   Она иронично усмехнулась.
   - По-моему, он  намерен  распрощаться  с  одной  из  своих  подружек.
Хотелось бы знать, не с той  ли  вдовой,  которая  одно  время  пыталась
очаровать его, или с той прелестной рыжей особой, с которой я видела его
однажды в театре.
   Торилья не сомневалась, причина было не в каких-то там  женщинах,  на
самом деле маркиз решил избежать маленького интимного обеда, потому  что
там должен был встретиться с ней.
   "Следовало уехать на север еще до свадьбы", - подумала она. Однако  и
речи не могло быть о том, чтобы бросить Берил, и она радовалась, что  не
сделала этого.
   Берил в какой-то  степени  облегчила  душу,  сказав  ей  всю  правду;
откровенность  во  многом  избавила  Торилью  от  тревоги,  которую  она
испытывала за свою кузину, которая заметно  изменилась  после  успеха  в
Лондоне.
   Торилье было тяжело от мысли, насколько несчастна Берил под всей этой
пеной и мишурой светского успеха.
   Тем не менее кузина была замужем  за  Родни.  Она  познала  доступное
женам невыразимое блаженство. Как  сказала  сама  Берил,  отпущенные  им
судьбой три дня прошли как в раю.
   А  Торилья  увезет  с  собой  в  Барроуфилд  воспоминания  об   одном
удивительном поцелуе и о прикосновении пальцев маркиза к своей руке.
   Этим и придется ей жить до конца своих дней.
   Но любовь ее так глубока, что Хэвингэм навсегда останется в ее сердце
и памяти.
   Физически  он  может  принадлежать  Берил  или  другой   какой-нибудь
женщине, но духовно останется с ней навеки.

***

   На следующее утро, утро  свадьбы,  вокруг  было  столько  суеты,  что
Торилье казалось, будто они никогда не доберутся до церкви.
   Графиня носилась по дому, отдавая слугам приказы, а потом отменяя их;
общее смятение еще более усугубилось опозданием графа.
   Его коляску задержали на дороге, и все решили, что  он  забыл  о  дне
свадьбы и не успеет отдать невесту жениху.
   Вдобавок ко всему не было покоя от нескончаемого потока  визитеров  с
записками, посланиями и запоздалыми подарками.
   Цветочники доставляли букеты, портные - предметы одежды, в  последний
момент потребовавшие исправлений.
   Для медового месяца Берил следовало упаковать еще дюжину чемоданов.
   Однако они с графиней все не могли решить, что именно брать с  собой,
а что отослать в замок маркиза в Хантингдоншире.
   Сумятица  не  затронула  лишь  саму  Торилью,  хотя  она  и  пыталась
держаться поближе к кузине - на случай, если понадобится ей.
   Кузина была не в меру шаловлива, видела во всем  лишь  развлечение  и
ничего не принимала всерьез.
   Она прогневила графа замечанием, что якобы изящный лондонский  сюртук
стал ему маловат; потом она попыталась поменять шляпу  матери,  от  чего
графиня даже закричала.
   - Не вмешивайся в мои дела, Берил! - бушевала она. -  Оставь  меня  в
покое и займись своими вещами.  Уверена,  что  вы  со  служанкой  забыли
половину платьев, которые просто необходимо взять с собой.
   - Если так, я куплю другие, - немедленно возразила Берил.
   Наконец она надела свое розовое платье,  вызвавшее  бурю  негодования
отца и матери.
   - Розовое платье!  Слыхано  ли,  чтобы  невеста  была  в  розовом?  -
возмущались они, проявляя редкую солидарность.
   - Чрезвычайно казусная выдумка, - выразил неудовольствие граф.
   - А я и не желаю быть обычной невестой,  -  заявила  Берил.  -  И  ты
прекрасно знаешь, папа, что в нем я просто неотразима, - все  подтвердят
это.
   - Ну почему ты не спросила меня?
   Почему ты не спросила моего совета? - без конца твердила  графиня.  -
Это большая оплошность, когда невеста не следует обычаю.
   - Ну что ж,  теперь  слишком  поздно,  -  ответила  Берил.  -  Или  я
отправлюсь в церковь в розовом, или отменим свадьбу.
   Возможно, Галлен испытывает облегчение.
   Поскольку граф и графиня не  желали  терять  такого  выгодного  зятя,
ультиматум дочери подействовал на них отрезвляюще.
   Наконец, лишь на несколько минут  позже,  чем  следовало,  графиня  и
Торилья отправились в церковь, Берил с отцом следовали за ними в  другой
карете.
   - Я надеюсь лишь на  то,  что  Галлен  сумеет  поладить  с  Берил,  -
ворчливо произнесла графиня, как только они отъехали.  -  Временами  она
крайне, раздражает меня.
   - Но она прекрасна, тетя Луиза, - утешала ее Торилья.
   Всю дорогу она пыталась ради блага  Берил  привести  тетю  в  хорошее
настроение и потому не могла обратиться к собственным ощущениям.
   А между тем ночь она провела без сна, искушаемая  всеми  силами  ада,
борясь с искушениями совести.
   Она даже встала с постели, зажгла  свечу  и  стала  сочинять  записку
маркизу.

***

   Я люблю вас, - писала она, - и не могу  представить  себе  жизни  без
вас. Я выполню вашу просьбу и...
   На этих словах она  остановилась  и  перечитала  написанное,  тут  же
осознав, что находится во власти зла.
   Она  лихорадочно  разорвала  записку  на  мелкие  кусочки,  а   потом
бросилась на постель, рыдая отчаянно и безутешно, пока не иссякли слезы.
   В церкви Торилья увидела маркиза. Он вышел из ризницы  и  остановился
на ступеньках возле алтаря в ожидании невесты.
   Ей показалось, будто черное облако окутало все вокруг.
   Как сумеет  она  прожить  без  него  грядущие  годы?  Разве  способно
повиновение долгу и чести компенсировать им обоим  унылое  и  бесплодное
существование?
   Она шла, опустив глаза, между рядами скамей  в  нескольких  футах  от
искрящегося, расшитого розами шлейфа Берил, ощущая тупую боль в сердце.
   "Я люблю его! Я люблю его!" - выстукивало оно.
   Она испытывала всепобеждающее  желание,  как  и  в  предыдущую  ночь,
броситься к нему и сказать, что готова идти вместе с  ним  куда  угодно,
лишь бы только быть вместе.
   Епископ в митре и праздничном облачении начал службу, и,  оторвав  от
земли взгляд, Торилья увидела стоявшего возле Берил маркиза.
   Она смотрела на его широкие плечи, на  темные  волосы,  помня  каждую
морщинку на скрытом от нее угрюмом и суровом лице.
   Наконец епископ провозгласил:
   -  Посему,  если  кто-нибудь  может  назвать  справедливую   причину,
запрещающую этим двоим сочетаться законным браком, пусть говорит или  же
потом соблюдает тишину.
   - Справедливую причину, - повторила негромко Торилья.
   Что может быть справедливее любви?
   Что может быть важнее, чем любовь,  соединяющая  тех,  кому  надлежит
стать мужем и женой?
   Торилье хотелось закричать и остановить службу, но, сделав  небольшую
паузу после этих слов, епископ продолжал:
   - Я требую и обязываю вас  обоих,  зная,  что  за  это  вам  надлежит
ответить в день Страшного Суда, где будут открыты тайны всякого  сердца,
немедленно объявить о  любом  известном  вам  справедливом  препятствии,
мешающем вам соединиться в законном браке.
   Торилья уставилась в затылок Хэвингэма, она ждала, когда он обернется
и посмотрит на нее.
   - Галлен Александр, - говорил между тем епископ, - возьмете ли вы эту
женщину в законные супруги, чтобы жить вместе, соблюдая святые  Заповеди
Господни?
   Разодетые в шелка и атласы гости, казалось, закружились вокруг них, и
Торилья подумала, что вот-вот упадет в обморок.
   И вдруг от входа в церковь донесся голос:
   - Остановите венчание! Оно не может свершиться!
   Все головы повернулись назад. Торилья тоже обернулась.
   Б проходе  перед  западной  дверью  стоял  мужчина.  Спина  его  была
обращена к свету, и она не видела его лица. Высокий, он шел по  проходу,
заметно хромая; сапоги для верховой езды были покрыты пылью.
   Когда он сделал несколько шагов, Торилья заметила на его лбу глубокий
затянувшийся рубец и тут  же  узнала  его.  Прокатившийся  над  головами
возглас принудил епископа остановить службу, и Берил вместе  с  маркизом
медленно повернулись.
   Под высоким сводом церкви прозвенел женский голос:
   - Родни!
   Берил, спотыкаясь, бежала между рядами скамей, и  упасть  ей  помешал
Родни, заключивший ее в объятия.
   - Родни... Родни! Ты.., ты жив! Ты жив!
   Неразборчивые слова были наполнены  таким  непомерным  счастьем,  что
исторгли слезы из глаз многих женщин.
   - Ты же.., погиб! Но ты.., жив! Жив! - не умолкала  Берил.  -  Родни!
Родни!
   - Я жив, моя дорогая жена, - сказал Родни, - и не допущу, чтобы  тебя
обвенчали с другим.
   - Как будто я этого хочу! - призналась Берил. - Дорогой мой,  я  была
так несчастна.., так измучена. Я и не  думала,  что  когда-нибудь  увижу
тебя.
   Голос ее осекся, да она и не могла ничего сказать, потому  что  Родни
целовал ее, целовал страстно, на виду у целой толпы.
   Торилья не помнила, как они добрались от церкви  Святого  Георгия  на
Ганновер-сквер до Карлтон-Хауса.
   Они  ехали  в  одной  коляске  с  графом  и  графиней,  будучи  столь
ошеломлены, что не могли ничего сказать и только без конца повторяли имя
Родни.
   Прежде чем они уехали, он успел объясниться с епископом.
   Родни вкратце рассказал его светлости, что только  сейчас  прибыл  из
Франции и скакал всю ночь, дабы вовремя успеть в  церковь  и  тем  самым
избавить Берил от совершения греха двоемужества.
   В Карлтон-Хаусе он принес извинения принцу-регенту за свое появление,
но, заинтригованный повествованием, принц счел их несущественными.
   - А теперь,  мой  дорогой  мальчик,  расскажите  мне  подробнее,  что
произошло, - сказал  он  своим  густым,  сочным  голосом.  -  Как  могло
случиться, что о вас забыли, когда наша армия оставила Францию?
   То, чего она не услышала на приеме, Торилья узнала потом,  когда  все
вернулись в Керзон-Хаус.
   После битвы при Тулузе, где Родни получил серьезную рану, его приняли
за убитого и, сняв мундир, оставили на поле боя.
   Мародеры, промышлявшие на войне, забрали все, что у него было, в  том
числе и сапоги.
   Раненный в голову, он был без сознания, к тому же  пуля  засела  и  в
ноге.
   Британцы, подбиравшие своих раненых, явно проглядели  его,  и  только
два католических священника, приступив к отходной по усопшим,  заметили,
что он еще жив.
   Родни  отвезли  в  монастырь,  где  монахини  выхаживали   нескольких
раненых, слишком слабых, чтобы их можно было отправить в госпиталь  -  в
Тулузу или Бордо.
   Они склонялись к тому, что спасти  его  жизнь  невозможно,  но  через
несколько месяцев, когда способность думать и говорить вернулась к нему,
оказалось, что Родни полностью утратил память.
   - Я не помнил даже своего имени, не помнил, что англичанин.
   - А меня ты тоже забыл? - спросила Берил.
   Родни обнял ее, глядя  на  жену  полными  любви  глазами,  и  Торилья
поняла, что о счастье кузины можно более не беспокоиться.
   - Ты, моя дорогая, была первой, кого я вспомнил, когда разум вернулся
ко мне, - сказал он. - Я сразу представил твое прекрасное лицо,  но  вот
имени никак не мог вспомнить.
   - Того же, что и у тебя, - сказала Берил сквозь слезы.
   - Я вспомнил это потом. - Родни поцеловал ее в лоб.
   - Продолжай, - попросила графиня. - Я должна услышать конец истории.
   - Это случилось всего три недели назад, - поведал Родни. - Покрывало,
под которым скрывалась моя память, вдруг  исчезло,  и  я  вспомнил  все.
Однажды утром я проснулся, вспомнив свое имя, свой полк и свою жену.
   Он крепче обнял Берил.
   - Я понял тогда, что важно лишь одно: я  должен  скорее  вернуться  к
тебе, моя любимая.
   - Почему же ты так медлил?
   - Начнем с того, что у меня не было денег и пришлось сперва добраться
до Парижа, - объяснил Родни. -  Я  знал,  что  в  Британском  посольстве
помогут, и не ошибся. Наш посол поверил моему  рассказу  и  оплатил  мое
возвращение в Англию.
   - Ты имел на это полное право, - заметил граф.
   - Высадившись на берег в  Дувре,  я  купил  английскую  газету,  дабы
узнать, что здесь происходит, - продолжал Родни. - И едва  ли  не  сразу
прочел сообщение о том, что моя жена собирается выйти замуж.
   - Дорогой.., ты, наверно, был в ужасе? - спросила Берил.
   - Я решил остановить свадьбу, - сказал Родни, - и добился этого.
   - Но ты не сердишься, - произнесла она совсем тихо, - за  то,  что  я
согласилась выйти замуж за другого?
   Берил забыла, что вокруг другие люди; она говорила с Родни, как  если
бы они вдвоем находились на необитаемом острове.
   "Так оно и есть, - подумала Торилья, - теперь они вместе, а все,  что
находится за пределами круга их счастья, не имеет значения".
   - Я хочу принять ванну, моя дорогая, - сказал Родни. - Потом  неплохо
бы отдохнуть, а завтра утром поедем домой.
   Заметив вопрос в глазах жены, он добавил:
   - Я не хочу, чтобы продолжались страдания моей матери.
   - Нет, конечно же, нет, - согласилась Берил. - Я  тоже  хочу  увидеть
счастье в глазах твоих родителей, когда ты войдешь в свой дом, где  тебя
давно оплакивают.
   Все устроили в соответствии с желаниями Родни, и Торилья поняла,  что
отныне так будет проходить жизнь Берил.
   Она любит Родни, и он всегда будет ее господином.
   Свет лицезрел кончину "несравненной" - девицы,  опьяненной  светскими
амбициями, и задумавшей стать хозяйкой салона, осыпанной бриллиантами.
   Все, что понадобится в будущем Берил, - это быть  рядом  с  Родни,  а
вместе они владели единственной по-настоящему драгоценной вещью на  этой
земле - своей любовью.

Глава 7

   Дилижанс грохотал по большой северной дороге, останавливаясь в каждой
деревне и на всех перекрестках.
   Он отправился из Лондона в шесть часов - из "Ягненка" в Айлингтоне, -
и скоро их ждет остановка в Балдоке, чтобы можно было размяться.
   Сидя между двумя селянками,  Торилья  почти  не  замечала  их  и,  уж
конечно, не видела того, что некий малыш роняет шоколадные крошки на  ее
муслиновое платье.
   Глубоко погруженная в свои думы, она очнулась,  лишь  когда  дилижанс
добрался до Хэтфилда.  Она  вспомнила  о  Берил  и  Родни,  о  том,  как
счастливы будут они вместе.
   Торилья не покинула Лондон сразу после  несостоявшейся  свадьбы,  как
задумала ранее, потому что граф поспешно вернулся в Хертфордшир, а  тетя
оказалась совершенно беспомощной перед огромной грудой подарков.
   - Их придется вернуть назад, - заявила она, -  и  хотя  слуги  вполне
могут все упаковать, мне придется сперва отыскать адреса дарителей.
   Три следующих дня были отданы этому занятию, и  когда  осталось  лишь
несколько анонимных свертков, графиня сказала:
   - Остается только надеяться, что некоторые из  наших  так  называемых
друзей сообразят вернуть эти подарки Берил и...
   Родни.
   В голосе тети слышалась нотка сожаления  о  несостоявшемся  в  высшей
степени блестящем  браке  Берил,  на  который  графиня  возлагала  такие
надежды.
   - Берил очень счастлива, тетя Луиза. - Торилья, должно  быть,  уже  в
двенадцатый раз успокаивала тетушку этими словами.
   - У нее было столько возможностей, - сетовала  графиня,  -  но  Родни
Марсден...
   Больше ей нечего было сказать.  И  тут,  словно  о  чем-то  вспомнив,
графиня сказала:
   - Ну а теперь у меня появилось время подумать и о тебе, Торилья... Не
сомневаюсь, лорд Аркли не забыл тебя. Мы должны пригласить его к обеду.
   Торилья вскочила на ноги.
   - Тетя Луиза, я должна возвратиться к папе. Он.., ждет меня.
   Графиня задумалась на мгновение.
   - Что ж, лорд Аркли, как все остальные, мог и  уехать  из  Лондона  -
теперь, корда принц отправился в Брайтон.
   Она оглядела Торилью с ног до головы, как бы оценивая ее внешность, и
добавила:
   - Ну, если хочешь, возвращайся сейчас к  отцу,  но  я  напишу  ему  и
приглашу тебя к нам в сентябре. И тоща, Торилья, я обеспечу тебе успех.
   Было очевидно, что тетя переносит собственные амбиции с Берил на нее,
Торилью. Однако она понимала, что бесполезно доказывать графине, что она
может выйти замуж лишь за одного человека, который куда-то.., исчез.
   Она надеялась, хотя и допускала тщетность своих ожиданий, что  маркиз
пришлет ей записку или хотя бы устную весточку  после  того,  как  Родни
остановил венчание. По маркиз словно превратился в невидимку.
   Он заехал в Карлтон-Хаус, что было вполне объяснимо, но после этого о
нем не было ни слуху ни духу, и теперь, сидя в дилижансе, Торилья думала
о том, что скорее всего о