встать.
   - Я уже собирался идти к вам через пару минут.
   - Тебя так долго не было,  -  сказала  она,  -  и  я  видела  княжну,
выходившую отсюда. Она была с тобой?
   - Мы говорили с ней о здоровье ее отца.
   - И только?
   Ее вопрос вызвал в герцоге раздражение.
   - Княжна перенесла столько невзгод за эти годы, - сказал он, - прошла
через страдания, которые сломили бы многих женщин. Надеюсь,  Долли,  что
ты будешь добра к ней, все наши русские гости очень нуждаются в доброте.
   - Я буду к ней добра, как ты говоришь, если ты  будешь  Держать  свои
руки подальше от нее.
   Слушая, как она это  говорит,  герцог  впервые  обратил  внимание  на
грубоватую вульгарность в ее характере.
   Чрезмерная ревность женщин всегда коробила герцога.
   Хотя  он  привык  к  проявлению  такого  рода  эмоций,  поскольку,  к
сожалению, женщины обычно любили его больше, чем он их,  но  теперь  его
раздражало собственническое отношение Долли к нему.
   - Ты остаешься здесь, - спросил он, - или мы пойдем вместе в салон?
   - Я готова остаться с тобой здесь наедине,  -  ответила  Долли,  -  и
хотелось бы, чтобы ты уделял мне значительно больше внимания, чем ты это
делал за последние двадцать четыре часа.
   Герцог знал, что она на него обижается, потому что он не пришел к ней
в каюту прошлым вечером.
   Он был в таком радостном настроении после спасения Великого  князя  и
его спутников, что вместе с Гарри и Джорджем остался тогда  побеседовать
с князьями.
   Они засиделись допоздна, слушая потрясающий рассказ князя Ивана об их
приключениях с 1918 года, когда они узнали о гибели императорской семьи,
а также о том, что Великий князь тоже числился в списке смертников.
   Князь рассказывал о том, как они мыкались, странствуя с одного  места
на другое и тратя последние сбережения. Они были  вынуждены  продать  за
бесценок сохранившиеся у них драгоценности и вещи.
   - Княжне, очевидно, было особенно тяжело, - заметил Гарри.
   - Она вела себя  великолепно!  -  ответил  князь  Иван.  -  Когда  мы
пустились в странствия, она была  еще  ребенком  и"  взрослела  в  таких
условиях, которые не выдержали бы и взрослые женщины.
   - Княжна ко всему относилась как к  приключению,  -  вспоминал  князь
Александр, - но вы представляете, она росла и с годами - в девятнадцать,
в двадцать, двадцать один год - все боялась, что с нами что-то  случится
и тогда она останется одна.
   - Это стало еще одной проблемой для вас, - заметил лорд Рэдсток.
   - И очень серьезной, - согласился князь  Иван.  -  Меня  приводило  в
ужас, когда я видел, какие взгляды бросали на нее  мужчины.  К  счастью,
она в каком-то смысле еще очень юна, но с другой  стороны  -  мудра  как
Соломон.
   Князья переглянулась с улыбкой, и было видно, что их любовь к  Милице
могли понять только они.
   Джордж Рэдсток не  переставая  расспрашивал  их,  и  они  без  устали
рассказывали о своих приключениях.
   Герцог наконец ушел  в  свою  каюту,  уверенный,  что  князья  заснут
глубоким сном, едва их головы коснутся подушек.
   Он еще долго лежал без сна,  размышляя  об  услышанном,  и  сравнивал
князей с арабскими скакунами, которые, невзирая ни на что,  не  утратили
свою породу, живость и мудрость, остались верны себе в  таких  условиях,
которые сломили бы других мужчин.
   Он мельком, как бы невзначай, вспоминал,  что  Долли  наверняка  ждет
его, но истории князей и собственные раздумья о них отвлекали герцога, и
он старался не думать о Долли.
   Внезапно его словно  озарило  -  он  понял,  что  Долли  его  уже  не
интересует.
   Ее красота вызывала в нем прежде физическое влечение, хотя он видел и
ее алчность, и жадность, и старался быть терпимым к некоторым чертам  ее
характера, которые раздражали его.
   Когда же он держал ее в своих объятиях,  все  казалось  ничтожным  по
сравнению с ее пленительностью и очарованием, перед которыми он обо всем
забывал.
   Теперь герцог понял, что, каким бы сильным ни  было  его  влечение  к
Долли, оно уже исчезло. Для него была ясной вся  нелепость  сложившегося
положения: вдалеке от дома и на яхте им трудно  было  бы  избегать  друг
друга.
   Словно по зову его мыслей Долли вошла в  каюту,  села  на  ручку  его
кресла и обхватила руками шею герцога.
   - Я люблю тебя, Бак, - сказала она, - и хочу, чтобы  ты  любил  меня.
Меня возмущают эти люди, ворвавшиеся в нашу маленькую  компанию,  потому
что мы теперь не можем быть наедине.
   Герцог заставил себя  взять  ее  за  руку,  хотя  ему  совершенно  не
хотелось касаться ее.
   "Я, кажется, сошел с ума!" - подумал он про себя.
   Раньше в его любовных романах постепенно наступал период "охлаждения"
до того момента, как он окончательно признавался самому  себе,  что  его
чувства изменились и некогда любимая леди больше не привлекает его.
   Но никогда еще с ним не происходило такого внезапного отключения  без
каких-либо предварительных симптомов в  перемене  чувств,  что  помогали
как-то сориентироваться, как ему поступить.
   Ему даже вздумалось  отправить  всю  компанию  назад  из  Александрии
другим путем.
   Там, в гавани, всегда были корабли из Индии, и он мог бы оплатить  их
переезд, объяснив, что хочет один отправиться на сафари или же поплыть в
Судан.
   Но он ни на миг не сомневался, что Долли захочет отправиться вместе с
ним.
   - Что случилось, Бак? -  спрашивала  она.  -  Почему  ты  молчишь?  Я
беспокоюсь за тебя.
   Герцог высвободился из ее рук и поднялся с кресла.
   - Кажется, я простудился, - сказал он. - В это время года ветры очень
коварны.
   - Я бы не хотела подхватить простуду! - воскликнула Долли. -  Красный
нос мне вовсе не идет!
   - Тогда лучше держись от меня подальше.
   - Я попробую рискнуть, - сказала она, двинувшись к  нему,  но  герцог
уже дошел до двери.
   - Пойдем поищем остальных, - сказал он. - Не Скучают ли они там?
   - Ну, знаешь, Бак! Я никогда не слышала ничего более смехотворного!..
- начала Долли.
   Но герцог уже шагал по коридору, и она вынуждена была последовать  за
ним.
   Проходя по коридору, Долли со злостью думала:
   "Это проклятые русские все испортили! Лучше бы они оставались в своей
родной стране!"
 
Глава 5 
 
   Герцог стоял на носу яхты и любовался первыми лучами солнца,  которые
рассеивали ночную тьму, и.  Оглянувшись  заметил,  что  он  не  один  на
палубе.
   Точно  охотник,  увидевший   наконец-то   долгожданного   оленя,   он
почувствовал неудержимое волнение при виде идущей к корме княжны Милицы.
   В  последние  дни  его  настроение  колебалось  между   отчаянием   и
негодованием,  потому  что,  несмотря  на  его  разъяснения,  княжна  не
присоединялась к остальной компании ни за столом, ни в другое время дня.
   От Нэнси Рэдсток он знал, что княжна приняла от нее пальто  и  другие
необходимые вещи и взамен занялась шитьем, которое, по выражению  Нэнси,
она выполняла "абсолютно фантастически".
   - Никогда еще я не видела таких крошечных стежков и такой  утонченной
работы, - говорила она герцогу, - я сразу догадалась, до того,  как  она
сама мне сказала, что  княжну  обучала  француженка,  воспитывавшаяся  в
монастыре.
   Герцог улыбнулся.
   У аристократов Санкт-Петербурга  было  принято  нанимать  французских
гувернанток и учителей для своих детей, и царь и его  придворные  всегда
говорили по-французски или по-английски.
   - Сначала меня забавляло ее настойчивое желание как-то услужить  мне,
- сказала Нэнси, -  но  сейчас  я  рада  "а  шитью,  потому  что  у  нее
получается это лучше, чем у любой швеи или горничной.
   По крайней мере, думал  герцог,  хотя  бы  в  этом  княжна  поступила
благоразумно. Всякий раз он надеялся  увидеть  ее  во  время  обеда  или
ужина, но она по-прежнему оставалась  в  каюте  и  предпочитала  есть  с
отцом.
   Более того, когда он дважды в день  навещал  Великого  князя,  княжна
Милица всегда выходила из каюты и не возвращалась, пока он не уйдет.
   Таким образом, у него не было возможности поговорить с нею, и еще  до
того, как Нэнси сказала  ему,  он  и  сам  успел  заметить,  что  княжна
значительно изменилась внешне.
   После хорошего  питания,  отдыха  и,  как  он  думал,  избавления  от
постоянной тревоги, кроме разве мыслей о будущем,  с,  ее  лица  исчезли
напряженность и страх, а сама она больше не выглядела чересчур тощей.
   "Она очень красива", - размышлял он.
   Он ловил себя на том, что думает,  как  бы  она  выглядела  в  модном
наряде или если бы весело смеялась, как Нэнси и Долли.
   Долли по-прежнему на него обижалась, а герцог продолжал  уверять  ее,
что у него простуда, и избегал интимных уединений с ней, что не могло не
кончиться ссорой и упреками.
   Желая вызвать в нем ревность, она демонстративно флиртовала с  князем
Александром,  который  явно  увлекся  ее  красотой  и   был   готов   ей
подыгрывать.
   Герцог больше, чем обычно, проводил время на капитанском мостике  или
за чтением в своей каюте.
   Он не удивился, когда Доукинс спросил, может ли княжна брать книги из
его кабинета.
   - Ее светлость сказала мне, что она  изголодалась  по  литературе,  -
объяснил Доукинс, - и я ответил, что ваша светлость  может  насытить  ее
книгами так же, как пищей.
   - Я буду рад, если ее светлость захочет  брать  отсюда  все,  что  ей
потребуется, - ответил герцог. - Скажи княжне, что  она  может  в  любое
время приходить сюда и выбирать книги.
   Он надеялся, что княжна будет приходить  в  каюту  при  нем,  но  ему
следовало бы догадаться, что она  достаточно  умна  и  будет  появляться
здесь, когда он либо на обеде, либо на ужине.
   Он обнаружил, что она ведет себя так же, когда выходит прогуляться на
свежем воздухе по палубе.
   Выходит, что княжна Милица следовала его советам, но только  в  такие
часы, чтобы не сталкиваться с ним на палубе.
   Герцогу никогда еще не встречалась женщина, специально избегавшая его
общества и до такой степени недолюбливающая его.
   Это  было  настолько  для  него  неожиданно,  что  у  него   возникло
непреодолимое желание изменить такое к  нему  отношение  и  ответить  на
брошенный княжной вызов.
   Князья всячески выказывали ему свою признательность  за  спасение,  а
Великий князь благодарил его каждый раз, когда они беседовали вдвоем.
   Княжна же Милица словно была сделана и" другого теста.
   Герцог решил разрушить возведенную ею стену и дать ей понять, что  он
вовсе не такой, как все  те  англичане,  которых  она  умозрительно  так
ненавидит.
   Проблема заключалась  в  том,  что  он  не  знал,  каким  же  образом
поговорить с нею.
   Он думал было послать Доукинса или  Стивенса  к  ней  с  приглашением
прийти к нему в каюту.
   Но тут же усмехнулся собственной затее,  поскольку  это  было  бы  не
по-джентельменски.
   Ведь как гостья она вынуждена  была  бы  повиноваться  его  воле.  Он
предпочел бы найти к ней иной  подход,  но  какой  именно,  он  пока  не
представлял себе..
   Герцог многое узнал о княжне от ее отца и князей, особенно  от  князя
Ивана, не выказывая своего особого к ней интереса.
   - Ваша дочь была столь юной, когда вам пришлось начать  эту  страшную
игру в прятки с большевиками, - говорил герцог Великому князю,  -  и  ее
образование наверняка не было завершено в Санкт-Петербурге.
   Он умолк и осторожно добавил:
   - Когда я гостил в России по  приглашению  его  величества,  на  меня
произвела большое впечатление  образованность  русских  детей,  особенно
девочек, уровень их познаний был гораздо выше,  чем  у  детей  в  других
странах Европы.
   - Верно, - согласился Великий князь, - думаю, что Милица с  ее  живым
умом легко восполнит  упущенные  академические  познания.  Но  с  другой
стороны, за это время она приобрела немало уроков жизни, в том  числе  и
горьких, однако они во многом расширили умственные способности.
   В том же духе говорил о ней и князь Иван.
   - Милица - способная девушка, - сказал он в беседе с  герцогом.  -  Я
уверен, если она попадет когда-нибудь в Англию,  ей  легко  будет  найти
работу.
   - Работу? - переспросил герцог.
   - Леди Рэдсток говорила мне, что после войны женщины смогли занять  в
обществе немало мест, о которых раньше и мечтать не смели.
   - Да, это правда, - подтвердил герцог.
   - Наверное, вы думаете, -  сказал  князь,  -  что  воспитание  Милицы
прекратилось в раннем возрасте, когда нам пришлось скрываться.
   - Я не говорил этого, - запротестовал герцог.
   - Любой бы так подумал, - сказал князь, - но, как вы знаете,  Великий
князь человек большого ума и эрудиции, да и меня не назовешь невеждой, и
Милица училась с нами все это время.
   Герцог не сомневался, что благодаря такому образованию она по  своему
развитию  сильно  отличалась  от  четырех  дочерей  императора,  которых
воспитывали в узкой семейной обстановке, что ограничивало их кругозор.
   Слушая  интересные  сведения  о  княжне  Милице,  герцог  каждый  раз
досадовал, что не может наладить с ней общение.
   И вот она стояла одна на палубе в столь ранний час, когда  все  гости
еще спали. Герцог неслышными шагами поспешно  двинулся  к  ней  в  своих
туфлях на мягкой подошве, в которых он обычно прогуливался.
   Она стояла спиной к нему, не сводя взгляда с зеленой вспененной волны
за кормой яхты, которая оставляла белый след на спокойной глади моря.
   В  воздухе  еще   витал   таинственный   ночной   туман,   постепенно
рассеиваемый лучами солнца, а в полупрозрачном небе уже таяли  последние
звезды.
   Княжна была в теплом пальто Нэнси с голубым шифоновым легким шарфом.
   Она глядела вдаль с высоко поднятой головой, и герцог, кажется, читал
ее мысли. Княжна наверняка думала о России, не о той, в которой испытала
столько несчастий и лишений в последние годы, а о России, которую  знала
еще девочкой, с ее прекрасными богатыми дворцами.
   Это была Россия доброты  и  любви  в  императорской  семье,  покоя  и
роскоши, так глубоко укоренившихся в  ее  жизнь,  и  она  сумела  сполна
ощутить счастье только после того, как у нее все это отняли.
   Герцог чувствовал все  это  так,  будто  княжна  сама  ему  обо  всем
рассказывала.
   Она  ощутила  его  присутствие,  хотя  он  не  издал  ни  звука,   и,
обернувшись, увидела, как он  смотрит  на  нее,  Они  разглядывали  друг
друга, а затем герцог не торопясь приблизился к ней и встал рядом.
   - Вы вспоминали о своем доме?  -  спросил  он  так,  будто  продолжал
начатую беседу.
   Она не стала притворяться, что не понимает его.
   - Я отдаляюсь от него все дальше и дальше.
   - Его там больше нет, - сказал он,  -  и  не  стоит  оборачиваться  в
прошлое.
   - У меня теперь нет  ничего,  чем  я  могла  бы..,  заменить  его,  -
ответила она.
   Она говорила правду, и ей нечего было возразить.
   Они помолчали, и он сказал:
   - Воспоминания - удел старых людей, у вас же - целая книга с  чистыми
страницами, которые предстоит заполнить.
   Ему показалось, что на губах княжны мелькнула  легкая  улыбка,  когда
она ответила:
   - Если бы мы могли распоряжаться своей судьбой (а нам, конечно, этого
не дано), то как бы мы  воспользовались  такой  возможностью?  Увы,  нам
приходится лишь повторять вслед за Омаром Хайямом:
 
   Рука, явившись в небесах,
   Перстом судьбу нам начертила;
   И не вернуть ее назад,
   Чтобы хоть строчку изменила.
 
   Герцог рассмеялся.
   - Я не верю в это, - сказал он, - и мне ближе другие строки:
 
   Не знаем, что ждет нас - рай или ад вечный;
   Зато знаем точно, что жизнь быстротечна.
 
   Княжна наконец улыбнулась по-настоящему.
   - Интересно, кто теперь читает мою книгу Омара Хайяма? - сказала она.
- Я любила ее и рисовала маленькие картинки на ее полях.
   - Если вы любите поэзию, то  в  моей  библиотеке  вы  найдете  немало
стихов.
   - Да, я знаю, - , ответила она, - и это удивило меня.
   Она  сказала   это   не   подумав.   Спохватившись,   что   допустила
бестактность, сама того не желая, она быстро добавила:
   - Извините. Я не должна была так говорить.
   - Мне хотелось бы, чтобы вы говорили искренне, - ответил герцог. -  Я
догадываюсь, что  вы  скорее  всего  ожидали  найти  в  моей  библиотеке
современные романы и спортивные хроники.
   Она удивленно и пытливо взглянула на герцога и  впервые  подумала,  а
может, он вовсе не такой, каким она его представляла.
   Он спокойно сказал ей:
   - Теперь  вы  хотите  прислушаться  к  своей  интуиции,  которая  так
свойственна всем русским.
   Он будто вспугнул княжну, она резко парировала:
   - Почему вы говорите.., так? И  почему  вы  хотите  показать,  что..,
читаете.., мои мысли?
   - Я могу читать их.
   - Тогда, пожалуйста.., не делайте этого.
   Она вновь отвернулась и стала всматриваться в горизонт,  и  он  знал,
что теперь она думает не о России, а о нем.
   - Мне кажется, вы согласитесь, - сказал он, - что в нас много  общего
и мы могли бы говорить о многом, интересном для нас обоих. Помните,  как
хорошо сказано у Омара Хайяма? - Она  не  отвечала,  и  он  прочитал  на
память:
 
   Ты - словно дверь, к которой нет ключа,
   Завеса, за которую не взглянешь;
   Давай поговорим хотя б о мелочах,
   И для меня понятнее ты станешь.
 
   Наступила пауза.
   - Отец ждет меня, - произнесла наконец княжна. - Я должна идти.
   Не взглянув на герцога, она ушла, и он не пытался задержать ее.
   Он облокотился о  поручень  и  размышлял  об  их  разговоре,  который
казался таким необычным особенно для молодой леди.
   Он чувствовал, что все-таки после беседы в каждом из них  сохранилось
что-то недосказанное.
   Более того, герцог был твердо убежден, что княжну  тоже  яе  покидало
ощущение какой-то недоговоренности между ними.
   Княжна по-прежнему оставалась неуловимой.
   - Будь я проклят! - воскликнул он. - Почему  она  не  может  хотя  бы
проявить благодарность, как остальные?
   Не утешали его и слова князя Ивана, который воскликнул за завтраком:
   - Вы и представить себе не можете, Бакминстер,  что  для  нас  значит
после  стольких  лишений  спать  в  удобной  постели,  сидеть  за  таким
изобильным столом и знать, что еды хватит еще на целый день.
   Князь сказал это в порыве чувств и, как  бы  устыдившись  собственной
откровенности, засмеялся и добавил:
   - Извините меня.  Я  понимаю,  что  сдержанному  англичанину  я  могу
показаться чересчур эмоциональным.
   - Я прекрасно понимаю ваши чувства, - ответил герцог, - и думаю,  что
всем нам было бы неплохо иногда более чутко относиться  к  эмоциональной
откровенности друг Друга.
   Герцог понимал, как Гарри удивляется ему, а Нэнси сказала:
   - Ты  прав,  Бак.  Мы  так  привыкли  сетовать  и  заниматься  только
собственными проблемами, что забываем  порой  о  других  людях,  живущих
вдалеке от нас. Вот, скажем, как князь Иван, который может поведать  дам
о гораздо более тяжелых испытаниях.
   - Этого-то я все-таки и не должен делать, - сказал князь, - и если  я
начну  жаловаться,  прикажите  мне  замолчать.  Просто  сейчас  я  хотел
выразить благодарность.
   - Я знаю, - сказал герцог, - а когда вы закончите  завтракать,  может
быть, нам прогуляться вместе на палубе?
   - Да,  конечно,  -  согласился  князь,  поняв,  что  герцогу  хочется
поговорить с ним.
   Они  вышли  из  салона,  несмотря  на   то   что   Долли   совершенно
недвусмысленно давала понять, что хотела бы  составить  им  компанию  на
прогулке.
   Торопливо обходя яхту вдоль борта вместе с князем, герцог объяснял:
   - По-моему, нам следовало бы поговорить о вашем будущем до того,  как
мы прибудем в Александрию.
   - Конечно, я тоже думал об этом, - сказал князь. - Я уже говорил, что
у меня есть немного денег в Каирском банке, если на мой счет не  наложен
арест.
   - Вряд ли, они должны быть там, - ответил герцог, - но это, наверное,
небольшая сумма.
   - Да, небольшая, - ответил князь. - Деньги в египетской  валюте,  они
были у меня, когда я  посещал  Каир  в  1910  году.  Мне  не  надо  было
переводить из( в Санкт-Петербург, и я остав