следует
высохнуть.
   Внутри было чисто. А когда Томас постелил на земляной пол циновку,  Андре
показалось, что лучшего места для ночлега и быть не может.
   Они  поужинали.  Запаса  продовольствия,   которое   они   захватили   из
Порт-о-Пренса, должно было хватить на несколько дней.
   Одно из последних наставлений, которые Жак дал Андре перед его  отъездом,
касалось пищи:
   - Когда все съедите, Томас не даст вам пропасть  с  голоду.  Может  быть,
что-то не придется вам по вкусу, но вы наверняка не отравитесь.  Это  я  вам
твердо обещаю.
   Пока Томасу не было нужды разыскивать продовольствие. На ужин у  путников
был жареный цыпленок, куриные  яйца,  сваренные  вкрутую,  и  восхитительная
жареная рыба под острым креольским соусом.
   Андре съел все, что Томас положил ему в миску. Получилось многовато, но в
последующие дни на такую  роскошь  рассчитывать  не  приходилось;  в  жарком
климате подобные продукты, естественно, не хранились.
   Потом Андре, который еще не совсем пришел  в  себя  после  прошлой  ночи,
мгновенно заснул.
   Ему показалось, что Томас разбудил его буквально в ту же  минуту.  Однако
уже брезжил рассвет. А выезжать надо было пораньше, пока  солнце  не  успело
раскалить воздух.
   Они наскоро перекусили кофе с  круассанами.  Проходя  мимо  апельсинового
дерева, Андре сорвал спелый сочный плод, после чего почувствовал себя вполне
сытым.
   Когда они снова двинулись в путь, Андре заметил по обеим сторонам  дороги
банановые пальмы. Он понял, что муки голода ему никак  не  грозят,  хотя  на
время придется довольствоваться непривычной для европейца пищей.
   Дорога пошла в гору, откуда вскоре открылся прекрасный вид. Вдалеке сияло
лазурью море.
   Поднявшись чуть выше, они оказались в лесу и  поехали  медленнее.  Солнце
теперь заслоняли ветви деревьев, известных  Андре  только  по  картинкам  из
ботанического атласа, который он  как-то  пролистал,  обдумывая  предстоящее
путешествие на Гаити.
   Андре узнал хлопковое, черное и железное дерево. Но лес был так не  похож
на европейский, что, будь  Андре  суеверен,  воображение  наполнило  бы  его
какими-нибудь мистическими персонажами.
   К счастью, молодой француз был чужд подобных фантазий и лишь  внимательно
присматривался к экзотическим  растениям,  что  помогало  ему  справиться  с
волнением, нараставшим по мере приближения к плантации Вилларе.
   Между ветвями деревьев порхали небольшие попугаи, поражая яркостью  своей
ало-изумрудно-желтой окраски.
   Андре заметил несколько великолепных орхидей, которые,  напомнив  ему  об
Оркис, вызвали у него неприятное  ощущение.  Словно  они  тянулись  к  нему,
отчего в теле невольно возникала чувственная дрожь.
   Андре заставил себя переключиться на другое, отогнать от себя наваждение.
   Он лишь подумал, что Оркис  больше  похожа  на  лиану,  которая,  оплетая
мужчину, постепенно душит его, делая безвольным рабом своих желаний.
   Следующий ночлег оказался не таким приятным.
   Все хижины, мимо которых они проезжали, чем-то не устраивали Томаса, и  у
Андре сложилось мнение, что негр не просто не любит, а скорее боится леса.
   Иногда  их  путь  пересекала  почти  невидимая  тропа.  Перекрестки  были
отмечены столбами.
   Томас рассказал  Андре,  что  перекрестки  считаются  у  здешнего  народа
святилищами. В одном месте Андре заметил на пересечении с  тропой  маленький
алтарь какому-то местному божеству.
   - Это что, связано с вуду? - осторожно спросил Андре.
   - Да, мсье, - Томас был как всегда немногословен. Но Андре и  так  понял,
что  его  слуга  поклоняется  местным  идолам,  и  не  стал  навязывать  ему
дальнейших расспросов.
   Вдруг Томас остановился. На очередном столбе болталось что-то темное.
   - Черный козел! - в ужасе воскликнул Томас, указывая наверх.
   - Что это значит? - с любопытством спросил Андре.
   - Вуду, мсье, - выдохнул негр. - Алтарь Педро.
   - А кто такой Педро?
   - Педро - плохой. Кубинский бог. Черная магия, - скороговоркой  прошептал
Томас.
   Оттого, с каким ужасом он это говорил, Андре чуть не расхохотался. Но  он
знал, насколько серьезно местное население верит в своих богов, и сдержался.
Все же он позволил себе спросить:
   - Томас, а хорошие боги бывают? Кто они? Кого почитаешь ты?
   Томас молчал так долго, что Андре не надеялся получить ответ, но  наконец
его спутник заговорил:
   - Дамбалла, мсье. Великому богу Дамбалла Вейду. Вам поможет.
   - Я надеюсь, - вздохнул Андре.
   - А мсье разве не ненавидит вуду?  -  как  бы  невзначай  спросил  Томас,
пытливо присматриваясь к хозяину.
   - За что мне их ненавидеть? - искренне удивился Анд-ре. - Я о них  ничего
не знаю, но зато мне известно, что каждый человек имеет право поклоняться  и
верить в своего бога.
   Ему показалось, что  он  заметил  во  взгляде  Томаса  облегчение.  Андре
добавил:
   - Я родился в семье католиков и был крещен в католическую веру. Но  среди
моих друзей много протестантов. А есть даже мусульмане и буддисты. По-моему,
из-за своей религии они не хуже и не  лучше  меня.  А  если  кто-то  из  них
поступает плохо, религия здесь скорее всего ни при чем.
   Томас снова взглянул на козла. Подъехав поближе к Андре, он  доверительно
прошептал:
   - Дамбалла поможет вам, мсье. Поможет найти клад.
   - Если бы он сказал мне, где зарыт клад, я бы проникся к нему глубочайшим
почтением и постарался бы  сделать  жертвоприношение,  чтобы  выразить  свою
благодарность, - серьезно ответил Андре.
   Томас кивнул головой.
   - Я устрою, - несколько загадочно пообещал Томас, и они продолжали  путь,
не касаясь больше этой темы.
   В конце концов удалось найти для ночлега полянку, где они устроились  под
открытым небом в окружении деревьев, ветви которых смыкались в такой вышине,
что напоминали купол собора.
   Томас явно нервничал, он то и дело ворочался и вздыхал.  Андре,  несмотря
на изнеможение после многочасового пути, тоже не мог как следует заснуть.
   Они поднялись еще затемно и сразу же сели на лошадей.
   Для кофе у них не было воды, а перекусить фруктами и сухарями можно  было
и на ходу.
   Дорога пошла  вниз,  лес  кончился,  ниже,  на  склоне  горы  раскинулась
деревня, при виде которой Андре очень обрадовался, так как рассчитывал,  что
там можно будет достать кипятка.

***

   Следующую ночь они провели весьма  тревожно,  так  как  жители  мулатской
деревеньки, где ночевали путники, не удовлетворились  рассказом  Томаса  про
Андре и провожали его на ночлег подозрительными взглядами.
   - Иногда от мулатов одна беда, - пояснил Томас. - Они  умные.  Командуют,
хотят, чтобы черные их  слушались,  Осмелишься  возразить  -  они  проявляют
необыкновенную жестокость.
   Андре подумал, что Гаити - это страна, где многие нормальные человеческие
понятия вывернуты наизнанку. Оставалось только пожалеть  ее  "разношерстный"
народ, который не мог разобраться, на кого обратить  свою  ненависть,  а  на
кого - любовь.
   Лишь на четвертый день пути, совсем  неожиданно,  во  всяком  случае  для
Андре, которому казалось, что он провел в седле по меньшей мере год, впереди
показалась равнина.
   Томас сообщил, что они скоро достигнут нужного места.
   Если лес был просто красив, то от великолепия долины  у  Андре  захватило
дух.
   Плантация  сахарного  тростника,  прежде  бескрайняя,  напоминала  теперь
лоскутное одеяло: среди зарослей перезревшего тростника там и сям попадались
заплаты мелких участков с какими-то неизвестными Андре  растениями,  которые
после гибели землевладельца насадили здесь местные крестьяне.
   Андре мог без труда вообразить, как великолепны были эти поля при прежних
хозяевах, в те годы, когда  дядя  Филипп  с  воодушевлением  писал  родне  о
стремительном приумножении своего состояния благодаря сказочным возможностям
и райской природе далекого острова.
   Путники миновали ряд полуразвалившихся мельниц, где раньше кипела работа:
быки, двигаясь по кругу, приводили в движение гигантские жернова, носильщики
сновали взад и вперед с мешками, женщины и  ребятишки  подносили  работникам
еду.
   Долина, окруженная горами, прорезанная извилистым руслом реки, отличалась
плодородием, что было понятно даже не искушенному в земледелии французу.
   Обилие растительности, экзотические растения, источавшие пьянящий аромат,
- все это заставило Андре на время забыть об опасности и отдаться созерцанию
уголка, достойного стать частью Эдемского сада.
   Они ни на секунду не остановились. Андре понимал, что Томас ведет  его  к
дому Филиппа де Вилларе.
   Наконец,  проехав  между  покосившимися  столбами,  на   которых   прежде
держались массивные ворота, они выбрались на дорожку, ведущую  к  дому.  То,
что раньше было  садом,  превратилось  в  непроходимые  заросли,  поражавшие
разнообразием цветов на деревьях  и  лианах,  заплетавших  промежутки  между
стволами.
   Сохраняя следы  прежнего  величия,  особняк  безнадежно  обветшал,  оброс
плющом,  который  продолжал  разрушение,  начатое  людьми   и   продолжаемое
временем,  но  радовал  глаз  буйством  красок,  от  кармина  до  пурпура  и
нежно-розовых оттенков.
   Белые цветки жасмина казались золотистыми от солнца. Ближе  к  дому,  где
еще угадывались клумбы, росло множество белоснежных калл с сочными  упругими
лепестками.
   К дому вела аллея из апельсиновых деревьев, также  в  цвету.  Флердоранж,
столь высоко ценимый европейскими невестами, присутствовал здесь в изобилии.
   Продравшись через заросли кустарника, Андре с Томасом подъехали поближе к
дому.
   Он отличался гармоничностью форм,  которой,  как  успел  заметить  Андре,
проезжая  по  Порт-о-Пренсу,  так  недоставало,   по   понятиям   европейца,
большинству  местных  особняков.  Не  случайно  особняк  являлся   предметом
гордости Филиппа де Вилларе.
   Дом был двухэтажный,  с  лестницей  в  форме  подковы,  которая  вела  на
опоясывавшую его открытую террасу. В большом балконе,  на  который  выходили
четыре окна второго этажа, местами был выломан пол, перила покосились.
   Желтая черепица обсыпалась с крыши, теперь ее обломки валялись на земле и
успели  обрасти  травой.  Стены  дома,  колонны,   крыша   были   искалечены
безобразными пробоинами, которых не могло оставить время. Это было дело  рук
вандалов.
   Двери парадного входа еле держались, местами они  покрылись  плесенью,  а
кое-где поросли плющом.
   Разительный контраст развалин с цветущими  растениями  наводил  тоску.  И
хотя природа с радостью заполняла места, освободившиеся  для  нее  благодаря
печальным  событиям  человеческой  истории,  Андре   вспомнил   евангельское
выражение "мерзость запустения". Пожалуй, ничто не могло произвести на  него
более тяжелого впечатления.
   Андре с Томасом спешились, и  молодой  француз  вошел  в  дом,  осторожно
ступая по ненадежным половицам.
   Его уже не удивило, что дом полностью разграблен, в комнатах не  осталось
ни одного предмета мебели. Углы густо поросли  паутиной,  на  полу  валялись
обломки упавшей с потолка штукатурки.
   Часть дома, очевидно, обгорела, стены почернели и обуглились.
   Быстро завершив осмотр, Андре не без удовольствия вернулся в сад.
   - В доме наверняка ничего нет, - сообщил он Томасу.
   Это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они подъехали к
плантации де Вилларе.
   Мужчины молча пошли по саду.
   - Сюда никто не ходи! - заметил Томас на  своем  ломаном  языке.  -  Злые
духи!
   - Духи? - переспросил Андре. - Какое они имеют к этому отношение?
   Вместо ответа Томас повернулся и указал на  крыльцо.  На  колонне,  среди
плетей  плюща,  Андре,  присмотревшись,  заметил  побелевший  сук  какого-то
дерева, а может быть - кусок веревки.
   -  Что  это?  Что  ты  мне  показываешь?  -  спросил   Андре,   испытывая
необъяснимое волнение.
   - Педро уанга - черная магия - зло, - скороговоркой выпалил Томас.
   - Глупости, - возразил Андре. - Я не верю в  такие  вещи,  они  действуют
только на тех, кто в них верит. Ты к моему делу не имеешь отношения, значит,
тебе злые духи не повредят. А мне они безразличны, следовательно, и для меня
опасности нет. Поэтому все в порядке, - с  нажимом  сказал  Андре,  стараясь
ободрить слугу. - Не забивай себе голову всякой чепухой!
   Заметив, что огорчил Томаса, Андре постарался  смягчить  свое  замечание,
возможно, оказавшееся бестактным.
   - Прости, Томас, - с сожалением сказал он. - Возможно, я сам напугался не
меньше твоего. В этой стране начинаешь легко верить в магию, хоть в  черную,
хоть в белую...
   - А вы подойдите поближе, мсье, - перебил его Томас.
   Последовав совету слуги, Андре рассмотрел на колонне веревку  толщиной  в
мужское запястье.
   Веревка длиной около двух футов была выкрашена в светло-зеленый цвет,  ее
концы связывал клочок цветной шерсти, в которую был  вплетен  пучок  цветных
перьев, очевидно петушиных.
   Часть веревки была покрыта белым налетом вроде плесени,  Андре  снял  его
пальцем. Один конец был измазан чем-то коричневым. Андре был уверен, что это
запекшаяся кровь.
   - Что это, по-твоему? - спросил Андре, почему-то перейдя на шепот.
   - Говорю вам, мсье, это зеленая змея Педро уанга.  Сильное  колдовство  -
черная магия!
   - Откуда она здесь взялась? - удивился Андре.
   - Я не понимаю. Я только скажу: кто-то знал, мсье приедет.
   - Кто об этом может знать? - растерянно спросил Андре. - Откуда?
   Томас взглянул на горы, загадочно ответил:
   - Все знают. Разговор барабанов.
   - По-твоему, местным колдунам вуду уже известно,  что  я  направляюсь  на
плантацию де Вилларе? - уточнил Андре. Томас молча кивнул.
   - В то, что ты говоришь, очень трудно поверить, - заметил Андре.
   Он долго в задумчивости разглядывал веревку и  убедился,  что  висит  она
здесь недавно.
   С  гадливостью  прикоснувшись  к  запекшейся  коричневой  корке  и  нажав
посильнее, Андре заметил,  что  она  еще  не  совсем  высохла.  И  это,  без
сомнения, была кровь!
   Кроме того, колонна, к которой привязали веревку, была очищена от  плюща,
тогда как вторая скрывалась под ним целиком.
   Очевидно, веревка, изображавшая змею,  появилась  здесь  совсем  недавно,
возможно, лишь сегодня утром, в крайнем случае, вчера вечером.
   - Я ничего не понимаю, Томас, - признался Андре. - Знаю одно; все это мне
очень не нравится.
   - Не волноваться, мсье, - успокоил Томас. - Найти хороший папалои -  дело
будет хорошо!
   - А что это такое? - не понял Андре.
   - Человек.
   - Его зовут Папалои?
   - Папалои - не имя, - кратко сообщил Томас. - По-вашему, священник, у нас
- папалои.
   Андре пришел в замешательство.
   - Ты что, собираешься разыскать колдуна вуду?
   - Конечно! - кивнул Томас.
   - Он снимет порчу, которую несет змея? - догадался  Андре.  -  Нам  нужен
колдун, занимающийся белой магией?
   - Так, мсье.
   - Мне это кажется  самой  вопиющей...  Вдруг  Андре  вспомнилась  главная
заповедь Жака: чтобы стать похожим на мулата, он должен мыслить как мулат.
   - Ну хорошо, потеряем пенни, выиграем фунт! - пробормотал  он  английскую
пословицу, смысл которой был едва ли понятен черному слуге.
   Чтобы не выдавать в себе иностранца, он должен следовать местным обычаям.
А на этом острове жители привыкли по всякому поводу обращаться к колдовству.
Что ж, придется последовать их примеру.
   - А где же ты найдешь своего папалои? - спросил он Томаса.
   - Найду. - Слуга был, как всегда, немногословен.
   - Хорошо, я согласен, - кивнул Андре. - А пока дай-ка я сниму эту дрянь!
   Содрав со столба веревку, он забросил  ее  в  густые  заросли  кустарника
поблизости от дома.
   - Вот видишь, она, по крайней мере, не взорвалась, - улыбнулся он.
   Однако, посмотрев на Томаса, он заметил, что тот помрачнел.
   - Папалои нет, порча - здесь, - угрюмо  сказал  Томас.  Андре  добродушно
похлопал слугу по плечу.
   - Тогда побыстрее разыщи своего папалои, - попросил он.  -  И  еще:  надо
найти в доме место для ночлега. Хотелось бы, чтобы на голову не упала крыша,
а под ногами не провалился пол.
   Глядя на руины, он печально добавил:
   - Хотя бы во сне я буду чувствовать себя хозяином плантации  де  Вилларе,
которая принадлежит мне по закону, хотя никто, кроме меня, в это не поверит!
   Томас молчал. Помедлив, он ответил, но так тихо, что Андре едва расслышал
его слова:
   - Дамбалла скажет, где сокровища.

Глава 3

   Осторожно спустившись по ступеням, Андре вышел в сад.
   Обосновавшись в доме, хоть  и  разрушенном,  и  оскверненном,  Томас  как
нельзя лучше воспользовался открывшимися в  связи  с  этим  возможностями  и
приготовил поистине королевский ужин.
   Днем, проезжая через деревню, он предложил хозяину купить пару живых кур.
Андре запротестовал - он воображал, какой шум поднимут птицы по  дороге.  Но
негр со снисходительной улыбкой заверил его, что они не издадут ни звука.
   И  действительно,  молниеносным  движением  Томас  перевернул  кур   вниз
головой, нажал каждой куда-то лод крыло, они тут же перестали трепыхаться, а
он спокойно привязал их будущий ужин к седлу.
   У Андре создалось впечатление, что куры впали  в  летаргический  сон,  но
расспрашивать он не решился. Очевидно, на Гаити этот фокус  был  известен  и
малым детям, как это ни было глупо, ему не хотелось предстать перед слугой в
смешном свете.
   Наголодавшись  в  предыдущие  дни,  Андре  с  нетерпением  ожидал  ужина,
надеясь, что Томас окажется сносным поваром. В том, что негр умеет готовить,
он не сомневался. Жак, с его предусмотрительностью, не нанял  бы  слугу,  не
способного приготовить что-то съедобное. По-видимому; ой был мастер  на  все
руки.
   Как только Андре сообщил о своем желании остаться на ночь в  доме,  Томас
наломал веток, сделал веник и принялся сметать паутину с потолка, после чего
выгреб в одной комнате с пола разбитую штукатурку и смахнул с пола пыль.
   Приведя в  относительный  порядок  помещение,  которое,  как  предполагал
Андре, прежде служило маленькой гостиной, Томас перешел на кухню.
   Вскоре оттуда стали доноситься соблазнительные ароматы. В ожидании  ужина
Андре коротал время на балконе, разглядывая окрестности.
   Внезапно ощутив всю усталость, накопившуюся за несколько  дней  пути,  он
оставил подробный осмотр дома на завтра. Сегодня,  после  бессонной  ночи  в
лесу и тяжелого переезда, ему требовался отдых.
   Сидя на террасе, Андре пытался вообразить, как выглядел этот особняк  при
дяде, а главное, при тете, которая как истинная француженка  вела  хозяйство
безукоризненно и подобно всем женщинам своей нации отличалась, по словам его
матери, изобретательностью по части домашнего убранства.
   Андре почти не знал своих родственников, но образ тети, который  сложился
у него со слов родителей, был полон в его представлении живого очарования.
   Дядя был богатым человеком, несомненно, держал множество слуг, так что  в
этом доме, разумеется, были все условия для  комфорта,  которые  можно  было
создать в этой далекой стране.
   Обеспеченная, спокойная и удобная жизнь  в  дореволюционном  Гаити  была,
по-видимому, очень приятной.
   Андре спросил себя, хотелось бы ему пожить плантатором  на  этом  райском
острове?
   На этот чисто умозрительный вопрос было трудно теперь ответить.  Рока  он
знал одно; несмотря на любовь  к  Англии,  привычку  к  ее  языку,  обычаям,
частица его души рвалась во Францию.
   До того как их семье пришлось покинуть эту страну, спасаясь от  злодеяний
революции, он успел ощутить вкус власти и могущества, которыми в полной мере
обладал его дед, владевший огромными имениями, где трудились сотни людей.
   Судьба распорядилась, чтобы его дед насладился властью, дядя,  Филипп  де
Вилларе,  -  богатством,  оставив  Андре  участь  безвестного  и   неимущего
изгнанника.
   Правда, у него был титул, но без денег он мало чего стоил.
   Если он не найдет клад, но сумеет  выбраться  из  Гаити  живым,  молодому
аристократу оставалось лишь вернуться в Англию и найти там себе какое-нибудь