вые "собеседники". Эхо разносило их звуки на многие мили вокруг.
   Тем временем  на  небе  появились  россыпи  ярких  звезд,  в  лесу  стало
посветлее.
   Дорога шла в гору. Андре немного  привык  к  темноте,  но  совершенно  не
ориентировался  в  чаще.  К  счастью,  он  мог  целиком  довериться   своему
проводнику, двигавшемуся вполне уверенно, словно при свете солнца.  Впрочем,
Андре вскоре догадался, что Томас определял дорогу по слуху, рокот барабанов
вел его в нужном направлении.
   Они поднялись достаточно высоко и наконец остановились. Томас спрыгнул на
землю и стал привязывать свою лошадь к стволу дерева.
   Мгновение помедлив, Андре также слез с лошади и  передал  уздечку  слуге,
который привязал его лошадь неподалеку.
   Вскоре Томас вернулся, и они продолжали путь пешком - слуга шел  впереди,
а Андре, предпочитая не отставать более чем на пять шагов, - за ним.
   Вдали замерцали огоньки. Звук барабанов  становился  все  громче.  Теперь
Андре казалось, что по его барабанным перепонкам бьют с такой силой,  что  у
него того и гляди расколется голова.
   Через несколько минут  лес  расступился,  и  они  оказались  на  открытом
пространстве. Посередине поляны горел большой  костер,  по  краям  несколько
маленьких костерков. Увидев ритмично двигающиеся тела,  отбрасывающие  тени,
Андре отшатнулся, едва удержавшись от возгласа.
   Почувствовав, что хозяин колеблется, Томас оглянулся:
   - Пойдем! - прошептал он и двинулся  вперед.  Андре,  устыдившись  своего
страха, решительно пошел на свет костра.
   Они вышли на опушку. В центре поляны, подле большого костра Андре заметил
высокое дерево или столб. По краям поляны стояли  сосуды  с  маслом,  в  них
также горел огонь.
   Вдруг огни почему-то взметнулись вверх, а к барабанному  бою  приметались
звуки человеческих голосов.
   Люди издавали странные,  непривычные  для  уха  европейца  звуки,  в  них
слышался вызов страху, и в то же время они сами наводили ужас.
   Томас положил руку на плечо Андре, очевидно, предлагая ему сесть. Молодой
человек послушно опустился на землю рядом с каким-то негром.
   Начались ритуальные танцы.
   Андре  разглядел  обнаженную  по   пояс   старую   негритянку,   ритмично
двигавшуюся в такт барабанам. Андре догадался, что это и есть мамалои.
   Вскоре к ней приблизился худой  старик  в  одной  набедренной  повязке  с
палкой, украшенной пучком пальмовых листьев. Без остановки  приплясывая,  он
принялся чертить на земле  сложный  узор.  Другая,  свободная  рука  папалои
делала замысловатые движения, как будто изображая извивающуюся змею.
   Андре не удивился. Собираясь в путешествие, он прочитал о вуду  все,  что
можно было найти в библиотеке Британского  музея.  Правда,  материалов  было
совсем немного. Но он знал, что этот обряд  имеет  целью  вызвать  богов,  у
которых собравшиеся искали покровительства.
   Танцующие в кругу стали по очереди выкрикивать гортанные звуки,  очевидно
называя имена  своих  идолов.  Их  движения  стали  более  резкими,  одни  -
тряслись, другие - раскачивались из стороны в  сторону,  третьи  -  ритмично
подпрыгивали. У Андре создалось впечатление, что они  постепенно  впадали  в
транс, и каждый вел себя по-своему.
   Иногда голоса сливались в хор, переходили в более высокий,  странный  для
мужчин регистр, но при этом не произносились слова, раздавались лишь вопли.
   Когда папалои кончил рисовать какие-то символы, хор запел громче, выкрики
делались все более  отрывистыми.  Андре  ощутил  странное  чувство  -  смесь
эротического томления, душевного напряжения и в то  же  время  -  леденящего
ужаса.
   Папалои шагнул к столбу и мелко затрясся,  впадая  в  транс,  то  и  дело
рывком поднимая вверх особую трещотку, издававшую сухой резкий звук.
   Кто-то подал ему головной убор - тюрбан из кусков разноцветной материи  с
украшением из петушиных перьев.
   Танец становился все сумбурнее, старая мамалои с воплями подпрыгивала  то
на одной, то на другой ноге. Вдруг  у  нее  в  руках  появилась  пара  белых
голубей.
   Из книг Андре знал, что сейчас должно свершиться жертвоприношение.  Жрица
должна задобрить богов, у которых собравшиеся  просят  помощи,  а  птиц  она
обычно умерщвляет собственными зубами.
   Андре   оставалось   лишь   порадоваться,   что   в   следующую    минуту
раскачивающиеся полуобнаженные тела заслонили от него жрицу. Он лишь услышал
дружный возглас беснующихся участников ритуального сборища.
   Когда жертва, судя по всему, была принесена, крики стали  оглушительными,
танцоры расступились, и Андре снова увидел мамалои, обходившую  круг,  чтобы
продемонстрировать каждому из собравшихся, что осталось от голубей.
   Когда жрица приблизилась к Андре, он разглядел, что верхнюю часть ее тела
закрывает единственная деталь туалета: бусы из позвоночника змеи.
   Вдруг все участники ритуала стали в унисон выкрикивать:
   - Дамбалла Вейду! Дамбалла Вейду!
   Они так бесновались, что от их воплей зашевелились ветви деревьев.
   Это заклинание повторялось много раз. Папалои и его  помощники  время  от
времени прикладывались к черной бутылке, а потом всякий раз подпрыгивали  на
двух ногах, воздев руки вверх.
   - Это кларен, - шепотом пояснил Томас.
   Когда Андре плыл на Гаити, он слышал от моряков это слово. Так  назывался
местный ром, очень крепкий, обжигающий не только горло, но, казалось, и душу
пьющего.
   Вдруг папалои застыл на  месте.  Он  двигался,  но  его  тело  как  будто
постепенно деревенело: вначале замерли руки, потом голова, тело и наконец  -
ноги.
   Он  со  стоном  опустился  на  землю  и  принялся  извиваться  лежа,   то
пронзительно вскрикивая, то замолкая. Молодая женщина из  хора  подбежала  к
жрецу и набросила на него толстое шерстяное одеяло, укрыв его с головой.
   Хор замолчал, даже барабанный бой перешел на тихий тревожный рокот.
   Собравшиеся с замиранием сердца наблюдали за фигурой жреца  под  одеялом.
Конвульсивные движения еще с полминуты  продолжались,  становясь  все  более
вялыми. На мгновение папалои застыл в неподвижности,  а  потом  снова  начал
дрожать, трястись, извиваться.
   Костер почти потух, и Андре было  трудно  следить  за  происходящим.  Ему
показалось, а может быть, привиделось, что из-под  одеяла  показалась  рука.
Да, это действительно была рука, но она извивалась как  змея,  словно  кости
приобрели гибкость.
   Трудно было сказать, сколько это продолжалось. Наконец, папалои скинул  с
себя одеяло и стал медленно подниматься с земли.  В  неверном  свете  слабых
мерцающих огней Андре различал лишь его силуэт.
   Фигура  оставалась  человеческой,  но   движения   сделались   чувственно
грациозными, по-змеиному гибкими, завораживающими взор.
   "Это массовый гипноз", - сказал себе Андре.
   Тем не менее он не мог отвести взгляда от странной тени.
   Вдруг он отчетливо услышал слова:
   - Ты пришел, Андре. Это - хорошо.
   Это было сказано звучным мужским голосом на хорошем французском языке.
   Андре окаменел.
   "Очевидно, это мне снится", - подумал он.
   Хотя Андре видел дядю только в детстве, он тут же понял, что это  говорит
граф де Вилларе.
   - Ты найдешь то, что ищешь,  -  пообещал  дядя.  -  Тебе  поможет  Саона.
Саона... Саона... Саона знает, где спрятан клад. Саона... Саона...
   Голос замер, перекрытый оглушительным боем барабанов.
   Теперь папалои - или это была все-таки змея? - снова опустился на  землю,
скрылся под  одеялом,  последней  скрылась  извивающаяся  рука.  Создавалось
впечатление, что змея спрятала голову.
   У Андре теснило грудь, он чуть не задохнулся.
   Хор снова наполнил ночь многоголосыми исступленными  выкриками,  барабаны
забили все громче, танцоры стали перепрыгивать через огонь, разгоравшийся  с
новой силой.
   Андре заметил, что в состоянии гипноза какой-то мужчина  лезет  вверх  по
ритуальному столбу, вскрикивая от мистического экстаза.
   Не в силах сдвинуться  с  места,  Андре  сидел,  пораженный  случившимся,
пытаясь собраться с мыслями, отделить то, что было на самом деле,  от  того,
что ему почудилось.
   Сделать это было нелегко: то, что он видел своими глазами,  противоречило
здравому смыслу. Однако убедить себя в том,  что  у  него  лишь  разыгралось
воображение, Андре также не мог.
   Он явственно слышал  суховатый,  властный  голос  своего  дяди,  различал
безукоризненное французское произношение.
   Едва ли эти негры, привезенные сюда работорговцами из  далекой  Африки  и
сохранившие на новой земле свои таинственные  обряды,  могли  разыграть  его
таким образом.
   Папалои поднялся с земли.
   Он подошел к Андре и протянул ему руку. Сообразив, что от него требуется,
Андре в ответ протянул свою для рукопожатия.
   Потом старый жрец  повернулся  к  Томасу  и  поприветствовал  его.  Андре
заметил, что перед тем  как  подать  руку,  жрец  сделал  странное  движение
пальцами.
   Позднее он узнал, что это жест, принятый у тайных  приверженцев  вуду,  в
результате императорского запрета на местные верования загнанных в подполье.
   Сказав несколько слов, которые Андре  не  расслышал,  папалои  подошел  к
соседу Андре.
   - Нам - уходить, мсье, - прошептал тот Андре.
   Андре неохотно встал. Ему хотелось еще побыть среди этих людей,  побольше
узнать о них, убедить себя в том,  что  все,  что  он  испытал,  происходило
наяву.
   Но Томас повел его прочь, уверенно показывая путь, и они вышли на  тропу,
где были привязаны лошади.
   - Томас, а ты слышал, что было сказано? - решился спросить Андре.
   - Нет, мсье, - спокойно ответил Томас. - Не слышать ничего.
   - Ты ничего не слышал? - изумился Андре. - Но  как  же  так?  Ведь  когда
папалои поднялся из-под одеяла, он обратился прямо ко мне!
   Томас отвязывал лошадей.
   - Не слышать ничего, - невозмутимо повторил он.  Мужчины  сели  на  своих
лошадей и молча двинулись в путь. Под впечатлением от всего пережитого Андре
не произнес больше ни слова.
   Доехав до края плантации, Томас спросил:
   - Мсье благословлен Дамбалла? Дамбалла поможет мсье?
   - Если ты ничего не слышал, откуда ты это знаешь? -  недоверчиво  спросил
Андре.
   - Папалои сказал, Дамбалла взять вас под защиту.
   - А ты не понял, что Дамбалла разговаривал со мной о том, что мы ищем?  -
продолжал расспрашивать Андре.
   - Дамбалла говорит с сердцем  избранника,  мсье,  -  торжественно  заявил
Томас.
   Этот ответ удовлетворил Андре. Теперь он верил, что  Томас  действительно
ничего не слышал и дядин голос раздавался прямо у него в душе.
   Но как это могло произойти? Как он, образованный англичанин, мог поверить
в то, что с ним говорит умерший родственник?
   Рассудок противился, не в состоянии разумно объяснить происшедшее,  но  в
душе Андре был убежден, что он не  стал  жертвой  гипноза  или  какой-нибудь
странной мистификации.
   Он вспомнил о девочке, которую удочерил его дядя.  По  словам  Жака,  она
погибла вместе со всей семьей.
   Не ее ли звали Саоной? Но если и так, Андре ничего о ней не знал  и  едва
ли теперь  можно  было  найти  человека,  который  мог  что-нибудь  про  нее
сообщить.
   Андре  вспомнил,  как  давным-давно  его  мать  рассказывала,   что   как
огорчились Филипп де Вилларе и его жена, когда у них родился третий  сын,  -
они так хотели девочку.
   Дядя ничего не писал о приемной дочери, в этом Андре был уверен. Но  ведь
он вообще редко писал с тех пор, как семья брата перебралась в Англию.
   О сыновьях он также писал мало.  Дядя  Филипп  опасался  за  их  будущее,
чувствуя, что на Гаити назревает восстание.
   - Саона... - повторил про себя Андре. - Какое странное  имя,  к  тому  же
явно не французское! Вслух он спросил:
   - Томас, ты не знаешь женщины по имени Саона?
   - Нет, мсье.
   Вдруг Андре вспомнил:
   - Да это же не имя! Это маленький остров у берегов Санта-Доминго.
   - Да, мсье, - кивнул Томас, словно это только теперь пришло ему в голову.
   - Саона... - в задумчивости повторил Андре. Вдруг его осенило:
   - А что, если красавица монахиня, кормившая птичек, и была Саона?
   Ведь на Гаити ходили истории о том, как рабы спасали своих хозяев, их жен
или детей от толпы восставших, жаждущей кровавой расправы со всеми белыми.
   Может быть, кто-то спас таким образом Саону? Дядя умер десять лет  назад.
Приемной  дочери  было  тогда  восемь  или  девять  лет.  Значит,   девушка,
встреченная утром на поляне, вполне подходящего возраста.
   Если она действительно была  спасена,  многое  вставало  на  свои  места.
Например,  настоятельница  монастыря  солгала,  чтобы  защитить  ее,   белую
женщину, от подозрительного  мулата,  появление  которого  могло  предвещать
опасность.
   -  Мне  кажется,  нам  удастся  разгадать  все   здешние   тайны!   -   с
воодушевлением воскликнул Андре, полагая, что напал на след.
   Томас улыбнулся.
   - Дамбалла великий бог, мсье, - гордо заявил он.
   Находясь под впечатлением  от  всего  увиденного,  Андре  был  во  власти
противоречивых чувств, и ему никак не удавалось заснуть.
   Прислушавшись, он уловил в ночной тишине слабый звук  барабанов,  который
раньше, наверное, не заметил бы. Ему казалось, что барабанный бой  раздается
у него в голове, пульсирует в висках, зовет к действию.
   А под аккомпанемент барабанов в  памяти  снова  и  снова  звучало  дядино
обещание, таинственные слова о Саоне, которая должна помочь.
   Андре долго проворочался  на  своей  кровати,  ожидая,  когда  за  окнами
забрезжит рассвет. Ему не терпелось убедиться в правильности своих  догадок.
Он хотел выяснить, правда ли, что Саона - белая монахиня, знающая место, где
спрятан клад.
   Все же под утро Андре забылся сном.
   Он проснулся на рассвете до того, как  Томас  позвал  его  завтракать,  и
вышел на балкон, чтобы полюбоваться садом.
   Ему показалось, что в эту ночь он родился заново.  Он  был  полон  сил  и
ощущал небывалый прилив энергии.
   Знойный воздух теперь не  расслаблял  его,  а,  напротив,  бодрил.  Андре
казалось, что он смог бы залезть на самую высокую гору или проскакать  много
миль верхом и не почувствовать усталости.
   Он умылся у колодца, а когда оделся, Томас принес ему завтрак  -  кофе  и
яичницу.
   Позавтракав, Андре тепло сказал:
   - Томас, спасибо тебе за то, что взял меня  вчера  на  обряд  вуду.  Ведь
теперь черная магия, Педро уанга, мне нипочем?
   - Дамбалла защищать мсье, - кратко  ответил  Томас.  На  его  лице  сияла
радостная улыбка, словно с его плеч свалился тяжелый груз.
   - А теперь я должен убедиться в том,  что  понял  Дамбалла  правильно,  -
сказал Андре. - Приведи мне, пожалуйста, коня. Я хочу разыскать Саону.
   Томас молча привел коня и с улыбкой  наблюдал,  как  хозяин  готовится  в
дорогу.
   Когда Андре уехал, он  подобрал  несколько  веток  дерева  и  одному  ему
известных листьев и торжественно водрузил на то место,  где  они  обнаружили
веревку Педро уанга.

***

   Андре галопом поскакал к церкви, но,  приблизившись  к  знакомому  месту,
осадил коня, чтобы собраться с мыслями.
   Как ему лучше поступить?
   Можно ли попросту постучаться в дом,  где  живут  монахини,  и  попросить
позвать белую женщину?
   Несмотря на нетерпение, снедающее его, он  отказался  от  этого  наиболее
простого и очевидного поступка. Сестры могут испугаться, и Саона - если  это
действительно она - скроется так, что во  второй  раз  ему  уже  не  удастся
напасть на ее след.
   Во  всех  случаях  надлежало  действовать  очень  осмотрительно,   всегда
помнить,  что  и  настоятельница,  и  белая  монахиня  видят  в  нем  врага,
во-первых, потому что он мужчина, во-вторых, считая, что он - мулат.
   Привязав коня к столбу, Андре подошел  к  церкви,  решив  действовать  по
обстоятельствам.
   Войдя в храм, он заметил возле исповедальни две женские фигуры.
   Каково же было его волнение, когда в одной из монахинь, хотя она стояла к
входу спиной, он узнал вчерашнюю незнакомку!
   Вторая сестра была негритянка, на ней было  монашеское  покрывало,  такое
же, как у настоятельницы.
   Не замечая Андре, женщины рассматривали настенную роспись.
   - Смотри, краска стала отслаиваться, - сказала молодая монахиня. - Вот бы
купить хорошие краски в Порт-о-Пренсе!
   - Жаль, что нам некого туда послать, - заметила другая монахиня.
   - Да, путь неблизкий, - согласилась та, кого Андре считал  Саоной,  -  но
ведь в Кале таких красок нет.
   - Придется  мне  довольствоваться  тем,  что  у  меня  есть,  -  спокойно
заключила старая негритянка. Белая монахиня сказала;
   - Неси краски! Я охотно помогу их смешать.
   - Сейчас принесу!
   С этими словами темнокожая монахиня вышла из церкви через боковой придел.
   Вторая женщина осталась неподвижно стоять перед алтарем.
   Стараясь двигаться как можно тише, Андре направился к  алтарю.  Когда  до
незнакомки осталось всего несколько шагов,  она,  услышав  его  приближение,
резко повернулась и испуганно вскрикнула.
   Ее прекрасное лицо исказилось от ужаса.
   Андре сказал как можно мягче:
   - Мадемуазель, пожалуйста, не бойтесь! Я не сделаю  вам  ничего  дурного.
Мне лишь нужна ваша помощь.
   Девушка была насмерть перепутана, и слова Андре ее явно не успокоили. Она
бы  с  удовольствием  убежала,  как  накануне,  но  Андре  стоял  так,   что
загораживал ей пути к отступлению - и в боковую, и в основную дверь.
   Ей ничего не оставалось, как  смотреть  на  незнакомого  мужчину  полными
страха глазами.
   - Пожалуйста, помогите мне, - повторил Андре как можно мягче.
   - Как я могу вам помочь? - в полном недоумении отозвалась монахиня.
   - Видите ли, меня зовут Андре де Вилларе, я приехал сюда по важному делу.
   Андре заметил, что девушка побледнела. Он представил себе, как сжалось ее
сердце, когда она услышала фамилию своих погибших родителей.
   - Но все де Вилларе умерли, - чуть слышно сказала монахиня.
   - Граф Филипп де Вилларе был моим отцом, - сказал Андре.
   Ему было стыдно за  эту  вынужденную  ложь,  однако  только  так  он  мог
привлечь внимание девушки. В конце концов, он был не  вправе  удерживать  ее
возле себя силой.
   Ресницы прекрасной монахини вздрогнули, отбросив  тень  на  нежные  щеки.
Сообщение Андре явно достигло цели.
   Не желая волновать собеседницу, он добавил:
   - Впрочем, это не имеет значения. Видите ли, я уверен,  что,  кроме  вас,
здесь не найдется никого, к кому бы я  мог  обратиться  со  своей  просьбой.
Поэтому мне остается положиться  на  вашу  доброту.  Пожалуйста,  выслушайте
меня!
   - Но чего вы от меня хотите?
   -  Давайте  присядем,  и  я  вам  все  подробно  расскажу.  Девушка  явно
колебалась. Андре внимательно наблюдал за ней и видел, что ее лицо  отражало
скрытую душевную борьбу. По всей вероятности, в этот момент вместо недоверия
и испуга в ее сердце проснулось более  теплое,  доброжелательное  чувство  к
Андре. У монахини не было оснований верить словам незнакомого мулата, тем не
менее страх перед ним отступил помимо ее воли.
   Андре   указал   на    скамью,    на    которой    накануне    сидел    с
матерью-настоятельницей.
   Он решительно сел, положив шляпу на колени, и после секундного  колебания
монахиня также опустилась на скамью, стараясь держаться как можно дальше  от
него. Андре заметил, что ее изящные ручки сжаты в кулачки,  очевидно,  таким
образом она старалась скрыть волнение.
   - Я приехал сюда несколько дней назад из Порт-о-Пренса  и  остановился  в
доме де Вилларе, - начал Андре.
   Он помолчал, наблюдая за реакцией собеседницы. Та  молчала,  однако  было
ясно, что ее заинтересовал рассказ незнакомца.
   - Мне приходилось слышать, как красив был этот дом при отце. И  плантация
в свое время процветала. Как горько видеть, в какое  запустение  все  пришло
теперь.  Голые  стены,  разграбленная  мебель,   выломанные   полы.   Кругом
разрушение и пустота...
   Он помолчал, взглянул на свою собеседницу.
   - А плантация? - продолжал Андре. - Все пропадает, гибнет, и  никому  нет
до этого дела.
   Он вздохнул, мона