чкой, когда тебе выгодно. Наверное, думаешь, что  раз  у  тебя  завелись
шикарные друзья и прическа у тебя новая, то ты стала важной птицей? Так вот,
я тебе напомню то, что уже не раз говорила: ты  -  всего-навсего  незаконный
щенок беспробудного пьяницы и иностранки, которая была не чем иным...
   - Довольно! - взорвалась Гизела. - Не вздумайте оскорбить  мою  маму.  Вы
можете говорить что угодно обо мне; и все ваши слова не могут больше  ранить
отца, но вы не посмеете дурно отзываться о моей маме, пока я здесь.
   Гизела восстала против леди Харриет  с  невиданной  для  себя  смелостью,
словно молодая львица, яростно ставшая на защиту своего  потомства,  -  руки
сжаты в кулаки, голова откинута назад, все тело напряжено  от  злости.  Леди
Харриет презрительно, с  издевкой  расхохоталась  своим  неприятным  смехом,
потом вдруг размахнулась и изо всех сил ударила Гизелу  по  лицу  веером  из
слоновой кости. От неожиданности Гизела отступила, но  леди  Харриет  успела
нанести ей второй удар по щеке.
   -  Так  ты  полагаешь,  что  можешь  разговаривать  со  мной,  как   тебе
вздумается? -  сказала  она.  -  Это,  без  сомнения,  подтверждает,  что  я
правильно поступаю, стремясь от тебя избавиться. Ты  можешь  взять  с  собой
свои вещи, которые не  займут  много  места,  и  убирайся  отсюда  завтра  к
полудню. Если ослушаешься меня, тебя вышвырнут вон.
   Гнев утих в Гизеле так же быстро, как и поднялся. От веера  леди  Харриет
на ее бледных щеках остались две ярко-красные полосы.  Дотронувшись  до  них
пальцами, Гизела спросила:
   - Что это значит?
   - То, что я сказала, -  последовал  ответ.  -  Я  не  выношу  тебя  и  не
потерплю, чтобы ты праздно шаталась по дому. Убирайся прочь. И считай,  тебе
повезло, что я не выгнала тебя прямо сейчас, на ночь глядя.
   - Но.., куда же мне идти? - пробормотала Гизела.
   - А мне какое дело? - отозвалась леди Харриет. - Отец.., разве ничего мне
не оставил? Леди Харриет снова расхохоталась.
   - Я так и знала, что рано или поздно ты задашь  этот  вопрос,  -  сказала
она. - И постарайся понять своей глупой головой раз и  навсегда:  он  ничего
тебе не оставил. Ничего! Ты слышишь?
   - Я.., не понимаю, - еле выговорила Гизела. - Он как-то раз пообещал, что
если.., умрет, то оставит мне, кроме всего прочего, своих лошадей.
   - Так, значит, он пообещал тебе, не так ли? - протянула леди Харриет. - И
поэтому ты рассчитывала стать наследницей вполне  приличного  состояния.  Ты
будешь разочарована. Только две или три недели тому назад твой отец составил
новое завещание. К счастью, не так ли? В нем он все оставил мне - все!
   Гизела не шелохнулась. Память возвращалась  в  прошлое.  В  доме  ночевал
незнакомец. Он приехал из Лондона под вечер. Маленький, тщедушный, как будто
высохший. Элси даже сказала: "Интересно, для чего он понадобился хозяйке? Не
похож на ее обычных знакомых. Наверное, имеет отношение к закону:  такой  же
бездушный и сухой".
   Имеет отношение к закону! Гизела ясно вспомнила тот вечер. Отец за обедом
много выпил, но леди Харриет, тем  не  менее,  все  время  подливала  ему  в
стакан. Гизела никак не могла тогда понять,  откуда  такая  заботливость,  и
решила в конце концов, что мачеха разыгрывает спектакль перед гостем. Сейчас
она все поняла.
   - Вы заставили его подписать то завещание, - бросила она обвинение. -  Не
думаю, чтобы он знал, что подписывал.  Вместо  отца  завещание  написал  ваш
адвокат. Его рукой, несомненно, водили вы.
   - И что из того? - резко ответила леди Харриет. - Разве у меня  нет  прав
защищать свои интересы? Разве я не была его  женой?  Да  и  зачем  тебе  его
деньги? К тому же, на двоих все равно бы не хватило.
   Она еще раз быстро окинула Гизелу взором:
   - Ты наверняка найдешь себе дело. А" если нет - всегда отыщется  местечко
в каком-нибудь работном доме для тех, кто родился неизвестно от кого.
   Мачеха повернулась и пошла к двери. Гизела кинулась за ней.
   - Но вы не должны.., заставлять меня вот так просто  уйти,  -  взмолилась
она, - Вы не можете этого хотеть. Что со мной будет? Не могу же  я  уйти  из
дома и просить чужих людей взять меня к себе. Позвольте мне остаться. Я буду
работать на вас. Делать все, что прикажете. Дайте мне немного времени, чтобы
подумать, решить, поискать какое-то место.
   Леди Харриет обернулась.
   - О! Совсем другой тон, - сказала она, - Теперь мы не  такие  важные,  не
так  ли?  Ну  вот.  Позволь  мне  внести  ясность.  Я  не  потерплю   твоего
присутствия. Всегда ненавидела тебя, твою лень и вечные всхлипывания. Сейчас
я стала хозяйкой Грейнджа, а ты убирайся в канаву -  там  ты  родилась,  там
тебе и место.
   Она оглядела Гизелу с ног до головы, отметила про себя каждую деталь, все
до  мелочей:  красивую  прическу,  темные  глаза,  полные  страха  и   боли,
белоснежную кожу с яркими следами от ее  ударов,  прелестные  плавные  линии
молодого тела, которые угадывались даже  в  мешковатом  платье.  Когда  леди
Харриет закричала, ее голос исказился в  неожиданном  приступе  беспочвенной
ревности:
   - Убирайся вон или я вытолкаю тебя  тумаками  из  дома  и  сделаю  это  с
удовольствием. Я не выношу одного твоего вида. Ты слышишь?
   - Но.., у меня.., нет денег, - слабо запротестовала Гизела. - Я  даже  не
смогу доехать до Таусестера.
   - Ладно. Я дам тебе десять фунтов, - с неохотой согласилась леди Харриет.
- И это последний раз, когда ты  получаешь  от  меня  деньги,  учти.  Десяти
фунтов  вполне  достаточно,  чтобы  решить,  получишь  ли  ты   работу   или
отправишься к дьяволу. Лично  мне  -  все  равно.  Только  убирайся  отсюда.
Слышишь меня? Убирайся или сама пожалеешь.
   Леди Харриет вышла из комнаты,  громко  хлопнув  дверью,  и  затопала  по
коридору. Гизела послушала, пока не затихли ее шаги, и с  ужасом  огляделась
по сторонам, приложив руки к пылающим щекам. Она ни секунды не  сомневалась,
что леди Харриет  выполнит  свою  угрозу.  Если  она  не  уедет,  ее  просто
вышвырнут вон. Или,  что  гораздо  более  вероятно,  мачеха  своими  побоями
выживет ее из дома. Она с тоской вспомнила о том времени, когда  ребенком  с
криками носилась по всему дому, стараясь увернуться от кнута  леди  Харриет.
Она слишком хорошо помнила, что ей  никогда  не  удавалось  спастись  ни  от
мачехи, ни от ее  беспощадных  ударов,  которые  обрушивались  на  худенькое
тельце, оставляя рубцы и на теле, и на душе.
   - Куда мне идти? - вслух произнесла Гизела.
   Ответа не было. В первую секунду она  в  отчаянии  решила  обратиться  за
помощью к императрице, но тут  же  поняла,  что  не  сможет  так  поступить.
Императрица обещала устроить ее приезд в Австрию, и она  сдержит  слово.  Но
сейчас было бы очень неловко беспокоить ее своими просьбами  или  явиться  в
Истон  Нестон  непрошеной  гостьей.  Кроме  того,  Гизела  знала,   что   ее
собственная гордость никогда не позволит унижаться и  просить  об  одолжении
императрицу, такую добрую и понимающую. Она должна хоть как-то устроиться, а
потом написать императрице письмо, чтобы сообщить свой новый  адрес.  Но  те
несколько  месяцев,  которые  на  это  уйдут,  наверняка  покажутся   Гизеле
столетием - такой беспомощной и одинокой она себя чувствовала.
   Потом вспомнила о бриллиантовой звездочке, спрятанной в ящике. По крайней
мере, она стоила денег. Гизеле ни за что не хотелось продавать брошь, но это
была единственная ценная вещь, которая может спасти ее от  голодной  смерти,
когда уйдут все десять фунтов, обещанные леди Харриет.
   Девушка бросилась на кровать, не в силах больше думать о своем  положении
или искать какой-нибудь выход. Что она  могла  сделать?  В  самом  деле,  ей
больше ничего не оставалось, как только  выполнить  приказ  леди  Харриет  и
покинуть дом, в котором прожила всю свою жизнь. В ее распоряжении оставалось
время  до  завтрашнего  полдня.  Гизела  знала,  что  не  сможет  уйти,   не
попрощавшись с лошадьми. Она должна в последний раз погладить гнедую кобылу,
столько раз возившую ее на себе, поцеловать мягкую морду  любимой  отцовской
лошади и старого серого коня, жившего у них, сколько себя помнила Гизела.  А
теперь он только пасся, проводя свои последние дни в мире и покое.
   Позже Элси принесла ей поесть. Гизела не могла дотронуться до еды,  и  не
было сил рассказать Элси, что произошло. Служанка с любопытством поглядывала
на Гизелу, но интуиция ей подсказывала, что молодая хозяйка не расположена к
болтовне, и после нескольких ничего не значащих фраз она ушла к себе.
   Гизела разделась и легла между холодными простынями на кровать. Она  была
ошеломлена и в то же время чувствовала себя совершенно разбитой,  как  будто
леди Харриет исполнила свою угрозу и задала ей взбучку.
   Нужно заглянуть правде в глаза: ее ничему не научили. Несмотря на все  ее
достоинства, образование она получила никудышное. Леди Харриет считала,  что
нечего попусту тратить деньги на учителей. Три раза в  неделю  Гизеле  давал
уроки местный викарий, и еще несколько лет  к  ним  из  Таусестера  приходил
бывший учитель, обучавший ее игре на  фортепиано  и  французскому  языку.  К
счастью, в отцовской библиотеке сохранилось много  книг.  Некоторые  из  них
устарели, а те, которые собирал еще ее дед, были тяжеленными  трактатами  по
каким-то непонятным для нее  предметам.  Но  Гизела  все  равно  читала.  Ей
нравился их прекрасный язык, хотя довольно часто она не понимала, о чем идет
речь.
   Она также старалась уберечь газеты от горничной,  которая  уносила  их  и
разводила ими  огонь.  Газеты  были  для  Гизелы  единственной  возможностью
заглянуть в другую жизнь, и обычно она ощущала собственную непросвещенность,
потому что имела небольшой кругозор или вообще не понимала, почему тому  или
иному вопросу придавали такое большое значение.
   Вот и все ее достижения, и ни одним из них, Гизела была  вполне  уверена,
нельзя было кого-нибудь заинтересовать. Ну кто  возьмет  такую  гувернантку?
Она очень в этом сомневалась. Даже маловероятно, что ее наймут  в  служанки,
так как ей никогда не позволяли готовить и к тому же у нее  не  было  самого
главного - хорошей рекомендации. Она вновь и вновь обдумывала  то  одну,  то
другую возможность, но так и не пришла ни к какому выводу.
   Настало утро. Гизела поднялась с первыми лучами солнца. Умылась,  оделась
и начала причесываться, когда вошла Элси.
   - О, как вы рано встали, мисс, - сказала она. - Я  думала,  вы  захотите,
быть может, поспать сегодня подольше.
   - Я уезжаю, - ответила Гизела.
   - Уже слышала об этом, - сообщила Элси. - Вчера вечером, когда я  отнесла
нагретый кирпич в хозяйкину кровать, она мне говорит: "Мисс  Гизела  уезжает
утром, поэтому скажи повару, что завтрак ей не понадобится". Но я  подумала,
вы все равно можете проголодаться, и принесла вам кое-что на подносе.
   - Спасибо, Элси, - сказала Гизела, добавив чуть слышно:
   - Значит, она решила уморить меня голодом.
   "Кое-что" на подносе выглядело не  очень  аппетитно.  Два  толстых  ломтя
хлеба с маслом и стакан молока.
   - Я не осмелилась захватить что-нибудь еще,  мисс,  -  пояснила  Элси.  -
Боялась, повар спросит меня, кому это предназначается.
   - Я и так очень благодарна тебе, Элси, - сказала  Гизела,  -  и  не  хочу
навлечь на тебя неприятности, - О, мисс! Не могли бы вы взять меня с  собой?
- попросила Элси. - Когда вас не  будет,  жизнь  здесь  станет  невыносимой.
Знаете,  какова  наша  хозяйка.  Вы  единственная,  кто  относится  ко   мне
по-человечески.
   - Я бы очень хотела взять тебя с собой, Элси, - сказала Гизела.  -  Но  я
сама пока не знаю, что буду делать. Элси переменилась в лице.
   - Она выставляет вас из дома?  -  возмутилась  горничная.  -  Нет  у  нее
никакой совести!
   - Тише, Элси, ты не должна ничего говорить. Иначе она тебя тоже прогонит.
И рекомендаций не даст. Элси выглядела очень серьезной.
   - Мне все равно, лишь бы быть с вами, мисс. Но дело в том,  что  я  почти
все свои деньги отсылаю матери. Она у меня старенькая  и  не  может  столько
работать, как раньше.
   - Оставайся здесь, - сказала Гизела. - Если я когда-нибудь  смогу  помочь
тебе, то сделаю это непременно. Если  обстоятельства  сложатся  так,  что  я
смогу послать за тобой, обещаю, что ни секунды не стану медлить.
   Элси просияла.
   - О, благодарю вас, мисс. Это дает надежду. Я буду каждую  ночь  молиться
за вас. Непременно. Куда вы едете?
   - Не знаю, - ответила Гизела.
   - Если вы хотите найти  место,  мисс,  вам  лучше  ехать  в  Лондон.  Мне
говорили, в Лондоне полно мест. Я и сама поехала бы,  если  бы  подвернулась
такая возможность. Моя матушка всегда говорит, что  в  Лондоне  все  девушки
попадают в беду, но мне думается, все же не все.
   - Да, наверняка, не все, - повторила Гизела. - Ты права, Элси. Я поеду  в
Лондон.
   Элси помогла уложить  в  сундук  всего  несколько  вещей,  принадлежавших
Гизеле, поверх тех, что там уже были. Гизела  присоединила  к  ним  потертую
библию, подарок матери, свой охотничий кнут  и  лисий  хвост,  врученный  на
охоте, когда ей исполнилось только пять лет.
   - И это все, мисс? - удивленно спросила Элси.
   - Да, все, - подтвердила Гизела.
   В самом деле, не очень много для двадцати лет жизни.
   "Мой уход вряд ли кто заметит", - подумала Гизела, ощутив внезапную  боль
от этой мысли.
   - Не могу понять, почему хозяйка не позволила вам остаться до похорон,  -
сказала Элси. - Ведь должна же она соблюсти хоть какие-то приличия.
   - Я все равно не смогла бы пойти на похороны, - ответила Гизела - У  меня
нет подходящего платья.
   Отвечая  Элси,  Гизела  понимала,  что  именно  по  этой  причине  мачеха
торопилась от нее избавиться. В ее чувстве к  падчерице  слились  воедино  и
ревность, и ненависть, и  какая-то  извращенная  жажда  мести,  и,  конечно,
стремление сохранить деньги. Даже  она  не  могла  позволить,  чтобы  Гизела
появилась перед людьми  в  своем  старом  коричневом  платье  и  старомодной
шляпке. Поэтому гораздо выгоднее было отослать ее прочь, отделаться  от  нее
как можно скорее. Немногие поинтересуются ее судьбой, даже сомнительно,  что
кто-нибудь вообще заметит ее отсутствие. Но появись она на похоронах, языкам
нашлась бы работа, и поползли бы сплетни, что дочь одета не должным образом.
Да, леди Харриет была довольно сообразительна, если дело касалось денег.
   Когда, все было сложено, Гизела посмотрела на часы.
   - Половина десятого, - сказала она. - К ней уже заходили?
   Элси покачала головой.
   - Еще нет, -  ответила  она.  -  Хозяйка  сказала,  что  позвонит,  когда
проснется. Вы уедете, не попрощавшись?
   - Я не могу так сделать, - призналась Гизела. Но не  добавила  при  этом,
что причина здесь вовсе не в привязанности  или  вежливости,  а  просто  ей"
нужно было получить обещанные деньги.
   Пробило одиннадцать часов, когда, наконец,  леди  Харриет  проснулась,  и
Элси прибежала в комнату Гизелы сообщить, что хозяйка хочет ее видеть.
   -  Она  опять  не  в  настроении,  -  сказала  служанка.  -  Так  что  не
задерживайтесь у нее долго, мисс.
   - Постараюсь пробыть там ни на секунду больше, чем понадобится, - уверила
ее Гизела. , Хотя она  знала,  что  сейчас  увидит  мачеху  скорее  всего  в
последний раз в своей жизни, ее захлестнул обычный страх,  и  сердце  бешено
заколотилось, когда она вошла в большую спальню с легкомысленным  убранством
в розовых тонах, совершенно не подходящим для худой наружности леди Харриет.
   Хозяйка Грейнджа сидела в кровати, закрутив редеющие волосы на папильотки
и накинув теплую шаль на ночную  кофту  всю  в  оборочках,  небесно-голубого
цвета, который только подчеркивал желтизну ее кожи.  Гизела  остановилась  у
кровати и ждала, словно служанка, явившаяся за расчетом.
   - Надеюсь, ты ничего не прихватила из вещей,  тебе  не  принадлежащих,  -
резко проговорила леди Харриет.
   - Конечно, нет, - отозвалась Гизела.
   - Никаких "конечно, нет" быть не может, - оборвала  ее  мачеха,  -  Я  не
доверяю тебе. Если бы я не чувствовала себя так плохо, то пошла бы взглянуть
на твой сундук, чтобы точно знать, что именно ты взяла.
   - Если вам угодно, я принесу его сюда, и вы посмотрите сами, - предложила
Гизела.
   - Я не потерплю  никакой  дерзости  с  твоей  стороны,  -  отрубила  леди
Харриет. - Подай мне шкатулку со стола.
   Гизела принесла шкатулку, и  леди  Харриет  открыла  ее  ключом,  который
носила на жемчужном браслете. В шкатулке,  как  видела  Гизела,  было  полно
золотых соверенов. Леди Харриет отсчитала десять монет, ощупав каждую своими
костлявыми пальцами, словно никак не могла расстаться с ними.
   - Вот десять фунтов, - произнесла она, наконец, -  И  можешь  благодарить
небо, что я так щедра к тебе. Это больше, чем ты заслуживаешь.  А  теперь  я
скажу тебе спасибо, если увижу, как ты  выметаешься  отсюда.  И  не  вздумай
приползти просить еще денег, потому что ничего не получишь.
   - Этого не будет никогда, - сказала Гизела. И  слова  ее  прозвучали  как
клятва, нежели простое обещание.
   Леди Харриет с шумом захлопнула шкатулку и заперла на замок.
   - Прощайте, - произнесла Гизела.
   Леди Харриет откинулась на подушки. Она  посмотрела  на  девушку.  Чью-то
свежесть и молодость она не могла перенести. Закрыв глаза, она проскрипела:
   - Убирайся! Скатертью дорога!
   Гизела вышла из комнаты. Внизу ее ждала старая повозка, в которой  ездили
в Таусестер за покупками. Она рискнула попросить отвезти ее в город два часа
тому назад, когда украдкой пробиралась в конюшню попрощаться с лошадьми.
   - Я уезжаю, Том, - сказала она старому кучеру. - Ты не отвезешь  меня  на
вокзал - Обязательно отвезу, мисс. Какой сегодня  печальный  день  для  всех
нас, мисс, раз вы покидаете Грейндж.
   Гизела промолчала, а кучер, посмотрев ей в лицо, добавил:
   - Понимаю, мисс Гизела, я все понимаю. В  холле  ее  ждала  Элси.  Гизела
наклонилась и поцеловала ее в щеку. Потом она  пожала  руку  старому  Хиллу,
дворецкому, и села в повозку. Том  взмахнул  кнутом,  и  они  затряслись  по
дороге. Гизела не обернулась: ей невыносимо было видеть Грейндж в  последний
раз.
   Вскоре после полудня она прибыла на вокзал в  Таусестер.  Оказалось,  она
опоздала на утренний поезд в Лондон, а следующего нужно было ждать  довольно
долго, до четверти четвертого. Но Гизеле было все равно.
   Никого не волновал ее приезд, ни с кем у нее не была  назначена  встреча.
Совершенно неважно, когда она прибудет в Лондон.
   Гизеле было странно и страшно ощущать себя никому не  нужной,  сознавать,
что никто не знает и не беспокоится о том,  что  с  ней  происходит.  Ее  не
оставляло беспокойство, что великая столица поглотит ее, как только она туда
приедет. В Лондоне она перестанет существовать, потеряет себя.
   В зале ожидания горел огонь. Гизела сидела на  жесткой  скамье,  думая  о
прошлом, позволяя мыслям блуждать где угодно, только не возвращаться  к  тем
двум странным дням, проведенным в замке Хок. Она  так  упорно  старалась  не
вспоминать лорда Куэнби, что временами ей казалось, будто  она  сама  бежит,
бежит, бежит от чего-то, но спасения нет.
   Девушка не замерзла, хотя тело ее немного  затекло  от  долгого  сидения,
когда, наконец, на вокзал, выпуская клубы дыма, прибыл  поезд.  Ей  повезло,
что в зале ожидания развели огонь, так как в вагоне  третьего  класса  стоял
жуткий холод. Она выбрала вагон с табличкой "Только для дам". Кроме нее  там
ехали толстая женщина с ребенком, который плакал не переставая, и  еще  одна
пассажирка, недружелюбно поглядывавшая на Гизелу и явно не склонная вступать
в разговоры. На следующей остановке вошли еще две женщины. И хотя  стекла  в
окнах запотели от их дыхания, теплее не стало.
   В  вагонах  первого  класса  давали  грелки  для  ног,  а  здесь   Гизела
чувствовала, как постепенно коченеет от холода. Она ничего не ела с тех пор,
как заставила себя проглотить за завтраком стакан молока  и  кусок  хлеба  с
маслом. Сейчас она не б