мачехи,  и
нередко, отправляясь спать, она так устает от изнурительной работы,  которой
занималась целый день, что сил хватает только на то, чтобы скинуть одежду  и
забраться в постель.
   - Они даже сейчас по-другому выглядят!  -  воскликнула  Фанни,  и  Гизела
действительно заметила поразительную разницу.
   Но это было ничто  по  сравнению  с  полным  преображением,  которое  она
увидела в зеркале, когда, наконец, была  готова  покинуть  Истон  Нестон.  В
бархатном дорожном костюме темно-зеленого цвета, отороченном соболем,  держа
муфточку из такого же меха, она с  трудом  могла  поверить,  что  перед  ней
собственное отражение, а не сама императрица. На голове у нее была маленькая
шляпка, отделанная перьями, а в ушах и вокруг запястий сверкали бриллианты.
   Императрица никогда не носила колец, и ее камеристке  пришлось  все  утро
массировать и втирать крем в кисти рук Гизелы, чтобы  они  стали  мягкими  и
более походили на нежные, изящные руки императрицы.
   Какой бы вещи ни коснулась Гизела - у нее возникало ощущение, что  с  ней
это происходит впервые в жизни. И в самом деле, ничего удивительного  в  том
не было, раньше ей никогда не доводилось  видеть  платья  из  таких  дорогих
тканей - воздушного, легкого шелка, тонкой шерсти;  носить  такие  роскошные
украшения и экзотические меха.
   Она надеялась, что по дороге в замок Хок  ей  удастся  узнать  у  графини
Фестетич, как она должна себя вести и что должна говорить. Но у фрейлины был
явно больной вид, и с каждым часом ей становилось все хуже.
   - Клянусь,  у  меня  лихорадка,  -  заявила  она,  когда  их  путешествие
подходило к концу.
   - Быть может, нам следует  послать  за  доктором?  -  немного  неуверенно
предложила Гизела.
   - Нет, нет! Мне нужно только поскорей добраться до  постели,  -  ответила
графиня. - Голова у меня  просто  раскалывается,  и  горло  воспалено,  даже
глотка воды не смогу сделать.
   - Мне очень жаль, - посочувствовала  Гизела.  -  Как  бы  я  хотела  хоть
чем-нибудь помочь вам.
   - Я быстро поправлюсь,  -  сказала  графиня,  но  в  голосе  ее  не  было
уверенности.
   Гизела выглянула в окно кареты. Смеркалось, под  деревьями  росли  темные
тени.
   - Мы скоро приедем, - сказала она.  -  Я  попрошу  дать  вам  возможность
отдохнуть перед обедом.
   - Ну что ж, это будет очень кстати, - согласилась графиня. - Но от  одной
мысли об обеде мне становится не по себе. Я уверена,  абсолютно  уверена,  у
меня высокая температура.
   Гизела произнесла несколько невнятных успокоительных слов. В то же  время
она не могла не поразиться, сколько суеты иностранцы  создают  вокруг  своих
особ.. Но тут же вспомнила, что она сама тоже иностранка. Как странно  вдруг
понять, что в ее жилах нет английской крови, хотя воспитывали ее как  всякую
другую английскую девушку; и вот два дня назад оказалось, что она  вовсе  не
англичанка!
   Карета завернула на подъездную аллею.
   - Вот мы и приехали! - воскликнула она почему-то в полной панике.
   - Слава  господу!  -  произнесла  графиня.  -  Если  мне  только  прилечь
ненадолго, возможно, голова перестанет болеть.
   - Я очень надеюсь,  что  не  совершу  никакого  промаха,  -  пробормотала
Гизела.
   Графиня не ответила,  и  Гизела  поняла,  что  помощи  от  нее  ждать  не
придется. И тогда, как бы для того, чтобы придать девушке  смелость,  память
вернула ей образ человека в  лавке  шорника,  который  прошел  в  дверь,  не
склонив головы. Вот такая гордость ей сейчас понадобится. Вот такую смелость
она должна вызвать в своем сердце, если не хочет подвести императрицу.
   Она подняла голову, расправила плечи и выпрямилась. Императрица  поверила
в нее, и она не предаст этой веры. Гизела еще раз мысленно быстро  повторила
все, что должна выполнить. У нее было письмо императора к лорду Куэнби.  Она
должна грациозно протянуть ему руку, без лишней поспешности, чтобы он поднес
ее к губам. Она должна войти в дом по-королевски,  не  обращая  внимания  на
графиню, которая последует за ней.
   Вскоре она увидела впереди смутный силуэт замка. Он был огромный и  очень
внушительный; ее сердце бешено заколотилось, как будто  старалось  выскочить
из груди.
   "Я боюсь! - подумала Гизела. - Но глупо дрожать. Мне всего-навсего  нужно
познакомиться со стариком, глухим и  полуслепым.  Никого  больше  не  будет,
никаких гостей, он так сказал.  Мне  только  и  придется,  что  слушать  его
путаные рассказы о том, что  произошло  задолго  до  моего  рождения,  когда
императрица была маленькой девочкой. Поэтому его  не  удивит,  если  я  буду
чего-то не знать. Все очень просто, нужно только не терять  самообладания  и
выдержки".
   Карета сделала широкий полукруг и подкатила прямо  к  дому.  Он  был  еще
прекраснее, чем  ожидала  увидеть  Гизела.  Перед  домом  разлилось  большое
серебряное озеро, а сам дом был  с  просторными  террасами,  окна  по  всему
фасаду светились огнями. Перед массивной парадной дверью с  портиком  стояли
лакеи.
   Гизела сложила ладони и помолилась про себя. Она будет храброй.  И  вновь
подумала о незнакомце в шорной мастерской. Ее подбородок  невольно  поднялся
еще выше. В этот момент распахнулась дверца кареты.
   "Хозяин замка встретит тебя у порога", - вспомнила Гизела  предупреждение
императрицы.
   Гизела неторопливо ступила  из  кареты.  Лакеи  с  обеих  сторон  держали
ослепивший ее огонь. Чья-то рука поддержала  ее,  и  она  почувствовала  под
ногами ковер. Ей нужно было подняться по нескольким ступенькам.  Фонари  все
еще слепили глаза, отражаясь в  серебряных  пуговицах  на  ливреях,  освещая
напудренные парики лакеев, шагавших рядом по обе стороны. Только  ступив  на
последнюю ступеньку она оторвала взгляд от лестницы. Перед ней стоял человек
такого  высокого  роста,  что  ей  пришлось  откинуть  назад  голову,  чтобы
взглянуть ему  в  лицо.  Она  хотела  уже  произнести  слова  приветствия  и
протянуть ему руку, но  то,  что  она  увидела,  заставило  ее  замереть  от
неожиданности. Перед ней был вовсе не старик, а молодой мужчина  -  высокий,
внушительного вида, широкоплечий. Тот, кого она встречала раньше,  с  высоко
поднятой головой и гордой осанкой. Она тут же узнала его. Это был незнакомец
из шорной мастерской!
   С минуту она едва могла поверить своим глазам, но потом  постепенно,  как
будто сквозь мягкий, ватный туман, до нее дошел его голос.
   - Добро пожаловать в замок Хок, мадам. Вы мне оказали огромную честь тем,
что любезно согласились стать моей гостьей.
   Гизела машинально протянула руку. Он коснулся губами ее перчатки и  повел
в замок. Они вошли в просторный холл, отделанный дубом и  довольно  мрачный,
так что она даже ощутила на секунду не только  изумление,  но  и  страх.  Ей
показалось, что она попала в какую-то ловушку. Но потом здравый смысл пришел
ей на помощь - она догадалась, что перед  ней,  скорей  всего,  сын  хозяина
дома. Наследник лорда Куэнби. Он вышел приветствовать  ее  от  имени  своего
отца. Но почему, в таком случае, о нем не упоминалось в письме лорда  Куэнби
к императрице?
   Они молча миновали холл и вошли в большую и довольно чопорно обставленную
гостиную. По красоте ей далеко было  до  гостиной  в  Истон  Нестоне.  Здесь
царила атмосфера официальности, как будто в доме никто нежил.
   Гизела прошла  по  комнате  как  во  сне,  смутно  уловив,  что  человек,
встретивший ее у порога дома, обратился со  словами  приветствия  к  графине
Фестетич.
   - Путешествие было приятным, благодарю вас, - сказала  графиня.  -  Но  у
меня от вашего английского климата сильнейшая простуда.
   - Мне остается  только  попросить  прощения  за  его  неприветливость,  -
последовал ответ. Голос у него был очень низкий, и, как почудилось Гизеле, в
нем отчетливо прозвучали твердые, циничные нотки.
   Теперь она стояла у камина, протянув руки в перчатках к  яркому  пламени.
Наконец она овладела собой  и  смогла  рассмотреть  человека,  вышедшего  ей
навстречу. Он был в точности такой, каким она помнила  его  -  высокомерный,
надменный, даже дерзкий, если судить по тому, как он рассматривал ее: слегка
прищурив глубоко посаженные глаза, чуть-чуть  улыбаясь.  Она  почувствовала,
что краснеет под его пытливым взглядом, и быстро спросила:
   - А где лорд Куэнби?
   - Я и есть лорд Куэнби, мадам.
   - О!
   Она не смогла подавить возгласа изумления.
   - Мой отец умер три месяца тому назад. Теперь вам понятна причина, почему
я не созвал гостей, чтобы приветствовать вас, мадам.
   - Ваш отец умер! Но я  не  знала..,  я..,  не  думаю,  что..,  императора
известили об этом.
   - Нет. Я не отправлял письма  императору.  Когда  умер  отец,  я  был  за
границей, и по приезде сюда на меня свалилось столько  дел,  что  вы  должны
простить мое упущение.
   - Наверное, в таком случае, нам  неудобно  оставаться  в  вашем  доме,  -
сказала Гизела, старательно подбирая слова. - Если бы мы знали, то ни за что
не стали бы мешать вашему горю.
   - Вот почему я не упомянул о нем в письме, - ответил лорд Куэнби. -  Могу
я объяснить все чуть позже? А сейчас, быть может, вы захотите осмотреть свои
апартаменты, мадам, и отдохнуть перед обедом?
   - Охотно, - согласилась Гизела. - И графине, у которой  сильная  головная
боль, возможно, станет легче, если она приляжет.
   - Я пошлю графине, если она позволит, специальные таблетки,  которые  мне
выписал доктор на случай простуды, - предложил лорд Куэнби.
   - Благодарю вас! - тут же откликнулась графиня,  -  Я  буду  рада  любому
лекарству.
   - Таблетки немедленно принесут в вашу комнату, - пообещал лорд Куэнби.  -
Разрешите мне, мадам, вверить вас заботам моей домоправительницы.
   Он повел Гизелу обратно в холл, и  женщина,  одетая  в  черное  платье  с
шелковым фартучком, на котором позвякивала тяжелая связка ключей, присела  в
глубоком  реверансе.  Гизела  слегка  наклонила   голову,   как   учила   ее
императрица.
   - Миссис Маттьюз исполнит любое ваше желание, - сказал лорд Куэнби. -  Мы
обедаем в семь, если вы не возражаете.
   - Очень хорошо, - одобрила Гизела.
   Она стала медленно подниматься по лестнице,  каждую  секунду  наслаждаясь
шуршанием шелка, приглушенным  бархатной  юбкой,  чудесными  духами,  аромат
которых исходил из всех складок ее одежды, и сиянием бриллиантов на запястье
руки, касавшейся перил. Она почувствовала, как по  всему  ее  телу  пробежал
трепет  восторга.  Все  оказалось   еще   более   захватывающим,   чем   она
предполагала, более драматичным, о чем она даже не смела мечтать.
   Дойдя до конца лестницы, она обернулась. Лорд Куэнби все еще стоял  внизу
в холле. Он наблюдал за ней, и на лице его блуждала  та  же  самая  странная
улыбка -  надменный  излом  в  уголках  губ.  Гизела  поспешно  отвернулась.
Домоправительница привела ее в большую  спальню,  в  которой  справа  стояла
кровать с пологом, украшенным страусовыми перьями, а на окнах висели голубые
вышитые шторы. Мебель была с серебряной отделкой в виде дельфинов и русалок;
длинную низкую кушетку придвинули поближе к огню, на  ней  лежали  кружевные
подушечки и покрывало с узором из самоцветов. Комната была такой прелестной,
что у Гизелы невольно вырвался восхищенный возглас.
   -  Эту  комнату  всегда  называли  "королевской",   мадам,   -   пояснила
домоправительница, - Здесь спала королева Анна, когда приезжала с визитом  в
замок, и, как гласит легенда, Генриетта Мария,  жена  Карла  Первого,  также
пользовалась этой спальней. Серебряная мебель - это дар замку ее величества.
Здесь останавливаются только гости королевской фамилии.
   - Значит, мне оказана честь, - улыбнувшись, отметила Гизела.
   - Ну что вы, мадам, это вы нам оказали честь своим  визитом,  -  отвечала
домоправительница. - В семье даже есть поверье, что когда замок Хок  посетит
третья королева, то  для  семьи  наступят  счастливые  дни,  а  все  горести
окажутся в прошлом.
   - Мне остается надеяться, что так и будет, - улыбнулась Гизела и,  сказав
это, испытала чувство, похожее на стыд, ведь в этой чудесной  спальне  будет
спать не третья королева, а всего-навсего самозванка.
   Графиня Фестетич поспешила в отведенную ей  комнату,  рядом  со  спальней
Гизелы. Пришла Мария, чтобы помочь Гизеле раздеться и распаковать вещи.
   Мария была немолода. Средних лет.  Она  служила  императрице  уже  долгие
годы. Это была пухленькая толстушка с ярким румянцем на лице. Она  встретила
идею перевоплощения Гизелы  с  восторгом,  с  искренним  смехом  и  с  таким
радостным энтузиазмом включилась в осуществление  всей  затеи,  что  вызвала
улыбки на лицах.
   - Своим приездом вы  всполошили  весь  дом,  фройляйн,  -  сообщила  она,
разбирая вещи. - Но судя по тому, что я успела здесь увидеть, их давно  пора
было взбодрить. Все слуги - древние старцы, одной  ногой  в  могиле,  а  сам
замок такой мрачный, что можно подумать, я попала в фамильный склеп, а не  в
английский загородный дом.
   - Ну, я думаю, ты не дашь им скучать там, внизу, -  предположила  Гизела.
Мария рассмеялась.
   - Ничего не получится, если только я не стану флиртовать с двумя лакеями,
которым в пору быть моими сыновьями, -  сказала  она.  -  Дворецкому  больше
семидесяти, или я ничего не понимаю в людях, а остальным давно перевалило за
шестьдесят, и они дряхлеют прямо на глазах.
   Гизела засмеялась. Мария обладала удивительной способностью вести  беседу
так, что невозможно было удержаться от смеха. Говорили они по-немецки  и  не
боялись поэтому, что их могут услышать.
   - Итак, что вы сегодня наденете? - спросила Мария.
   - Что-нибудь сногсшибательное, - не задумываясь, ответила Гизела.
   - Тогда лучше всего белое, расшитое серебром, - решила Мария.
   Она  тут  же  вынула  платье  из  сундука  и  положила  на  стул.  Такого
прелестного наряда Гизеле еще не приходилось видеть.  Оборка  на  оборке  из
белого тюля переходили в огромный турнюр до самого пола. Все  платье  вышили
серебряными нитками, а лиф, плотно сидящий на фигуре, был почти  жестким  от
алмазной пыли, жемчужин и серебряных нитей, которые  на  рукавах-буфах  были
едва заметны.
   - Императрица надевала это платье только один раз, на  дворцовый  бал,  -
сказала Мария. - Она восхитительно выглядела в нем.
   - Очень хорошо представляю, - серьезно ответила Гизела. - Как ты думаешь,
Мария, он догадается? Камеристка фыркнула.
   - Как бы не так, - сказала Она. - Хотя,  полагаю,  и  со  зрением,  и  со
слухом у него все в порядке.
   - Никак не пойму, почему он не сообщил императрице о смерти своего  отца,
- продолжала Гизела, как бы размышляя вслух.
   Мария снова фыркнула.
   - Было бы жаль тратить такое платье на старика. Гизела почувствовала, что
краснеет. От  Марии  не  ускользнула  причина,  почему  ей  сегодня  вечером
захотелось надеть что-то необычное. Гизела приняла ванну,  а  затем  явилась
Фанни, чтобы сделать прическу.
   - Императрица велела мне проследить,  чтобы  в  первый  вечер  вы  надели
бриллиантовые звезды, - сказала Фанни. - По-видимому, лорд Куэнби,  прежний,
конечно, говорил императору, что видел портрет ее величества со  звездами  в
волосах, который написал Винтерхалтер, поэтому неплохо, чтобы вы  надели  их
сегодня.
   - Да, неплохая мысль, - согласилась Гизела. А когда  звезды  закрепили  в
прическе - ровно двенадцать звезд  каскадом  спускались  по  тугим,  тяжелым
локонам цвета меди до самых плеч, - она воскликнула:
   - Какое чудо! Они сияют словно настоящие  звезды.  О,  Фанни!  Как  добра
императрица, что одолжила мне их!
   - Это любимые ее украшения, - сказала Фанни. - А  теперь,  фройляйн,  вам
пора надевать платье.
   Мария держала его наготове. Платье как будто сшили  на  Гизелу.  Наконец,
переодевание закончилось, и она повернулась к большому вращающемуся зеркалу,
которое можно было повернуть под любым углом. Ей часто  представлялось,  что
она прекрасно одета и выделяется среди других женщин красотой убранства.  Но
никогда она не мечтала, что может так выглядеть. Перед  зеркалом  стояла  не
Гизела,  а  сама  императрица  Австрии,   Елизавета.   Молодая,   смеющаяся,
радостная,  со  звездами  в  волосах  и  глазах,  полураскрытыми  губами,  в
блестящем  платье,  серебряный,  лиф  которого  сдерживал  ее   лихорадочное
дыхание.
   Гизела отвернулась. Ей было страшно видеть себя такой и  в  то  же  время
сознавать, кто она есть на самом деле. Она услышала,  как  шуршит  шлейф  ее
платья по мягкому ковру. Мария распахнула перед ней дверь, и Гизела вышла из
комнаты.
   - Графиня готова? - спросила она Фанни, которая следовала за ней.
   Фанни  постучала  в  соседнюю  дверь.  Подождала  и  через  минуту  снова
постучала.
   - Войди, - предложила Гизела. Фанни открыла дверь, шагнула внутрь  и  тут
же вышла обратно.
   - Графиня крепко спит, - доложила она. - Даже храпит.
   - О, господи! - ужаснулась Гизела. - Нам придется разбудить ее. Она уже и
так опоздает на обед.
   Она вошла  вместе  с  Фанни  в  комнату  графини.  Возле  кровати  стояла
бутылочка  с  таблетками  и  недопитый  стакан  воды.  Гизела  взглянула  на
таблетки.
   - Это снотворное, - сказала она. - Я помню,  мачеха  как-то  приняла  две
штуки и проспала почти сутки.
   Фанни  тем  временем  трясла  графиню  за  руку.  Фрейлина  зашевелилась,
пробормотала что-то неразборчивое и повернулась на другой бок.
   - Бесполезно, Фанни, - сказала Гизела. - Она еще долго  не  проснется.  К
тому же она так плохо себя чувствовала, что ей и вправду  лучше  остаться  в
постели.
   - Но, фройляйн, вам не следует обедать  наедине  с  лордом!  -  вскричала
Фанни.
   - А как иначе я могу поступить? - спросила  Гизела.  -  Разве  что  самой
отправиться спать. - С минуту она раздумывала, а затем смущенно  улыбнулась.
- Жалко, чтобы такое прелестное платье пропадало зря.
   И, не слушая больше никаких доводов, решительно направилась  к  лестнице.
Она  спускалась  медленно,  наслаждаясь  каждой   секундой   своего   нового
существования. Никогда раньше ей не доводилось испытывать ничего  подобного.
Только сейчас, в чужом платье и под чужим именем, она осознала, что красива.
   Лакей поспешил распахнуть двери гостиной. Лорд Куэнби  ждал  ее,  стоя  у
камина; высокий, широкоплечий, он, казалось, подавляет  все  вокруг.  Гизела
неторопливо пошла ему навстречу, ожидая, точно ребенок,  увидеть  восхищение
на его лице и насладиться восторженной оценкой, которая должна  быть  в  его
глазах.
   Но когда она подошла к нему так близко, что невозможно было  ошибиться  в
увиденном, и взглянула ему прямо в лицо, ее поразило, как ударом молнии.  Он
глядел на нее с ненавистью!

Глава 6

   С минуту Гизела в растерянности молчала.  А  затем,  слегка  заикаясь  от
удивления, смешанного с мрачным предчувствием, окутавшим ее темным  облаком,
произнесла:
   - У меня.., плохие новости, милорд. Графиня Фестетич совсем  разболелась.
Мы были не в состоянии разбудить ее.
   - Я глубоко сожалею, что это  обстоятельство  причинило  вам  неудобство,
мадам, - сказал лорд Куэнби. - Но раз графиня не может присоединиться к нам,
вы разрешите мне сопровождать вас к столу?
   Он произнес обычные слова, но Гизеле почудилась в них странная, необычная
нотка, как будто он торжествовал победу; тут у  нее  зародилось  подозрение,
что глубокий сон графини входил в его намерения. Он должен  был  знать,  что
присланные им таблетки были не чем иным, как снотворным.
   Гизела лихорадочно размышляла, не  зная,  как  поступить.  Ода  вспомнила
вдруг, что выбор предстоит сделать  вовсе  не  ей,  а  императрице.  Как  бы
поступила ее  величество  в  таких  обстоятельствах?  В  одном  Гизела  была
уверена: императрица  любой  ценой  и  в  любом  случае  сохранила  бы  свое
достоинство. И это  было  бы  не  просто  неожиданным  проявлением  человека
благородного происхождения, это было у нее в крови, заложено самой природой.
   - Пойдемте,  милорд,  -  просто  ответила  Гизела,  и  ее  рука  пушинкой
опустилась на локоть лорда Куэн