рить, надеясь при этом, что мои слова звучат вполне искренне.
   После  этого  мы  с  Филиппом  опять  встали  в  холле  у  дверей,  чтобы
приветствовать новых гостей. Люди шли мимо нас толпами. Я даже не запоминала
их имен, только вежливо улыбалась или благодарила за поздравления  и  добрые
пожелания. Причем мне приходилось всем пожимать руки.
   Внезапно я услышала возглас Филиппа:
   - Маркус! Я рад,  что  ты  сумел  выбраться.  Я  боялся,  что  что-нибудь
помешает тебе.
   Я перевела взгляд и увидела высокого, худощавого  седовласого  мужчину  с
изборожденным морщинами лицом и необычайно синими глазами.
   - Я прилетел сегодня утром,  -  сообщил  незнакомец.  -  Ты  получил  мою
телеграмму?
   - Конечно, - ответил Филипп и, повернувшись ко мне, добавил:
   - Лин, позволь представить тебе моего давнего и ближайшего друга  Маркуса
Камерона. Он обязательно должен прийти те нам и рассказать тебе,  как  мы  с
ним путешествовали.
   Господин Камерон пожал мне руку. Я почувствовала, что он очень критически
оценивает меня, как бы взвешивая все "за" и "против" и подводя баланс.
   - Я рада, что вы пришли к нам, - вежливо проговорила я.
   - И я, - просто ответил он.
   Не успела я что-либо добавить, как объявили следующего гостя.
   Танцы начались примерно в половине одиннадцатого. Нам с Филиппом  удалось
потанцевать вдвоем всего один танец, да и то только около полуночи.
   - Тебе скучно, Лин? - спросил меня Филипп.
   - Естественно, нет, - ответила я. - Вечер просто замечательный.
   - Думаю, старшее поколение очень довольно, - с удовлетворением проговорил
Филипп. - Я только что был в зале для бриджа - там яблоку негде  упасть,  за
всеми столами идут баталии в духе старых времен.
   - Если хочешь увидеть настоящую толпу, - сказала я, - загляни в столовую.
Надеюсь, еды достаточно. У меня такое  впечатление,  что  многие  из  гостей
неделями не видели пищи.
   - Ты  слишком  молода,  чтобы  оценить  хорошо  приготовленные  блюда,  -
улыбнулся Филипп. - Уважительное отношение к еде приходит с  возрастом.  Это
последняя страсть, которой люди отдаются на склоне лет!
   После этого танца нам так и не предоставилась возможность поговорить  или
погулять по саду, что было доступно другим парам.  Казалось,  все  только  и
ждали, чтобы перекинуться парой слов со мной или с  Филиппом.  Вскоре  опять
зазвучала музыка, и меня пригласили на танец.
   Только через час мне удалось немного передохнуть. Кто-то из  кавалеров  -
не знаю,  намеренно  или  будучи  слишком  увлеченным  ужином,  -  пропустил
заказанный им танец. Едва я сообразила, что мой партнер не придет,  я  сразу
же выскользнула в открытую стеклянную дверь, вместо того чтобы болтаться  по
бальному залу, где меня немедленно пригласили бы танцевать. Я направилась  в
дальний конец террасы, скрытый в тени. Ступеньки в сад были освещены  светом
фонарей.
   Я огляделась. В креслах, расставленных на  лужайке  под  арками,  увитыми
розами, или под  раскидистыми  деревьями,  сидели  гостям.  Вдали  виднелось
озеро, по его мерцающей серебром глади, в которой  отражался  свет  фонарей,
медленно скользили лодки с парочками, которые предпочли тишину и спокойствие
теплого летнего вечера шуму и духоте залов.
   Я облокотилась на каменные перила и вспомнила, что  именно  здесь  Филипп
предложил мне стать его женой и я, согласившись,  приняла  решение,  которое
изменило всю мою жизнь и дало мне  все,  за  исключением  большого  счастья.
Однако я все еще надеялась, что счастье придет ко мне.
   - Я буду ждать! - обратилась я к звездам.
   Я и так получила  очень  много:  доверие  Филиппа,  его  привязанность  и
дружеское  отношение  ко  мне,  которые  позволяли  предполагать,  что  наша
семейная жизнь будет основываться если не на любви, то хотя бы на взаимности
интересов и единстве целей.
   Я рассказала Филиппу, что много читаю и  изучаю  специальную  литературу,
готовя себя к тому времени, когда в конце следующего года  он  займет  новый
пост.
   - Каких еще сюрпризов можно ждать от тебя? - спросил он меня. - Я начинаю
думать, что, прежде чем передать какой-нибудь  меморандум  премьер-министру,
мне придется консультироваться у тебя.
   - Я хочу помочь тебе, - застенчиво проговорила я.
   - Ты и так мне помогаешь, - ответил он. - Ты даже представить не  можешь,
как велика твоя помощь. Когда  ты  рядом,  я  чувствую  себя  счастливым,  -
гораздо более счастливым, чем был девятнадцать лет назад - и умиротворенным.
Ты дала мне возможность вновь поверить в себя. И я благодарен тебе, Лин.
   Тогда меня охватил непередаваемый восторг, и я едва смогла пробормотать в
ответ что-то нечленораздельное. Но потом, когда я оставалась одна, я нередко
вспоминала  его  слова,  его  интонацию,  прикосновение  его  руки  и  вновь
переживала те же эмоции.
   Я так глубоко задумалась, что  раздавшийся  шорох  гравия  заставил  меня
вздрогнуть. Я подняла глаза и увидела рядом с собой высокую фигуру.
   - Я вас побеспокоил? - По голосу я узнала господина Камерона.
   - Нет, конечно, - ответила я. - Я решила улизнуть оттуда,  чтобы  немного
отдохнуть.
   - А Филипп? - спросил он.
   - Он ведет себя как гостеприимный хозяин, - проговорила я. - Я уже  давно
его не видела.
   - Не могу передать вам, как я счастлив вновь оказаться  здесь,  -  сказал
господин Камерон, указывая рукой на пейзаж, расстилавшийся перед нами.  -  Я
часто вспоминал Лонгмор, особенно когда прятался от москитов под сеткой. Мне
безумно хотелось глотнуть свежего воздуха, который помог бы мне заснуть.
   - Вы вернулись из Индии? - поинтересовалась я.
   -  Я  живу  там  постоянно,  -  объяснил  он.  -  Там  мы  с  Филиппом  и
познакомились. Разве он вам не рассказывал?
   - Нет, - ответила я. - И я очень сердита на  него  за  это.  Раз  уж  так
получилось, расскажите сами.
   - - С его стороны это самая настоящая неблагодарность,  -  сказал  Маркус
Камерон, - потому что мы познакомились из-за того, что я спас ему жизнь.  Он
ужасно  невзлюбил  меня  за  это:  как  только  мне  удалось  сбить  у  него
температуру, он, оправившись от лихорадки и собрав оставшиеся силы, принялся
осыпать меня самыми отборными ругательствами и заявил, что хотел умереть.
   - Бедный Филипп!
   - Вы наверняка сказали бы то же самое, если бы видели его в те мгновения,
- продолжал Маркус Камерон. - Он находился  в  Гималаях  на  высоте  четырех
тысячи футов, и его сопровождали только двое  слуг  из  местного  населения,
которые ждали удобного момента, чтобы  сбежать,  так  как  они,  решив,  что
Филипп не выживет, боялись остаться с мертвецом на руках.
   - А как вы там оказались? - спросила я.
   - Я, что называется, "путешествующий доктор", - ответил он. - Я кочую  по
стране и вожу с собой весь  свой  скарб,  который  включает  в  себя  старый
"форд", походную кровать  и  небольшой  набор  инструментов  и  пузырьков  с
различными снадобьями. Однако  они  все  довольно  эффективны.  Мой  медбрат
одновременно является и моим шофером, и кухаркой. Он отличный парень и очень
любит свою работу, даже несмотря на то что иногда ему  приходится  трудиться
двадцать четыре часа в сутки.
   - Что вы сделали с Филиппом, когда ему стало лучше? - поинтересовалась я.
   - Я упаковал его вещи  и  заставил  поехать  со  мной,  -  сказал  Маркус
Камерон" - Для него наилучшей терапией оказался труд, причем тяжелейший.
   Я рассмеялась: мне трудно было представить Филиппа  пациентом  "кочующего
госпиталя".
   -  Мы  провели  вместе  почти  полтора  года,  -  продолжал   Маркус.   -
Когда-нибудь я расскажу вам об этом - ведь я не имею права  задерживать  вас
сейчас.
   - Я хочу, чтобы вы задержали меня своим рассказом, - сказала  я.  -  Весь
вечер я честно выполняла свои обязанности, поэтому я могу на некоторое время
превратиться в эгоистку.
   Он прикурил сигарету.
   - Теперь ваша очередь поведать о себе, - заявил он.
   - Как давний  друг  Филиппа,  -  совершенно  серьезно  проговорила  я,  -
скажите, смогу ли я сделать его счастливым?
   Если мой вопрос и удивил Маркуса, то он это никак не показал.
   - Я привык быстро принимать решения. Я отвечу вам со всей откровенностью.
Да, я думаю, что сможете.
   - Даже несмотря на то что вам известно о его прошлом? - настаивала  я.  -
Ведь вы же не могли провести с Филиппом столько времени и не узнать об этом.
   - Я знаю, что произошло, - ответил он.
   - Дело в том, - продолжала я, - что он еще не оправился - та женщина  все
еще очень много значит для него, гораздо больше,  чем  я.  Он  повернулся  и
устремил свой взгляд на озеро.
   - Я часто спрашиваю себя, - задумчиво проговорил  он,  -  сознаем  ли  мы
действительную ценность того, что находится рядом с нами.  Может  оказаться,
что Филипп просто не подозревает, насколько вы важны для него.
   - Если бы это было правдой, - промолвила я.
   - Вы любите его? - тихо спросил он.
   - Поэтому-то я и выхожу за него замуж, - ответила я. - Но я не слепая,  я
признаю, что меня ждет нелегкое будущее.
   - Если вы знаете, чего ожидать, - это уже половина победы, - заключил он.
   Мы замолчали, но между нами возникло взаимопонимание, основанное на нашей
симпатии друг к другу. Я поняла, что этот человек нравится мне, что  я  могу
ему доверять, и мне  стало  радостно.  Я  никогда  не  испытывала  подобного
чувства  в  присутствии  других  друзей  Филиппа.  Я  была  счастлива,   что
познакомилась с этим человеком, что он вошел в мою жизнь.
   - Только не подумайте, что я задаю вопрос  из  праздного  любопытства,  -
через некоторое время заговорила я, - но мне хотелось бы знать, верите ли вы
в переселение душ?
   Несколько мгновений он молчал.
   - Естественно! - наконец ответил он. - Я слишком долго живу  на  Востоке,
чтобы не понять, что без второго рождения  наш  мир  давно  бы  оказался  на
низшей ступени деградации и несправедливости.
   - Вы когда-нибудь обсуждали это с Филиппом? - спросила я.
   - Конечно, и не раз, - сказал он. - Человек не может находиться в Индии и
практически ежедневно  не  сталкиваться  с  какими-либо  формами  проявления
Кармы. К тому же, люди продолжают читать Киплинга. Помните?

   "Они придут, придут опять,
   Покуда вертится земля.
   Ведь если Он так бережет листок,
   Он не допустит никогда потратить душу зря."

   - Но как можно быть в этом уверенным? - удивилась я. - Это  можно  только
чувствовать, что равносильно  блужданию  впотьмах,  когда  человек  пытается
ухватиться за что-то более материальное, олицетворяющее собой дневной свет и
способное противостоять критическим нападкам тем, кто не верит.
   - Разве то, что относится к сфере духовного, может быть  материальным?  -
спросил он. - Дорогая моя, вы хотите  невозможного.  Это  третье  измерение.
Если бы мы обладали столь безграничными умственными способностями, что  были
бы в состоянии прийти к пониманию подобных  явлений,  мы  находились  бы  не
здесь. А что касается уверенности -  вы  помните,  какими  словами  Россетти
описывает те чувства, которые, как мне кажется, вы испытываете?

   "Я здесь когда-то побывал,
   Когда - не знаю сам.
   Я помню зелень во дворе
   И пряный запах трав,
   И песни звук,
   И свет вокруг".

   Он прочитал эти строки низким и тихим голосом.
   - Я верю, знаю и почти уверена, но, к сожалению, этого недостаточно, -  я
сгорала от нетерпения.
   Последние слова я произнесла дрогнувшим голосом. Маркус повернулся ко мне
и, положив обе руки на плечи, пристально посмотрел в глаза.
   - Послушайте, - проговорил он, - настанет день, и вы все мне  расскажете.
Но не сейчас,  еще  рано,  так  как  доверие  подобно  нашему  счастью:  оно
существует потому, что либо мы не смогли предотвратить его, либо  -  сбежать
от него. А пока я хочу, чтобы вы запомнили три  вещи.  Я  знаю,  что  вы  не
будете в обиде на меня за мою проповедь. Если вы никогда не будете  забывать
об этих  трех  силах,  они  поведут  вас  по  тому  пути,  которого  вы  так
страшитесь.
   - Что же это такое? - спросила я.
   - Вера, Надежда и Любовь, - ответил он, - и самая  всемогущая  из  них  -
Любовь. Он опустил руки и отвернулся.
   - Пожалуйста! - взмолилась я.  -  Пожалуйста,  помогите  мне.  Мне  нужно
спросить вас кое о чем. Как вы думаете, могла бы Надя.., вернуться во мне?
   Наступило молчание.
   - Я не в состоянии ответить на ваш вопрос, -  сказал  он.  -  Это  можете
сделать только вы сами.
   - Но как мне удостовериться в этом? - настаивала я. -  Как  мне  получить
доказательства?
   - Только ваше сердце даст вам правильный ответ, -  проговорил  он.  -  Но
каков бы ни был ответ, это не важно.
   - Не важно? - переспросила я.
   - Абсолютно! Вопрос о том,  помните  ли  вы  вашу  предыдущую  жизнь,  не
изменит того факта, что вы живете сейчас, поэтому вы должны как можно полнее
жить настоящим.
   - Но для меня это важно, - упрямо сказала я.
   - Нет, - твердо проговорил он. - Второе рождение  -  это  закон  природы.
Наша память поверхностна, она не играет особой роли  в  этом  процессе.  Тот
факт, что вы - Надя или явление переселения душ, может иметь значение только
в том случае, если он воздействует на то, кем вы являетесь в данный момент.
   - Как вы не понимаете, что это мучает меня?
   - Взгляните на это по-другому, - предложил он. - В последние  годы  жизнь
Нади определялась всепоглощающей любовью к Филиппу. Это было самым главным в
ее жизни. Сегодня, для вас, это тоже должно обрести первостепенное значение.
И тогда любовь - но не к самой себе, а  к  Филиппу  -  затмит  для  вас  все
остальное. Думайте о нем, он для вас важнее всего.
   Я молчала, мне нечего было сказать. Он наклонился и  поднес  мои  руки  к
губам.
   - Да поможет вам Бог, - мягко проговорил  он.  Он  повернулся,  собираясь
направиться к дому.
   - Возвращайтесь к гостям, - сказал он совершенно другим тоном.  -  Филипп
обвинит меня в том, что я мешаю вам заниматься гостями.
   Несколько шагов - и мы оказались в круге яркого света, который  падал  из
высоких окон. Маркус улыбнулся мне.
   - Я буду танцевать на  вашей  свадьбе,  -  заявил  он.  -  Филиппу  очень
повезло.
   - Вы даете слово, что приедете? - спросила я.
   - Ничто не сможет меня удержать, - ответил он. Мы вернулись в зал и сразу
же окунулись в атмосферу смеха и веселья, которая царила в  доме  до  самого
утра, когда на небе стали появляться первые отблески зари.

Глава 27

   До свадьбы оставалось три дня. Я никак не могла дождаться, когда  наконец
стану женой Филиппа. В предвкушении этого события меня  охватывала  безумная
радость, я пребывала в какой-то  эйфории,  испытывая  при  этом  восторг,  к
которому примешивались страх и тревога.
   Но я была счастлива.  На  меня  снизошло  спокойствие,  которое  являлось
плодом моих размышлений. Маркус  Камерон  принес  мне  умиротворение.  После
разговора, состоявшегося на приеме в Лонгморе,  я  изо  всех  сил  старалась
забыть о себе и думать только о человеке,  за  которого  выходила  замуж,  и
помнить, что люблю его. Я чувствовала, что рано или поздно все уладится и  я
найду выход из  лабиринта  мучительных  и  совершенно  непонятных  для  меня
эмоций.
   Установилась  очень  жаркая  погода.  Меня  совсем   вымотали   последние
предсвадебные хлопоты, развлечения, примерки,  подарки,  которые  надо  было
разобрать и разложить. Я вернулась с обеда, на котором мы  с  Филиппом  были
почетными гостями. У меня страшно болела голова, и хотелось спать. В воздухе
пахло грозой, изредка раздавались отдаленные раскаты грома. Я  находилась  в
подавленном состоянии. Прошлую ночь я глаз не сомкнула. В городе была  жарко
и душно, и я мечтала вырваться  на  природу,  чтобы  хоть  немного  подышать
свежим воздухом. Мы планировали провести наш медовый месяц на яхте,  которую
Филипп собирался одолжить у своих родственников.
   Однако оставалось еще очень много дел, и я  поняла,  что  мне  так  и  не
удастся отдохнуть. В Мейсфилд мы должны были отправиться вечером за день  до
венчания, а так как было практически невозможно переправить  туда  все,  что
подарили нам с Филиппом, Анжела решила устроить  своего  рода  предсвадебный
прием, чтобы знакомые могли полюбоваться изумительной коллекцией подарков.
   Все было разложено на длинных столах в кабинете.  Драгоценности,  которых
теперь у меня  было  несметное  количество,  лежали  в  сейфе  у  Генри.  Их
собирались разместить в огромном стеклянном шкафу, который Филипп перевез из
Чедлей-Хауса. Ждали только детектива, который должен был  их  охранять.  Уже
несколько дней мы с Анжелой занимались тем,  что  раскладывали  и  описывали
подарки, поэтому,  вернувшись  с  обеда  и  увидев  новую  кучу  коробок,  я
застонала.
   - О Господи! - обратилась я к стоявшему рядом дворецкому. -  Куда  мы  их
денем?
   - Ее светлость задала мне такой же вопрос, миледи, - ответил  он.  -  Она
предлагает поставить еще один стол в будуар.
   "Значит, мне придется опять браться за работу", - подумала я.
   Я вовсе не была неблагодарна  тем,  кто  проявил  столько  исключительную
щедрость по отношению ко мне. Я знала, что многие из них  потратили  гораздо
больше, чем могли себе позволить. Просто подарков оказалось слишком много, а
во мне было достаточно эгоизма, чтобы  постоянно  забывать  о  необходимости
благодарить каждого, кто присылал их.
   Я старалась отправлять письма сразу после того, как получала подарок,  но
однажды график был нарушен, и  сейчас  у  меня  скопилось  более  пятидесяти
поздравлений, на которые  мне  обязательно  надо  было  ответить  до  нашего
отъезда. Я взглянула на наваленные горой коробки, надеясь, что это  не  вазы
для цветов: у нас их уже было  более  сорока.  Мое  внимание  привлекли  три
небольшие посылки. Я взяла одну из них. Она была плоской, и  я  решила,  что
это сумочка.
   Разорвав пакет, я обнаружила внутри зеленую книжку, к которой прилагалось
письмо. Одного  взгляда  на  подпись  хватило,  чтобы  мое  сердце  учащенно
забилось. Посылка пришла от мадам Мелинкофф.
   В ее письме отсутствовало традиционное обращение:

   "После нашей встречи я много думала о вас. Я посылаю вам  книгу,  которая
принадлежала  моей  дочери.  От  всего  сердца  желаю  вам   счастья.   Эдит
Мелинкофф."

   Я прочла заглавие. "Сад Кармы". Мне не надо было открывать  книгу,  чтобы
понять, откуда я цитировала те три строчки,  когда  мы  с  Филиппом  были  в
Ричмонд-Парке. Те строчки,  которые,  будучи  совершенно  безобидными,  если
рассматривать их отвлеченно, разрушили возникшую между нами теплую атмосферу
и заставили Филиппа на бешеной скорости помчаться в Лондон. Я прижала  книгу
к груди, и меня охватило странное возбуждение. Внезапно  я  сообразила,  что
рядом со мной стоит дворецкий.
   - Я оставлю подарки здесь до возвращения ее  светлости,  -  сказала  я  и
бросилась наверх.
   Я вбежала в комнату и заперла дверь. Остановившись, я взглянула на книгу,
которую держала в  руках.  Я  принялась  медленно  переворачивать  страницы,
испытывая при этом некое чувственное наслаждение. Все стихотворения были мне
знакомы, каждое слово эхом откликалось в моей памяти. Не вызывало  сомнения,
что книгой часто пользовались. Некоторые стихотворения были отмечены, против
двух или трех на полях стояли жирные пометки карандашом.
   Мне трудно объяснить свои  чувства  -  я  находилась  в  слишком  сильном
эмоциональном возбуждении, чтобы его можно было описать словами. Мое  сердце
было абсолютно уверено в том, что мой мозг все еще подвергал  сомнению.  Эта
книга принадлежала мне, и именно моя рука держала  карандаш,  когда  ставила
пометки. Я прочитала все стихотворения, некоторые строки я  читала  вслух  с
закрытыми глазами.
   У меня было ощущение, будто я после долгой разлуки встретила  близкого  и
горячо любимого друга. Одно из последних стихотворений было выделено  рамкой
из листьев и цветов, которая как бы подчеркивала его важность.  Я  зашептала
знакомые слова:

   "И после смерти, через долгий срок,