учала насмешка.
   Корделия украдкой посмотрела на него.
   Она  надеялась,  что  Марк  не  примется  подшучивать  над   братом   или
отговаривать его от намерения стать рыцарем.
   Корделия очень  сочувствовала  Дэвиду,  которому  так  часто  приходилось
отстаивать  свою  идею,  вместе  они  вынесли  столько  упреков  со  стороны
родственников, узнавших о принятом им  решении,  что  она  убедилась  в  его
твердости и не сомневалась: никто и  ничто  не  заставит  брата  свернуть  с
намеченного пути.
   "У меня не хватит сил обсуждать все заново, - подумала Корделия. - К тому
же разговор на эту тему огорчит Дэвида".
   Но ее опасения оказались напрасными, кузен не собирался  отговаривать  ее
брата от вступления в Орден.
   - Теперь дела идут не так успешно, - продолжал Марк Стэнтон.  -  Кораблям
Ордена не позволяют атаковать французские  корабли,  торгующие  с  Левантом,
если даже на их борту находятся турецкие товары. Турки же всяческими  путями
добывают себе французские паспорта.
   - Но вы до сих пор плаваете вдоль берегов Африки? - спросил Дэвид.
   - Да, - признался кузен.  -  И  мы  никогда  не  упускаем  случая  спасти
рабов-христиан, если выдается такая возможность.
   - В Алжире и Танжере их до сих пор томится несколько  тысяч?  -  спросила
Корделия.
   - Боюсь, что так, - ответил Марк. - Но на Мальте вы тоже найдете огромное
число рабов.
   Корделию это поразило, а кузен тем временем продолжал:
   - Когда-то Мальта была одним из самых больших рынков рабов. Две-три сотни
рабов по-прежнему ежегодно оказываются у нас в  плену.  Султан  выкупает  их
большими партиями и платит по сто луидоров за каждую.
   - Меня не интересуют рабы, - прервал его Дэвид, - хотя я понимаю, что они
являются частью добычи. Расскажи лучше о своем корабле. Как можешь  ты  быть
капитаном корабля, принадлежащего Ордену, когда сам не являешься рыцарем?
   - Корабль, которым я сейчас командую, -  ответил  Марк,  -  собственность
барона Людвига фон Вютенштайна, выходца из англо-баварской родовитой  семьи,
к тому же очень богатой.
   Он сделал паузу и осушил бокал  вина  под  нетерпеливым  взглядом  своего
кузена, ожидающего продолжения рассказа.
   - Барону всего двадцать один год, - продолжал капитан Стэнтон. - Надеюсь,
тебе известно, Дэвид, что рыцарь не  может  командовать  кораблем,  пока  не
достигнет двадцатичетырехлетнего возраста и не совершит четыре "каравана".
   Корделии не было нужды объяснять, что означало "караван", поскольку  брат
неоднократно  рассказывал  ей  об  этом  испытании:  плавание  на   галерах,
продолжавшееся  не  меньше  полугода.  В  "караванах"  рыцарь  познавал  все
тонкости практических навыков морского дела. Вот почему  мальтийские  рыцари
считались лучшими и самыми опытными капитанами в мире.
   Рыцарь должен быть не только доблестным и неустрашимым воином, обладающим
духом искателя приключений, что вызывало восхищение, где бы он ни появлялся,
но и превосходным знатоком морского  дела.  Неудивительно,  что  на  рыцарей
Ордена, как опытных  наставников  флотских  офицеров,  повсюду  был  большой
спрос.
   - Мой корабль под названием "Святой Иуда", - продолжал объяснять Марк,  -
принадлежит барону, а поскольку у Ордена в данный момент  не  хватает  своих
судов, то они приветствуют рыцарей, предоставляющих им в  распоряжение  свои
корабли.
   - Возможно, именно это я  сделаю  позже,  -  сказал  граф,  и  глаза  его
загорелись.
   - Почему бы и нет, если ты можешь позволить себе  это,  -  пожал  плечами
кузен.
   - Прекрасная мысль, и как это она до сих пор не пришла мне  в  голову?  -
удивился Дэвид, воодушевленный новой идеей. - Когда  я  смогу  увидеть  твой
корабль?
   - Когда пожелаешь, - ответил Марк Стэнтон, - Но поскольку  я  только  что
прибыл в порт, то хотел бы, если позволите, побыть немного в вашем  обществе
до того, как мы отправимся на верфь.
   - Да, конечно, - неохотно ответил Дэвид, и Корделия с  улыбкой  вынуждена
была вступить в разговор, чтобы сгладить неловкость.
   - Дэвиду не нравится Неаполь, и ему не терпится как можно скорее  попасть
на Мальту. Ему жаль терять каждую минуту, которую мы вынуждены  проводить  в
этом прекрасном городе.
   - А тебе здесь нравится? - спросил Марк, по  старой  привычке  фамильярно
обращаясь к кузине.
   - Здесь так замечательно, что порой кажется, будто все это мне снится.
   Он отхлебнул глоток вина и задумчиво произнес:
   - Когда мне хочется думать о прекрасном и  мирном  уголке,  то  я  прежде
всего вспоминаю Стэнтон-Парк.
   Граф нетерпеливо встал, будучи не в  силах  принимать  участие  в  пустом
разговоре.
   - Пойду к себе и переоденусь, - сказал он, - чтобы не  задерживать  тебя,
когда ты будешь готов отправиться показывать свой корабль.
   - Я не тороплюсь, - ответил Марк, откидываясь на спинку кресла  и  удобно
вытягивая длинные ноги.
   Однако Дэвид торопливо зашагал к  двери  по  дорогим  персидским  коврам,
покрывавшим пол салона. Корделия посмотрела ему вслед с улыбкой и сказала:
   - Как я рада, что ты здесь, Марк! Ты появился  очень  вовремя.  У  Дэвида
сердце изболелось от переживаний, что в  ближайшие  несколько  дней  ему  не
удастся попасть на Мальту. Ты не представляешь себе, сколько часов он провел
на террасе, глядя в море.
   Марк Стэнтон немного помолчал, затем неожиданно спросил:
   - Ты действительно считаешь, что он поступает  разумно,  Корделия?  Дэвид
еще слишком молод. Достаточно ли хорошо он все обдумал, прежде чем порвать с
жизнью в  Англии?  Лучше  всего  ему  было  бы  заняться  управлением  вашим
состоянием, жениться и родить наследника.
   - Умоляю тебя, не спорь с ним, - сказала Корделия. - Это же его идеал,  к
которому он так долго и упорно стремился, его давняя мечта, и разубедить его
в том,  что  он  совершает  ошибку,  посвящая  себя  служению  богу,  просто
невозможно.
   Марк молчал, и она продолжила:
   - Передать тебе не могу, сколько я переживала по  поводу  того,  что  его
прошение о приеме в рыцари Ордена не будет принято. Для  него  это  было  бы
страшным ударом, от которого он едва ли оправился.
   - Полагаю, не было причин отказать ему в прошении.
   - У нас, конечно, имеются все доказательства о принадлежности нашего рода
к дворянству в восьми  поколениях,  и,  кроме  того,  Стэнтоны  всегда  была
верными католиками. Но мне кажется, что один из наших родственников, живущий
в Риме, пытался убедить его святейшество папу  римского  отказать  Дэвиду  в
благословении. Во всяком случае он так говорил, когда приезжал в Англию.
   - Ты не догадываешься, почему он так поступил?
   - Он считает Дэвида слишком молодым, чтобы решать  свою  судьбу  и  знать
наверняка, чего ему хочется.  Родственник  полагает,  что  Дэвид  непременно
влюбится и будет жалеть, что не сможет жениться. Думаю, его возмущает и  тот
факт, что большая часть состояния Стэнтонов перейдет Ордену.
   - Я бы тоже посчитал  эти  причины  весьма  важными  и  убедительными,  -
заметил Марк.
   - Не вмешивайся!  Твое  мнение  уже  ничего  не  изменит!  -  возмутилась
Корделия.
   Сознавая, что ее слова прозвучали  грубо,  она  тем  не  менее  посчитала
необходимым защитить брата от старшего и несколько самоуверенного кузена.
   Девушка не нашла бы объяснения своему возмущению, если бы не воспоминания
о том, что в детстве Марк вечно огорчал ее. Он подшучивал над  ней,  и  она,
будучи намного младше кузена, даже  немного  побаивалась  его.  Более  того,
приходилось признать, что она ревновала брата к Марку.
   Дэвид, будучи старше сестры на два года, стал ее  самым  близким  другом.
Она очень скучала по брату, когда он уезжал в школу, и была просто счастлива
во время его каникул.
   Но стоило в Стэнтон-Парке появиться Марку, как Дэвид следовал за  ним  по
пятам,  во  всем  беспрекословно  подчинялся  ему,  находя  компанию  кузена
предпочтительней игр с младшей сестрой.
   - Думаю, у меня все-таки есть право попытаться отговорить Дэвида от  этой
затеи, - сказал Марк спокойно,  никак  не  отреагировав  на  ее  вспышку.  -
Вернее, я единственный, кто должен сделать это.
   - Почему? - спросила Корделия, не скрывая враждебности в тоне.
   - Просто потому, что я его наследник!
   Корделия, как громом пораженная, посмотрела на кузена.
   - Ты?! Не понимаю...
   - Я наследую его состояние, как ближайший ваш родственник, если, конечно,
Дэвид не женится и не родит сына, - ответил Марк. - Но в случае  его  смерти
до женитьбы я наследую титул графа Ханстэнтона. Но вероятность  этого  мала,
учитывая, что я на восемь лет его старше.
   Марк помолчал и невозмутимо продолжал, даже не  взглянув  на  растерянную
кузину.
   - В то же время я считаю, что обязан указать  Дэвиду  на  все  невыгодные
последствия его решения стать рыцарем Ордена, хотя  тем  самым,  несомненно,
обкраду собственного  сына,  если,  конечно,  таковой  у  меня  когда-нибудь
появится.
   Корделия резко встала.
   - Умоляю тебя ничего подобного не делать.  Дэвид  достаточно  натерпелся,
выслушивая   укоры   и   увещевания   родственников.   Особенно    неприятно
вмешательство тех людей, которые откровенно преследуют свою личную выгоду.
   - К которым, по-твоему, принадлежу  и  я?  -  насмешливо  поинтересовался
Марк.
   - Мы не ожидали встретить тебя здесь, - сказала Корделия. -  Ведь  только
по воле случая ты прибыл в Неаполь в  данный  момент  и  оказался  капитаном
корабля, который держит курс на Мальту. Я прошу тебя об  одном:  отнесись  к
нам как к обычным пассажирам, а не родственникам, и  не  вмешивайся  в  наши
дела.
   - Ты же  понимаешь,  что  это  невозможно,  -  ответил  Марк  Стэнтон.  -
Откровенно говоря, я рад иметь на борту  таких  знатных  пассажиров  и  смею
добавить - такую очаровательную родственницу.
   - И все-таки ты намерен расстроить Дэвида и сделать его несчастным?
   Марк Стэнтон медленно поднялся. Корделия невольно отметила про себя,  что
была в этом крупном мужчине какая-то особенная грация  и  легкость  движений
атлета.
   - Давай поговорим спокойно и рассудительно, - предложил он.  -  Верит  ли
Дэвид действительно в  то,  что  сможет  всю  жизнь  противиться  искушениям
плоти?
   Корделия  подумала,  что  кузен  намеренно  говорит  так  цинично,  и   с
горячностью ответила:
   - Некоторые мужчины находят, что в жизни есть  нечто  более  важное,  чем
волокитство  за  каждой   хорошенькой   женщиной,   как   обычно   поступают
неаполитанцы.
   - Как  известно,  английские  мужчины  не  менее  страстные  охотники  до
красивых женщин, - сказал Марк с улыбкой.
   Она понимала, что он насмехался над ней, и гнев закипел в ней.
   Корделия  припомнила,  как  кузен  дразнил  ее  в  детстве  за  веснушки,
усыпавшие ее личико с первыми жаркими лучами солнца,  и  умел  заставить  ее
чувствовать в своем присутствии маленькой, ничтожной и неуверенной в себе.
   - Ты должен оставить Дэвида в покое! - гневно воскликнула Корделия, забыв
о правилах хорошего тона.
   Но, говоря это, она чувствовала, что ее слова не подействуют на него.
   Несмотря на молодость и малый жизненный опыт,  Корделия  ясно  сознавала,
что приказывать такому мужчине, как капитан Стэнтон, бесполезно. Однако было
в Марке что-то, всегда раздражавшее ее, и сейчас,  видя,  что  ее  слова  не
произвели на него ни малейшего впечатления, она в ярости топнула ногой.
   - Лучше уходи, Марк! - воскликнула она. -  Сейчас  мы  с  Дэвидом  меньше
всего нуждаемся в таком бессердечном родственнике. Забудь, что ты видел нас.
Мы найдем другой корабль, чтобы добраться до Мальты.
   - Ты не очень-то приветлива, Корделия, - спокойно сказал Марк Стэнтон.  -
И все же я чувствую, что твой гнев вызван  не  моими  словами.  Просто  твой
здравый смысл - или ты называешь это совестью? - подсказывает  тебе,  что  я
прав.
   - Ничего подобного! - отпарировала Корделия. - Я хочу,  чтобы  Дэвид  был
счастлив, и знаю,  что  это  возможно  при  одном  условии:  если  он  будет
следовать своему идеалу, если посвятит себя, как он того желает, вере.
   К ее удивлению, Марк Стэнтон ответил не сразу. Он  медленно  прошелся  по
салону и остановился у портрета леди Гамильтон, написанного мадам  Ле  Брюн,
когда она впервые посетила Неаполь. Запечатленная в позе вакханки, леди Эмма
была очень красива, но при этом, несмотря на возраст и смелый  наряд,  в  ее
чертах сквозили юное простосердечие и незащищенность, которые напоминали ему
Корделию.
   Наблюдая  за  ним,  девушка  чувствовала  свою  беспомощность  и   полное
бессилие. Кузен был так уверен в себе, так решителен и.., жесток.
   Марк отвернулся от портрета и подошел к ней.
   - Мы уже достаточно поговорили о Дэвиде, кузина, - сказал  он.  -  Теперь
расскажи немного о себе.
   - О чем бы ты хотел узнать?  -  спросила  Корделия  спокойно,  словно  за
минуту до этого не пылала гневом.
   - Изволь. Скажи мне прямо, если Дэвид в  скором  времени  станет  рыцарем
Ордена, то что будешь делать ты? По тому,  как  складывается  обстановка  на
Средиземном море, тебе будет нелегко вернуться в Англию.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Есть препятствие, о котором ты, возможно,  уже  слышала.  Это  Наполеон
Бонапарт, - с некоторым сарказмом ответил Марк.
   - Я знаю, что его флот находится в Тулоне и заблокирован англичанами.
   - Надеюсь, что там он и останется, - сказал капитан Стэнтон. - И  все  же
путешествие отсюда до Англии - длинное и небезопасное.
   - Я... Возможно, я не.., вернусь  в  Англию,  -  нерешительно  призналась
Корделия, мысленно ругая себя  за  то,  что  слишком  разоткровенничалась  с
кузеном.
   - Ты хочешь сказать, что здесь есть кто-то, за кого ты выйдешь замуж?
   - Нет. Конечно, нет! - торопливо возразила девушка.
   - Не верится, что леди Гамильтон предложила тебе  оставаться  ее  гостьей
неограниченное время.
   Марк не стал облекать в слова свои  мысли  о  том,  что  Эмма  Гамильтон,
несомненно, считала, что в лице молодой и красивой девушки обретала  опасную
соперницу, и не намеревалась продолжительное время терпеть ее у себя в доме.
   - Нет... Здесь  нет  никого,  за  кого  я  могла  бы  ,  выйти  замуж,  -
пролепетала Корделия - В таком случае, каковы же твои  планы?  -  настойчиво
спросил Марк.
   - Это мое личное дело.
   - Полагаю, что я,  как  ближайший  и  единственный  в  этой  части  света
родственник, имею право знать о твоих планах? - не отступал он.
   Корделии не хотелось отвечать, и это было заметно по выражению  ее  лица,
но, пересилив свое нежелание, она проговорила:
   - Дэвид предложил мне.., пост) пить в монастырь Святой Романики.
   - Что он предложил?!
   Вопрос прозвучал необычайно резко и эхом разнесся  по  салону,  как  звук
пистолетного выстрела.
   - Я еще не пришла к окончательному решению... Но, думаю, так будет лучше,
- сказала Корделия, гордо вскинув голову.
   - Да вы что, Стэнтоны, с ума посходили? - не сдержался Марк.
   Не было сомнения, что при ее словах спокойный и ироничный  тон,  которого
он придерживался с первой минуты встречи с родственниками, покинул его.
   - Достойно сожаления, - продолжал Марк, - что Дэвид решил принять обет, о
котором позже может пожалеть, но твое  намерение  поступить  в  монастырь  в
восемнадцать лет, когда ты так прекрасна и ничего еще не  познала  в  жизни,
кажется мне совершенным безумием!
   В его тоне было столько гнева, абсолютно  не  свойственного  кузену,  как
думала Корделия, что она испугалась.
   - Я же сказала, что еще.., обдумываю его предложение, - тихо пробормотала
девушка. - Но этого.., хочет Дэвид.
   - Есть что-то в характере Стэнтонов, -  сказал  Марк,  -  что  заставляет
других подчиняться им и принимать их точку зрения.
   Гнев его постепенно охладел, и он продолжал говорить спокойно:
   - Был у нас в родне один дядюшка,  большой  любитель  выпить.  Так  он  и
друзей постоянно заставлял пить с ним. Другой наш общий предок  был  заядлый
игрок, который до такой степени  заражал  своим  пороком  неопытных  молодых
людей, только переступивших порог клуба, что  они  через  несколько  месяцев
оказывались полными банкротами, поддаваясь его дурному влиянию.
   - Твои примеры здесь совершенно неуместны, - холодно заметила Корделия.
   - Напротив, они лишь подтверждают мою мысль. Дэвид хочет  стать  монахом,
ведь рыцари - те же монахи, - и тебя тоже подталкивает к  уходу  от  мирской
жизни. Дэвид хочет посвятить себя некому высокому и благородному идеалу -  и
ты по его желанию должна поступить так же, независимо от того, хочешь ли  ты
всем сердцем изолировать себя от окружающего мира.
   Корделия ничего не ответила, признавая правоту его  слов  Марк,  помолчав
минуту, раздраженно сказал.
   - Бог мой, детка, впереди у тебя целая жизнь, наполненная  и  интересная,
жизнь,  в  которой  ты  встретишь  мужчину  и  познаешь  любовь  и   счастье
материнства.
   Корделия сделала жест, как  бы  отвергая  подобную  идею,  но  продолжала
молчать.
   - Как можешь ты серьезно размышлять  над  тем,  чтобы  запереть  себя  за
высокими монастырскими стенами, постоянно  жить  исключительно  в  окружении
монахинь,  которые,  клянусь,  вовсе  не  такие  уж  праведницы,  а   скорее
озлобленные мужененавистницы?
   Корделия глубоко вздохнула.
   - Каково бы ни было мое решение, Марк, принимать его  буду  я,  и  ты  не
посмеешь помешать мне, - твердо сказала она.
   Они пристально посмотрели друг на друга.
   - Посмею! - медленно, но внушительно сказал Марк.
   - Каким образом?
   - Как известно, - ответил он, -  я  твой  единственный  троюродный  брат.
Кроме  того,  здесь,  вдали  от  Англии,  у  тебя  и   Дэвида   нет   других
родственников. Да и в Англии, будь на то моя  воля,  я  по  суду  без  труда
получил бы право опеки над тобой.
   - После смерти папы моим  опекуном  является  Дэвид!  -  резко  возразила
Корделия.
   - Но  Дэвид  скоро  станет  рыцарем  Ордена,  а  двадцать  один  год  ему
исполнится, если я не ошибаюсь, через несколько месяцев.
   - Не знаю, что ты задумал, Марк, - сказала девушка, - но что  бы  это  ни
было, прошу; оставь свою затею. Я никогда не признаю тебя опекуном,  который
имеет надо мной власть.
   Корделия  почувствовала,  что  ее  слова  не  убедили  Марка,  и  сердито
добавила.
   - Я поступлю по своему желанию или как посчитаю лучшим для себя.  Что  бы
ты ни сказал мне или Дэвиду, твои советы будут означать для нас  не  больше,
чем пустой звук.
   Марк  Стэнтон  ничего  не  ответил,  и  Корделия  снова  топнула   ногой,
уязвленная его хладнокровием и выдержкой.
   - Ненавижу тебя, Марк Стэнтон! Всегда ненавидела! Уходи и  оставь  нас  с
братом в покое! Я была счастлива... Очень счастлива, пока здесь не  появился
ты!
   Девушка отвернулась, чтобы скрыть от него появившиеся  на  глазах  слезы.
Ковры заглушали шум  шагов,  она  не  слышала,  как  он  подошел  к  ней,  и
вздрогнула, когда Марк неожиданно положил руки на ее плечи и повернул  лицом
к себе.
   - Извини, Корделия, - сказал он ласково. - Я вел себя не лучшим  образом.
Ты простишь меня?
   Ошеломленная изменением в его отношении к ней и покоренная полным  мольбы
голосом, она посмотрела на него широко открытыми глазами. Он погладил ее  по
плечу и улыбнулся улыбкой, которую многие женщины находили неотразимой.
   Кузен взял ее руку и поднес к губам.
   - Прости, Корделия,  -  снова  повторил  он  и  поцеловал  тонкие  пальцы
девушки.
   Она стояла растерянная, озадаченно глядя на него. Меньше  всего  Корделия
ожидала от него проявления подобной галантности.
   - Не пойти ли тебе  поискать  Дэвида?  -  предложил  Марк.  -  Что-то  он
задерживается наверху. Пришло  время  показать  вам  мой  корабль.  Меня  не
удивит,  если  Дэвиду  вдастся  заставить  ленивых  неаполитанцев   работать
побыстрее, чем они привыкли.
   Он продолжал держать ее руку Корделия посмотрела прямо ему в глаза  и  не
могла промолвить ни слова.
   В душе ее все еще кипел гнев, но одновременно она чувствовала, что  не  в
силах продолжать сердиться н