принадлежали  к  знатнейшим
семействам Франции.  У  них  был  очень  аристократичный  вид  и  та  особая
надменность, которая  дается  лишь  благородной  кровью  и  древним  родовым
древом. Эти дамы высоко держали голову и двигались так, словно, танцуя,  они
снисходили с небес на землю.
   Оркестр, игравший в зале, состоял в основном из  скрипок,  как  и  обещал
герцог, но в саду бродили певцы с гитарами, распевавшие итальянские любовные
песни.
   Мелодии этих  песен,  трепетный  свет  фонариков,  подвешенных  на  носах
гондол, и крики гондольеров, казалось, переносили присутствующих  в  далекую
Италию.
   Зрелище было столь чарующим,  что  Лина,  выйдя  на  террасу,  застыла  в
изумлении и так и стояла, пока за спиной у нее не раздался голос:
   - Ну, и как вам это нравится, леди Литтлтон?
   Лина обернулась и увидела пожилую даму в  роскошной  тиаре  и  в  широком
жемчужном ожерелье, прикрывающем шею. Ее познакомили с этой дамой, когда они
только что приехали.
   То была герцогиня Савернская, бабушка Фабиана.
   - Это чудо, мадам! - воскликнула Лина. - Я и представить  себе  не  могла
такого дивного зрелища!
   - Я очень рада,  -  сказала  герцогиня.  -  Но  это  стоило  уйму  денег,
достойных лучшего применения.
   Надо же! Лина сказала почти то же самое, а Китти обвинила ее в  том,  что
она "социалистка"!
   - Я предпочла бы, - продолжала герцогиня,  -  чтобы  мой  внук  пригласил
своих английских друзей на свою свадьбу.
   - Герцог женится? - удивилась Лина.
   Старая дама покачала головой.
   - Увы, нет. Но вы же понимаете, леди Литтлтон, что мы, его родные,  любим
Фабиана и потому хотим, чтобы он остепенился и завел семью.
   Тон, которым герцогиня произнесла это, и то, как она при этом  посмотрела
на Лину, дали ей понять, что герцогиня не напрасно завела этот разговор.
   Несомненно, кто-то успел доложить бабушке герцога о его новом  увлечении,
и почтенная дама явилась предупредить Лину,  что  семья  герцога  отнюдь  не
будет обрадована тем, что Лина вторглась в его жизнь.
   Герцогиня, очевидно,  ожидала  ответа  Лины.  Поэтому  после  паузы  Лина
сказала:
   - Я... я уверена, что в конце концов герцог... выполнит свой  долг  перед
самим собой и своим семейством...
   - Его долг, - сказала герцогиня, -  состоит  в  том,  чтобы  жениться  на
женщине, равной ему по положению. Вам, должно быть, известно, леди Литтлтон,
что у нас во Франции немалая часть браков заключается лишь на том основании,
что человек в положении моего внука просто не может позволить себе совершить
мезальянс.
   Она помолчала и, видя, что Лина не отвечает, продолжала:
   - Благородную кровь надлежит смешивать лишь с благородной кровью.  Каждый
французский аристократ, знает это  с  самого  рождения.  У  нас  во  Франции
традиции значат очень много...
   Лина наконец поняла, что имеет в виду герцогиня.
   У нее, Лины, конечно, есть титул, и со стороны может показаться, что  она
ровня герцогу, но его родственники хотят, чтобы он  женился,  а  не  заводил
очередной роман с женщинами, уступающими ему по общественному положению.
   Лине очень хотелось спросить, думала ли герцогиня то же  самое  о  Дэйзи,
Эви и Китти. Впрочем, вряд ли у старушки хватит честности ответить "да".
   Лина знала, как горды французы, особенно те,  кто  принадлежит  к  ancien
regime. Они ведь до сих  пор  не  хотели  признавать  титулов,  пожалованных
Наполеоном Бонапартом!
   Лина с улыбкой подумала, что три грации этого не учли.
   "Им следовало бы сделать меня по меньшей мере графиней!"
   Впрочем, фальшивую графиню достаточно быстро могли бы уличить.
   Эта беседа с бабушкой герцога нравилась Лине все меньше и меньше.
   Выручил Лину ее кавалер,  который  танцевал  с  ней  прошлый  танец.  Он,
запыхавшись, появился на террасе с бокалом шампанского в руке.
   - Я потерял вас, мадам, - сказал он. - Простите, что я так задержался - я
никак не мог найти  лимонада.  Быть  может,  вы  согласитесь  утолить  жажду
шампанским?
   - Благодарю вас, - ответила Лина. - Вы очень любезны.
   Она  взяла  бокал,  отхлебнула  глоток,  обернулась  к  герцогине   -   и
обнаружила, что та незаметно исчезла.
   - Вы разрешите пригласить вас на следующий танец? -  спросил  француз.  -
Вряд ли нужно говорить, что мне не хочется танцевать ни с  кем,  кроме  вас.
Если вы откажете, этот вечер для меня будет окончательно испорчен!
   Он  говорил  по-французски,  и  слова  его  звучали  куда  настойчивей  и
выразительней, чем по-английски. Лина со смехом ответила:
   - Право, мсье, вы мне  льстите!  К  тому  же  я  уже  приглашена  на  три
следующих танца.
   - Тогда четвертый - за мной! - воскликнул француз и сам вписал свое имя в
ее программку.
   Но Лина обнаружила, что выполнить все  свои  обещания  она  просто  не  в
состоянии.
   Бал начался как положено, и поначалу все было чинно и корректно.
   Но  романтическая  атмосфера,  обстановка   и,   возможно,   превосходное
шампанское, которое разносили лакеи в пудреных  париках,  заставляли  сердца
биться чаще, в такт ускорявшейся музыке скрипок.
   Воздух трепетал, все  вокруг  сверкало  и  искрилось,  и  Липа  не  могла
оставаться равнодушной среди всеобщего возбуждения.
   Отвечая  на  комплименты  кавалеров,  Лина  казалась  себе  необыкновенно
остроумной. Она уже не внимала диалогу из пьесы, но сама участвовала в ней.
   Все мужчины, с  которыми  она  танцевала,  приглашали  ее  прокатиться  в
гондоле, но, глядя на  гондолы,  удалявшиеся  в  тень  моста  Вздохов,  Лина
чувствовала, что это было бы неблагоразумно.
   Она была уверена, что, если она согласится отправиться с кем-то  из  этих
мужчин - неважно, с кем именно,  -  в  гондоле,  он  непременно  захочет  ее
поцеловать или допустит другую вольность.
   А она этого не хотела. Она не хотела, чтобы кто-то из мужчин прикасался к
ней. Хотя, если быть честной, один из них...
   Последняя мысль смутила Лину. Но время шло, один танец сменялся другим, а
герцог и не думал приближаться к ней. И Лина ждала,  томилась,  тосковала  и
мысленно звала его.
   - Я хочу поговорить с ним... Я хочу танцевать с ним! - шептала она.  Было
уже поздно, а они даже не обмолвились с ним словом за весь вечер.
   Лина не могла понять, почему он избегает ее. Она видела, что он танцует с
Китти, с Дэйзи... Следующей, должно быть, будет Эви.
   Лина заметила, что блистающий зал уже не кажется ей таким прекрасным, как
вначале. Разочарование давило ей на сердце тяжелым камнем.
   Снова грянула  музыка.  Лина  оставила  своего  предыдущего  кавалера,  с
которым она болтала на террасе, чтобы вернуться в зал.  И  вдруг  перед  ней
возник герцог.
   Он не сказал ни слова - просто обвил рукой ее талию и увлек за собой.
   Звучала дивная  мелодия  медленного  вальса.  Лине  показалось,  что  она
погрузилась в сказочный сон.
   Все кавалеры говорили ей, что она прекрасно танцует, что она  легка,  как
пушинка.
   Но когда она танцевала с герцогом, Лине  казалось,  что  она  растаяла  и
слилась с ним воедино.
   И в то же время она все время остро ощущала, что его рука лежит у нее  на
талии, а другая держит се руку.
   Подняв глаза, Лина увидела,  что  лицо  герцога  серьезно,  даже  немного
мрачно.
   - Я все собиралась поблагодарить вас за чудесный вечер! - сказала она.
   - Он в самом деле кажется вам чудесным? - спросил герцог.  В  его  голосе
снова послышались эти глубокие, вибрирующие нотки.
   - Да, конечно! - воскликнула Лина.
   - Должно быть, подбирая  обстановку  для  бала,  я  уже  знал,  что  сюда
приедете вы. Нужно ли говорить вам, что в этом зале  нет  никого  прекраснее
вас?
   Герцог  произнес  эти  слова  с  такой  искренностью,  что  сердце   Лины
встрепенулось и забилось, как пойманная птичка.
   Она снова подняла глаза, ожидая  увидеть  на  губах  герцога  все  ту  же
насмешливую улыбку. Но герцог был по-прежнему серьезен, и глаза его  уже  не
искрились смехом.
   Он заглянул ей в глаза - всего лишь на миг, - потом теснее  прижал  ее  к
себе, и они снова закружились по залу, не говоря ни слова.
   Танец еще не окончился, когда  герцог  остановился  у  одной  из  дверей,
ведущих на террасу, и вывел Лину в сад.
   Они спустились по ступенькам к воде. Гондола ждала их. Герцог помог  Лине
шагнуть на ее борт.
   Они уселись на алых шелковых  подушках,  гондольер  шевельнул  веслом,  и
гондола медленно заскользила в глубь сада. Ее фонарики  зыбко  отражались  в
воде. Лина взглянула на герцога.
   Он сосредоточенно смотрел вперед, туда, куда они плыли.
   Он молчал. Лина догадалась,  что  это  неспроста,  и  не  стала  нарушать
затянувшееся молчание. Она  понимала,  что  каждое  их  слово  будет  слышно
гондольеру.
   Лина видела в соседних лодках пары,  которые  сидели  обнявшись  и  нежно
шептались. Но ей не хотелось, чтобы  то,  что  будет  сказано  между  нею  и
герцогом, подслушал кто-то третий.
   Гондола несла их прочь от дома,  музыка  оркестра  стихала  в  отдалении.
Теперь стали слышнее песни блуждающих по  саду  певцов.  От  этих  страстных
мелодий сердце Лины забилось еще быстрее.
   Ей отчего-то стало трудно дышать, в  горле  пересохло.  Она  столь  остро
чувствовала близость герцога, что, хотя  они  не  касались  друг  друга,  ей
казалось, что он держит ее в объятиях.
   Гондола прошла под мостом Вздохов.  За  ним  фонарей  было  куда  меньше.
Искусственное озеро уходило в более глухую часть сада.
   В дальнем конце озера была пристань.  Гондольер,  не  дожидаясь  приказа,
остановился у нее.
   Лина вопросительно посмотрела на герцога  и  встала.  Он  протянул  руку,
помогая ей сойти на причал.
   Ощутив прикосновение его пальцев, Лина вздрогнула.
   Пока они плыли в гондоле, Лина машинально  сняла  свои  длинные  лайковые
перчатки, и теперь ее руки были обнажены.
   Они поднялись по ступенькам  и  оказались  перед  сплошным  занавесом  из
зеленых ветвей и лоз. Герцог отодвинул ветви в сторону.
   Лина замерла, потом в нерешительности оглянулась назад,  но  гондола  уже
уплывала, удаляясь туда, где горели огни и звучала музыка.
   - Гондольер получил нужные распоряжения и вернется за нами в  назначенное
время, - тихо сказал герцог, как бы желая успокоить ее.
   Это были первые слова, которые он произнес с тех пор,  как  они  покинули
зал. Лина улыбнулась ему и шагнула под зеленый занавес, который  придерживал
перед ней герцог.
   Оказавшись внутри, она ахнула от  восхищения.  В  беседке  было  устроено
нечто вроде комнаты для отдыха, но столь прекрасной и необычной, что у  Лины
перехватило дыхание.
   Стены беседки были сделаны из цветов, вплетенных в  резные  решетки.  Это
было устроено так  искусно,  что  беседка  была  точь-в-точь  как  цветочная
корзинка.
   Все это подсвечивалось снаружи искусно замаскированными  фонариками,  так
что цветы казались прозрачными. Тут были розы, гвоздики,  лилии,  орхидеи  -
каких только цветов там не было!
   Их аромат наполнял воздух благоуханием и  смешивался  с  волнами  музыки,
которая теперь звучала так далеко,  что  казалось,  будто  это  вовсе  и  не
музыка, а лишь эхо музыки, застывшее в воздухе.
   В беседке стояла  широкая  удобная  тахта,  по  которой  были  разбросаны
шелковые подушки. И тахта, и пол были усыпаны лепестками цветов, так что все
вместе походило на домик фей.
   - Какая прелесть! - ахнула Лина. - Я и не думала,  что  на  свете  бывают
такие чудеса!
   - Очень рад слышать, - отозвался герцог. - Ведь  я  устроил  эту  беседку
специально затем, чтобы привести вас сюда и поговорить.
   Лина испуганно покосилась на  него  из-под  полуопущенных  ресниц,  потом
сказала:
   - Я... я  тоже  хотела  с  вами  поговорить.  Тот  подарок,  что  вы  мне
прислали...
   - Я надеялся, что вы наденете его на  бал,  -  перебил  ее  герцог.  Лина
покачала головой:
   - Это невозможно! И, пожалуйста... мне не хотелось бы вас обидеть,  но...
не надо больше таких подарков. Я не могу принять его от вас.
   - Почему же?
   - Потому что... видите ли... нехорошо принимать такие ценные  подарки  от
человека, который... который не имеет права дарить мне такие вещи.
   Лина подумала, что  это,  должно  быть,  звучит  довольно  бессвязно,  но
объяснить это было не так-то просто.  Она  боялась,  что  герцог  сочтет  ее
неблагодарной и грубой.
   Он ничего не сказал. Лина нервно стиснула руки.
   - Поймите, я... Меня всегда  учили,  что  леди  неприлично  принимать  от
мужчин подарки. Ну, разве что мелочь какую-нибудь - цветы или  конфеты...  Я
знаю, что моя матушка не одобрила бы, если бы я оставила вашу  звезду  себе.
Она, конечно, очень красивая, но...
   - Вы говорите, ваша матушка этого не одобрила бы... - Герцог  внимательно
взглянул на нее. - Но вас, несомненно, куда больше должно  волновать  мнение
мужа?
   - Д-да, конечно! - поспешно согласилась Лина. - Он тоже...  тоже  был  бы
против...
   - А ведь я не зря подарил вам именно  эту  звезду,  -  сказал  герцог.  -
Хотите, объясню, почему я это  сделал?  Но  сперва  дайте  мне  как  следует
посмотреть на вас. До сих пор я боялся сделать это.
   - Боялись?
   - Разумеется! Неужели вы думаете,  что,  посмотрев  на  вас,  я  смог  бы
спокойно  танцевать  с  другими  дамами,   болтать   с   ними,   разыгрывать
гостеприимного хозяина?
   Его голос сделался ниже и глуше.
   - Я считал минуты до того мгновения, когда наконец смогу  пригласить  вас
на танец, а потом привезти сюда и сказать вам, что я люблю вас.
   Лина ахнула и прижала руки к груди.
   - Не надо... пожалуйста...
   - Отчего же? - спросил герцог. - Ведь вы не  хуже  меня  знаете,  что  мы
значим друг для друга больше, нежели можно выразить словами.
   Он протянул к ней руки, но Лина вскрикнула и отшатнулась.
   Беседка была очень маленькая, и Лина, не сделав и  двух  шагов,  уперлась
спиной в цветочную стену.
   - Я... я лучше пойду... Мне... мне не следует оставаться здесь, наедине с
вами...
   - Но вам хочется этого, - сказал герцог.  -  Признайтесь  же,  Лина,  вам
этого хочется? Вам хочется выслушать меня, не так ли?
   Лина знала, что это правда, и не смогла  солгать.  Она  больше  не  могла
играть предназначенную ей роль!
   Она знала, что герцог смотрит на нее и что, если  она  встретится  с  ним
глазами, она сделает все, как он захочет.
   - Пожалуйста... пожалуйста, отпустите меня! - воскликнула девушка, словно
герцог удерживал ее.
   - Сейчас? Не могу, - ответил герцог.
   - П-почему?
   - Потому что прежде я хочу, чтобы вы выслушали все, что я  собираюсь  вам
сказать. Быть может, это поставит все на свои места.
   В его тоне было нечто странное.
   - Я... я не понимаю, - пролепетала Лина.
   - Я так и думал, - сказал герцог. - И все же мне кажется, что  в  глубине
души вы согласны со мной. И вы поймете меня.
   Лина ничего не ответила, и герцог продолжал:
   - Я не зря послал вам именно этот подарок. Он символизирует  то,  чем  вы
являетесь для меня.
   - Звездой? - еле слышно прошептала Лина.
   - Да, моя дорогая! - сказал герцог, и  странные  нотки  зазвучали  в  его
голосе. - А звезды, как вам известно, недостижимы.
   Он помолчал, прежде чем продолжать.
   - Вы для меня - как звезда небесная, прекрасная  и  совершенная  в  своей
красоте,  чарующая,  манящая...  Но  достать  звезду  и  сделать  ее   своей
невозможно...
   Его слова каким-то болезненным эхом отдавались в  сердце  Лины.  Она  вся
трепетала, но по-прежнему молчала, и герцог продолжал:
   - Когда я строил эту цветочную беседку, я думал о вас. Я  хотел  привезти
вас сюда, чтобы любить вас, чтобы убедить вас, что мы принадлежим друг другу
и ничто в мире не имеет значения, кроме нашей любви.
   Лина до боли стиснула пальцы. Ее тело сотрясала мелкая дрожь.
   - Я был уверен,  что  сумею  уговорить  вас,  -  говорил  герцог,  -  как
уговаривал многих женщин, что были у меня прежде.  Но  я  вдруг  понял,  что
вы... вы совсем другая.
   - Другая?
   - Вы не такая, как те женщины, которых я любил. Они входили в  мою  жизнь
лишь ненадолго.
   Герцог небрежно махнул рукой.
   - Да, моя дурная репутация вполне заслужена. Но я должен сказать  в  свое
оправдание, что ни разу я не обладал женщиной, которая  сама  не  хотела  бы
этого.
   "Да какая же женщина отказалась бы от любви такого человека, как  вы?"  -
невольно подумалось Лине.
   -  Сегодня  я  отправился  купить  вам  подарок,  чтобы   выразить   свою
благодарность за любовь, которой, как я думал, вы одарите меня, и увидел эту
звезду.
   Герцог помолчал и наконец произнес низким взволнованным голосом:
   - И я понял, что эта звезда подобна вам и  что  я  не  посмею  осквернить
столь совершенное творение.
   Лина затаила дыхание.
   - Да, совершенное! - продолжал герцог. -  Я  никогда  не  встречал  среди
женщин совершенства, подобного вам, и ни одна из них до сих пор  не  тронула
моего сердца.
   Он издал вздох, похожий на стон, и добавил:
   - Я не посмею осквернить вас,  не  посмею  сделать  вас  несчастной,  как
других женщин. Я не хотел причинять им боль, но  это  выходило  как-то  само
собой. Но вам я боли не причиню. Если я  увижу  вас  плачущей,  я,  наверно,
покончу с собой!
   Лина не верила своим ушам.
   - Вы... вы говорите это мне?
   - Поймите, дорогая моя, -  отвечал  герцог,  -  я  люблю  вас  настоящей,
истинной любовью, и это чувство столь могущественно, столь отлично от всего,
что мне доводилось испытывать прежде, что я вижу: это воистину дар божий!
   Он протянул руку и бережно взял руку Лины.
   - Вот почему, звездочка моя, мы должны проститься  друг  с  другом,  и  я
больше никогда не увижу вас.
   - О нет! - вскричала Лина. - Я... я не вынесу этого!
   - Это неизбежно, - сказал герцог. - Ведь вы замужем!  Я  хочу,  чтобы  вы
вернулись в Англию чистой, не запятнанной любовью человека, не способного на
серьезное чувство, человека, который  может  лишь  смутить  и,  быть  может,
погубить вас.
   Голос герцога был таким печальным, таким  трогательным,  что  у  Лины  на
глазах выступили слезы.
   Ей пришло в голову, что она могла бы рассказать ему всю  правду.  Но  она
знала, что ни к чему хорошему это бы не привело.
   Во-первых, это означало нарушить обещание, данное Китти,  Китти,  которая
привезла ее в Париж и потратила на нее столько денег. К тому же, если герцог
узнает, что она не замужем, это лишь больше запутает дело.
   Если он не захотел обесчестить замужнюю даму, он  тем  более  не  посмеет
посягнуть на незамужнюю девушку!
   Лина не знала, что сказать, и спросила робко, почти по-детски:
   - А... а нельзя ли мне будет увидеться с вами еще раз, до того, как  я...
до того, как я уеду?
   - Нет, любовь моя, - ответил герцог. - Я сам уеду завтра утром. Мне будет
очень тяжело расстаться с вами, но это необходимо. Если я увижу вас еще раз,
мне не хватит сил оставить вас.
   Он посмотрел ей в лицо долгим взглядом, как бы желая  навеки  запечатлеть
ее черты в своем сердце.
   - Я буду помнить о вас, думать о вас, мечтать о вас. Вы останетесь в моем
сердце навеки!
   - Как... как вы можете так говорить? - проговорила Лина.
   - Это правда, любовь моя, - ответил герцог. - То,  что  происходит  между
нами, нельзя описать словами. Зачем слова, когда и без того  мы  оба  знаем,
что вы принадлежите мне, а я принадлежу вам и наши души всегда будут  рядом,
даже если тела наши будут далеко друг от друга!  -  Он  глубоко  вздохнул  и
произнес:
   - Видит бог, искушение святого Антония - ничто перед тем,  что  испытываю
сейчас я!
   Он стиснул ее руку и добавил:
   - Я хочу вас, Лина! Желание мое невыносимо, и я  знаю,  что,  если  бы  я
вздумал настаивать, вы бы не устояли предо мной. Ведь вы  уже  сейчас  часть
меня!
   Страсть, звучавшая в его голосе, и  пламя,  внезапно  вспыхнувшее  в  его
глазах, заставили Лину вздрогнуть. Герцог почувствовал это и сказал:
   - Я знаю, что вы были предназначены мне! Неважно, каким был  ваш  брак  -
счастливым или несчастным. Все равно в душе вы