онял, что вы можете уехать после нанесенного
вам оскорбления.
   Впервые за весь день  он  упомянул  о  разговоре,  состоявшемся  накануне
вечером. Гизела промолчала, и он решил продолжить:
   - Давайте забудем, все забудем! Когда-нибудь, возможно, вы удостоите меня
чести, рассказав, что произошло. А пока вы можете выбросить из  памяти  все,
что случилось вчера вечером?
   - Я постараюсь, - ответила Гизела.
   - У меня не было никакого права говорить то, что я сказал. Теперь я вижу,
какой непростительной дерзостью с моей стороны это показалось. Я до сих  пор
поражен вашим терпением:  вы  не  вышли  из  комнаты,  как  только  я  начал
говорить, и не приказали заложить карету, чтобы немедленно уехать домой.  Вы
очень великодушны, ваше величество.
   - Я здесь инкогнито.
   Гизела сама не поняла, почему так сказала. Просто у нее  возник  какой-то
внутренний протест, когда к ней обратились так, как будто она и в самом деле
была из королевской династии.
   - Я все время забываю, - сказал он. - Вы должны простить меня,  мадам.  Я
так долго жил с ненавистью  и  злобой  в  сердце,  что  теперь  мне  странно
ощущать, что они исчезли.
   Гизела подняла брови.
   - А они исчезли?
   - Без следа, - ответил он. - Наверное, уже одно  то,  что  я  высказался,
помогло избавиться от них. Нет, это не так! Произошло совсем другое! Сказать
вам правду?
   - Ну, конечно, - попросила Гизела.
   Она ответила словно  под  гипнозом,  зачарованная  его  низким,  глубоким
голосом и необычными высказываниями.
   - Тогда  знайте,  -  продолжил  он.  -  Когда  я  говорил  с  вами  таким
непозволительным образом, я вдруг понял, что все то, в чем я вас обвинял, не
могло  быть  правдой.  Нельзя  выглядеть  таким  неиспорченным,  нетронутым,
невинным созданием и не обладать при этом внутренней чистотой.
   Гизела попыталась стряхнуть с себя наваждение.
   - Мне кажется.., лучше..,  если  мы  не  будем  говорить..,  об  этом,  -
запинаясь, проговорила она.
   - Вы просили правды, - неумолимо продолжал он. - Теперь я должен сказать,
что верю вам. Имре был моим другом. Я любил его. Но сейчас я уверен, что  вы
никоим образом не виноваты в том, что с ним произошло. Он любил вас - в этом
нет ничего удивительного, - но отныне я никогда не попрошу у вас  объяснений
того, что было в прошлом, что лучше всего забыть.
   Я знаю одно: если и было совершено преступление, то вы в нем не замешаны.
Я всегда льстил себя надеждой, что умею разбираться в людях, будь то мужчина
или женщина, и могу ценить их по справедливости. И я уверен -  вы  невиновны
во всем том, в чем вас обвиняют.
   - Благодарю, - сказала Гизела.
   - Я опять допустил дерзость, - сказал лорд Куэнби.
   Он неожиданно наклонился и взял руку Гизелы в свою.  -  Сегодня  утром  я
просил у вас прощения, мадам. Сейчас я прошу его  снова.  Есть  ли  в  вашем
сердце место для прощения - полного, безоговорочного?
   Когда он взял ее руку,  Гизела  почувствовала,  что  дрожит.  Она  хотела
отнять ее, но почему-то не смогла. Он крепко сжал ее пальцы, а потом,  когда
она так и не произнесла ни слова, очень медленно  поднял  ее  руку  и  мягко
коснулся губами.
   - Я прощен! - тихо пробормотал он. -  Я  вижу  это  по  вашему  лицу,  по
выражению глаз. Люди часто говорят, что глаза - зеркало души.  Что  касается
вас - это действительно так. Я вижу, что у вас на душе, мадам, и мне  стыдно
за себя.
   Гизела попыталась высвободить руку.
   - Прошу вас, - сказала она. - Я думаю, вам не  следует  так  говорить  со
мной.
   - Но почему? - спросил он. - Вы прекрасно знаете, какое впечатление  ваша
красота производит на мужчин.
   Почему я должен вести себя иначе?
   Гизела отвернулась от него. Интересно, а как бы  поступила  на  ее  месте
сама императрица?
   - Вчера вечером, когда вы вошли в эту комнату, - продолжал лорд Куэнби, -
я ненавидел вас со всей злобой и  бешенством,  на  которые  только  способен
человек.  Эти  чувства  жили  во  мне  так  долго,  что  отравили  все   мое
существование. Но когда вы появились в дверях, вся в белом, мне  на  секунду
показалось, будто я сошел с ума. Ко мне приближался сам  ангел;  столь  юное
существо, чистое и незапятнанное, что мне стало смешно, как я  мог  даже  на
минуту поддаться тем чувствам, которые так долго теплились и  зрели  в  моей
душе. Я сказал себе: все  это  одна  только  видимость,  фасад,  за  которым
прячется женщина, чтобы мир не узнал, какая она на самом деле. Но  когда  вы
ушли к себе, передо мной открылась  истина:  вы  такая,  какой  кажетесь.  И
поэтому простите меня.
   Он еще раз поднес ее руку к губам и почти  с  неохотой  отпустил.  Гизела
поднялась и,  обойдя  столик,  встала  у  камина.  Лорд  Куэнби  на  секунду
замешкался и, вместо того чтобы  встать  из-за  стола,  смотрел  на  нее  не
отрываясь.
   - В чем ваш секрет? - наконец спросил он. - Сегодня утром я  наблюдал  за
вами, когда вы осматривали лошадей. Кажется,  даже  они  поняли,  происходит
что-то необычное,  когда  вы  дотрагивались  до  них.  А  может,  вы  ангел,
способный заворожить и людей, и животных?
   Гизела смотрела на огонь.
   - Я уже заметила вам, милорд, что, мне кажется,  вы  не  должны  говорить
такие вещи.
   - Но если это выше моих сил? -  воскликнул  он.  -  Вчера  я  не  мог  не
высказать всего,  что  так  долго  терзало  меня.  Сегодня,  когда  весь  яд
выплеснулся, ко мне пришло какое-то новое чувство.
   - Вы все равно не должны так говорить, - повторила Гизела.
   - Но почему? - спросил он. - Другие мужчины открывали вам  свои  чувства.
Или вы хотите отказать мне в этой милости, которую даровали другим?
   - Откуда вам это известно?
   - Вся Европа следит за самой красивой  императрицей  и  обсуждает  ее,  -
усмехнулся лорд Куэнби. - И хотя я верю в вашу чистоту, я не могу  поверить,
что ваша красота не служила причиной того,  что  вы  много  раз  выслушивали
гораздо более страстные речи, нежели услышали сегодня от меня.
   -  Возможно,  я  позволяла  некоторым  говорить,  -  заявила   Гизела   с
неожиданной для себя смелостью.
   - А мне не позволите? - спросил он. - Значит, я не прощен.
   - Я не говорила этого, - сказала она. - Просто.., дело в том.., что...
   - Да?
   Он улыбался, глядя на  нее.  Теперь,  когда  он  встал  из-за  стола,  ей
приходилось запрокидывать голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
   - Просто.., мы не знаем.., друг  друга,  -  запинаясь,  проговорила  она,
почувствовав  себя  застенчивой  школьницей,  а  вовсе  не  зрелой,  опытной
женщиной, за какую она себя выдавала.
   - Но сколько у нас времени? - парировал он - Сегодняшний вечер! Завтра  с
нами будет ваша фрейлина. Думаете, я не благодарил всевышнего на коленях  за
эту отсрочку, за эту великолепную возможность побыть с вами вдвоем, которой,
возможно, никогда больше не будет? Ну разве я не поступил бы  как  последний
болван, если бы не воспользовался таким случаем, чтобы объясниться с вами?
   Гизела не знала, что ответить. Она предпочла взглянуть на часы.
   - Думаю, мне следует подняться наверх, навестить графиню, - сказала  она.
- Скоро нужно будет переодеваться к обеду.
   - Вы ускользаете от меня, - тихо промолвил он. - Очень хорошо. Я отпускаю
вас.., но с условием, что вы не заставите графиню обедать с нами.
   - Ничего не обещаю, - ответила Гизела. Она пошла к двери,  чувствуя  себя
рядом с ним совсем маленькой. Он открыл перед ней дверь. Не глядя  на  него,
она вышла в холл и стала подниматься по лестнице. Она шла,  не  оглядываясь,
не смотря по сторонам, но все время ощущая его взгляд. Он не  сводил  с  нее
глаз, и только поднявшись до спасительной лестничной площадки и укрывшись  в
своей комнате, она не выдержала напряжения.
   Гизела вбежала в спальню и захлопнула за собой дверь.  Горничных  там  не
было, и она смогла посидеть у огня, сжав пальцами  виски.  Что  происходило?
Что он говорил? Почему все так переменилось, что она уже  совершенно  ничего
не понимала, была поставлена в тупик, встревожена, хотя не напугана?
   Гизела не знала, сколько она просидела у огня. Она виновато посмотрела на
Марию, когда та вбежала в комнату и при виде ее воскликнула:
   - Мне не сказали, что вы поднялись  к  себе,  майн  фройляйн.  Вы  будете
отдыхать перед обедом?
   - Да.., нет.., не знаю, - призналась Гизела.  Но,  увидев  недоумение  на
лице камеристки, добавила:
   - Я должна поговорить с графиней.
   Но разговор не состоялся. Графиня спала.  Как  объяснила  Фанни,  графиня
приняла одну таблетку, потому что в ее состоянии самое лучшее  -  как  можно
больше спать, только так, возможно, ей удастся избавиться от лихорадки.
   С покорностью, которая, по-видимому, от нее ожидалась,  Гизела  ненадолго
прилегла на диван. Потом она приняла ванную  и  отдалась  во  власть  Фанни,
которая расчесывала щеткой ее волосы, а потом Марии,  чтобы  сделать  массаж
лица с кремом и душистым лосьоном. Затем принесли из гардероба  платье.  Это
было газовое платье  бледно-бледно-зеленого  цвета,  какой  бывает  у  самых
первых весенних листьев, с бриллиантовыми  капельками,  поблескивавшими  как
роса в красиво уложенных складках юбки.
   Когда Гизела была почти готова, раздался стук в дверь, и Мария  поспешила
узнать, в чем дело. Она  вернулась  в  комнату  с  подносом.  На  нем  лежал
стебелек орхидеи с цветами в виде звездочек.
   "Это очень непредсказуемые цветы", - говорил лорд Куэнби, уверяя  Гизелу,
что они похожи на нее. Но на самом деле, как считала Гизела, непредсказуемым
был он сам. С тех пор как она прибыла в замок Хок, не было ни минуты,  чтобы
он не удивлял ее.
   А что произойдет сегодня, когда они будут обедать вдвоем?  Сердце  Гизелы
сильно забилось от страха или радостного ожидания - она сама не знала.
   Она приколола орхидеи к корсажу большой бриллиантовой брошью и посмотрела
на себя в зеркало. Фанни и на этот раз приколола ей в прическу бриллиантовые
звезды, на шею Гизела надела бриллиантовое колье, а на руке блестел такой же
браслет. Она была готова. Платье не было таким замысловатым, как то, что она
надевала  вчера  вечером.  Гизела  выглядела  в  нем  юным,  почти   эфирным
созданием. Почти как водяной эльф. Гизеле показалось, что она могла бы  быть
одной из нимф, которые танцуют в розарии вокруг фонтана, когда расшалятся.
   Теперь, когда она была полностью готова, Гизела с удивлением  обнаружила,
что ей совсем не хочется идти вниз. Но это  был  не  страх.  Она  как  будто
хотела предупредить драму, которая вот-вот должна была начаться, и в  то  же
время не могла себя заставить открыть первую страницу.
   Гизела  долго  простояла  перед  зеркалом.  Она  рассматривала   орхидеи,
отметила про себя красоту  и  мягкость  лепестков  и  очень  слабый  аромат,
который ощутила, наклонив голову. Наконец, она решилась и, прежде чем успела
понять что-либо, оказалась наедине с лордом  Куэнби  в  комнате,  в  которую
вошла впервые.
   Это была уютная  комнатка,  совсем  крошечная  по  сравнению  с  огромным
банкетным залом,  где  они  сидели  вчера.  Золотые  канделябры  на  круглом
обеденном столе и  сам  стол  были  украшены  орхидеями-звездочками.  Они  в
изобилии  окружали  затейливые  золотые  тарелки,  стелились  по   кружевной
скатерти,  создавая  пышный  узор,  поразительный   по   своей   красоте   и
оригинальности. И повсюду в этой маленькой комнате были орхидеи  -  огромная
корзина на столе возле зашторенных окон; большие  вазы  на  каминной  полке.
Комната сама по себе была замечательной -  стены  в  ней  были  серебряными,
среди  серебряных  панелей  красовалась  картина,  изображавшая   богинь   и
купидонов. Шторы на окнах были из серебряной и  золотой  камчатой  ткани,  а
резные стулья с позолотой, на которых они  сидели,  были  обшиты  серебряной
парчой.
   Гизеле показалось,  что  она  участвует  в  каком-то  .спектакле.  Лакеи,
которые отодвинули для нее стул и подали  еду  на  золотых  блюдах,  пропали
сразу после того, как угощения были расставлены, и  она  осталась  с  лордом
Куэнби наедине. Она видела только свет от свечей, орхидеи  на  столе  и  его
глаза, внимательно смотревшие на нее. Весь остальной мир,  казалось,  исчез.
Она была совершенно одна, если не считать лорда Куэнби, конечно.
   Гизела попыталась сосредоточиться на еде, но все казалось ей  безвкусным.
Она сделала глоточек шампанского, но это было все равно, что глотнуть воды.
   - Я предполагал, что вы сегодня будете выглядеть прекрасно, - сказал лорд
Куэнби, - но вы оказались еще красивей, чем я думал.
   - Какая чудесная комната, - сказала Гизела, стараясь говорить  нормальным
голосом; не обращая внимания  на  то,  как  неожиданно  низко,  взволнованно
звучал его голос, что нельзя было не  заметить,  -  Это  комната  невест,  -
пояснил он. - Здесь в первый вечер своего медового месяца  обедают  невесты,
которые входят в  семью.  Такова  семейная  традиция.  Считается,  что  если
невесты провели  здесь,  свою  первую  трапезу,  то  в  дальнейшем  их  ждет
счастливая жизнь.
   - И они были счастливы?
   - Иногда.
   - Значит, волшебная комната не всегда помогает? - Не всегда, - согласился
он. - Но, возможно, виновата  в  этом  не  столько  комната,  сколько  люди,
которые обедали здесь.
   - Здесь очаровательно, - промолвила Гизела, все  еще  стараясь  сохранить
безразличный тон.
   - Наверное, я суеверный человек, - сказал он, - но я верю  в  магию  этой
комнаты, вот почему сегодня я пригласил вас отобедать именно здесь.
   - Но ведь я не невеста, - быстро возразила Гизела. Она встретилась с  ним
взглядом, в его темных глазах отражались отблески огня, а губы искривились в
циничной усмешке. И тут до  ее  сознания  неожиданно  дошел  скрытый  смысл,
заключенный в его словах, и она почувствовала, что краснеет.  Краска  залила
ее щеки, и они горели алым цветом, а  он  наблюдал  за  ней  с  нескрываемым
изумлением. Перегнувшись через стол, он взял ее руку.
   - Возможно, - мягко произнес он, - мне  следует  более  ясно  выразиться?
Наверное, мне нужно сказать, что я люблю вас?

Глава 8

   Слуги унесли обеденный стол и,  оставив  на  буфете  ликеры  и  графин  с
портвейном, удалились. Гизела сидела возле камина на длинном, мягком диване,
покрытом серебряной парчой. Она никак не могла решиться заявить, что ей пора
на покой в свою комнату. Ей одновременно хотелось и остаться, и уйти...  Она
чувствовала и смущение, и растерянность, и в то же время  в  ней  зрело  еще
одно чувство, непонятное ей самой.
   Гизеле показалось, что они оба не проронили ни слова с того момента,  как
лорд Куэнби признался, что любит ее. Хотя, конечно, они наверняка говорили о
чем-то, произносили обычные фразы, когда слуги предлагали им десерт и  кофе,
но Гизела не могла ничего припомнить, как ни старалась. Она только  помнила,
как он произнес низким голосом: "Я люблю вас!", как  испуганно  забилось  ее
сердце, словно дикий зверек, пойманный в клетку.
   Дверь за лакеями закрылась. Они остались вдвоем, и  она  испугалась,  что
лорд Куэнби услышит, как громко бьется ее сердце. Он стоял, облокотившись  о
каминную полку, и смотрел на нее. Гизела  опустила  голову,  чтобы  спрятать
свое лицо, и от огня ярко сверкали бриллиантовые звезды в  красной  меди  ее
волос. Спустя мгновение он произнес:
   - Мне кажется, я полюбил вас пять лет тому назад.
   - Но вы, милорд, не видели меня, - пробормотала Гизела.
   - Нет. Но я видел ваш портрет. Один мой друг привел меня как-то в  студию
Винтерхалтера. Тот как раз закончил ваш портрет. Вы  обернулись  и  смотрите
из-за плеча, и в ваших волосах сияют звезды, которые  вы  сейчас  надели.  С
этой минуты, я убежден, они навсегда зажглись в моем сердце.
   - Но ведь.., вы ненавидели меня, - напомнила Гизела.
   - Мне так казалось, - поправил он. - Потому что я не  мог  позабыть  ваше
лицо, глаза, губы. Они преследовали меня неотступно, куда бы я ни  шел,  что
бы ни делал. Я все время снова и снова перечитывал письма Имре,  потому  что
они рассказывали о вас. Я полагал, что делаю это потому, что хочу  отомстить
за него; теперь я, понял, что просто жаждал любого известия о вас.
   - Вам не следует мне этого говорить,  -  довольно  неуверенно  произнесла
Гизела.
   Она ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось слушать. Она никогда не
предполагала, что в голосе мужчины может звучать  столько  силы  и  глубоких
чувств. Она никогда не предполагала, что ее может охватить дрожь  при  звуке
чьего-то голоса. Так вот, значит, что имеют в виду  люди,  когда  говорят  о
том, как завоевывают любовь. Она часто размышляла над  этим,  но  так  и  не
понимала. Теперь же, вопреки всем здравым решениям,  созревшим  в  ней,  она
хотела остаться, чтобы слушать еще.
   - Не знаю, понимаете ли вы сами, как вы красивы, - продолжал лорд Куэнби.
- Вчера вечером, когда вы вошли в освещенный холл, ваши  глаза  были  широко
раскрыты. В них я увидел, как мне  показалось,  страх  и  ожидание  какой-то
неприятности. Помня ваш портрет, я ждал, что увижу красивую  женщину,  но  я
никак  не  думал,  что  вы  окажетесь  такой   юной,   такой   ранимой.   Не
величественная  императрица,  а  просто  маленькая  женщина,   которую   мне
захотелось защитить, оградить от всех невзгод.
   Он замолчал ненадолго и вдруг быстро прошел по комнате  и  сел  на  диван
рядом с Гизелой.
   - Неужели вы так воздействуете на каждого мужчину, который встречается на
вашем пути? - спросил он неожиданно погрубевшим голосом.
   Гизела не ответила, а он протянул руки и взял ее за плечи.
   - Посмотрите на меня, - властно произнес он. Она  подчинилась  ему  -  ей
ничего другого не оставалось, - вскинула  темные  ресницы  и  взглянула  ему
прямо в глаза, которые были в нескольких сантиметрах от  ее  собственных.  В
них она увидела свет,  какого  раньше  никогда  не  замечала;  казалось,  он
высвечивает самые затаенные  уголки  ее  души.  В  первую  минуту  она  была
настолько ошеломлена, что не могла пошевелиться, не могла ни о  чем  думать,
скованная каким-то непреодолимым магнетизмом. Но все же она  ощущала  каждой
своей клеточкой, что дрожит и трепещет от его прикосновения.
   Внезапно он выпустил ее из рук.
   - Что вы со мной делаете? - хрипло произнес он. Он встал  и  прошелся  по
комнате. Немного постоял, рассматривая белые в алую крапинку орхидеи, что  в
изобилии стояли на всех сервировочных столиках.
   - Наверное, я схожу с ума, - сказал он наконец - С моей  стороны  безумие
так говорить, безумие надеяться, что вы выслушаете меня. И все же  я  теперь
знаю, что не могу жить без вас.
   Гизела не отвечала, и он повернулся  и  стал  смотреть  на  нее  горящими
глазами, пожирая ее взглядом с ног до головы.  Внезапно  он  снова  оказался
рядом с ней, поднял ее с дивана и с силой привлек к себе.
   - Чего мы ждем? - спросил он. - Я люблю вас.  Позвольте  мне  увезти  вас
туда, где вас никто не знает.  Восточная  Индия,  Карибские  острова.  Южная
Америка - какая разница, куда мы поедем, раз мы будем вместе,  раз  я  смогу
любить вас и вызвать в вас ответную любовь?
   - Пожалуйста, прошу вас... - запиналась Гизела,  вырываясь  из  его  рук,
напуганная ожесточенным неистовством, прозвучавшим в его словах.
   Он отпустил ее так неожиданно, что она чуть не  упала  и  вынуждена  была
опереться рукой о подлокотник.
   - Неужели вы и впрямь так холодны? - со злостью выкрикнул лорд Куэнби.  -
Неужели мои слова не взволновали вам кровь? Неужели огонь, бушующий во  мне,
не пробудил в вас такого же пламени?
   Гизела с усилием ответила ему дрожащими губами:
   - Мне кажется.., лорд Куэнби... - сказала она с трогательным старанием не
уронить своего достоинства, - любая женщина.., сочла  бы  трудным..,  понять
вас или поверить вам. То вы говорите о ненависти и презрении  ко  мне,  а  в
следующую минуту вы говорите... о любви.
   - Разве я недостаточно ясно все объяснил? - спросил он,  Гизела  покачала
головой.
   - Нет, - сказала она и села на диван. Он помолчал, а