ть удовольствие.
   - Я нахожу чрезвычайно странным, что вам не доложили о ее визите.
   - Это произошло по чистой случайности, - пояснил мажордом. - Я  уже  имел
разговор с Хейсом.
   - С младшим дворецким?
   - Да, милорд. Выяснилось, что это он впустил леди Блэкфорд.
   - А кто наливал в графин вино, которое мне сейчас принесли?
   Мажордом удивился этому вопросу, но ответил:
   - Боюсь, что это мне неизвестно, милорд, но я сейчас выясню.
   - Будьте добры! - резко сказал граф Треварнон.  Опять  промедление!  Граф
Треварнон разделся и опустился в приготовленную для него ванну.

***

   Он все еще был в халате,  но  уже  собирался  одеваться,  когда  вернулся
мажордом.
   - Прошу прощения за задержку,  ваша  милость,  но  мне  стоило  некоторых
усилий установить, что вино было перелито из бутылки в этот  графин  Хейсом.
Он же принес вино наверх. Здесь он передал поднос Роберту,  который  дежурит
сейчас на этаже, и тот доставил его в комнату вашей милости.
   - А что вам известно об этом Хейсе? - спросил граф Треварнон.
   - Он пришел с отличными рекомендациями, когда вы, милорд, сказали, что  у
нас в сезон бывает слишком много гостей и Дину требуется помощник.
   - А какие рекомендации он предъявил?
   - У него было два письма. Одно от герцога  Ньюкасла,  другое  -  от  леди
Сайдел Блэкфорд.
   Лицо графа Треварнона выразило радость, сродни  той,  что  появляется  на
лице охотника, долго преследовавшего кабана, когда дичь оказалась перед  ним
на расстоянии выстрела.
   - От леди Сайдел Блэкфорд! -  воскликнул  он.  -  И  именно  она  сегодня
разговаривала с Хейсом! Велите ему прийти ко мне через пять минут.
   Выжать из Хейса все, что граф  Треварнон  очень  хотел  знать,  оказалось
совсем не трудно.
   После разговора он снова вызвал мажордома и  распорядился  уволить  Хейса
немедленно и без рекомендаций.

***

   Демелса с торжеством наблюдала из своего  укрытия,  как  граф  Треварнон,
который выглядел сегодня еще великолепнее,  чем  накануне  вечером,  -  если
такое было возможно, - сел в карету, чтобы ехать на обед к лорду Дайзерту.
   Он нашел виновного и категорически запретил впредь даже на порог  пускать
кого бы то ни было с рекомендациями от леди Блэкфорд.
   Но один  секрет  так  и  остался  нераскрытым.  Кто  же  его  предупредил
запиской? Кто положил ее на туалетный столик? Чьи  духи  источали  странный,
тонкий и чарующий аромат?
   Он не переставал ломать голову над этими вопросами.
   В этот вечер  взгляд  Шерис  Плимуорт  почему-то  показался  графу  менее
загадочным, чем он ожидал. Встреча  с  зеленоглазой  красавицей  закончилась
весьма прозаично.

Глава 4

   В среду, возвращаясь со скачек домой, Демелса  с  волнением  думала,  что
этот день стал одним из самых примечательных в ее жизни.
   Ей удалось не только увидеть  самых  великолепных  лошадей,  но  пережить
волнение, прежде ей неведомое, от сознания, что она спасла графу  Треварнону
здоровье и, кто знает, может быть, даже жизнь.
   Она заметила его на маленьком балкончике, опоясывавшем королевскую  ложу,
а потом видела, как он стоял, о чем-то оживленно беседуя с Его Величеством.
   Потом она видела графа Треварнона в загоне,  где  седлают  лошадей,  куда
после долгих уговоров ей удалось увлечь Нэтти.
   - Что скажет мастер Джерард, случись  ему  нас  заметить?  -  волновалась
няня.
   - Если это произойдет, что весьма маловероятно в такой толчее, он поймет,
что я не могу не полюбоваться на лошадей с близкого расстояния,  -  довольно
беспечно отвечала Демелса.
   Ей   особенно   хотелось   посмотреть,   как   будет   выступать   Транс,
принадлежавший мистеру Грину, против жеребца по кличке Карденио.
   Демелсе  было  известно,  что  оба  жеребца,  учитывая  их   родословную,
заслуживали предпочтения по сравнению с жеребцом герцога Йоркского,  который
также принимал участие в заезде.
   В итоге в этом заезде  победил  гнедой  жеребец  из  личной  конюшни  Его
Величества, сын Элекциона и Волшебницы.
   Бойс, молодой жокей,  которого,  как  определил  Эббот,  ожидало  большое
будущее, выступал замечательно.
   Дальше следовала скачка на приз Олбани Стейкс, который  завоевал  Моисей,
жеребец герцога Йоркского, победитель дерби - состязаний трехлеток в Эпсоме.
   Гнедой жеребец был  выведен  в  конюшнях  герцога  Йоркского.  Это  было,
безусловно, замечательное животное, но Демелса, посмотрев на него, пришла  к
выводу, что он не шел ни в какое сравнение с Крусадером.
   Демелса была уверена, что граф Треварнон выигрывает по своим ставкам, и в
душе  понадеялась,  что,  прежде  чем  нести  деньги  букмекерам,  ее  брат,
воспользовавшись  случаем,  спросил  совета   у   человека,   до   тонкостей
разбирающегося в лошадях.
   Нэтти повела барышню в дальний  конец  загона,  подальше  от  любопытных,
наблюдавших затем, как седлают лошадей, со стороны, примыкавшей к трибунам.
   Короля окружали чрезвычайно элегантные господа. Цилиндры у них,  по  моде
того времени, были надеты не прямо, а под сильным наклоном.
   Но они уступали Треварнону по всем статьям.  Помимо  элегантности,  этому
джентльмену было свойственно особое достоинство и  обаяние,  перед  которыми
меркли все остальные мужчины.
   И вновь по настоянию Нэтти они покинули поле после  третьего  заезда.  На
этот раз Демелса не стала возражать. Оставаться дольше на ипподроме было  бы
и правда рискованно.
   С тех пор, как граф Треварнон прибыл в их дом со своей компанией,  у  нее
не было случая поговорить с братом, который из  предосторожности,  чтобы  не
поддаваться соблазну увидеть сестру, запретил себе и думать о ее присутствии
в доме.
   Теперь Демелса удивлялась, почему Джерард нагнал на них с  Нэтти  столько
страха: гости вели себя вполне благопристойно.
   Демелса особенно радовалась, что никто из них не  напивался  -  она  была
наслышана  о  том,  что  многие  столичные  повесы  предаются   безудержному
пьянству, в некоторых компаниях это даже считалось особым шиком.
   Кроме  того,  до  сих  пор  в  отличие  от  большинства  домов  в  округе
собравшиеся на неделю состязаний  в  Лэнгстон-Мэноре  не  устраивали  шумных
пирушек.
   Прошлым вечером граф Треварнон обедал в гостях, а на сегодня у  него  был
назначен званый обед дома.
   - Интересно, будут ли среди  приглашенных  дамы?  -  спросила  саму  себя
Демелса.
   В одном можно было  не  сомневаться:  в  числе  гостей  не  окажется  той
коварной особы, которая с  помощью  младшего  дворецкого  накануне  пыталась
опоить графа Треварнона каким-то снадобьем.
   Демелса уже знала от Нэтти, что провинившийся Хейс поспешно  покинул  дом
поздно вечером, лишившись места.
   Девушка не стала посвящать няню в подробности,  связанные  с  увольнением
младшего дворецкого.
   "Я сделала доброе дело!" - мысленно повторяла она вне себя от радости.
   Любопытно, заинтересовался ли граф Треварнон, кто послал ему записку?
   От мысли, что он никогда не узнает этого секрета,  Демелсе  было  немного
грустно.
   Вернувшись, чтобы избежать встречи со слугами графа  Треварнона,  Демелса
вошла в дом привычным путем, через сад.
   Поднявшись по лестнице,  она  не  устояла  перед  соблазном  заглянуть  в
комнаты, желая убедиться, что цветы в букетах, которые  она  составила  рано
утром, еще свежие.
   Она срезала их на том участке, который не был  виден  из  окон  благодаря
высокой елизаветинской ограде из красного кирпича.
   Здесь же ее мать насадила  лечебные  травы.  В  память  о  покойной  леди
Лэнгстон Демелса с особой тщательностью ухаживала  за  травами,  занимавшими
несколько грядок рядом с цветочными клумбами, где росли и те  нежные  чайные
розы, которые она всегда ставила в отцовскую спальню...
   В дальнем конце сада была сооружена небольшая беседка, окруженная  пышной
жимолостью и кустами белых  роз,  источавших  необыкновенно  нежный  сладкий
запах. Это были любимые цветы покойной леди Лэнгстон.
   Полагая,  что  графу  Треварнону  они  тоже  могут  понравиться,  Демелса
поставила их в каждую вазу в гостиной.
   Она принесла букет белых роз и в свою  комнату,  где  они  своей  снежной
чистотой, легкостью  и  воздушностью  создавали  явный  контраст  с  темными
панелями стен.
   Правда, в домах графа Треварнона было много красивых вещей, едва ли можно
было ожидать, что он заметит такие скромные украшения, как цветы.
   Однако Демелса особенно старательно составляла  букет,  предназначавшийся
для письменного стола в библиотеке, где, как она успела заметить,  Треварнон
писал письма и с задумчивым видом сидел по утрам в полном одиночестве.
   Однако Демелса  запретила  себе  заглядывать  в  библиотеку  и  в  другие
комнаты, за исключением столовой. Подсматривать ей казалось неприлично.
   Она много размышляла над тем, почему  Джерард  считал  своего  блестящего
друга столь порочным, что не пожелал видеть его и  на  пушечный  выстрел  от
своей сестры. Может быть, дело объяснялось тем, что красота графа Треварнона
пробуждала в женщинах дурные стороны натуры, заставляя вести себя  так,  как
та красивая дама, что приезжала накануне.
   Ах, как бы Демелсе хотелось знать, любил ли граф  Треварнон  эту  "даму"!
"Интересно, что чувствует дама, когда за  ней  ухаживает  такой  обаятельный
мужчина", - спрашивала себя девушка.
   Конечно, они целуются, и это, наверное, очень приятно. А вот ее, Демелсу,
возможно, никто никогда не поцелует.
   Нэтти не уставала  твердить,  что  ей  надо  встречаться  "с  порядочными
людьми", подразумевая, как понимала Демелса, возможных кандидатов в женихи.
   - Наверное, я никогда не выйду замуж, - сказала себе Демелса.
   Тут же она посочувствовала графу Треварнону, воображая, как тяжело  иметь
сумасшедшую жену.
   Мысль о его страданиях отозвалась в ее сердце физической  болью.  Демелса
лишь мечтала, чтобы бог уберег от подобной участи ее брата Джерарда.
   Поднявшись к себе в комнату,  девушка  решила  передохнуть  -  прилечь  и
почитать одну из книг, которую предусмотрительно захватила с  собой  в  свое
убежище.
   Хотя окна в комнате были узкие, щелеобразные и располагались  высоко  под
потолком, света в помещении было вполне достаточно.
   Сквозь чисто вымытые цветные стекла мягкий розоватый свет  разливался  по
комнате, где царила приятная прохлада, столь желанная после дневного  пекла,
немало докучавшего зрителям и участникам скачек.
   Глаза девушки скользили по строкам, не  находя  в  них  никакого  смысла.
Мысли Демелсы витали далеко, вились вокруг состязаний.., и Треварнона.
   Он олицетворял в ее представлении все те качества, которые так  восхищали
ее в мужчинах: был непревзойденным спортсменом, знатоком и любителем лошадей
и, вне всякого сомнения, отлично скакал верхом.
   Именно таким она воображала в детстве святого Георгия, благородного  сэра
Галаада, героя средневековой легенды о  короле  Артуре  и  рыцарях  Круглого
Стола, и персонажей Вальтера Скотта, чьи романы отец Демелсы покупал в  свое
время по мере появления.
   - Кто бы мог подумать, что я увижу настоящего рыцаря в наше  время!  -  с
восторгом сказала Демелса.

***

   Очевидно, Демелса незаметно задремала. Когда она  проснулась,  в  комнате
уже совсем стемнело. Должно быть, солнце давно зашло.
   Послышались тяжелые шаги. Нэтти поднималась с ужином для барышни довольно
неуклюже: ходить по узкой лесенке ей было непривычно. Когда  Нэтти  вошла  в
комнату, Демелса села на кровати.
   - Я спала, - сказала она. - Который теперь час?
   - Скоро десять, - ответила Нэтти. - Слуги садятся ужинать.
   Демелса ужасно расстроилась.
   Девушка хотела понаблюдать за тем, как граф Треварнон дает званый обед  в
столовой, но упустила время. После того, как  сама  Демелса  поужинает,  вся
компания наверняка уже перейдет в гостиную, а туда она дала  себе  слово  не
заглядывать.
   - Сегодня у нас была вечеринка, - сообщила Нэтти, словно  прочитав  мысли
своей юной хозяйки.
   - Приезжали какие-нибудь дамы? - живо полюбопытствовала Демелса.
   - Нет, присутствовали одни мужчины. Я  полагаю,  разговаривали  только  о
скачках. Ничто другое в эти дни джентльменам в голову не идет.
   - А завтра тем более все только и будут  говорить  про  состязания,  -  с
улыбкой сказала Демелса, - после того, как Крусадер возьмет Голд Кап.
   - Если возьмет, - поправила ее Нэтти.
   - Наверняка возьмет! - с убеждением сказала Демелса. - Как  может  лучший
жеребец на свете не выиграть главный приз состязаний?
   Эскотский Голд Кап разыгрывался с 1807 года.
   В первый раз дистанция имела протяженность две мили.
   На следующий год она была увеличена на полмили и  с  тех  пор  оставалась
неизменной.
   Демелса  слышала,  что  королева  с   принцессами   смотрят   скачки   из
специального павильона, построенного поодаль от скакового круга.
   Для принца Уэльского была сооружена особая ложа напротив судей.
   - Нэтти, а ты помнишь самые первые скачки на приз Голд  Кап?  -  спросила
Демелса.
   - Ну конечно! - У няни засияли глаза. - Королева и  принцесса  явились  в
мантильях в испанском стиле и шляпах, которые я назвала бы цыганскими.
   - Побойся бога, Нэтти! Где ты  видела,  чтобы  цыганки  носили  шляпы?  -
рассмеялась Демелса.
   Ее всегда забавлял повышенный интерес няни к придворной жизни.
   - А кто победил на тех скачках? - спросила она. - Это ведь куда важнее!
   Последовало молчание. Потом Нэтти призналась:
   - Вы  не  поверите,  мисс  Демелса,  этого  я  не  помню.  Демелса  снова
засмеялась;
   - Ты смотрела на королеву, а не на поле!
   - В этом нет ничего удивительного, меня больше интересует Ее  Величество!
- заметила Нэтти.
   - Ну, завтра можешь забыть о короле и посмотреть на Крусадера, -  сказала
Демелса.
   Разумеется, выиграв приз в сто гиней, граф Треварнон  едва  ли  сделается
намного богаче. Куда дороже слава, которую ему принесет победа.
   Каждый год, помимо денежного приза, победителю  вручался  кубок,  который
вначале назывался "императорским". Своим названием он  был  обязан  русскому
императору Николаю I, подарившему первый приз устроителям скачек.
   Покойный  сэр  Лэнгстон,  отец  Демелсы,   больше   всего   интересовался
состязаниями на Голд Кап и давно заразил своим воодушевлением Демелсу.
   Но Нэтти все еще думала об августейших особах, которых сподобилась видеть
в прошлом, и теперь с воодушевлением рассказывала Демелсе, как король  Георг
III со своей свитой приезжал на состязания верхом.
   Она настолько увлеклась, что даже забыла, что ей давно пора  возвращаться
на кухню к хозяйственным делам.
   Спохватившись, что слишком распустила язык, Нэтти решительно поднялась и,
взяв поднос с тарелками, сказала:
   - А теперь, барышня,  ложитесь  спать.  Может  быть,  вы  и  не  ощущаете
усталости, но вам явно необходимо отдохнуть.
   - Я еле на ногах держалась, когда вернулась домой.
   Но говорю же тебе, я поспала и  сейчас  чувствую  себя  весьма  бодро,  -
возразила Демелса.
   - Только поберегите глаза, не сидите всю ночь с книжкой! -  предостерегла
Нэтти, прекрасно знавшая привычки своей подопечной.
   Нэтти всегда считала, что свет от свечей недостаточен для чтения,  и  без
устали твердила об этом Демелсе, не позволяя девушке портить зрение.
   - Спокойной ночи, милая Нэтти! - сказала Демелса. - И не забудь: завтра я
хочу надеть свое самое лучшее платье.
   Лучшее платье было из того же дешевого белого муслина, но зато  оно  было
совсем новое и, в отличие от остальных скромных  нарядов  Демелсы,  украшено
шелковыми лентами, которые при покупке показались и барышне  и  няне  весьма
дорогим приобретением.
   Оставшись одна, Демелса переоделась в ночную рубашку, накинув поверх  нее
белый домашний халатик с высоким  воротничком,  отделанным  кружевом,  также
сшитый Нэтти Потом Демелса долго расчесывалась Мать учила ее, что на ночь по
волосам нужно провести щеткой не Менее ста раз, и  тогда  они  всегда  будут
блестящими.
   Больше заняться было нечем, и Демелса снова взялась за  книгу  и  усилием
воли заставила себя сосредоточиться на содержании.
   Она зажгла две свечи.
   Как бы ни радела Нэтти за здоровье  глаз,  это  показалось  бы  ей  очень
расточительным.
   Постепенно Демелса увлеклась чтением и забыла обо всем.
   Она оторвалась от книги, с удивлением  услышав,  как  часы  над  конюшней
пробили полночь - Пора спать! - решила девушка, дочитав до  конца  страницы,
закрыла книгу и аккуратно положила ее на столик рядом со своей кроватью.
   Комната "священников" была  такая  маленькая,  что  там  требовалось  все
класть по местам, иначе в ней тут же образовался бы ужасный беспорядок.
   Демелса потянулась, чувствуя, что засиделась в неудобной позе.  Ей  очень
захотелось подышать перед сном свежим воздухом.
   В этой комнате всегда было душновато. В первую  ночь  Демелса,  привыкшая
спать в летние дни при открытом окне, долго ворочалась без сна.
   - Спущусь-ка я в сад и постою около двери, - решила она, - а потом  сразу
же вернусь к себе. За минуту ничего со мной не случится, даже Нэтти будет не
в чем меня упрекнуть.
   Она сунула  ноги  в  мягкие  бархатные  домашние  туфли  без  каблуков  и
совершенно бесшумно пошла вниз по лестнице Когда  девушка  достигла  первого
этажа, ее  внимание  привлекли  приглушенные  голоса,  доносившиеся  из  так
называемой Красной комнаты.
   Замедлив шаги, Демелса невольно прислушалась. Громкий шепот показался  ей
зловещим Девушке, с ее обостренной интуицией,  показалось,  что  она  слышит
змеиное шипение.
   Не думая о том, что  она  вторгается  в  чью-то  частную  жизнь,  Демелса
остановилась, привстала на цыпочки и заглянула в отверстие.
   Девушка знала, что в Красную  комнату  поселили  сэра  Фрэнсиса  Вигдона,
который сразу вызвал у нее антипатию.
   Он сидел на краю кровати в вечернем костюме, в котором был на обеде, лишь
ослабив узел шейного платка.
   - Вы принесли именно то, что я велел? - разобрала Демелса.
   Этот вопрос был задан с особой таинственностью.
   Слегка сменив положение, Демелса постаралась разглядеть  его  собеседника
и, к своему удивлению, увидела в комнате двух незнакомых мужчин.
   На одном был  полосатый  жилет;  судя  по  одежде,  это  был  камердинер,
вероятно, самого сэра Фрэнсиса.
   Другой мужчина, плотный и  коренастый,  имел  совсем  грубую  наружность,
очевидно, принадлежа к самым низшим слоям общества.
   Демелса обратила внимание, что у него на шее был  повязан  яркий  красный
платок,  по-видимому,  составлявший,  по  его  понятиям,  щегольскую  деталь
костюма.
   Этот коренастый простолюдин нервно сжимал в руках шляпу.
   - Ага, все как вы сказали, хозяин, - проговорил он.
   - И вы уверены, что это подействует? - спросил сэр Фрэнсис,  обращаясь  к
своему камердинеру.
   - Готов поклясться, сэр. Если Крусадеру это дать,  он  не  сможет  завтра
выступать.
   -  Отлично,  -  злобно  прошипел  сэр  Фрэнсис.  У  Демелсы  от  волнения
перехватило дыхание. Она не могла поверить своим ушам.
   - Ладно, отправляйтесь и беритесь за  дело,  -  приказал  сэр  Вигдон.  -
Только перед тем, как входить в конюшню,  удостоверьтесь,  что  ни  там,  ни
вокруг - ни души.
   - Мы все понимаем, сэр, - кивнул камердинер.
   Демелса поняла, что надо  немедленно  действовать.  Она  должна  помешать
злодеям - иного слова у нее для них не нашлось.
   Среди любителей скачек ходило множество историй о лошадях, которых чем то
опаивали накануне состязаний, о  владельцах  скаковых  лошадей,  вынужденных
выставлять перед конюшней охрану.
   Однако Демелса была уверена, что ни графу Треварнону, ни Эбботу не пришло
в голову, что в Лэнгстон-Мэноре животным могло что-либо угрожать.
   В первый момент она хотела разбудить Джерарда, но от этой  идеи  пришлось
отказаться из опасения столкнуться в коридоре с кем-нибудь из гостей, даже с
самим Фрэнсисом Вигдоном.
   Казалось, ноги сами понесли Демелсу к двери в тот потайной  ход,  который
вел в главную спальню.
   Поднимаясь  по  ступеням,  она,