ть  для  вас
скромное платьице, - улыбнулся Уорт.
   Вада поблагодарила его от всего сердца, и ей стало немного стыдно за свою
уловку.
   Вскоре и последнее платье было готово к примерке, платье-мечта из  белого
тюля, отделанное серебром и украшенное водяными лилиями -  любимыми  цветами
художника.
   Вада надела его. Пояс из серебряной ткани подчеркивал ее тонкую  стройную
талию; к туалету полагался венок из водяных лилий,  который,  словно  тиара,
украшал ее белокурую головку.
   В волшебном наряде она вышла из примерочной в салон. Модельер в это время
разговаривал с джентльменом, одетым в очень элегантный  сюртук,  его  изящно
завязанный серый галстук украшала изумрудная булавка.
   Вада стояла, ожидая, пока Уорт обратит на  нее  внимание,  но  джентльмен
заметил ее первым.
   Он   восхищенно   воскликнул   и   застыл   как   завороженный,   любуясь
восхитительным видом девушки.
   Слегка смутившись, она сделала шаг вперед.
   - Великолепно!  Божественно!  Богиня,  сошедшая  с  Олимпа!  -  восклицал
незнакомец. Вада подошла к мастеру.
   - Вы,  мадемуазель,  воплотили  мою  мечту  в  реальность,  -  сказал  он
по-французски.
   - Благодарю вас, сударь, - улыбнулась Вада.
   - Вы правы. Она - сама мечта! Я теперь перед сном всегда  буду  молиться,
чтобы она была со мной в ночной тиши! - воскликнул джентльмен.
   - У вас появился  новый  поклонник,  мисс  Спарлинг,  -  сказал  Уорт.  -
Позвольте вам представить: маркиз Станислас де Гаита.
   Вада сделала реверанс. Маркиз поклонился.
   - Смею ли я вам сказать, что вы настоящая красавица? - спросил он.
   Вада кивнула головой.
   Он был красив, но что-то в нем заставило девушку смутиться.  Он  выглядел
чересчур обходительным и слишком уверенным в себе.
   - Если, сударь, я сегодня вам больше не нужна, - сказала Вада  модельеру,
- то, наверное, уже пора обедать.
   Она снова направилась в примерочную,  чувствуя,  что  маркиз  смотрит  ей
вслед.
   Девушка быстро переоделась и  вернулась  в  отель.  Она  очень  устала  и
обрадовалась великолепному ленчу, которым наслаждалась  вместе  с  Чэрити  в
своей гостиной.
   - Где бы нам пообедать вместе? - спросила девушка.
   - Одним, женщинам? Да нигде, - ответила Чэрити. - Мы могли бы посидеть за
чашечкой кофе в "Кафе де ля Пэ",  хотя,  я  уверена,  ваша  мать  и  это  не
одобрила бы. Но только не обедать, нам нигде это не удастся.
   - Я слышала,  как  хороша  французская  кухня,  даже  в  самых  маленьких
кабачках. Неужели мы не можем пойти в самое неприметное местечко?
   - Сомневаюсь, мисс Вада, что нас где-нибудь обслужат,  -  сказала  Чэрити
тоном, не требующим возражения.
   Вада рассмеялась. Она нашла в гостиной путеводитель и стала его читать.
   - Я такая ненасытная! - воскликнула она. - Мне  хочется  попробовать  все
знаменитые французские блюда - мидии на вертеле, барабулыси  в  папильотках,
горящие почки, бараньи ножки, цыплят, змей и лягушек!
   - Ну довольно, мисс Вада, меня  уже  начинает  тошнить  от  одних  только
названий, - пожаловалась Чэрити.
   - Хочу обедать в знаменитых, больших ресторанах! - громко  сказала  Вада,
перелистывая страницы путеводителя. - Мне бы хотелось побывать, например,  в
самом старом парижском ресторане "Ла Тур д'Аржан".  В  свое  время  господин
Рурто, которого Генрих IV возвел  в  дворянское  звание  за  искусство  печь
отличные пирожки с мясом  цапли,  открыл  в  этой  "Серебряной  башне"  свое
собственное дело.
   - Пирожки с мясом цапли? Никогда  не  слышала,  чтобы  ели  эту  огромную
птицу, - изумилась Чэрити.
   - Именно в ресторане "Ла Тур д'Аржан" впервые в Париже стали есть вилками
и предлагать кофейный шоколад.
   - Подумать только, - заметила служанка, но Вада знала, что ей все это  не
интересно.
   "Если бы Нэнси Спарлинг была здесь!" - вздохнула девушка.
   В путеводителе она прочитала также, что "Лаперуз"  когда-то  был  родовым
поместьем графов Врюйеверов. Вольтер, Бальзак и Расин обедали там, и не раз.
   "Только не Вада Хольц", - посочувствовала себе Вада, но вслух сказала:
   - Наверное, лучше все-таки написать маме и рассказать о несчастном случае
с мисс Спарлинг. Она получит письмо уже после того, как мы уедем из  Парижа,
и если останется недовольна,  ничего  не  сможет  сделать  -  будет  слишком
поздно.
   - Правильно, - согласилась Чэрити. - Напишите  своей  маме  письмо,  мисс
Вада! А я пока быстренько выскочу купить нитки. У вашей перчатки  оторвалась
пуговица. Я видела нужный мне магазин, когда мы сюда ехали.
   Она завернула перчатку в тоненькую бумажную салфетку.
   - Если я не подберу ничего подходящего, пройду немного дальше и  поищу  в
предместье Сент-Оноре, там есть магазинчик, в котором я бывала раньше.
   - Хорошо, - согласилась Вада, - только не задерживайся. Сегодня днем  мне
еще хочется увидеть много интересного.
   - Вы же уморите нас обеих, - ужаснулась Чэрити.
   - Вздор, - возразила Вада. - Тебе не обязательно было проводить на  ногах
все утро. И в салоне ты все время сидела, пока я примеряла платья.
   Чэрити ничего не ответила; она взяла свою вместительную кожаную  сумку  и
накинула на плечи черную короткую накидку.
   - Напишите мадам, что я как следует присматриваю за  вами  и  вы  никаких
особых хлопот мне не доставляете, - сказала служанка.
   Чэрити вышла из гостиной. Вада слышала, как она закрыла за собой дверь  и
прошла в центральный коридор.
   Вада  села  за  большой,  украшенный  резьбой  письменный  стол  и  стала
разглядывать великолепное, обтянутое кожей папье-маше, перья  и  чернильницу
из золоченой бронзы.
   Тут она подумала, что раз уж Чэрити собирается  пойти  по  магазинам,  ее
можно попросить купить духи.
   Во время шторма на пароходе Вада опрокинула флакон с французскими духами,
который купила в Нью-Йорке. Поэтому духи значились среди самого необходимого
из того, что она собиралась купить сразу же, как только приедет в Париж.
   Сообразив, что Чэрити вряд ли могла  далеко  уйти,  -  она  передвигалась
медленно и скорее всего еще спускалась  по  лестнице,  Вада  быстро  открыла
дверь гостиной, затем дверь номера и побежала по коридору и дальше - вниз по
широкой лестнице, ведущей в вестибюль. Чэрити не  успела  дойти  до  второго
этажа, как Вада ее догнала.
   - Чэрити! - окликнула девушка. Старая горничная обернулась.
   - Что случилось, мисс Вада? - удивилась она.
   - Пожалуйста, купи мне мои духи, - сказала Вада, -  но  только  маленький
флакончик. Я хочу попробовать и другие сорта. Не люблю,  когда  у  меня  нет
никаких духов, а мои, ты знаешь, разбились на пароходе.
   - Да, я помню, - проговорила служанка, - и хотела даже взять это себе  на
заметку. - Не беспокойтесь, мисс Вада, здесь за  углом  есть  очень  хороший
специальный магазин, где мадам  обычно  покупала  себе  духи.  Я  куплю  вам
флакончик, а когда у  вас  будет  время,  поведу  вас  туда,  и  вы  сможете
почувствовать запахи всех духов мира в одном букете!
   Вада рассмеялась.
   - Кстати, у тебя есть деньги?
   - Да, и предостаточно.
   - Хорошо. Я возвращаюсь к своему письму, а ты не очень задерживайся!
   - Но позвольте, я же не могу купить полдюжины  вещей  за  пять  минут!  -
парировала Чэрити. - У меня только одна пара ног.  Мне  надо  сначала  дойти
туда, потом еще вернуться обратно. На все это уйдет время. Вада рассмеялась.
   Чэрити всегда высказывалась подобным образом.
   Напевая какую-то  мелодию,  девушка  поднялась  по  лестнице  сначала  на
третий, потом на четвертый этаж. Подошла  к  двери  своего  номера,  который
оставила открытым, и, войдя в прихожую, вдруг поняла, что в гостиной  кто-то
есть.
   Сначала она решила, что это  официант,  хотя  посуду  после  ленча  давно
убрали.
   Через полуоткрытую дверь в  зеркале,  стоявшем  на  каминной  полке,  она
увидела голову и плечи мужчины в зеленом сюртуке.
   Вада  вспомнила  истории,  которые  слышала  раньше,   про   воров:   они
пользовались отмычками и могли открыть любую дверь.
   В тот момент она почти с облегчением подумала, что незнакомец, по крайней
мере, не находится рядом с ее драгоценностями.
   Быстро и тихо ступая по мягкому ковру, девушка проникла в  свою  спальню.
Когда они с Чэрити перед ленчем вернулись  в  номер,  Вада  бросила  шляпку,
сумочку и перчатки на стул.
   Сейчас она открыла сумочку и достала маленький пистолет, который ей  дала
Нэнси Спарлинг. Вада положила его в свою сумочку, когда они ехали в Париж, и
Чэрити потом машинально переложила его в другую, со всеми остальными мелкими
вещами, которые Вада всегда носила с собой.
   Холодный металл пистолета в руке придал ей уверенность,  что  она  сможет
противостоять незнакомцу, даже если он окажет ей сопротивление.
   Уже потом, много позже, Вада вспомнила,  что  пистолет  не  был  заряжен:
патроны остались в сумочке.
   Войдя в гостиную через прихожую с пистолетом, который она  держала  перед
собой, Вада произнесла, как ей показалось, твердо и уверенно:
   - Кто вы? Что вы здесь делаете?
   Мужчина в зеленом сюртуке стоял около письменного стола  в  другом  конце
комнаты, у окна.
   Он обернулся. Незнакомец был  выше  ростом,  чем  ей  показалось  по  его
отражению в зеркале, широкоплечим и красивым.
   Что-то в его лице было  такое,  -  Вада  не  могла  не  обратить  на  это
внимание, - что сразу же выдавало в нем джентльмена, если бы только  не  его
странная одежда.
   На нем был зеленый бархатный сюртук - именно такой,  Вада  знала,  носили
художники, низкий отложной воротничок и довольно широкий черный галстук.
   Они глядели друг на друга через всю гостиную, затем  незнакомец  произнес
по-французски:
   - Простите, мадемуазель, я, вероятно, ошибся номером.
   - Я не верю вам, - заявила Вада. - Вы вор! Что вы здесь делаете  с  моими
письмами?
   Он посмотрел на  то,  что  держал  в  руках  -  небольшую  стопку  бумаг.
Незадолго до этого Вада положила ее на письменный стол. Здесь было и  письмо
от ее матери из Нью-Йорка, еще не вскрытое, адресованное мисс Эммелин Хольц.
   Среди бумаг находилось также послание  из  отеля  -  его  Вада  читала  в
поезде, и перечень вещей, необходимых  для  приданого,  -  целый  список  на
нескольких страницах, который составила ее мать перед отъездом.
   Незнакомец в зеленом сюртуке внимательно,  с  неподдельным  изумлением  и
любопытством, смотрел на бумаги. Потом положил их на стол.
   - Прошу меня извинить, - тихо произнес он.
   - Я не принимаю ваших извинений. С пистолетом, нацеленным на  незнакомца,
Вада сделала несколько шагов к звонку.
   - Минуту, пожалуйста, - попросил он, когда девушка  подняла  руку,  чтобы
позвонить.
   - Перед тем как меня арестуют, хочу  вам  сказать,  что  я  не  собирался
ничего красть. Я журналист.
   Вада сразу оцепенела, ее рука машинально опустилась. С  широко  открытыми
глазами она повторила не очень твердо:
   - Журналист?..
   - Да. Я знал, что в этом номере живет мадемуазель Эммелин  Хольц,  а  мне
очень хотелось поподробнее узнать о самой богатой в Америке молодой девушке.
   - Но мадемуазель.., здесь нет.
   - Я знаю, - ответил он. - Внизу мне сказали, что она приедет позже. А вы,
должно быть, мадемуазель Спарлинг?
   - Но.., здесь вам.., не о чем писать. Страх перед  журналистами,  который
вбивали в нее всю жизнь, словно парализовал Ваду, отбив  всякую  способность
мыслить. Она не в состоянии была решить, что делать дальше.
   Затем, поддавшись внезапному порыву, проговорила:
   - Пожалуйста, прошу вас, не пишите ничего о  мадемуазель...  Она  страшно
этого не любит.
   - Я слышал, - ответил незваный гость в зеленом.  -  Ей  всегда  удавалось
избегать пошлых взглядов публики.
   - Откуда вы все это знаете здесь, в Париже?
   - Во всех редакциях есть досье, в них собираются  газетные  и  журнальные
вырезки, ссылки и статьи о любой  важной  персоне  или  знаменитости.  Но  о
мадемуазель Хольц почти нет ни строчки. Нет даже ее фотографии.
   - Тогда, пожалуйста, уходите и забудьте,  что  вы  здесь  были,  -  почти
умоляла Вада.
   - Я бы так и поступил, - ответил незнакомец, - но боюсь  пошевелиться:  у
вас в руках крайне неприятное оружие.
   Вада совсем забыла, что все еще держит  пистолет.  Она  положила  его  на
стол.
   - Пожалуйста, уходите!
   - А мой репортаж? Что же мне написать? - спросил  он  озабоченно.  -  Что
мадемуазель Хольц  по-прежнему  удается  быть  невидимкой,  но  у  нее  есть
чрезвычайно  привлекательная  и  очаровательная   спутница   -   мадемуазель
Спарлинг?
   - Нет, нет.., пожалуйста, не надо! - попросила  Вада.  -  Пожалуйста,  не
пишите это!
   - Почему же? - заинтересовался незнакомец.
   - Потому что...
   Вада пыталась быстро придумать какую-нибудь причину:
   - ..У меня из-за этого будут очень  большие  неприятности.  Я  могу  даже
потерять работу.
   Незнакомец в зеленом улыбнулся, и его лицо сразу стало более молодым, чем
прежде, когда он был серьезен.
   Вада  почувствовала  некоторую  неловкость,  заметив  в  глазах   мужчины
искорки, и его улыбка показалась ей слегка насмешливой.  Тем  не  менее  она
подумала,  что  он  нисколько  не  похож  на  тех  журналистов,  которых  ей
доводилось видеть в Америке.
   - Для какой газеты вы пишете? - спросила девушка,  не  в  силах  сдержать
свое любопытство к этому человеку.
   - В основном - для журнала "Плюм". Глаза Вады расширились.
   - Вы имеете в виду журнал, публикующий символистов?
   Незнакомец улыбнулся:
   - Как, вы  знаете  о  символистах,  мадемуазель?  Неужели  их  слава  уже
достигла берегов Америки?
   -  Мы,  по  другую  сторону  Атлантики,  не  так  уж  несведущи!  -  чуть
высокомерно заявила Вада.
   Он усмехнулся, и она поняла, что его позабавила такая патриотичность.
   - Хорошо, но все-таки, как вы полагаете, что такое символизм?
   Немного подумав, Вада сказала:
   - Я читала,  что  это  понятие  означает  свободу  воображения,  а  также
"самовыражение, освобожденное от оков".
   Лицо незнакомца отразило неподдельное изумление.
   - О, да вы и это знаете! Не ожидал.
   - Ну, это уж  слишком.  Вы  ко  мне  относитесь,  как  к  ребенку,  -  не
сдержавшись, резко заметила девушка.
   Потом уже она поняла, что их  разговор  был  бы  совсем  не  таким,  будь
незнакомец, пробравшийся, как вор, в ее гостиную, действительно журналистом.
   - Вы уйдете наконец? - теперь Вада говорила уже другим тоном. - Я не буду
больше с вами разговаривать в такой манере.
   - Почему? - спросил он. - В конце концов вы единственный человек, который
мог бы мне рассказать о вашей госпоже. Вы можете сообщить мне  о  неуловимой
мадемуазель Хольц то, о чем не дознался никакой другой журналист.
   - Но вы же обещали, что не будете о ней писать, - возразила Вада.
   - Насколько я помню, вы меня умоляли этого не  делать.  Если  я  дам  вам
слово чести, что ничего не опубликую без  вашего  разрешения,  вы  позволите
поговорить с вами несколько минут?
   - Не думаю, что мне следует это делать, - проговорила Вада.
   - Ваша госпожа ограничивает свободу ваших действий, не так ли? -  спросил
он насмешливо. - Какую же магию, кроме денег, использует мадемуазель,  чтобы
все вокруг потворствовали ее желанию придать себе  ореол  таинственности,  -
больший, чем у сфинкса?
   Вада засмеялась, сама того не желая.
   - Да нет же, она совсем не такая!
   - А какая ваша госпожа?
   -  Вы  пытаетесь  выудить  у  меня  сведения  о  ней!  -  тон  Вады   был
обвинительный. - И  делаете  это  за  спиной  моей  госпожи,  тайком.  Я  не
собираюсь больше разговаривать с вами о мадемуазель, - я не могу.
   - Тогда я вынужден пойти на компромисс, - сказал незнакомец в зеленом.  -
Мы будем говорить о вас.
   - Нет, - возразила Вада с застенчивой улыбкой. - Я  не  хочу  говорить  с
вами о себе.
   - А о чем вы предпочли бы, беседовать?
   - Мне бы хотелось побольше узнать о символизме,  -  ответила  Вада.  -  Я
читала о нем в Америке, но понять все это довольно сложно.
   - Не особенно. - Нежданный собеседник смолк, но, увидев,  что  Вада  ждет
разъяснений, продолжил:
   - Точно так же, как импрессионизм стал протестом против определенных, уже
сложившихся тем и образов в живописи, символизм возник как попытка расшатать
застарелые устои в поэзии.
   - Но сейчас это течение уже вышло за пределы поэзии, не так ли?
   - Ну конечно. К поэтам-символистам присоединились художники,  драматурги,
все, кто интересуется таинственным миром души и чувств.
   - Кажется, теперь я понимаю, - сказала Вада. - Они передают  не  то,  что
видят на самом деле, а то, что чувствуют.
   - Проще говоря, это можно объяснить именно так, - улыбнулся незнакомец и,
взглянув на нее, спросил:
   - Почему вы интересуетесь тем, что  американцу  должно  казаться  слишком
неопределенным? Я не поверю, что "мисс Богачка" может  увлекаться  подобными
вещами.
   В его тоне было что-то саркастическое, почти злое, и это  заставило  Валу
быстро возразить:
   - Это несправедливо! Вы  никогда  не  встречали  мадемуазель  Хольц,  так
почему же, не видя ни разу, позволяете себе ее осуждать?
   - Докажите, что она отличается от  обычной  богатой  американки,  которая
охотится за титулом, - произнес он.
   Вада застыла на месте.
   - Что вы.., этим хотите сказать? - спросила она почти шепотом.
   Ей показалось, что глаза незнакомца внимательно наблюдают  за  выражением
ее лица. Он объяснил:
   - До меня дошли слухи, конечно, может быть, это репортерские сплетни, что
мадемуазель Хольц стремится приобрести титул, притом обязательно английский.
   - Кто вам это сказал? - с жаром спросила Вада.
   - Между прочим, - ответил незнакомец, - сведения пришли ко мне из Англии.
   Ваде так хотелось ему возразить и сказать, что все неправда, ложь, но так
и не смогла вымолвить ни слова. Вместо этого она произнесла:
   - Я думала, мы договорились, что не будем обсуждать мою госпожу.
   - Не уверен, что мы действительно об  этом  договорились.  Я  всего  лишь
сказал, что готов говорить о вас.
   - Но я не имею ни малейшего желания говорить о себе,  -  возразила  Вада.
Затем спросила:
   - Вы можете назвать мне ваше имя?
   - Пьер Вальмон, - ответил он, - но боюсь, оно вам мало что скажет.
   - Вы пишите для "Плюм"?
   - Я соредактор этого журнала.
   - Это один из журналов, который мне хотелось  бы  приобрести,  пока  я  в
Париже.
   - Я пришлю вам экземпляр, или лучше - я вам его принесу.
   - Спасибо, мне бы очень этого хотелось.
   - Чтобы я вам его принес?
   Девушку слегка смутило выражение, которое появилось в его глазах.  Он  не
имеет права  так  оценивающе  и  смело  на  нее  смотреть,  -  это  Ваде  не
понравилось.
   - Думаю, господин Вальмон, мы вряд ли снова с вами увидимся. Я приехала в
Париж ненадолго.
   - Что вы собираетесь делать в Париже?
   - Хочу посмотреть то, что смогу, - очень непосредственно ответила Вада, -
но боюсь, мне не удастся увидеть все, о чем я мечтала.
   - А  что  вы  хотите  увидеть  больше  всего?  Вада  немного  подумала  и
совершенно искренне сказала:
   - Прежде всего мне бы хотелось услышать  символистов.  Я  раньше  немного
читала об их поэзии и видела обзоры в американских газетах.
   Она на мгновение умолкла и мечтательно добавила:
   - Но совсем другое дело встретить или услышать поэта.
   Пьер Вальмон промолчал, а девушка спросила:
   - Вы пишете стихи?
   - Немного. Но думаю, они довольно слабые. Так  же,  как  мои  коллеги,  я
читал свои стихи в "Солей д'Ор" - там собираются символисты.
   - Где это? - с придыханием спросила Вада.
   - В подвале кафе на площади Святого Михаила. Поэты и художники стали  там
встречаться всего несколько лет назад  благодаря  Леону  Дешану  -  поэту  и
основателю журнала "Плюм".
   - А что делают поэты, когда собираются вместе?
   - Не  только  поэты,  но  и  музыканты,  певцы,  все,  кто  считает  себя
символистом, читают стихи, поют, слушают и исполняют музыку - для всех,  кто
приходит их слушать.
   - Звучит очень заманчиво! - возбужденно ска