орма, полученная в оздоровительном клубе. - Она потрогала пальцем его плоский живот. - Кстати, в неплохом. Но тут тебе не тренажеры. Где твоя фляжка?
     Раздосадованный, Ной вытянул руку, сложил ладонь ковшиком и подставил ее под дождь. Оливия только покачала головой.
     - Подожди минутку. - Она повернулась и вошла в вестибюль.
     Оливия вернулась с пластиковой бутылкой на петле.
     - Всегда надо брать с собой воду, - сказала Оливия и, к удивлению Ноя, начала прикреплять бутылку к его поясу.
     - Спасибо.
     Оливия едва заметно улыбнулась, пожала плечами, щелкнула пальцами, и собака, крутившаяся около Ноя, немедленно подбежала к хозяйке.
     - Пошли.
     Над землей курился туман, скользил между деревьями и окутывал побеги папоротника. По листьям монотонно стучал дождь. Когда они вошли в лес, стало темнее; полумрак давил так, словно имел вес, и превращал туман в призрачную реку.
     - Боже, что за место... - Ной вдруг почувствовал себя маленьким и беззащитным. - Так и кажется, что вот-вот из тумана протянется когтистая лапа и схватит тебя за ногу. Успеешь издать только короткий крик, а потом... последний хрип.
     - Ах, так ты слышал о Лесном Пожирателе?
     - Брось.
     - Исчезает примерно пятнадцать туристов в год. - Она дернула плечом, словно отгоняя от себя неприятную мысль. - Мы обычно не разглашаем эту информацию. Не хотим отпугивать посетителей.
     - Отлично, - пробормотал Ной, но все же с опаской огляделся по сторонам. - Просто отлично.
     Оливия вынула фонарик и посветила прямо перед собой. Луч разрезал полумрак, и вокруг заклубились причудливые тени.
     Лекция началась. Ной вполуха прислушивался к словам Оливии. Голос у нее был чарующий и слегка хрипловатый. Она говорила ясным языком, доступным для дилетантов.
     "Достаточно просто смотреть, - думал Ной. - Достаточно просто быть здесь, видеть силуэты, тени и ощущать непривычный, но чем-то приятный запах сырости или гниения". Ной все больше и больше ощущал какое-то необъяснимое колдовство окружающего мира. Природа ли так действовала на него, или это дождливое хмурое утро таило в себе неожиданную, незнакомую ему прежде прелесть, или так действовал на него чарующий голос Оливии?
     Дождь и туман не мешали видеть спокойное зеленое сияние. В густых побегах папоротника и кочках, покрытых мхом, была заключена какая-то иная, нездешняя реальность. Все кругом сочилось влагой и мерцало.
     Он услышал треск и поднял голову как раз вовремя: толстый сук рухнул сверху и с треском ударился о землю. Ной успел отступить в сторону в последнюю секунду.
     - Синяя Борода, - с насмешливой улыбкой бросила Оливия.
     Ной оглянулся на сук и решил, что тот действительно мог бы прихлопнуть его насмерть.
     - Какое счастье, что мы не женаты, осталась бы ты вдовой.
     - Иногда мох, обвивающий ветки, впитывает в себя слишком много воды и перегружает ветку. Сук не выдерживает тяжести и ломается. - Оливия вдруг резко остановилась и подняла руку. - Тише, - прошептала она и жестом велела Ною укрыться за толстым стволом ели.
     - Что?
     Она только покачала головой и прижала два пальца к губам Ноя, словно запечатывая их. "Что будет, если я поцелую их?" - подумал он. А потом услышал то, что заставило Оливию напрячься, а собаку задрожать.
     Неожиданно для себя самого Ной покровительственным жестом положил руку на плечо девушки и сквозь деревья и переплетение лоз посмотрел туда, откуда доносились глухие, но мощные звуки.
     Они появлялись из тьмы и рассекали реку тумана. Двенадцать... нет, пятнадцать, поправил себя Ной. Пятнадцать огромных лосей с рогами, как короны.
     - А где же их дамы? - пробормотал он в пальцы Оливии, чем заслужил короткий гневный взгляд.
     Один из рогачей издал низкий трубный рев, от которого затряслись деревья. Потом лоси двинулись в зеленую тень, и земля гудела в такт их шагам. Ною показалось, что он ощутил их запах. В этом запахе было что-то дикое и жутковатое, но они уже уходили, плавно скользя среди деревьев.
     - Самки, - наконец ответила Оливия, - передвигаются стадами с более молодыми самцами. А старые самцы - которых мы только что видели - кочуют более мелкими стадами до конца лета. Осенью все ограничения снимаются, и они начинают бои друг с другом. Проигравший становится изгоем, а победитель - обладателем гарема.
     - Гарема, вот как? - Он усмехнулся. - Забавно... Так это и есть лоси Рузвельта, о которых ты рассказывала вчера?
     Если она и удивилась тому, что Ной слушал ее и даже что-то запомнил, то не подала виду.
     - Да. Весной они часто проходят по этой тропе.
     - Тогда я рад, что мы выбрали этот маршрут. Они огромные. Куда больше Бемби и его родичей.
     - Бемби и его родичей ты сможешь увидеть тоже. В сезон кочевья их здесь много.
     - Не сомневаюсь. А почему она не лает? И не бежит за ними? - спросил он, кладя руку на голову Ширли.
     - Подчиняется инстинкту. Ты ведь у нас умница, правда? - Она наклонилась, потрепала собаку, а потом размотала прикрепленный к поясу поводок и прикрепила его к ошейнику.
     - Зачем это?
     - Мы выходим из владений Макбрайдов. На территории, принадлежащей правительству, собак следует держать на поводке. Нам это не по нраву, правда? - спросила она Ширли. - Но таковы правила. Или... - Она выпрямилась и посмотрела Ною в глаза. - Если с тебя достаточно, мы можем вернуться.
     - Я думал, мы только начали.
     - Тебе решать.
     Они пошли дальше. Выбранная Оливией тропа становилась все круче. Освещение понемногу менялось и вскоре стало ярко-зеленым, посеребренным слабым солнечным светом, который пробивался сквозь небольшие пробелы в хвое. Между деревьями замелькали полевые цветы, создававшие яркий контраст со множеством оттенков зеленого.
     - Это напоминает подводное плавание.
     - Что именно?
     - Подводное плавание с дыхательной трубкой, которым я занимался в Мексике, - пояснил Ной. - При известном навыке можно нырнуть глубоко и плыть под водой достаточно долго. Освещение непривычное - не зеленое, как здесь, а разное, потому что поверхность воды преломляет солнечные лучи. Все становится мягким, нежным и меняет форму. Ты когда-нибудь плавала с трубкой?
     - Нет.
     - Тебе бы понравилось.
     - С чего ты взял?
     - Ну... Ты сбрасываешь с себя привычные представления и оказываешься в чужом мире. Никогда не знаешь, что увидишь в следующий миг. Ты любишь сюрпризы?
     - Вряд ли...
     - Врушка, - улыбнулся он. - Все любят. Кроме того, ты натуралист. Может быть, жизнь моря не твой конек, но тебе бы понравилось. Пару лет назад мы с другом Майком провели две незабываемые недели в Косумеле.
     - Занимаясь подводным плаванием?
     - Ага. А чем ты занимаешься в последнее время?
     - Вожу по лесу городских парней, не вызывающих у меня ничего, кроме злости.
     - Я не злил тебя как минимум час. По секундомеру... Оп!
     Вот оно.
     - Что? - Сбитая с толку, Оливия обернулась.
     - Ты улыбнулась. На этот раз не сумела сдержаться и улыбнулась мне. - Он прижал руку к сердцу. - Вот теперь я влюбился. Давай поженимся и заведем еще несколько лабрадоров.
     Она фыркнула.
     - Ну вот, ты опять разозлил меня. Засекай время.
     - Нет, не разозлил. - Он зашагал с ней в ногу. Приноровиться к походке Оливии оказалось очень легко. - Лив, я снова начинаю нравиться тебе. Ты не можешь справиться с собой.
     - Я могу быть терпимой, но от терпимости до симпатии очень далеко... Но вернемся к нашим баранам. Если ты посмотришь по сторонам, то увидишь кислицу, печеночник...
     - Вот печеночника мне только и не хватало... Ты когда-нибудь ездила в Лос-Анджелес?
     - Нет. - Она подняла глаза, но не осмелилась встретиться с ним взглядом. - Нет.
     - Ты могла бы как-нибудь навестить тетю.
     - Они приезжают сюда. Как минимум дважды в год.
     - Должен тебе сказать, мне трудно представить Джейми бродящей по лесам. Она очень светская дама. Впрочем, раз она выросла здесь, ей легко здесь освоиться. А как себя здесь чувствует ее муж?
     - Дядя Дэвид? Он любит ее настолько, чтобы приезжать и позволять моей бабушке таскать его ловить рыбу на озеро. Так ведется годами, хотя все давно знают, что он ненавидит рыбалку. Если очень не повезет, Дэвид действительно умудряется что-то поймать, и тогда ему приходится чистить рыбу. Как-то раз мы уговорили его пожить в палатке.
     - Только один раз?
     - Думаю, именно так тетя Джейми получила свое ожерелье с жемчугом и бриллиантами. Это был выкуп за то, что она больше никогда не заставит его спать в лесу. Ни сотового телефона, ни портативного компьютера, ни обслуживания в номере... - Она покосилась на Ноя. - Думаю, это относится и к тебе.
     - Ну, я могу отказаться от сотового телефона когда угодно. У меня нет такой привычки. А ночевать под открытым небом мне приходилось достаточно.
     - В палатке, разбитой на заднем дворе.
     - И в лагере для бойскаутов.
     Она снова весело засмеялась, сама не замечая этого.
     - Ты никогда не был бойскаутом.
     - Был. Правда, очень недолго, в блаженном возрасте шести с половиной лет. Но мне внушала отвращение форма. Особенно эти уродские панамы.
     Ной слегка отклонялся от намеченной цели, но не хотел прерывать течение беседы. Все же ему удалось разговорить ее.
     - А ты не была герлскаутом?
     - Нет. Я всегда терпеть не могла ходить стадом.
     - И не хотела носить их дурацкие тюбетейки.
     - Это тоже сыграло роль. Как ботинки, не жмут?
     - Нормально. Фирма есть фирма.
     - Ты что-то запыхтел, герой.
     - Я не пыхтел. Это Ширли. Слушай, почему я называю тебя по имени, а ты меня нет?
     - Язык не слушается. - Она постучала пальцем по бутылке, болтавшейся на его поясе. - Попей. Смажь мышцы. Сейчас ты заметишь, что лозы дикого винограда стали выше, чем внизу. И что сквозь растительность просвечивает голая земля. Мы поднялись на сто пятьдесят метров.
     Перед ним снова открылись дымящиеся пики, зеленые долины и небо цвета полированной стали. Дождь прекратился, но земля под ногами все еще была мокрой, а воздух имел такой же вкус, как и вода в бутылке.
     - Как называется это место?
     - Мы вышли на Тропу трех озер.
     - Здесь не очень-то приветливо, верно?
     - Да. Природа безжалостна.
     - Странно... Мне казалось, что ты предпочитаешь ее людям.
     - Так оно и есть. Ну что, отдышался?
     - Я вовсе не запыхался. Ни капельки.
     - Если мы перейдем мост, то окажемся на маршруте длиной еще в шесть километров и придем к озерам. Но можем и повернуть.
     - Еще шесть километров я выдержу.
     - Раз так, пошли.
     Они прошли по мосту, переброшенному через Биг-Крик. Ной услышал грохот воды, почувствовал силу дувшего навстречу ветра и напрягся всем телом. Оливия шла впереди с таким видом, как будто они гуляли по бульвару Уилшир.
     Ной готов был ее возненавидеть.
     Еще через полтора километра Ноя подвели ноги. Пятки молили о пощаде. Оливия не удосужилась предупредить, что последний отрезок пойдет в гору. Он заскрежетал зубами, но не сбавил шагу.
     Нужно было чем-то отвлечься от ощущений предавшего его тела. Он заставил себя думать о массаже, который закажет в ту же минуту, как только вернется. О близком ленче. Чем-то угостит его Оливия?
     Краем глаза он уловил какое-то движение и поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть тень, шмыгнувшую через расступившиеся деревья.
     - Что это было?
     - Белка-летяга. Редкое зрелище для этого времени суток. Они ведут ночной образ жизни.
     Пока они шли наверх, Ной почти забыл про ноющие мышцы. По земле и деревьям сновали бурундуки, весело треща и переругиваясь между собой. Ястреб, паривший у них над головой с гордо распростертыми крыльями, издал злобный крик, которому откликнулось несшееся отовсюду эхо. На земле лежало отливавшее угольным блеском перо ворона. Вдали показался клочок снега.
     - Можем остановиться здесь. - Оливия скинула с плеч рюкзак, наклонилась, чтобы открыть его, и смерила Ноя задумчивым взглядом. - Не думала, что ты справишься с таким маршрутом и ни разу не захнычешь.
     - Пару раз я готов был захныкать, но дело того стоило.
     Он бросил восхищенный взгляд на три озера, каждое из которых напоминало старинное круглое зеркало. В их рябой поверхности отражались горы.
     - Вот тебе премия за то, что не хныкал. Это фирменное блюдо моей бабушки. Мясной суп с ячменной крупой.
     - Ух... Быка бы съел.
     Она вынула из рюкзака маленькое одеяло.
     - Подстели и садись. Быка здесь нет, но заморить червячка сможешь. А заодно забудешь про боль в ногах.
     - Я прихватил кое-что из подаренных тобой фруктов. - Он улыбнулся и расправил одеяло. - На тот случай, если ты решила уморить меня с голоду.
     - Нет, я решила бросить тебя в лесу и посмотреть, найдешь ли ты дорогу назад. Но мне нравятся твои родители. Не стану же я их расстраивать...
     Ной подобрал ноги и принял у нее чашку кофе из термоса. Ему хотелось снять с Оливии шляпу и прикоснуться к ее чудесным волосам.
     - Только родители? А я сам тебе не нравлюсь? Думаю, за эти годы ты могла бы сменить гнев на милость.
     - Не было повода...
     Он погладил по голове Ширли, которая подошла и понюхала чашку.
     - А вот твоей собаке я нравлюсь.
     - Это собака моего деда. И привыкла пить даже из туалета. Так что на ее вкус полагаться не приходится.
     - Трудная ты женщина, Лив. Но кофе у тебя отличный. Если мы поженимся, ты будешь варить его каждое утро, а я за это буду обращаться с тобой, как с королевой.
     - А если кофе будешь варить ты, а я буду обращаться с тобой, как с рабом?
     - Если только ты не будешь меня связывать и предъявлять сексуальные требования. Видишь ли, недавно я дал обет целомудрия.
     Она снова засмеялась и открыла второй термос.
     - Со мной твоему обету ничто не грозит.
     - Что ж, это снимает бремя с моей души. О боже, пахнет потрясающе.
     - Моя бабушка - замечательная повариха. - Она наклонила термос с широким горлышком и наполнила бульонные чашки.
     - Стало быть, я могу прийти к вам пообедать? Оливия уставилась на термос и завинтила крышку.
     - Когда вчера вечером я пришла домой, она плакала. Дедушка сообщил ей, что ты здесь, объяснил, зачем ты приехал, и сказал, что уже разговаривал с тобой. Не знаю, о чем они говорили, но с тех пор они не сказали друг другу ни слова. И она плакала.
     - Мне очень жаль.
     - В самом деле? - Она подняла взгляд. Ной ожидал увидеть в ее глазах слезы, но они были сухими и жаркими. - Жаль, что ты снова причинил им боль, заставил поссориться людей, которые любят друг друга пятьдесят с лишним лет, и впутал меня в эту историю?
     - Да. - Он прямо смотрел ей в глаза. - Жаль.
     - Но ты все равно напишешь свою книгу.
     - Да. - Ной поднял чашку. - Напишу. Дело зашло слишком далеко, чтобы отступать. И учти еще одно, Лив. Если я отступлюсь, Тэннер не откажется от своего замысла. Просто расскажет свою историю кому-нибудь другому. А этот другой едва ли будет о чем-нибудь жалеть. Едва ли будет соблюдать осторожность и заботиться о том чтобы все написанное им было правдой. Он не будет знаком с вашей семьей даже так шапочно, как я, и ваши чувства не будут иметь для него никакого значения.
     - Стало быть, ты чувствуешь себя спасителем?
     - Нет. - Ной дал ей излить свою горечь, хотя слегка поежился. - Я писатель. Причем хороший. Я не строю иллюзий, что эта книга сможет что-нибудь изменить, но надеюсь ответить на многие вопросы.
     "Был ли он так уверен в себе раньше? - подумала Оливия. - Вряд ли. За последние шесть лет мы оба выросли".
     - Слишком поздно для ответов.
     - Не согласен. Не думаю, что ответы могут опоздать. Лив, выслушай меня. - Он снял шляпу и провел рукой по волосам. - Есть вещи, которых я не мог объяснить тебе раньше.
     - Я уже сказала...
     - Черт побери, дай мне закончить! Когда все это случилось, мне было десять лет. Я считал отца великим героем и считаю так до сих пор. И знал о его работе куда больше, чем положено знать десятилетнему парню. Во всяком случае, не только то, что он ловит преступников. Для меня имело значение то, как он это делает. Я был глазастым парнишкой. Когда он вернулся домой после убийства твоей матери, его нельзя было узнать - он постарел на десять лет. Иногда он приходил с работы усталым до полусмерти, но я никогда не видел его горя. И не смог этого забыть.
     - Разве тебе безразлично, что ты снова воскрешаешь боль? - спросила Оливия.
     - Нельзя воскресить то, что не умирало. А эта боль не умирала никогда. Ни для кого из вас... Я видел тебя по телевизору, - продолжил он. - Они показывали этот сюжет десятки раз. Ты выбежала из дома. Плакала и зажимала уши. Плакала навзрыд.
     Она прекрасно помнила этот момент. При желании могла вспомнить его во всех подробностях. Но чаще вспоминала вопреки желанию.
     - Ты хочешь сказать, что до сих пор жалеешь меня?
     - Чтобы ты бросила эту жалость мне в лицо? - Ной покачал головой и, не сводя с нее глаз, начал размешивать бульон. Оливия больше не была испуганной и беззащитной маленькой девочкой. Она затвердела, а если в ближайшее время не вырвется из-под своего стеклянного колпака, то окончательно окостенеет. - Я не собираюсь делать этого. Не буду заставлять и подталкивать. Мы изложим это с твоей точки зрения.
     - Не знаю, соглашусь я или нет, - после паузы сказала она. - Но и не подумаю говорить с тобой, пока ты не пообещаешь не трогать мою бабушку. Оставь ее в покое. Она не может этого вынести. Я не позволю тебе тревожить ее.
     - Ладно. Ты хочешь, чтобы я подписался кровью?
     - Не мешало бы. - Она ела только потому, что нужно было набраться сил для обратного пути. - Можешь не рассчитывать на мое доверие.
     - Когда-то ты мне доверяла. И научишься доверять снова. Еще до того, как мы закончим все это.
     - Ты поразительно самоуверен... Вон, смотри, на озере пара уток-арлекинов. В дальнем конце.
     Ной поднял взгляд. Он уже привык к тому, что Оливия обращает его внимание на природу, когда хочет сменить тему.
     - Я пробуду здесь неделю, - сказал он. - Мой домашний телефон есть у вас на регистрации у дежурного. Если ты не решишь этот вопрос до моего отъезда, то сможешь связаться со мной позже. Я сразу приеду.
     - Я подумаю. - Она вынула из банки печенье и протянула Ширли. - А сейчас помолчи. Лучшее из всего, что здесь есть, - это тишина.
     Довольный достигнутым, Ной занялся бульоном. Он хотел спросить, а нет ли здесь еще чего-нибудь хорошего, как вдруг откуда-то донесся страшный вопль. Ной едва не выронил чашку и тут же вскочил.
     - Оставайся здесь, - приказал он. - Не сходи с места.
     Оливия открыла рот и секунд пять не сводила с него широко открытых глаз. Когда Ной повернулся, готовый устремиться на крик, она с трудом поднялась на ноги.
     - Постой. Подожди! - Дыхание со свистом вырывалось из ее груди. Она не знала, что делать - то ли вцепиться в него, то ли просто преградить дорогу. Наконец она схватила Ноя за рукав, дернула и едва удержалась на ногах, когда на нее наскочила Ширли, уверенная, что наконец-то началась игра.
     - Кто-то попал в беду. - Вопль раздался снова, и Ной решительно отстранил ее. - Оставайся здесь, пока я не...
     - Это сурок. - Она боролась со смехом. - Скорее всего, олимпийский.
     - Это еще что за тварь?
     Она сумела сделать серьезное лицо.
     - Иначе называемый скалистым сурком, или свистуном. Впрочем, сигнал тревоги, который он издает, не является свистом, поскольку производится с помощью голосовых связок. Так что это не визг оскорбленной дамочки, а... смотри сам.
     Все еще держа его за рукав, Оливия кивнула в сторону скал. На отрог неуклюже выбрались два грузных серо-бурых сурка. Один из них встал на задние лапы, понюхал воздух и подозрительно посмотрел на собаку и людей.
     - Они только что пробудились от спячки. Обычно впадают в ступор в сентябре и не выходят на поверхность до мая. Чаще всего не удаляются от своих нор. И подают ранний сигнал опасности, потому что передвигаются медленнее св