еднему столику, Ной пробормотал:
     - Она съест его заживо.
     Он забавлялся, следя за происходящим. Танцплощадка была полна, тела в лучах цветных прожекторов извивались в такт грохотавшей музыке.
     Это напомнило Ною тот вечер, когда он пригласил Оливию на дискотеку. И как он перестал слышать музыку и вообще что-либо, кроме биения собственного сердца, когда целовал ее губы.
     "Брось, парень, - осадил он себя, нахмурился и поднял кружку. - Все прошло".
     Он пил пиво и наблюдал за происходящим. Ему всегда нравилось бывать в барах, нравилось слушать музыку и голоса, нравилось танцевать и общаться с людьми. Но сегодня он сидел один, следил за тем, как друг обрабатывает блондинку, и жалел, что не остался дома.
     Ной рассеянно отодвинул от себя тарелку, снова поднял кружку и вдруг увидел, что к его столику направляется Карин.
     - О господи, как будто в этом городе больше негде выпить... - пробормотал он и сделал большой глоток.
     - А я думала, что ты заделался отшельником. - Карин облачилась в кожаное платье ярко-голубого цвета, которое облегало ее, как собственная кожа, и заставляло публику шарахаться в стороны. Ее волосы были завиты в тысячи мелких локонов, в просторечии называвшихся "трахни меня", а губы накрашены ярко-алой помадой.
     Ноя осенило, что именно этот ее прикид заставил его "думать железами" при их первой встрече. Он промолчал, снова поднял кружку и притворился, что не видит Карин в упор.
     - Ты натравил на меня копов. - Она наклонилась, оперлась ладонями о стол, и ее внушительные груди оказались на уровне глаз Ноя. - У тебя хватило совести попросить отца, чтобы тот позвонил своим дружкам-гестаповцам, лишь бы сделать мне гадость.
     Ной поднял глаза и посмотрел на приятеля Карин, который отчаянно тянул девушку за руку и что-то бормотал.
     Губы Ноя саркастически искривились.
     - Слушай, друг, сделай любезность, уведи ее отсюда, - громко сказал он, перекрывая шум.
     - Я разговариваю с тобой! - Карин ткнула его в грудь ногтем того же цвета, что и платье. - Смотри мне в глаза, ублюдок!
     Ной изо всех сил сдерживал себя, хотя у него чесались руки свернуть ей шею.
     - Иди отсюда.
     Карин ткнула его снова, на этот раз достаточно сильно, а когда Ной схватил ее за запястье, возмущенно вскрикнула.
     - Держись от меня подальше. Думала, ты разгромишь мой дом, все переломаешь, а я буду молчать? Убирайся к черту, или...
     - Или что? - Она откинула волосы, и недовольный Ной увидел в ее глазах не страх, а возбуждение, граничившее со сладострастием. - Снова позвонишь папочке? - Карин повысила голос до крика. Грохот музыки был ей нипочем. Головы всех присутствующих повернулись к ним. - Плевала я на твое барахло! Мне и в голову не пришло бы возвращаться в дом, где со мной так обращались, и ничего другого ты не докажешь. Окажись я там, твоя конура сгорела бы дотла. С тобой в придачу!
     - Ты душевнобольная. И не вызываешь у меня ничего, кроме жалости, - сказал он и отпустил ее руку. Тут Карин ударила его, и Ной вскочил, оттолкнув стул. Камень ее кольца задел уголок губы Ноя, и во рту появился соленый привкус. Глаза его опасно потемнели.
     - Карин, это тебе даром не пройдет.
     - Что здесь происходит?
     Ной поднял взгляд на охранника. Плечи у парня были шириной с ущелье, а улыбка не предвещала ничего хорошего. Не успел он открыть рот, как Карин устремилась к верзиле, прижалась к его мощной груди и начала моргать, пока глаза не наполнились слезами.
     - Он приставал ко мне. Схватил за руку и не отпускал.
     - О, ради бога...
     - Наглая ложь! - крикнул Майк, бросившийся на помощь к другу. - Она сама набросилась на него. Эта чокнутая неделю назад разгромила его дом.
     - Я не знаю, о чем они говорят. - По лицу Карин ручьем лились слезы. - Он сделал мне больно, - пролепетала она вышибале.
     К ним подошла брюнетка со смеющимися глазами.
     - Я видела, что случилось, - сказала она, слегка растягивая слова на южный манер. - Я сидела совсем рядом. - Девушка показала рукой на столик и понизила голос:
     - Этот парень сидел, пил пиво и о чем-то думал. А она подошла, нагнулась к самому лицу, начала тыкать в него пальцем и кричать. А потом ударила.
     Карин завизжала от возмущения и попыталась броситься на брюнетку, но тщетно. Вышибала успел обхватить ее за талию и потащил к выходу. Выдворение наделало немало шума: Карин брыкалась и вопила.
     - Спасибо, - сказал Ной, вытирая рот тыльной стороной ладони.
     - Не за что. - Улыбка у брюнетки была вполне дружеской.
     - Сядь и успокойся. Я принесу тебе еще кружечку. - Майк суетился вокруг него, как мать. - Слушай, эта стерва совсем взбесилась. Сейчас я схожу за пивом, а заодно попрошу кусочек льда.
     - Ваш друг очень славный. - Девушка протянула Ною руку. - Меня зовут Дори.
     - Ной.
     - Да, Майк уже сказал. Ему понравилась моя подружка. - Она показала рукой на столик, за которым сидела растерянная и огорченная блондинка. - А он ей. Может быть, перейдете к нам?
     У нее были нежный голос, кожа под стать голосу, умные глаза и добрая улыбка. Но усталому Ною было не до флирта.
     - Спасибо за предложение, но мне лучше уйти. Пойду домой, приму душ и подумаю, не податься ли мне в монастырь.
     Она засмеялась, посмотрела на Ноя с сочувствием и коснулась губами его щеки.
     - Не торопитесь. Лет через десять-двадцать вы вспомните об этой мелочи и улыбнетесь.
     - Да, наверно. Еще раз спасибо. Пожалуйста, скажите Майку, что я ему позвоню.
     - Конечно, скажу. - Брюнетка с сожалением смотрела ему вслед.

***

     Он заблудился в лесу, среди высоких деревьев с огромными зелеными кронами, освещенными солнцем. Вокруг стояла тишина, такая тишина, что он слышал дуновение ветра. Он не мог найти дороги в зарослях ползучих лоз, древесных колонн, стоявших, как древняя крепостная стена.
     Он что-то искал... нет, кого-то. Нужно было торопиться, но, куда бы он ни пошел, всюду царил зеленый полумрак. Он слышал слабое журчание ручья, вздохи ветра, барабанную дробь пульсировавшей в висках крови.
     И тихий шепот, звавший его по имени. "Ной... Ной..."
     - Ной!
     Он стремительно сел, сжав кулаки, слепо моргая и чувствуя сумасшедший стук сердца.
     - Обычно ты просыпался с улыбкой.
     - Что? Что? - Он протер глаза, и сон постепенно ушел. - Мама? - Ной снова лег и зарылся лицом в подушку. - О черт! В следующий раз ты разбудишь меня, огрев дубиной по башке...
     - Ну, я не ожидала застать тебя в постели в одиннадцать часов утра. - Селия села на край кровати и тряхнула принесенную с собой корзину для хлеба. - Я купила сладкое.
     Пульс слегка успокоился. Ной открыл один глаз и подозрительно посмотрел на корзину.
     - Наверняка какая-нибудь дрянь из плодов рожкового дерева...
     Она тяжело вздохнула.
     - Все мои труды понапрасну. Желудок у тебя по-прежнему отцовский. Нет, это не рожковое дерево. Я принесла своему единственному сыну ядовитый белый сахар и жир.
     Подозрения не рассеялись, но в Ное проснулось жгучее любопытство.
     - А что мне придется за это сделать?
     Селия наклонилась и поцеловала его в макушку.
     - Встать с постели.
     - А потом?
     - Вставай, - повторила она. - Я пойду варить кофе.
     Мысль о еде и кофе оказалась настолько заманчивой, что он вскочил и натянул джинсы раньше, чем успел понять, насколько необычен воскресный визит матери, да еще с пирожными.
     Он вышел в коридор, поднял глаза к потолку и вернулся за майкой. Мать никогда не позволяла ему есть полуголым. Раз уж так получилось, ему пришлось почистить зубы и плеснуть водой в лицо.
     Когда он появился на кухне, в воздухе витал запах кофе.
     - Я не думала, что ты у нас такой деловой, - начала Селия. - Поразительно, как быстро ты обставил дом.
     - Мне здесь жить. - Он опустился на табуретку. - А эта обстановка, по-моему, очень неплохо смотрится.
     - Пожалуй. - Она обвела взглядом простую мебель скандинавского стиля с темно-синей обивкой. - Но тут не чувствуется твоей индивидуальности.
     - Просто у меня слишком многое пропало. - Он пожал плечом. - Ничего, со временем все наладится.
     - Угу. - Селия умолкла, отвернулась и начала доставать тарелки и кружки, пытаясь не дать воли гневу. При мысли об этой стерве Карин ей хотелось рвать и метать.
     - А где отец?
     - Где же еще, как не на баскетбольной площадке? - Она налила кофе и выложила пирожные на тарелку. Пока Селия открывала холодильник, Ной успел схватить эклер и сунуть его в рот. - Лучше бы ты пользовался соковыжималкой, чем покупал готовое.
     Рот Ноя был наполнен баварским кремом, и ответ оказался неразборчивым. Поэтому Селия только покачала головой и налила в стакан апельсиновый сок.
     Она прислонилась к буфету и начала следить за жующим сыном. Глаза у него были воспаленные, волосы взлохмачены, а майка порвана на плече. Ах ты, господи...
     Ной улыбался и облизывал пальцы, испачканные кремом и шоколадной глазурью. "Мать у нас - прелесть", - думал он, глядя на ее волосы цвета меди и зоркие ярко-голубые глаза.
     - Ты чего?
     - Да вот думаю, что ты у нас очень симпатичный.
     Он улыбнулся еще шире и потянулся за вторым пирожным.
     - А я то же самое подумал о тебе. Что удался в мамочку. Что она у нас - красотка. И что сейчас у нее что-то на уме.
     - Это верно. - Селия обошла стол, села, положила ноги на соседнюю табуретку, взяла Кружку с кофе и сделала глоток. - Ной, ты знаешь мое правило: не вмешиваться в твою личную жизнь
     Его улыбка померкла.
     - Ага. Я всегда ценил это.
     - Вот и хорошо. Поэтому я надеюсь, что ты выслушаешь меня.
     - Угу...
     Она пропустила этот ответ мимо ушей и поправила волосы, заплетенные в старомодную толстую косу.
     - Сегодня утром мне позвонил Майк. И рассказал о том, что случилось вчера вечером.
     - На Западе нет большего болтуна, - пробормотал Ной.
     - Он заботится о тебе.
     - Ничего особенного не случилось. Зачем ему понадобилось обращаться к тебе?
     - А разве не он обратился ко мне, когда тебе было двенадцать лет, а один прыщавый малый решил, что ты боксерская груша, и колотил тебя каждый день после школы? - Она подняла бровь. - Он был на три года старше тебя и вдвое тяжелее, но ты не сказал мне ни слова.
     Ной хмуро уставился в кружку, но его губы невольно дрогнули.
     - Дик Мерц. Ты поехала к нему домой, подошла к его неандертальцу-папаше и вызвала его сына-фашиста на пару раундов.
     - Бывают времена, - чопорно сказала Селия, - когда трудно оставаться пацифисткой.
     - Я гордился этим всю жизнь, - сказал ей Ной, но тут же стал серьезным. - Ма, но мне больше не двенадцать лет, и я сам могу постоять за себя.
     - Но Карин тоже не твоя одноклассница. Оказалось, что она опасна. Вчера вечером она угрожала тебе. О господи, она грозила сжечь дом вместе с тобой!
     Майк, идиот...
     - Ма, это только разговоры.
     - В самом деле? Ты уверен? - Ной открыл рот, но взгляд матери заставил его промолчать. - Я хочу, чтобы ты потребовал ограничить ее дееспособность.
     - Ма...
     - В данных обстоятельствах полиция имеет на это полное право. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы напугать ее и заставить держаться от тебя подальше.
     - Не буду я ни о чем просить.
     - Почему? - Удивительно, как много искреннего страха может поместиться в одном слове. - Потому что это не по-мужски?
     Он наклонил голову.
     - О'кей.
     - Ох! - Селия с досадой поставила кружку и оттолкнула табуретку. - Это невероятно глупо и близоруко! Тебе нужен щит для задницы!
     - Постановление об ограничении дееспособности - такой же щит для моей задницы, как фиговый листок для передницы, - заметил он, глядя на гневно расхаживающую по кухне мать. - Карин быстро потеряет ко мне интерес, если просто не будет меня видеть. Тем скорее она переключится на другого беднягу. Кстати, в ближайшие месяцы мне предстоит немного попутешествовать. Через несколько дней я улечу в Сан-Франциско.
     - Остается надеяться, что ты вернешься не к пепелищу, - бросила Селия и шумно выдохнула:
     - Черт, просто руки чешутся!
     Ной улыбнулся и развел руками.
     - Ну, поколоти меня.
     Она снова вздохнула, подошла и обняла сына.
     - Ужасно хочется отдубасить ее. Хватило бы одного хорошего удара.
     Он невольно засмеялся и стиснул мать в объятиях.
     - Если ты это сделаешь, мне придется носить тебе передачи. Ма, перестань волноваться по пустякам!
     - Это моя обязанность. А я отношусь к своим обязанностям очень серьезно. - Она слегка отстранилась и посмотрела на Ноя снизу вверх. Несмотря на пробивавшуюся щетину, сын продолжал оставаться для нее маленьким мальчиком. - Ладно, перейдем ко второму вопросу повестки дня. Я вижу, что у вас с отцом нелады.
     - Ма, перестань...
     - Не могу, потому что вы самые близкие мне люди. А на моем дне рождения вы держались как пара вежливых незнакомцев.
     - А тебе хотелось, чтобы мы поссорились?
     - Может быть. А так мне мерещится скрытое стремление к оскорблению действием. - Она слегка улыбнулась и пригладила волосы. "Ах, если бы так же легко можно было избавиться от волнений..." - Терпеть не могу, когда вы кукситесь.
     - Все дело в моей работе. А я тоже отношусь к своим обязанностям очень серьезно.
     - Я знаю.
     - А он нет.
     - Не правда, Ной. - Брови Селии сошлись на переносице. В ответе Ноя было больше обиды, чем гнева. - Просто он не до конца понимает, что ты делаешь и зачем. Тем более что этот случай для него особый.
     - Для меня тоже. Не знаю, почему, - добавил он, увидев пристальный взгляд матери. - Просто так оно есть. И было всегда. Я обязан написать эту книгу.
     - Знаю. И думаю, что ты прав. У него гора свалилась с плеч.
     - Спасибо.
     - Я хочу только одного: чтобы ты попытался понять его чувства. Думаю, именно так и случится, когда ты лучше узнаешь людей и события. Ной, у него болела душа из-за этой девочки. И, кажется, болит до сих пор. У него были другие дела, в том числе и более ужасные, но он не может избавиться от мыслей о ней.
     "И я тоже", - подумал Ной. Но промолчал. Ему не хотелось думать об этом.
     - Я собираюсь съездить в Вашингтон и проверить, там ли она.
     Селия помедлила, разрываясь между отцом и сыном.
     - Там. Они с Фрэнком переписываются.
     - Серьезно? - Ной задумался, подошел к столу и снова наполнил свою кружку. - Что ж, хорошо. Это облегчит мою задачу.
     - Едва ли что-то может ее облегчить.

***

     Час спустя оставшийся в одиночестве Ной (которого слегка подташнивало от четырех пирожных) решил, что этот день подходит для путешествия ничуть не меньше, чем любой другой. Но этот раз он поедет в Сан-Франциско на машине, решил он по дороге в спальню, где хранились остатки его гардероба. Это даст ему время подумать. Даст возможность на несколько дней забронировать номер в "Риверс-Энд". И подготовиться к новой встрече с Оливией.

Глава 16

     Нервы Сэма были словно беспокойные змеи. Чтобы усмирить их, он читал стихи - Сэндберга, Йетса, Фроста. Этот способ Тэннер освоил в самом начале своей артистической карьеры и восстановил его в тюрьме, где вся жизнь состояла из ожидания, тревоги и отчаяния.
     Одно время он пытался успокаиваться и держать себя в руках тем, что вспоминал тексты своих ролей. Куски из фильмов, в которых он выстраивал роль, опираясь на внутреннее чутье, и становился другим человеком. Однако в первые пять лет заключения это неизменно заканчивалось приступом депрессии. Текст кончался, а он продолжал оставаться Сэмом Тэннером и по-прежнему сидел в Сан-Квентине без надежды на то, что завтра что-нибудь изменится. А стихи утешали. Во всяком случае, помогали забыть о той боли, которой была полна душа.
     Приблизилось время освобождения под честное слово, и Сэм был уверен, что его выпустят. Они - запутанный клубок лиц и фигур представителей судебной власти - посмотрят на него и увидят человека, который заплатил за случившееся самыми драгоценными годами своей жизни.
     Тогда он нервничал. У него потели подмышки, а мышцы на животе напрягались до боли. Но за страхом скрывались уверенность и надежда. Его пребывание в аду заканчивалось, и жизнь могла начаться заново.
     А потом он увидел Джейми, увидел Фрэнка Брэди и все понял. Они пришли для того, чтобы двери ада остались на замке.
     Она говорила о Джулии, ее красоте и таланте, ее преданности семье. О том, как некий человек уничтожил все это из ревности и злобы. О том, что он опасен и представляет угрозу для собственной дочери.
     Сэм вспомнил, что во время обращения к присяжным она беззвучно плакала. По ее щекам лились слезы.
     Когда она закончила, ему захотелось вскочить и крикнуть: "Браво! Великолепно! Блестяще сыграно!"
     Но он мысленно читал стихи и сохранил спокойствие. Его лицо было бесстрастным, руки остались лежать на коленях.
     А потом настал черед Фрэнка. Копа от рождения, помешанного на справедливости. Он описал место преступления и состояние тела, выражаясь сухим и беспощадным языком полицейского протокола. Эмоции прозвучали в его голосе только тогда, когда Брэди заговорил об Оливии и о том, как он нашел ее.
     Это оказалось еще более эффектным.
     Тогда Оливии было девятнадцать, подумал Сэм. Он пытался представить ее молодой женщиной - высокой, стройной, с глазами и быстрой улыбкой Джулии. Но видел перед собой только маленькую девочку с волосами цвета одуванчика, неизменно просившую рассказать ей сказку на ночь.
     Когда Фрэнк посмотрел на него и их взгляды встретились, Сэм понял, что его не выпустят. Знал, что эта сцена будет повторяться год за годом, как закольцованный клип.
     К горлу подступила ярость, готовая вырваться наружу, как рвота. Но он вспомнил строчки Роберта Фроста и вцепился в них, как в оружие.
     "Но мне обещан краткий путь и место, где смогу уснуть".
     Последние пять лет он часто повторял в уме это обещание. А теперь сын человека, убившего его надежду, поможет ему достичь желаемого.
     Такова справедливость.
     С их первого свидания прошел месяц. Сэм начал думать, что Ной не вернется, что заботливо посаженные им семена не проросли. Все планы, надежды, обещания, которые помогали ему выжить и сохранить рассудок, готовы были разбиться на куски и острыми краями изрезать ему душу.
     Но он вернулся и сейчас шел в эту несчастную конуру. "Сцена в интерьере, - подумал Сэм, слыша скрежет замка. - Внимание, мотор!"
     Ной подошел к столу и положил на него чемоданчик. Сэм ощутил запах воды и гостиничного мыла. На нем были джинсы, тонкая хлопчатобумажная рубашка и черные туфли. В уголке рта подсыхала болячка.
     Знает ли Ной, как он молод, как непозволительно молод, здоров и свободен?
     Ной вынул из чемоданчика диктофон, блокнот и карандаш. Когда дверь за спиной захлопнулась, он положил перед Сэмом пачку "Мальборо" и коробку спичек.
     - Не знал, какую марку вы предпочитаете.
     Сэм постучал пальцем по пачке и криво усмехнулся.
     - Один черт. Все они убивают тебя. Но никто не живет вечно.
     - Однако большинство не знает, когда и как умрет. Что чувствует человек, который знает это?
     Сэм продолжал постукивать пальцем по пачке.
     - Это своего рода власть. Вернее, было бы властью, если бы я находился на свободе. А здесь один день ничем не отличается от другого.
     - Вы сожалеете?
     - О том, что я здесь, или о том, что умираю?
     - О том и другом. Порознь и вместе. Сэм коротко рассмеялся и открыл пачку.
     - Брэди, чтобы ответить на этот вопрос, нам с вами не хватит времени.
     - А вы назовите главное.
     - Жалею, что, когда придет этот час, у меня не будет ваших возможностей. Жалею, что не смогу решать. Думаю, я с удовольствием съел бы накануне бифштекс с кровью под бокал хорошего вина, а потом выпил бы крепкого черного кофе. Вы когда-нибудь пили тюремный кофе?
     - Да, - с участием ответил Ной. - Он еще хуже, чем полицейский. А еще о чем вы жалеете?
     - Жалею, что, когда я наконец смогу сделать такой выбор и получить св