ой, - выпалила она, сгорая от ревности. - Отвратительно.
     - Нормально. Больно, но нормально.
     - Ах, дети мои, - Макс, как привыкший ко всему школьный учитель, подал знак замолчать. - Наверное все это можно обсудить в машине.
     Пока они пересекали лужайку, Роксана, не переставая, сыпала оскорблениями в адрес Люка. Когда они дошли до машины, наступила разрядка. Смеясь, она забралась на заднее сиденье за Мышкой и поцеловала его, хотя он уже спокойно вел машину по улице. Затем она чмокнула Макса и, поскольку ей захотелось быть щедрой и немножечко мстительной, она повернулась и прижалась губами к губам Люка.
     - О Боже!
     - Надеюсь, ты мучаешься, - откинувшись, она прижала к груди набитый драгоценностями мешок. - Отлично, папа. А что мы будем делать на бис?

16

     Роксана беспокойно ходила взад-вперед по магазинчику Мадам, проделывая путь от торшера с бахромой к картине в раме, от хрустальной палочки до украшенной драгоценными камнями шкатулки. В потертых джинсах и огромного размера футболке она выглядела как то, чем и была:
     Выпускницей колледжа, еще только выходящей в люди.
     Мадам аккуратно подсчитывала сдачу для покупателя. За тридцать лет своей деятельности она так и не привыкла ко всяким современным штучкам вроде кассовых аппаратов. Старый, ручной работы портсигар служил ей верой и правдой.
     - Радости вам, - кивнув сказала она вслед покупателю, выходившему из магазина с чучелом попугая под мышкой. Туристы, подумала она, купят все, что угодно. - Итак, pichouette, ты пришла, чтобы показать мне свой диплом об окончании колледжа?
     - Нет. Макс, кажется, хочет покрыть его бронзой, - она слегка улыбнулась, теребя руками фарфоровую чашку со щербинкой на позолоченном ободке. - Вы, наверное, думаете, что я изобрела средство против рака, а я на самом деле с грехом пополам вытянула четыре года в Тулейнском колледже.
     - Быть на пятом месте среди выпускников группы - это не просто так дается.
     Движением плеча Роксана отмела этот аргумент. На душе у нее было тревожно, ох, как тревожно, и она никак не могла понять, почему. - Достаточно одного лишь прилежания. А еще у меня хорошая память на детали.
     - И тебя это беспокоит?
     - Да нет, - Роксана поставила чашку и тяжело вздохнула. - Я об отце волнуюсь, - она почувствовала облегчение от того, что может сказать это вслух. - Руки у него уже не те. - Эту тему она не обсуждала ни с кем, даже с Лили. Все они знали, что у Макса прогрессирующий артрит, что у него распухают суставы и деревенеют некогда гибкие пальцы. Приходили врачи, прописывали лекарства и массаж. Но Роксана знала, что боль ничто по сравнению со страхом потерять самое дорогое. Его волшебство.
     - Даже Макс не сможет заставить время повернуть вспять, petite .
     - Знаю. Понимаю. И не могу смириться. Он очень переживает, Мадам. Он уходит в себя, сидит все время один в кабинете, ищет этот проклятый волшебный камень. С тех пор, как в прошлом году Люк переехал, ему стало хуже.
     Мадам сочувственно повела бровью.
     - Мужчина становится мужчиной и нуждается в своем собственном очаге, Роксана.
     - Он просто хотел, чтобы было куда женщин водить. Мадам скривила губы.
     - Что ж, это веская причина. Но ведь он живет недалеко, здесь же, в квартале. Да и потом, разве он не продолжает работать с Максом?
     - Да, да, - Роксана взмахнула рукой, закрывая тему. - Но он меня не интересует. Меня отец беспокоит. Не могу я достучаться до него, как это раньше мне удавалось;
     И все с тех пор, как он увлекся этим проклятым камнем.
     - Камнем? Расскажи мне про камень.
     Роксана подошла к прилавку. Она взяла оставленную там Мадам доску с гадальными картами и стала перемешивать их.
     - Философский камень. Это миф, Мадам, иллюзия. Как утверждает легенда, все, к чему бы не прикоснулся этот камень, обращается в золото. И... - она многозначительно взглянула на Мадам, - стариков делает молодыми. Больных здоровыми.
     - И ты не веришь в такие вещи? Ты, всю жизнь прожившая рядом с волшебством.
     - Я знаю, как работает волшебство, - Роксана разделила колоду карт на две части и стала складывать из них "кельтский крест". - Пот и работа, чувство времени и обман. Эмоции и драматизм. Я верю в искусство волшебства, Мадам, но не в волшебные камни. И не в сверхъестественное.
     - Понятно. - Мадам свела брови над лежащими на прилавке картами. - И тем не менее, именно в нем ты ищешь ответа на те вопросы, которые тебя волнуют.
     - М-м-м, - замеченная за изучением выкладки карт Роксана нахмурилась и покраснела. - Это я так, чтобы время скоротать. - Мадам схватила ее за руку в тот момент, когда она начала смешивать карты.
     - Нехорошо прерывать гадание, - она нагнулась над картами. - Девушка вот-вот станет женщиной. Очень скоро предстоит путешествие. В прямом и переносном смысле.
     Роксана улыбнулась. Тут уж она ничего не могла сказать.
     - Мы отправляемся в круиз. На север, по Заливу Святого Лаврентия. Будем, конечно же, выступать. Макс считает это рабочим отпуском.
     - Готовься к переменам. - Мадам сложила "колесо фортуны". - К исполнению своей мечты - если будешь умной. И к ее потере. Появится кто-то из прошлого. Придет печаль. Потребуется время для того, чтобы залечить раны.
     - А карта смерти? - Роксана с удивлением почувствовала, как по телу пробежали мурашки, когда она посмотрела на ухмыляющийся скелет.
     - Смерть преследует жизнь с первого ее момента, - Мадам нежно погладила карту. - Ты слишком молода, чтобы почувствовать ее дыхание. Но смерть приходит, когда ее не ждешь. Отправляйся в свое путешествие, pichouette , и учись уму-разуму.

***

     Люк был не просто готов уехать. Ему ничего так не хотелось, как отправиться куда-нибудь из этого города. Последний платеж для Кобба лежал на его кофейном столике в конверте с наклеенной маркой.
     Требования об оплате поступали с такой же регулярностью, как счета по закладной на недвижимость. Две тысячи туда, четыре сюда; итого получалось пятьдесят тысяч ежегодно.
     Но не деньги волновали Люка. Их у него было предостаточно. Но ему приходилось сдерживать отвратительную тошноту, подступавшую к горлу всякий раз, когда он обнаруживала пустую открытку в своем почтовом ящике.
     На ней обычно было написано "2 куска". Иногда "5 кусков", когда Кобба преследовали неудачи. А еще обратный адрес. И больше ничего.
     Четырех лет Люку вполне хватило, чтобы убедиться в умственных способностях Кобба. Этот человек был куда хитрее, чем Люк когда-либо думал. Будь он дураком, истребовал бы сразу кругленькую сумму и быстренько бы ее просадил. Но нет, старый, хорошо владеющий ремнем Ал знал цену постоянному притоку денег.
     Так что Люк был более чем готов уехать - ото всех этих открыток, от ускоренного пульса на шее, от беспокойства по поводу максовой одержимости найти несуществующий волшебный камень.
     На судне у них будет слишком много работы, чтобы думать обо всех этих вещах. Там будут представления, заходы в порты и уже спланированное ими чистое "дело" в Манхэттене.
     Когда у них будет свободное время, Люк планировал сесть у бассейна, надеть наушники, зарыться в какую-нибудь книгу и наслаждаться холодным пивом, которое будет разносить официантка с пышными формами.
     В целом же, жизнь была прекрасна. На его счетах в швейцарских банках было чуть больше двух миллионов и примерно столько же вращалось в разных акциях, облигациях и на денежных рынках в Соединенных Штатах. Кое-какие более скромные средства были вложены в недвижимость. В его шкафу висели костюмы от "Севиль Роу" и "Армани", хотя он, как и прежде, предпочитал джинсы фирмы "Левай'с". Быть может, он и чувствовал себя более уютно в кроссовках "Найк", но на подставке для обуви красовались начищенные до блеска туфли от "Гуччи" и несколько пар ботинок фирмы "Джон Лобб". Он ездил на автомобиле старой марки "Шевроле Корвет" и летал на собственном самолете "Сессна". Ему нравились импортные сигареты и французское шампанское; кроме того, он питал слабость к итальянкам.
     Короче, полуголодный карманник превратился в разборчивого любителя красивой жизни.
     Поддержание этого имиджа стоило ему небольшого шантажа, а также подавления одного тоже небольшого, но изматывающего постоянного желания. Роксана.
     Впрочем, Макс учил его никогда не подсчитывать, что чего стоит, если только речь не идет о гордости.
     Люк с кружкой кофе в руке вышел на балкон, чтобы посмотреть на происходящее на площади Джексона. Там были девушки в красивых летних платьях, дети в прогулочных колясках, мужчины с висящими на шее фотоаппаратами. Взгляд остановился на трех чернокожих мальчиках, неистово отбивающих чечетку. Даже на расстоянии он слышал, как их ботинки резко стучали по бетонным плитам. Вокруг собралось немало народу и он порадовался за них.
     Женщина, чей голос он услышал в первый день своего пребывания в Новом Орлеане, больше не пела в Квартале. Ему не хватало ее голоса и несмотря на то, что никто из
     Певцов не оказывал на него столь сильного эмоционального влияния, ему нравилось, что картонные коробки уличных исполнителей заполняются мелочью.
     Если бы не Макс, подумал он. Если бы не Макс и Лили, он не мог бы даже танцевать за гроши. Ему было бы сейчас гораздо хуже.
     Эта мысль заставила его нахмуриться. Он знал, почему Макс отдавал ему и Роксане фокус за фокусом. Ему казалось даже, что он понимает, почему Макс все чаще вместо того, чтобы готовиться к представлению, занимается поисками проклятого философского камня. От этого понимания становилось больно.
     Макс старел, старел на глазах.
     Стук в дверь заставил его прервать созерцание уличных сцен, хотя ему совсем не хотелось это делать. - Но открыв дверь, он обрадовался.
     - Лили, - Люк наклонился, чтобы поцеловать ее и вдохнуть чудесный и такой знакомый запах духов "Шанель", а затем внес сумки и коробки, принесенные ею с собой.
     - Ходила по магазинам, - она хихикнула, поправляя свои мягкие светлые волосы. - Ты, я думаю, это заметил. Уж очень захотелось к тебе заскочить. Надеюсь, у тебя все в порядке.
     - У меня всегда все в порядке. - Он свалил ее покупки в мягкое кресло, стоявшее рядом с журнальным столиком. - А я уж подумал, ты собираешься дать Максу увольнительную и перебраться ко мне.
     Она вновь засмеялась искристым, как шампанское, смехом, который он обожал. Ей было уже за сорок, но она оставалась такой же искрометной и красивой, как в тот момент, когда Люк впервые увидел ее расхаживающей по сцене. Чтобы поддерживать эту иллюзию, требовалось немало чисто женского волшебства, но у Лили, казалось, имелись бесконечные запасы такового.
     - Если бы такое сделала, то исключительно для того, чтобы изучать всех этих дам, которые ходят к тебе вереницами.
     - Я бы от всех от них избавился ради одной-единственной подходящей.
     На сей раз Лили не рассмеялась, но в ее глазах появилось иного рода веселье.
     - О, я не сомневаюсь в том, что ты так поступишь, мой дорогой. А я старею в ожидании твоего следующего шага. - Но, - продолжала она, прежде чем он успел перебить ее, - я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать твои любовные похождения, как бы интересно это ни было. Он улыбнулся.
     - В краску меня вводишь.
     - Вполне возможно. - Она почувствовала гордость за него, и эта гордость переполняла ее душу. Высокий, стройный, потрясающе красивый. Но самое главное - доброта, которую она сама в нем воспитала. - Я заскочила посмотреть, не нужна ли тебе помощь в сборах. Может быть тебе что-нибудь купить, пока я хожу по магазинам. Носки, нижнее белье?
     Люк не смог сдержаться. Поставив на стол кружку, он зажал ее лицо между ладонями и поцеловал.
     - Я люблю тебя. Лили.
     Она зарделась от удовольствия.
     - И я тебя люблю. Я ведь знаю, как мужчины ненавидят паковать чемоданы и покупать нижнее белье и всякую всячину.
     - У меня этого добра навалом.
     - Вероятно, на нем уже дырочки образовались, резинки полопались.
     Он с серьезным видом поднял руку, как во время клятвы.
     - Клянусь Богом, я не упаковал ни одной пары носков, за которую мне будет стыдно, если со мной что-нибудь случится.
     Она фыркнула, но глаза ее были веселыми.
     - Смеешься надо мной.
     - Ага. Как насчет кофе?
     - Да мне б чего-нибудь холодненького, если имеется.
     - Лимонад? - он направился в сторону кухни. - Я, должно быть, предчувствовал, что ты придешь, когда сегодня утром выжимал сок из этих проклятых лимонов.
     - Ты сам сделал лимонад? Из свежих лимонов? - она гордилась им, словно он получил Нобелевскую премию.
     Он вытащил пузатый кувшин бледно-зеленого стекла и стаканы из того же набора. Кухня в его квартире была маленькой и аккуратной. Там стояла старая двухконфорочная плита и приземистый, обтекаемой формы холодильник. Лили подумала, что самое лучшее здесь-это ароматные травы, произрастающие на подоконнике.
     - Я знаю, что ты все умеешь, - ее немножко задевало, что он так легко обходится без нее. - Ты всегда мог сделать все, что бы ни задумал. - Она взяла предложенный им стакан, поболтала лед в нем и медленно пошла назад в гостиную. - Какой же у тебя все-таки хороший вкус.
     Он взметнул бровь, обратив внимание на то, как она провела кончиками пальцев по его любовному ложе, коим являлся старинный диванчик. - Я сотворил его из воздуха.
     - От Макса, знаю. А у меня чудовищный вкус. Я обожаю уродливые вещи.
     - Все, что есть у меня, я получил от вас обоих, - взяв ее за руку, он потянул ее за собой на любовное ложе. - Так в чем же дело. Лили?
     - Дело? Я же сказала тебе, я просто решила заскочить.
     - Вижу тревогу в твоих глазах.
     - У какой женщины ее нет, - и все же она отвела глаза.
     Он провел рукой по ее щеке. Она все еще была мягкой, как у ребенка.
     - Позволь мне помочь тебе.
     Вот и все, что нужно было для того, чтобы сокрушить хрупкую стену, которой она оградила себя, прежде чем постучать в дверь. Слезы застилали ее глаза. Она взяла стакан, поставила куда-то в сторону и обняла Люка.
     - Я глупая. Я это знаю, но ничего не могу с собой поделать.
     - Все у тебя нормально, - он целовал ее волосы, виски и ждал.
     - Мне кажется, Макс меня разлюбил.
     - Что? - ему надо бы сочувствовать, успокаивать, поддерживать. Но вместо всего этого Люк отпрянул и рассмеялся.
     - Что за чепуха! О, черт! Лили, ну не плачь! - прошептал он, когда она беспомощно разрыдалась.
     Единственным, перед чем он не мог устоять, были слезы женщины.
     - Прости, что я засмеялся. Зачем ты говоришь такие дикие вещи?
     - Он, он... - она ничего больше не могла произнести и лишь всхлипывала у него на плече.
     Поменяй тактику, приказал себе Люк, и погладил ее по спине.
     - Ладно, ладно, милая, не волнуйся. Сейчас пойду и побью его за тебя.
     Она рассмеялась сквозь слезы. Она не стеснялась ни смеха, ни слез. Она научилась никого не стесняться, когда ей хорошо.
     - Ты знаешь, я так люблю его. Он лучшее, что есть у меня за всю мою жизнь. Ты ведь даже не представляешь, как было раньше.
     - Нет, - успокоившись, он прижался щекой к ее волосам, - не представляю.
     - Мы были такие бедные. И все равно жили неплохо, потому что мама моя была чудесным человеком. Даже после того, как папа умер, она все в доме держала в своих руках. Она никогда не забывала о маленьких радостях для нас, о кино, мороженом. Тогда я еще не знала, что она иногда брала деньги с мужчин. Но она не была шлюхой, - Лили подняла заплаканное лицо. - Просто она таким способом кормила своих детей.
     - Тогда ты вправе гордиться ею. Ни у одной матери, подумала она, никогда не было более умного сына.
     - Я вышла замуж совсем рано. Об этом знает Макс и больше никто.
     - И больше никто не будет знать, если ты именно этого хочешь.
     - Это была ошибка, ужасная ошибка. Мне было всего семнадцать, а он был такой красивый, - она еще раз слегка улыбнулась, понимая, как глупо все это звучит. - Я забеременела, и мы поженились. Ему не нравилось быть бедным, не нравилось иметь жену, которую тошнит по утрам. Вот он и стал меня колотить.
     Она почувствовала, как Люк напрягся, ей стало немного стыдно, но она продолжила рассказ.
     - Он продолжал меня бить, и я в один прекрасный день сказала, что ухожу. Мама растила меня не для того, чтобы быть боксерской грушей. А он назвал маму шлюхой, а заодно и меня. Он тогда меня так избил, что я потеряла ребенка, - она содрогнулась от воспоминаний. - Внутри у меня все было так покорежено, что мне сказали, что детей у меня больше не будет.
     - Я очень жалею тебя. И ничем не могу помочь, - добавил Люк про себя. Абсолютно ничем.
     - Я рассказываю тебе все это, чтобы ты знал, откуда я пришла. Примерно тогда же умерла мама. Я знала, скольких трудов ей стоило обеспечивать меня хорошими вещами, и это знание, по-моему, помогло мне стать сильной. И когда он стал подъезжать ко мне с извинениями и обещать, что никогда больше не поднимет на меня руку, я все равно ушла от него и пошла работать на карнавал. Предсказывала судьбу, сидя в будке, занималась мелким мошенничеством. Там и познакомилась с Максом.
     - Он уже тогда был настоящим волшебством. Он со своей маленькой Роксаной. Мне казалось, я с ходу влюбилась в них обоих по уши. Он потерял жену, а вместе с ней и частичку себя. А мне хотелось быть с ним, и я сделала то, сделает всякая умная женщина - соблазнила его.
     Люк прижал ее к себе.
     - Я уверен, он отбивался от тебя, как зверь, разве нет? Эти слова рассмешили ее, и она вздохнула.
     - Он мог бы взять то, что я ему дала, и на этом все закончить. Но он так не сделал. Он взял меня под свое крыло. Относился ко мне как к женщине. Он показал мне, как все должно быть между мужчиной и женщиной. Он сделал меня членом семьи. Но самое главное - в том, что он меня любил, и любил только за то, что я есть на свете. Понимаешь, что я имею в виду.
     - Понимаю. Но не думаю. Лили, что это были безответные чувства. Мне кажется ты отдавала ему столько, сколько получала взамен.
     - Я всегда стремилась к этому. Люк. Я люблю его вот уже двадцать лет. И мне кажется, я не выдержу, если потеряю его.
     - Почему ты вообще об этом думаешь? Он от тебя без ума. Кстати, это одна из тех вещей, которые помогают мне в жизни; я имею в виду то, как оба вы относитесь друг к другу.
     - Он отдаляется, - она глубоко вздохнула два раза, чтобы поправить голос. - Нет, он, как и раньше, мил ко мне, когда вспоминает, что я где-то тут, поблизости. Макс никогда не обидел бы ни меня, ни кого бы то ни было преднамеренно. Но он часами сидит в одиночестве, листает книжки, блокноты, журналы. И все ведь этот проклятый камень, - она шмыгнула носом. - Да если бы вообще была на свете такая штука! А то ведь он настолько одержим ею, что почти ничем другим не занимается. И еще он стал забывчивым, - она закусила губу и заложила руки. - Забывает разные мелочи, вроде назначенных встреч и обедов. На прошлой неделе мы чуть не опоздали на представление из-за того, что он напрочь забыл о нем. Я знаю, он волнуется, потому что не может показывать некоторые фокусы и это отражается на его... - она прервала фразу, пытаясь выразиться поизящней. - Я хочу сказать, что Макс всегда был сильным в сексуальном плане. Но в последнее время мы с ним почти не... ну, ты понимаешь.
     - Что ж, мне очень.. - Люк хотел сказать "жаль", но ему очень не хотелось это говорить.
     - Но я не имею в виду саму технику этого дела, если можно так выразиться. Романтика ушла. Он больше не поворачивается ко мне ночью, не берет за руку, не смотрит на меня своим нежным взглядом.
     Слеза вновь потекла по ее щеке.
     - Он сейчас в смятении. Лили. И в этом все дело. Вся эта гонка с телепередачами, писанием книг, турне по Европе. Да еще и "дела". Макс всегда слишком много брал на себя по части планирования и исполнения, - Люк не стал упоминать последнее "дело", когда он обнаружил Макса стоящим как будто в трансе перед открытым сейфом. Потребовалось почти пять минут, чтобы он пришел в себя и вспомн