чь я просидела с телефонной трубкой в руке и кочергой
на коленях, однако он не попытался  ворваться  ни  тогда,  ни  потом.  Сотня
долларов в месяц оплатила мой душевный покой.  Я  считаю,  что  сделка  была
выгодная.
   Тори отпила большой глоток. Чай  был  слишком  горяч,  слишком  крепок  и
подстегнул ее силы. Не в состоянии усидеть,  она  подошла  к  окну  и  стала
смотреть на дождь.
   - Ну, теперь ты узнал один из отвратительных секретов семьи Боден.
   - У Лэвеллов тоже есть свои отвратительные секреты. Кейд встал, подошел к
ней и погладил аккуратную косичку,  в  которую  были  заплетены  волосы.  Он
прикоснулся губами к ее макушке и обрадовался, когда  она  не  отстранилась,
как обычно.
   - Ты сегодня ела?
   - Что?
   - Наверное, нет. Садись. Я сделаю яичницу. Она обернулась  и  вздрогнула,
когда он ее обнял.
   Слезы заволокли глаза и жгли, но Тори быстро их сморгнула.
   - Кейд, это не имеет будущего. Ты и я.
   Он схватил рукой ее затылок и прислонил к себе.
   - Это имеет настоящее. И почему бы нам не остановиться и не  попробовать,
может, нам понравится.
   Ей было так приятно стоять, положа голову ему на плечо, в его объятиях.
   - Но яиц в доме нет. - Она отодвинулась, чтобы посмотреть на  него.  -  Я
сварю суп.

***

   Иногда еда только предлог. И она сейчас ее  использовала  таким  образом.
Пока Тори мешала на плите суп из  концентрата,  Кейд  тер  сыр  для  горячих
сандвичей.
   - Ты мог бы пообедать в "Прекрасных грезах" чем-нибудь повкуснее, чем суп
и сырный сандвич.
   - Да, мог бы, - легко согласился Кейд. Он поставил сковородку на плиту  и
оказался рядом с ней, близко, но недостаточно близко, чтобы прикоснуться.
   - Но мне нравится здешнее общество.
   - Значит, с тобой не все в порядке.
   Тори сказала это так сухо, что он с минуту не знал, как  отвечать,  потом
рассмеялся и положил два сандвича на разогретую сковороду.
   - И в этом ты права. Я же прожженный  деляга,  ловкач.  Заграбастал  себе
большой дом, хорошую землю и достаточно денег,  чтобы  жить  безбедно.  И  в
добавление  ко  всему  этому  и  свойственному  мне  обаянию   умею   делать
замечательные сырные сандвичи.
   - Но  если  все  это  так,  то  почему  тебя  до  сих  пор  не  подцепила
какая-нибудь ловкачка?
   - Тысячи пытались.
   - А ты ускользал?
   - Я не скользкий, а ловкий и хитрый. Но однажды я был помолвлен.
   -  Неужели?  -  Тори  потянулась  за  бокалами,  а  взгляд  у  нее   стал
настороженный.
   - Ну... - Кейд достаточно хорошо знал человеческую натуру, чтобы прервать
разговор на самом интересном месте. Любопытно, как она выдержит паузу?
   Она сдерживалась, доставая тарелки и ставя их на стол, а потом подпустила
шпильку:
   - И ты, конечно, считаешь себя большим умником?
   - Дорогая, человек в моем положении просто обязан быть  умным.  А  правда
ведь, дома уютно, когда идет дождь и пахнет супом?
   - Да, черт побери. Но что же случилось потом?
   - Это ты о чем? - небрежно спросил Кейд, скрывая свое ликование. - А,  ты
о Дебре? О женщине, которой я едва не поклялся любить ее, почитать и беречь,
пока смерть не разлучит нас?  Это  дочь  судьи  Перселла.  Ты,  может  быть,
помнишь его, хотя вряд ли он был тогда судьей, когда ты уехала из Прогресса.
   - Нет, я его не помню. Сомневаюсь, что Бодены были вхожи в  то  общество,
где вращался он.
   - Во всяком случае, у него есть красивая дочь, и одно время  она  в  меня
была влюблена, а потом решила, что не хочет быть женой фермера.
   - Прими соболезнование.
   - Да нет, это не стало трагедией. Я ее не любил, хотя она мне  нравилась.
Кейд попробовал суп.
   - Мы подходили друг другу  в  определенных  житейских  отношениях,  кроме
одного, очень  важного.  Мы  осознали  это  через  несколько  месяцев  после
помолвки и довольно мирно,  по-дружески,  разошлись,  к  большому  взаимному
облегчению, и она уехала на несколько месяцев в Лондон.
   - Но как же ты мог сделать девушке предложение, а потом как ни в  чем  не
бывало расстаться с нею?
   Кейд задумался и стал неспешно жевать сандвич, словно заодно  пережевывал
и мысли.
   - Ну, все проходило не совсем гладко. Дело в том, что мне  было  двадцать
пять и семья оказывала на меня давление. Мои родители и судья  были  добрыми
друзьями, они считали, что мне пришло время  остепениться  и  произвести  на
свет наследника.
   - Господи, как все прозаично.
   - Не совсем. Мне Дебра была вовсе не безразлична. Мы много лет знали друг
друга, наши семьи всячески содействовали этому союзу. Но чем ближе  подходил
день свадьбы, тем чаще я чувствовал себя так, словно галстук затянут слишком
туго и нет возможности вдохнуть полной грудью. И я вдруг спросил себя, а как
я буду жить, если Дебры в моей жизни не станет? И что будет лет через  пять,
если мы поженимся?
   Он снова откусил сандвич и пожал плечами:
   - Мне больше нравилась первая ситуация и, по счастью, ей  тоже.  Кто  был
страшно огорчен, так это наши родственники. Но ведь нельзя жить так, как  за
нас решили родственники, правда, Тори?
   - Нет, но мы все равно живем под бременем их решений. Мои родные  никогда
не  могли  смириться  со  мной  такой,  какая  я  есть.  Я  долго   пыталась
измениться.., но не могла и не могу.
   - Но мне ты нравишься такая, какая ты есть.
   - Вчера вечером ты тоже так считал?
   - Я встревожился за тебя. - И он взял ее за руку,  а  она  не  успела  ее
отдернуть.
   - Ты мне не поверил.
   - Нет, я не сомневаюсь в том, что тебе дано видеть больше, чем остальным.
Но мне кажется, что твои видения связаны с  возвращением  в  родной  дом,  с
воспоминаниями о Хоуп.
   Тори вспомнила о звонке Абигейл, о совпадении дат двух убийств, но ничего
не сказала. Она раньше уже доверялась, уже рассказывала. И все потеряла.
   - Да, ты прав. Если бы не Хоуп, ты бы сейчас здесь не сидел.
   Кейд придерживался иного мнения.
   - Если бы я увидел тебя четыре-пять недель назад впервые в жизни, я бы из
кожи вон вылез, но придумал бы, как очутиться здесь, на этом стуле.  Дело  в
том, что если бы мы познакомились несколько недель назад, а не знали бы друг
друга с детства, я бы уже затащил тебя в эту привлекательную на вид кровать.
   От неожиданности Тори уронила в суп ложку, а он хитро улыбнулся и сказал:
   - По-моему, настало время сказать об этом  вслух,  так  что  обдумай  эту
возможность.

Глава 14

   Поездка была приятная, Джей Ар просто лучился переполнявшей его  радостью
бытия.  Он  вел  машину,  как  мальчишка  в  гонках  на  скорость,  и  могло
показаться, что они мчатся на пикник, а  не  в  угоду  печальному  семейному
долгу. Он умел ему подчиняться - искусство, которым Тори не  могла  овладеть
всю свою жизнь.
   Он так радовался новой машине, мчащейся под голоса Клинта Блэка  и  Гарта
Брукса, запущенные на полную мощность,  в  кепочке,  лихо  нахлобученной  на
рыже-серебристую шевелюру. Ветер сорвал ее и швырнул под  колеса  встречного
"Доджа", но Джей Ар и не подумал сбавить скорость и только расхохотался  как
сумасшедший. При откинутом верхе и гремящей музыке разговаривать можно было,
только крича во все горло, тем  не  менее  Джей  Ар  ухитрялся  поддерживать
разговор, перепрыгивая с одной  темы  на  другую:  магазин  Тори,  политика,
обезжиренное мороженое и биржевые новости. И, только подъезжая  к  Флоренсу,
он упомянул о матери. Тори крикнула, что была бы рада  повидать  бабушку,  а
потом вспомнила о Сесиле, и, пока прикидывала в уме, знает  ли  Джей  Ар  об
этой  связи,  они  уже  проехали  Флоренс  и  повернули  в  северо-восточном
направлении.
   Она понятия не имела, как и чем теперь живут  родители.  Она  никогда  не
спрашивала об этом у бабушки, а та никогда сама об этом не заговаривала.
   - Почти доехали. - И Джей Ар нервно заерзал на сиденье. Настроение у него
явно упало. - Я слышал, что Хэн работал  на  фабрике.  И  еще  они  арендуют
клочок земли и разводят кур.
   - Понимаю.
   Джей Ар откашлялся, словно опять  хотел  что-то  сказать,  но  заговорил,
только свернув с шоссе на узкую, всю в колдобинах дорогу.
   - Я здесь никогда не был, но Сара сказала, как ее найти.
   - Не надо ничего объяснять, дядя  Джимми,  и  так  известно,  чего  можно
ожидать.
   Они проехали мимо лачуг, куч мусора,  заржавленного  пикапа,  безобразной
черной собаки на цепи, яростно залаявшей им вслед,  темноволосой  девочки  в
нижнем заношенном  белье.  Она  сидела  на  старой,  выброшенной  стиральной
машине, сосала палец и глядела на их щегольскую машину.
   "Да, - подумала Тори, - и так все заранее известно".
   За поворотом, у развилки,  Джей  Ар  выключил  музыку  и  теперь  ехал  с
осторожностью, лавируя между кучами отбросов.
   Так они подъехали к дому. Нет, не к дому, а к лачуге.
   - Иисусе Христе, - пробормотал Джей Ар. - Не думал, что все так скверно.
   - Она нас увидела. - И Тори толкнула дверцу машины. - Она ждет.
   Джей Ар открыл свою дверцу, и, когда они направились к дому,  он  положил
Тори на плечо руку. "Интересно, - подумала Тори, - он хочет поддержать  меня
или сам просит о поддержке?"
   У седой женщины было  серое,  словно  окаменевшее,  лицо.  Кожа  обтянула
скулы, и они торчали, как  две  шишки.  Линии  вокруг  рта,  казалось,  были
прорезаны ножом, губы запали. На ней было измятое ситцевое  платье,  слишком
просторное для исхудавшего тела. Серебряный крестик висел на иссохшей груди.
   Глаза с  покрасневшими  веками  взглянули  на  Тори  так,  словно  хотели
испепелить ее на месте.
   - Ты не говорил, что привезешь и ее.
   - Здравствуй, мама.
   - Ты не сказал, что привезешь ее тоже, - повторила Сара и открыла  дверь.
- Разве у меня не достаточно всяких неприятностей и без этого?
   Джей Ар стиснул плечо Тори.
   - Мы приехали посмотреть, чем сможем  помочь.  -  И,  по-прежнему  сжимая
плечо племянницы, Джей Ар вошел в дом.
   Пахло  гнилью   из   мусорного   ведра   и   застаревшим   потом.   Пахло
безнадежностью.
   - Не знаю, что вы можете сделать, разве что заставить  эту  женщину,  эту
индюшку, сказать всю правду. Сара поправила платье и высморкалась.
   - Я с ума схожу, Джей Ар, больше сил нет терпеть. Наверное, с моим  Хэном
случилось что-то ужасное. Он еще никогда так надолго не исчезал.
   - Почему бы нам не присесть? - Он оглянулся, сердце  у  него  сжалось.  У
стены стоял продавленный диван, покрытый ветхим желтым покрывалом, на столах
возвышалась груда бумажных тарелок, пластмассовых чашек и остатки, очевидно,
вчерашнего  обеда.  В  углу  стояла  закопченная  трехногая  плита,   вместо
четвертой ножки подпертая поленом. На стене висела олеография,  изображающая
скорбного Христа с кровоточащим сердцем в руке.
   Джей Ар подвел сестру к дивану и умоляюще взглянул на Тори.
   - Может быть, сварить кофе? - спросила она.
   - Там осталось немного растворимого. - Сара уставилась на стенку,  ей  не
хотелось смотреть на дочь. - Не могу ходить по магазинам, тем  более  что  в
мое отсутствие может вернуться Хэн...
   Тори молча отвернулась и пошла на кухню. В раковине громоздилась  немытая
посуда. Туфли  прилипали  к  грязному,  дырявому  линолеуму.  Когда-то  мать
скребла и мыла  дом,  яростно  преследуя  пыль  и  грязь,  словно  они  были
воплощением греховности и погибели души.
   Тори наливала чайник и размышляла, когда мать утратила эту  привычку  все
время чистить и мыть, когда бедность и равнодушие перебороли иллюзию, что  у
нее есть настоящий дом и что господь посетит его своей  милостью,  если  пол
будет как следует выметен.
   А потом она  перестала  думать,  занимаясь  чисто  механическим  делом  -
кипячением  воды,  мытьем  щербатых  кружек,  добыванием  отвердевшего,  как
цемент, кофе из жестяной банки.
   Молоко скисло, а сахар она не нашла. Тори внесла  в  комнату  две  кружки
подозрительной на вид жидкости. Саму ее тошнило при одной мысли,  что  такое
можно пить.
   - Эта женщина, - говорила Сара, - пыталась  соблазнить  моего  Хэна.  Она
играла на его слабостях, искушала его, но он не поддался искушению.  Он  мне
все рассказал. Не знаю, где и почему ее избили, может быть, избил тот,  кому
она продавалась, но она сказала, что это Хэн, она хотела  отомстить  ему  за
то, что он ей отказал. Вот что случилось на самом деле.
   - Хорошо, Сара. - Джей Ар сел рядом и похлопал сестру по руке. - Не будем
сейчас волноваться по этому поводу, ладно? Есть  ли  у  тебя  хоть  малейшее
представление, где сейчас может находиться Хэн?
   - Нет! - выкрикнула она, резко отодвинувшись и едва не опрокинув  столик,
на который Тори поставила кружки с кофе. - Неужели ты думаешь, что если бы я
знала, то оставила бы его одного? Жена да прилепится к мужу. То же  самое  я
сказала и полицейским. Как вот сейчас  говорю  тебе.  Не  думаю,  что  банда
продажных, забывших бога полицейских мне поверила, но я вправе ожидать этого
от своей плоти и крови.
   - Но я верю. Конечно, верю. Он взял кружку и сунул ей в руки.
   - Просто я подумал, а вдруг  тебе  что-нибудь  пришло  на  ум,  вдруг  ты
припомнила парочку мест, куда он убегал прежде.
   - Он не убегал, - и губы ее дрогнули,  -  ему  просто  необходимо  иногда
побыть одному и подумать о разных вещах. У мужчин столько всяких сложностей.
   И Хэну тоже иногда надо побыть в одиночестве,  чтобы  многое  обдумать  и
помолиться в тишине. Слезы брызнули у нее из глаз.
   - Он тяжело переживал ложь той женщины и все,  что  связано  с  ней,  это
давило ему на душу. А полиция говорит, что он сбежал из-под надзора, что  он
беглец. Они ничего не понимают.
   - Он лечился по антиалкогольной программе?
   - Да, наверное. - И она фыркнула. -  Но  Хэн  не  нуждается  ни  в  какой
программе.  Он  не  пьяница.  Он  немного  выпивает  иногда,  только   чтобы
расслабиться. Иисус тоже пил вино, не так ли?
   "Но Иисус, - подумала Тори,  -  не  имел  привычки  опрокидывать  бутылку
какого-нибудь дешевого пойла, а потом зверски избивать женщин.  Однако  мать
не способна понять разницу".
   - Дорогая, ты должна понять, что Хэн  нарушил  подписку  о  невыезде.  Он
нарушил закон.
   - Значит, закон несправедлив, - упрямо возразила Сара. - Но  что  же  мне
делать теперь, Джей Ар? Я почти рехнулась из-за всего  этого.  И  все  хотят
денег, а у меня их нет. Я ходила в банк, но эти воры все взяли, что было  на
нашем счете, а сами твердят,  что  это  Хэн  снял  деньги.  Так  и  говорят,
лицемеры они и лгуны.
   - Я оплачу ваши счета. - Джей Ар  делал  это  и  прежде.  -  Об  этом  не
беспокойся. И вот что мы предпримем. Мне  кажется,  ты  должна  взять  самые
нужные вещи и поехать со мной. Ты можешь пожить у нас с Бутс,  пока  все  не
утрясется.
   - Не могу, Хэн может вернуться в любую минуту.
   - Мы можем оставить ему записку.
   - Да он с ума сойдет. - Глаза у нее забегали, словно в поисках места, где
бы ее не достал его праведный гнев. - У мужа есть право  ожидать,  что  жена
всегда дома, когда он возвращается под крышу, что он ей дал.
   - Крыша твоего дома вся прохудилась,  мама,  -  тихо  сказала  Тори,  чем
заслужила быстрый, как удар хлыста, яростный взгляд.
   - Для тебя она всегда была недостаточно хороша.
   Как бы отец тяжко ни трудился в поте лица своего, тебе все было плохо. Ты
всегда хотела большего.
   - Я никогда большего не просила.
   - Да, ты была достаточно хитра, чтобы не говорить об этом вслух, но  я-то
все видела по твоим глазам. Ты всегда была пронырливая и хитрая.
   И рот Сары искривился от злобы.
   - Ты сбежала из дому при первой же  возможности  и  даже  не  оглянулась.
Разве ты когда-нибудь почитала отца и мать! Ты нам должна была вернуть  все,
что мы на тебя истратили, все, чем мы для тебя пожертвовали, но ты оказалась
для этого слишком эгоистичной. Мы прилично жили бы в Прогрессе до  сих  пор,
если бы ты все не разрушила.
   - Сара, - и Джей  Ар  стал  беспомощно  похлопывать  ее  по  руке,  -  ты
несправедлива к девочке, и все это не правда.
   - Она навлекла позор на  наши  головы.  Она  опозорила  нас  самим  своим
рождением. Мы до этого были счастливы.
   И Сара снова глухо разрыдалась. Плечи ее затряслись.
   Джей Ар обнял ее и начал утешать.
   Ничего не ощущая, Тори стала убирать со стола бумажную посуду.
   Сара молниеносно вскочила:
   - Ты что делаешь?
   - Так как ты остаешься, я решила немного здесь убрать.
   - Нечего меня осуждать, - и она швырнула стопку тарелок на пол, -  нечего
было сюда приезжать со своими  высокомерными  привычками  и  в  этом  модном
платье, и все для того, чтобы доказать, какая я плохая.  Ты  повернулась  ко
мне спиной много лет назад и можешь продолжать в том же духе.
   - А ты отвернулась от меня в тот самый момент,  когда  он  впервые  избил
меня до крови.
   - Господь сделал мужчину хозяином в своем  доме.  И  он  вразумлял  тебя,
только когда ты этого заслуживала.
   - Он тебя так же вразумляет? - спросила Тори.
   - Не смей мне грубить! Не смей без должного уважения  говорить  об  отце.
Лучше скажи, где он сейчас, будь ты проклята! Ты ведь знаешь, ты ведь можешь
это увидеть.
   - Да я не желаю его видеть. И если бы он истекал сейчас кровью в  канаве,
я бы там его и оставила.
   Тори вздернула голову, когда мать  залепила  ей  пощечину,  но  почти  не
дрогнула.
   - Сара! Боже милостивый, Сара! - Джей  Ар  схватил  ее  за  руки,  а  она
вырывалась, рыдала и вопила.
   - Я надеюсь, что он к тебе вернется, мама, - тихо проговорила Тори.  -  Я
от всего сердца надеюсь, что он вернется и у тебя начнется жизнь, к  которой
ты, по-видимому, стремишься.
   Она открыла сумочку и достала стодолларовую купюру, которую положила туда
утром.
   - Когда он появится,  если  появится,  передай  ему,  что  это  последний
платеж, больше он ничего от меня не получит. Скажи ему, что я снова  живу  в
Прогрессе и обосновалась там навсегда. Но если он явится и поднимет на  меня
руку, тогда пусть изобьет меня  до  смерти,  потому  что  если  он  меня  не
прикончит, то я прикончу его сама.
   И Тори защелкнула сумочку.
   - Я буду ждать в машине,  -  сказала  она  Джей  Ару  и  вышла  из  дома.
Устроившись на сиденье и захлопнув дверцу,  она  ощутила  дрожь  в  ступнях.
Затем начали дрожать колени, и ей пришлось обхватить себя руками, пригнуться
вниз, закрыть глаза и ждать, пока дрожь не прекратится.
   Она слышала бурные рыдания, доносившиеся из дома, и монотонное  квохтанье
цыплят, ищущих корм. Где-то невдалеке раздавался хриплый лай собаки.
   Погруженная в свои мысли, она не слышала, как дядя сел рядом.
   Он молча тронул машину с места  и,  проехав  с  полмили,  остановился  и,
положив руки на руль, уставился на дорогу.
   - Я не должен был брать  тебя  с  собой,  -  сказал  он  наконец.  -  Мне
казалось, что она, возможно, захочет тебя видеть и  вы  сможете  примириться
теперь, когда Хэн исчез.
   - Я ей нужна только для того, чтобы винить меня во всех своих несчастьях.
Вся ее жизнь только в нем. И она хочет, чтобы все было как всегда.
   - Почему? Тори, объясни, почему она хочет жить  с  человеком,  с  которым
никогда не знала радости?
   - Она его любит.
   - Но это не любовь. - Он скорее выплюнул  с  гневом  и  отвращением,  чем
сказал, это слово. - Это же болезнь. Ты слышала,  как  она  винит  всех,  но
только не его? Женщину, на которую он напал, полицию, даже этот чертов банк.
   Видя, как он расстроен, Тори мягко коснулась его руки:
   - Ты сделал все, что было в твоих силах.
   - Да, все, что мог. Я дал ей деньги и оставил ее в этом хлеву. Скажу тебе
честно, Тори, я благодарю бога, что она не захотела поехать  со  мной  и  ее
безумие не войдет вместе с ней через порог моего дома. Но  я  стыжусь  таких
мыслей.
   Тори отстегнула ремень безопасности, прижалась к дяде и  положила  голову
ему на плечо.
   - Тебе нечего стыдиться, дядя  Джимми,  нет  ничего  постыдного  в  твоем
желании оградить от всего этого тетю Бутс. Я бы могла сделать для нее то,  о
чем она просила. Но я этого не сделала, потому что не захотела. И не стыжусь
своег