нтене"? У меня самой просто не будет времени  позвонить,  и  я  забыла
предупредить секретаршу.
   - - Без проблем. - Дина достала  из  кармана  блокнот  и  сделала  в  нем
пометку.
   - Ты сокровище. Дина. - Анджела встала, чтобы в последний  раз  осмотреть
свой бледно-голубой костюм в зеркале на подвижной раме. - Что ты думаешь  об
этом цвете? Он не слишком блеклый, а?
   Дина знала, что когда речь о шоу, то  Анджела  беспокоилась  из-за  любой
детали, от досье до обуви, поэтому  оглядела  ее  серьезно  и  не  торопясь.
Мягкие складки ткани идеально облегали ладную округлую фигуру Анджелы.
   - Очень женственно.
   Напряженные плечи Анджелы расслабились.
   - Значит, прекрасно. Ты останешься на съемку?
   - Не могу. Мне еще надо написать заметку для "Новостей".
   - А-а... - На лице Анджелы мелькнуло раздражение, но тотчас же исчезло. -
.Надеюсь, тебя не очень отвлекает то, что ты мне помогаешь?
   - В сутках целых двадцать четыре часа, - ответила Дина, -  и  я  привыкла
использовать их все. Теперь лучше не буду тебе мешать.
   - Пока, солнышко.
   Дина закрыла за собой дверь.  Все  в  здании  знали,  что  по  требованию
Анджелы последние десять минут перед выходом на  сцену  принадлежали  только
ей. И все считали, что это время ей надо для того, чтобы еще раз пробежаться
по  своим  заметкам.  Чушь,  конечно.  Она   была   полностью   готова.   Но
предпочитала, чтобы все думали именно так. Или пусть  даже  они  воображают,
что она быстро прикладывается к бутылке бренди,  которую  всегда  держала  в
тумбочке туалетного столика.
   Нет, она даже не прикасалась к бренди. То, что бутылка была здесь,  пусть
даже ненужная, одновременно и пугало ее, и успокаивало.
   Она предпочитала, чтобы о ней думали все, что угодно... лишь бы не узнали
правды.
   Эти последние минуты перед каждой съемкой  Анджела  Перкинс  проводила  в
одиночестве, охваченная панической дрожью. Она,  женщина,  ставшая  образцом
самоуверенности, она,  репортер,  бравший  интервью  у  президентов,  членов
королевских семей, убийц и миллионеров, уступала,  как  и  всегда,  приступу
пугающей и неистовой нервной лихорадки.
   Сотни часов терапии не смогли унять или хотя бы облегчить дрожь, тошноту,
холодный пот. Совершенно беспомощная, она безвольно повалилась в кресло.  Ее
лицо трижды  отразилось  в  зеркале.  Элегантная,  безукоризненно  одетая  и
причесанная, холеная женщина. С мутными от ужаса глазами.
   Анджела прижала ладони к вискам и помчалась сквозь пронзительный  девятый
вал страха. Сегодня она провалится, сегодня все услышат в  ее  речи  остатки
арканзасского акцента. Все увидят нелюбимую и нежеланную девчонку, чья  мать
предпочитала мелькающие картинки на  рябом  и  грязном  экране  малюсенького
"Филко" своим собственным плоти и крови. Девчонку, которой так страшно,  так
отчаянно хотелось внимания, что  она  все  время  представляла  себя  внутри
телевизора, чтобы мать хоть  раз  остановила  на  ней  взгляд  бессмысленных
пьяных глаз. Чтобы хоть только посмотрела на нее.
   Они увидят девчонку в поношенной одежде и туфлях с  чужой  ноги,  которой
приходилось так  старательно  учиться,  чтобы  заработать  хотя  бы  средние
оценки.
   Они поймут, что она - никто, пустое место,  мошенница,  обманом  и  силой
прорвавшаяся на экран, точно так же, как когда-то ее  отец  -  во  чрево  ее
матери.
   И они засмеются над ней.
   Или еще хуже - они ее выключат.
   Она вздрогнула от стука в дверь.
   - Анджела, мы готовы. Глубоко вздохнула раз, другой.
   - Сейчас  иду.  -  Ее  голос  звучал  совершенно  нормально.  Что-что,  а
притворяться она умела.  Еще  несколько  секунд  Анджела  смотрела  на  свое
собственное отражение, следя, как паника постепенно исчезает из глаз.
   Она не провалится. Над ней никто  и  никогда  не  будет  смеяться.  Никто
больше не отвергнет ее. И все увидят только то, что она позволит им увидеть.
Она встала, вышла из гримерной и направилась к студии.
   Анджела еще не видела своего гостя, но прошла  мимо  зеленой  гостиной  и
глазом не моргнув. Она никогда не разговаривала с гостями до начала съемок.
   Тем  временем  в  зале  слышался  возбужденный  гул.  Продюсер  развлекал
зрителей-везунчиков,  которым  удалось  достать  билеты  на  съемку.  Марси,
пошатываясь на  четырехдюймовых  каблучках,  бросилась  вперед  -  последний
взгляд на прическу и макияж. Один из помощников  передал  Анджеле  несколько
дополнительных карточек. Она не произнесла ни слова.
   Когда она вышла на сцену, гул сменился взрывом общего восторга.
   - Доброе утро! -  Анджела  села  в  свое  кресло,  ожидая,  пока  утихнут
аплодисменты. Ей прикрепили микрофон.  -  Надеюсь,  все  готовы  для  нашего
первоклассного шоу!  -  Произнося  эту  фразу,  она  осмотрела  аудиторию  и
осталась довольна демографическим составом зрительного зала. Неплохая  смесь
возрастов, полов и национальностей - важная деталь для общих планов  камеры.
- Ну, кто здесь фанат Дика Бэрроу?
   Она сердечно засмеялась в ответ на еще один взрыв аплодисментов.
   - Я тоже, - сказала  она,  хотя  ненавидела  музыку  кантри  во  всех  ее
проявлениях. - И нас всех ждет замечательная встреча.
   Она кивнула и откинулась на спинку стула, ноги скрещены, руки сложены  на
подлокотнике кресла.  Мигнул  красный  огонек  камеры.  Послышалась  веселая
ритмичная музыка.
   -  "Потерянные  завтрашние  дни",  "Та  зеленоглазая  девчонка",   "Дикое
сердце".  Это  лишь  немногие  из  хитов,  благодаря  которым   имя   нашего
сегодняшнего гостя стало легендой. Более двадцати пяти  лет  он  был  частью
истории музыки кантри, а его  последний  альбом  "Потерявшись  в  Нэшвилле",
держится наверху всех хит-парадов. Давайте же поприветствуем  нашего  гостя!
Добро пожаловать в Чикаго, Дик Бэрроу!
   Дик шагнул на сцену под гром аплодисментов и криков. С солидным брюхом  и
седеющими висками, заметными из-под черной фетровой шляпы  фирмы  "Стетсон",
Дик улыбнулся аудитории и лишь потом пожал  протянутую  Анджелой  руку.  Она
отошла назад, пока он наслаждался моментом, то и дело приподнимая шляпу.
   Всячески   демонстрируя   свой   восторг,   Анджела   присоединилась    к
неослабевающей овации зала. Через час, думала она,  Дик  рысью  помчится  за
кулисы. И даже не будет знать, за что же ему досталось.
   Для удара Анджела приберегла вторую половину шоу.  Как  хорошая  хозяйка,
она  расхваливала  своего  гостя,  внимательно  выслушивала  его   анекдоты,
хихикала над шутками. Дик нежился  в  лучах  собственной  славы,  а  Анджела
подносила микрофон к возбужденным поклонникам, встававшим, чтобы задать  ему
вопросы. Она ждала, хладнокровная, как кобра.
   - Дик, скажи,  пожалуйста,  приедешь  ли  ты  с  концертами  в  Дэневилл,
Кентукки, во время гастрольного турне? Это мой родной  город,  -  покраснев,
задала свой вопрос рыжеволосая девушка.
   - Ну, сейчас я еще не могу сказать точно. Но семнадцатого июня мы будем в
Луисвилле. Так что предупреди своих друзей, чтобы они заехали  туда  на  мой
концерт.
   - Это турне, "Потерявшись в Нэшвилле",  продлится  несколько  месяцев,  -
начала Анджела. - Все время на колесах... Трудно, правда?
   - Потруднее, чем раньше, - подмигнув, ответил Дик. - Мне уже не  двадцать
лет. - Он развел свои большие, привыкшие к гитаре руки. - Но должен сказать,
что мне это нравится. Петь в студии для записи - это и близко не  похоже  на
то, когда поешь прямо для людей.
   - И конечно же, твое турне проходит успешно. Значит,  в  слухах,  что  ты
прервешь его из-за  неприятностей  с  налоговой  инспекцией,  нет  ни  капли
правды?
   Благодушная усмешка Дика слегка перекосилась.
   - Нет, мадам. Мы закончим его, как и собирались.
   - Я убеждена, что выскажу мнение  всех  собравшихся  в  этом  зале,  если
скажу, что мы все целиком на твоей стороне. Уклонение от уплаты  налогов?  -
Она недоверчиво округлила глаза. - Если им верить, то ты - прямо  новый  Аль
Капоне.
   - Я не имею права об этом говорить. - Дик шаркнул обутой в  сапог  ногой,
дернул шейный платок. - Но никто и  не  называл  это  уклонением  от  уплаты
налогов.
   - А-а... - Она открыла глаза еще  шире.  -  Извини.  А  как  же  они  это
называют?
   Он неловко завозился в кресле.
   - Разногласия по поводу налогов прошлых лет.
   -  Разногласия  -  это  слишком  мягкое  выражение.  Я  понимаю,  что  ты
действительно не можешь ничего обсуждать, пока дело  находится  в  суде,  но
думаю, что это грубое нарушение законов и прав. Такой человек, как ты, кумир
двух поколений, которого обожают миллионы, а впереди,  возможно,  финансовый
крах, и только потому, что отчетность не была в безукоризненном порядке.
   - Все совсем не так плохо...
   - Но ведь тебе пришлось продать свой  дом  в  Нэшвилле.  -  В  ее  голосе
звучало неподдельное сочувствие, глаза излучали симпатию.  -  Я  думаю,  что
страна,  которую  ты  воспел   своей   музыкой,   должна   проявить   больше
снисходительности, благодарности. Не правда ли?
   Она попала в точку.
   - Похоже, что налоговые инспекторы не имеют никакого отношения к  стране,
для которой я пел больше двадцати пяти лет. -  Рот  Дика  искривился,  глаза
потемнели, как два агата. - Они смотрят только на доллары.  Они  не  думают,
как тяжело пришлось трудиться человеку. Сколько потов  с  него  сошло,  пока
получилось что-нибудь хорошее. Нет, они  будут  срезать  с  тебя  ломтик  за
ломтиком, пока большая часть твоего состояния не перейдет к ним  в  карманы.
Они превращают честных людей в лжецов и мошенников.
   - Ты же не хочешь сказать, что наплутовал со своей декларацией, а, Дик? -
Она простодушно улыбалась, глядя на его окаменевшее лицо. -  Мы  вернемся  в
студию через минуту. -  Анджела  повернулась  к  камере  и  подождала,  пока
погаснет красный огонек. - Я уверена, Дик, что большинство из  нас  так  или
иначе попадали в когти налоговой инспекции. - Она повернулась к нему  спиной
и подняла обе руки вверх. - Мы поддерживаем его, правда же, друзья?
   В ответ раздался взрыв аплодисментов и выкриков, совершенно не повлиявший
на выражение болезненного шока на лице Дика.
   - Я не имею права об этом говорить, - выдавил он. - Можно мне воды?
   - Мы больше не будем возвращаться к этому вопросу,  не  волнуйся.  У  нас
осталось время еще на несколько вопросов.  -  Анджела  вновь  повернулась  к
аудитории, пока ассистент мчался через сцену со стаканом воды  для  Дика.  -
Наверное, Дик будет нам благодарен, если мы не будем  больше  обсуждать  эту
щепетильную тему. Давайте поаплодируем ему, когда закончится реклама,  чтобы
у Дика было какое-то время собраться с силами.
   Излучая поддержку и сочувствие, она опять посмотрела на камеру.
   - Вы смотрите шоу-программу "У Анджелы". У нас осталось  время  ровно  на
несколько вопросов, но,  по  просьбе  Дика,  мы  прекращаем  обсуждение  его
проблем с налоговой  инспекцией,  так  как  в  настоящее  время,  пока  дело
находится в суде, он не имеет права защищаться публично.
   И конечно же, когда через несколько минут она закончила шоу, все  зрители
думали только об этой теме.
   Анджела не стала задерживаться в зале, а поднялась к Дику на сцену.
   - Замечательно. - Она крепко сжала его вялую руку.  -  Спасибо  огромное,
что ты пришел. И всего самого наилучшего.
   - Спасибо. - Еще не придя в себя от потрясения, он принялся автоматически
раздавать автографы, пока ассистент пытался увести его за сцену.
   - Принесите мне пленку, - приказала Анджела, вернувшись  в  гримерную.  -
Хочу посмотреть последнюю часть. - Она подошла прямо к зеркалу и  улыбнулась
своему отражению.

Глава 2

   Дина ненавидела репортажи о трагедиях. Умом она понимала, что ее  работа,
работа журналиста, - рассказывать о последних событиях и  брать  интервью  у
пострадавших. Она искренне верила, что у людей есть  право  знать  все,  что
происходит вокруг. Но сердцем... Протягивая микрофон  к  чужому  горю,  Дина
всегда чувствовала себя в отвратительной роли любопытного зеваки.
   - Сегодня утром неожиданная  и  жестокая  трагедия  разыгралась  в  тихом
пригороде Вуд-Дейла. По мнению полиции, семейная ссора закончилась выстрелом
из ружья, в результате которого погибла  Лоис  Доссир,  тридцати  двух  лет,
учительница начальной школы, уроженка Чикаго. Ее муж, доктор Чарльз  Доссир,
был взят под арест. Их двое детей, пяти и семи  лет,  сейчас  находятся  под
опекой родителей матери. В начале девятого утра их спокойный,  состоятельный
дом взорвался от грома ружейного выстрела.
   Дина  постаралась  взять  себя  в  руки,  пока  камера  снимала  нарядный
двухэтажный домик позади нее. Она продолжала свое сообщение, глядя  прямо  в
объектив, не обращая внимания на собиравшуюся толпу, съемочные группы других
телепрограмм и свежий весенний ветер, остро пахнущий гиацинтами.
   Ее голос звучал ровно и, как  полагается,  беспристрастно.  Но  в  глазах
бушевал вихрь переживаний.
   - В восемь пятнадцать утра полицейские прибыли на  место  происшествия  и
обнаружили труп Лоис Доссир. По словам соседей, миссис Доссир  была  любящей
матерью и активно участвовала в общественной жизни района. Все ее  любили  и
уважали. Одна из лучших подруг погибшей - ее соседка Бесс Пирсон, сообщившая
в полицию о  выстреле.  -  Дина  повернулась  к  стоявшей  рядом  женщине  в
пурпурном свитере. - Миссис Пирсон, насколько вам известно, были  ли  раньше
случаи насилия в семье Доссир?
   - Да... нет... Я никогда не думала, что он способен на такое. До сих  пор
не могу поверить. - Камера наехала крупным планом  на  бледное,  опухшее  от
слез лицо потрясенной женщины. - Она была моей самой  близкой  подругой.  Мы
шесть лет прожили рядом. Наши дети вместе играли...
   И ее глаза опять наполнились слезами. Презирая себя. Дина сжала ее руку и
продолжала:
   - Вы хорошо знали Лоис и  Чарльза  Доссир.  Согласны  ли  вы  с  выводами
полиции, что эта трагедия - результат семейного конфликта, вышедшего  из-под
контроля?
   - Не знаю, что и думать. Я знала, что они часто ссорились, орали друг  на
друга... - Она замолчала, уставившись в никуда. -  Лоис  говорила  мне,  что
пошла бы вместе с Чаком в семейную консультацию, но он  не  захочет.  -  Она
всхлипнула, прикрыв ладонью глаза. - Он не хотел, а теперь ее больше нет.  О
Боже, она мне была как сестра!
   - Стоп! - крикнула Дина и обняла миссис Пирсон за плечи. - Извините меня.
Мне так жаль. Вам нельзя здесь оставаться.
   - Я все думаю, что это сон. Не может быть, чтобы это была правда.
   - Вы можете к кому-нибудь пойти? К  друзьям  или  родственникам?  -  Дина
оглядела нарядный дворик, заполненный любопытствующими соседями и решительно
настроенными журналистами. Слева, в нескольких футах от них, снимала  другая
бригада новостей. Репортер портил дубль  за  дублем  и  смеялся  над  своими
оговорками. - На время, пока все здесь успокоится.
   - Да, - всхлипнув в последний раз, миссис Пирсон вытерла глаза. - Сегодня
вечером мы собирались с  ней  в  кино,  -  проговорила  она,  повернулась  и
побежала прочь.
   - О Боже! - вырвалось у Дины  -  другие  репортеры  метнулись  к  бегущей
женщине, чуть было не пронзая ее своими микрофонами.
   - Ты все принимаешь слишком близко к сердцу, - прокомментировал оператор.
   - Заткнись, Джо. - Она взяла себя в руки и перевела дыхание. Может  быть,
она действительно принимала чужое горе слишком близко к сердцу, но это никак
не должно было отразиться на репортаже. Ее работа заключалась в  том,  чтобы
составить краткий и ясный отчет о происшедших событиях и  показать  зрителям
соответствующую пленку. - Давай закончим. Это пойдет в  "Дневных  новостях".
Сейчас крупным планом окно спальни, потом обратно ко мне. Постарайся,  чтобы
в кадр попали гиацинты, и нарциссы, и красная детская коляска. Получится?
   Джо изучал обстановку, глядя  из-под  низко  надвинутого  козырька  кепки
болельщика "Уайт Сокс", плотно сидевшей на его жестких темных волосах.
   Мысленно он уже видел эти кадры в эфире - подрезанные  и  смонтированные.
Он прищурился и кивнул, поднимая  камеру.  Под  майкой  напряглись  округлые
мускулы.
   - Если ты готова, то я готов.
   - Тогда - три! два! один! - Она немного подождала, пока объектив двинулся
вверх, опустился обратно.  -  Страшная  смерть  Лоис  Доссир  потрясла  этот
спокойный район. Пока ее друзья и родственники пытаются ответить  на  вопрос
"почему?", доктор Чарльз Доссир находится под арестом  в  ожидании  суда.  В
Вуд-Дейле с вами была Дина Рейнольдс, Си-би-си.
   - Все отлично. Дина. - Джо опустил камеру.
   - Ладно уж, пижон. - По дороге к фургону она незаметно положила в рот две
таблетки "Ролейдз".
   Си-би-си еще раз повторила этот сюжет в местном разделе вечерних новостей
вместе с более поздним, снятым в полицейском участке, где находился  Доссир,
обвиняемый в убийстве второй категории. Свернувшись  калачиком  в  кресле  у
себя в доме, Дина внимательно смотрела, пока диктор не перешел  к  пожару  в
жилом здании в Саут-Сайд.
   - Отличная работа, Ди, - произнесла .с кровати Фрэн Майерс. Свои вьющиеся
рыжие волосы она собрала как  попало  в.  кособокий  пучок  на  макушке.  На
остреньком лисьем личике выделялись ореховые глаза. В  голосе  звенела  медь
Нью-Джерси. В отличие от Дины, она  росла  не  в  тихом  доме  предместья  с
липовыми аллеями,  а  в  шумной  квартире  в  Атлантик-Сити,  Нью-Джерси,  с
матерью, разведенной дважды, и бесконечно сменяющимися сводными  братьями  и
сестрами.
   Отхлебнув имбирного пива, она показала стаканом  Да  экран.  Ее  движение
казалось ленивым, как зевок. - Ты всегда так классно смотришься на пленке. А
я похожа на маленького толстенького гнома. - Я должна была попытаться  взять
интервью у матери погибшей. - Засунув руки в карманы джинсов, Дина спрыгнула
с кресла и принялась мерить комнату энергичными шагами. - Она не отвечала на
звонки, поэтому, как и положено репортеру, я выяснила  ее  адрес.  Но  дверь
тоже не открывали. Шторы на окнах задернуты. Примерно час я стояла на  улице
в толпе других  представителей  прессы.  И  чувствовала  себя  кладбищенским
вором.
   - Тебе уже следовало бы знать, что слова "кладбищенский вор" и "репортер"
значат одно и то же, - заметила Фрэн, но Дина не улыбнулась. По  ее  нервным
движениям Фрэн поняла, что  подруга  чувствовала  себя  виноватой.  Отставив
стакан в сторону, Фрэн показала на кресло. - Хорошо. Сядь и  выслушай  совет
тетушки Фрэн.
   - А стоя я не могу выслушать твой совет?
   - Ни за что! - Поймав Дину за руку, Фрэн рывком усадила ее на диван рядом
с собой. Несмотря на разницу  в  воспитании  и  стиле,  они  дружили  еще  с
подготовительного  курса  университета.  И  Фрэн  десятки  раз   приходилось
наблюдать, как Дина вела войну между собственным разумом и чувствами. -  Вот
так. Вопрос номер один: почему ты пошла в Йельский университет?
   - Потому что мне дали стипендию.
   - Ладно, Эйнштейн, не умничай. Зачем мы с тобой пошли в университет?
   - Ты - знакомиться с мужчинами. Фрэн прищурилась.
   - Это была второстепенная задача. Не упрямься и отвечай на вопрос.
   Побежденная, Дина вздохнула.
   - Учиться, чтобы  стать  журналистами  и  получить  высокооплачиваемую  и
престижную работу на телевидении.
   - Совершенно верно! И как, мы этого добились?
   - Мы  получили  дипломы.  Я  работаю  репортером  на  Си-би-си,  а  ты  -
сопродюсер "Женских сплетен" на кабельном.
   - Замечательные отправные точки. А теперь - ты разве забыла о  Пятилетнем
Плане  Дины  Рейнольдс?  Если  да,  то  где-то  в  столе  есть  отпечатанный
экземпляр.
   Дина перевела взгляд на предмет своей гордости  и  радости,  единственную
действительно хорошую вещь из мебели, которую она  купила  с  тех  пор,  как
переехала в Чикаго. Это был изумительный письменный стол с чернью по  бронзе
в стиле королевы Анны, доставшийся ей на аукционе.  И  Фрэн  была  права.  В
верхнем ящике  лежал  отпечатанный  план  Дининой  карьеры.  Причем  в  двух
экземплярах.
   После  университета  э