нанимала и обучала сотрудников, заказывала масштабный макет долины Кино и тропического леса и часто водила пешие экскурсии, которые предлагал центр.
     Она никогда не испытывала такого удовлетворения, как в первый год открытия центра для посещений.
     И не собиралась позволять Ною Брэди нарушить столь тщательно построенный ею мир.
     Она вела по центру маленькую группу посетителей и рассказывала им о местных млекопитающих:
     - Лось Рузвельта, или олимпийский лось, является самым крупным из вапити. Для больших стад лосей Рузвельта полуостров Олимпия является домом. Сохранением данной площади мы во многом обязаны именно этому местному животному. Именно стремление сохранить среду обитания и летние пастбища этих лосей заставило президента Теодора Рузвельта в последние дни его пребывания на посту подписать указ об объявлении горы Олимпес памятником природы федерального значения...
     Она посмотрела на открывшуюся дверь и гут же занервничала.
     Ной слегка поклонился ей и с улыбкой начал бродить по залу, оставляя за собой цепочку мокрых следов. Гордость заставила Оливию продолжить лекцию и перейти от лося Рузвельта к чернохвостому оленю, а от оленя к кунице. Но когда она заговорила о бобрах, в мозгу вспыхнуло воспоминание о том, как они с Ноем сидели на берегу реки, и Оливия жестом попросила продолжить лекцию сотрудницу центра.
     Ей хотелось немедленно запереться в своем кабинете. Работы с бумагами хватало всегда, и предлог был бы вполне правдоподобным, но она знала, что это выглядело бы трусостью. Хуже того, это и было бы трусостью. Поэтому Оливия подошла и встала рядом с Ноем, который как зачарованный рассматривал один из увеличенных слайдов.
     - Это ведь землеройка!
     - Странствующая землеройка вполне обычна в этом регионе.
     - Похоже, я знаком только с городскими землеройками.
     - Не смешно.
     - Ага, но надо же с чего-то начать. Лив, ты проделала здесь гигантскую работу. Я знал, что так и будет.
     - Серьезно? Мне и в голову не приходило, что ты обращал внимание на мои усилия, - Я обращал внимание на все, что связано с тобой. На все, Оливия.
     Она умолкла и опустила глаза.
     - Я все равно не отступлюсь.
     - Вот и ладно. Тогда останемся здесь. - Он подошел к следующему слайду и начал рассматривать изображение западной большеухой летучей мыши, показавшейся ему чрезвычайно уродливым созданием. - Хочешь показать мне что-нибудь?
     - Тебе же плевать на естествознание, так зачем понапрасну тратить время друг друга?
     - Извини, но ты говоришь с человеком, который вырос на песнях китов и криках пеликанов. Я - действительный член "Гринпис", Общества охраны природы и Всемирной федерации содействия диким животным. Каждый год получаю их календари.
     Оливии хотелось улыбнуться, но она вздохнула.
     - Документальный фильм продолжительностью полчаса демонстрируют каждый час. Через десять минут начнется очередной сеанс. В кинозал можно пройти через эту дверь слева.
     - А там продают воздушную кукурузу?
     На сей раз Оливия едва не улыбнулась и была вынуждена отвернуться.
     - Я занята.
     - Не правда. - Ной взял ее за руку и слегка сжал, от всей души надеясь, что Оливия не сочтет этот жест угрожающим. - А если даже и правда, несколько минут ничего не изменят.
     - Я не собираюсь говорить с тобой о моей семье.
     - О'кей, давай поговорим о чем-нибудь другом. Как это пришло тебе в голову? Я имею в виду дизайн. - Он сделал жест свободной рукой. - Ни одной мелочи не упущено, и все выглядит куда интереснее, чем в большинстве музеев, по которым меня таскала мать, пока я не начал брыкаться.
     - Я натуралист. И живу здесь.
     - Брось, Лив. Дело не только в этом. Ты что, изучала дизайн?
     - Нет, не изучала. Просто я так представляла себе центр.
     - Что ж, у тебя получилось. Во всяком случае, здесь ничто не напугает маленького ребенка, никто не читает скучных лекций и не демонстрирует графиков, вызывающих мигрень у родителей. Просторно, красиво... А что там?
     Он миновал столик, на котором были тщательно разложены выставленные на продажу брошюры и открытки, и вышел в широкий проем.
     - Ого! Вот здорово! - В центре зала, уставленного витринами и слайдами с изображением местных растений и животных, находился макет долины. - С высоты птичьего полета, - сказал Ной, наклоняясь над ним. - А вот мы! База отдыха, центр. - Он постучал пальцем по защитному стеклянному колпаку. - А вот маршрут вдоль реки, по которому мы шли в тот день, верно? И даже бобровая плотина есть. Слушай, а где же дом твоих дедушки с бабушкой? Почему его здесь нет?
     - Потому что это частное владение. Он выпрямился и посмотрел ей в глаза.
     - Лив, ты по-прежнему живешь под стеклянным колпаком, где никто не может тебя достать?
     - Я живу именно там, где хочу.
     - Моя книга не изменит этого. Она может сделать только одно: прогнать тени, которые все еще висят над тем, что случилось в тот вечер. У меня есть возможность рассказать правду. Всю правду. Сэм Тэннер заговорил, впервые со времени суда, а умирающий человек часто стремится перед концом облегчить свою совесть.
     - Умирающий?
     - Опухоль... - начал Ной и вдруг с нарастающей тревогой заметил, что ее лицо побелело. - Извини. Я думал, ты уже знаешь.
     У нее тут же распухло горло. Во всяком случае, слова вырывались из него с трудом.
     - Ты сказал, он умирает?
     - У него рак мозга; осталось всего несколько месяцев. Пойдем. Тебе нужно сесть.
     Он взял Оливию за локоть, но она вырвала руку.
     - Не прикасайся ко мне! - Она повернулась и шагнула к проходу.
     Ной готов был отпустить ее и уже открыл рот, чтобы сказать это. Но глаза Оливии остекленели. Он чертыхнулся себе под нос и пошел следом.
     Она шагала размашистой, целеустремленной походкой человека, который не остановится ни перед какими препятствиями на пути к финишной прямой. Придется запомнить это, если он когда-нибудь решится встать на ее пути...
     И все же Оливия едва не застала его врасплох. Она прошла мимо кинозала, свернула в кабинет и резко захлопнула за собой дверь.
     Слава богу, что Ной успел удержать дверь, иначе он врезался бы в нее физиономией.
     - Это служебное помещение. Посторонним вход воспрещен. - "Наглая ложь", - подумала Оливия, но ничего другого ей в голову не пришло. - Марш отсюда.
     - Сядь. - Казалось, Ной все же решил встать на ее пути, потому он снова взял ее за руку, провел мимо письменного стола и усадил в кресло. Кабинет был маленьким, обстановка его была тщательно продумана и идеально отражала личность его хозяйки.
     - Извини. - Он продолжал держать Оливию за руку, но никто из них уже не обращал на это внимания. - Я не знал. Думал, что Джейми уже сказала тебе об этом.
     - Не сказала. Но это не имеет значения.
     - Конечно, имеет. Дать тебе воды или чего-нибудь еще? - Он обвел кабинет глазами, ища холодильник или графин. Нужно было что-то делать.
     - Ничего мне не нужно. Я в полном порядке. - Оливия опустила глаза и увидела, что их пальцы переплелись. Сгорая от смущения, она освободила руку. - Ради бога, встань. Не хватало, чтобы кто-нибудь вошел и увидел, что ты стоишь передо мной на коленях.
     - Я и не думал вставать перед тобой на колени. - Все же он выпрямился и присел на уголок стола.
     Изменилась не только ее прическа. Эта Оливия была намного более жесткой и колючей, чем застенчивая студентка колледжа, которая свела его с ума.
     - Но ведь Джейми сказала, что я хочу поговорить с тобой, верно?
     - Да.
     - Тогда почему она не сказала тебе, что Сэм умирает?
     - Мы поссорились. - Оливия откинулась на спинку кресла. В голове шумело. Она чувствовала усталость. - Мы никогда не ссорились, и произошло это только из-за тебя и твоей книги. Если она и собиралась об этом сказать, то не успела.
     - Перед смертью он хочет рассказать свою историю. Если Сэм этого не сделает, она умрет вместе с ним. Ты хочешь этого?
     Желание, которое она отчаянно пыталась скрыть, пробивалось наружу зубами и когтями.
     - Какая разница, хочу я этого или нет, если ты все равно настоишь на своем. Ты всегда хотел написать эту книгу.
     - Да, хотел. И на этот раз говорю тебе об этом прямо, ничего не скрывая. Именно так я должен был поступить с самого начала.
     - Я уже сказала, что не хочу об этом слышать, - отрезала она так же решительно, как недавно захлопнула за собой дверь. - Ты хочешь написать книгу. А он хочет очиститься перед смертью. Но чего он ищет? Прощения? Искупления грехов?
     - Может быть, понимания. Думаю, он сам пытается понять, как это случилось. Лив, я хочу, чтобы ты приняла в этом участие. Все, с кем я уже разговаривал, являются частями этой головоломки, но ключ к ней - ты. Твой дед говорит, что у тебя фотографическая память. Это правда?
     - Да, - рассеянно ответила она. - Я вижу слова. Это... Мой дед? - Оливия вскочила. - Ты говорил с дедом?
     - Только что. За завтраком.
     - Отстань от него!
     - Он сам подошел к моему столику. Судя по тому, что я заметил, у него есть привычка разговаривать с гостями. Я сказал ему, кто я, и объяснил, зачем приехал. Если тебе не нравится его согласие поговорить со мной, предъявляй претензии ему.
     - Ему за семьдесят. Ты не имеешь права подвергать его такому испытанию.
     - Дай бог мне так выглядеть в семьдесят лет. Ради бога, я же не хватал его за горло и не тянул из него слова клещами! Мы побеседовали за чашечкой кофе. Потом он согласился подняться ко мне в номер и записать его интервью на диктофон. А когда закончили, он вовсе не выглядел расстроенным и разбитым. Наоборот, ожил. Лив, Сэм не единственный, кому хочется очиститься.
     Пораженная до глубины души, Оливия нервно провела рукой по волосам.
     - Он согласился? Он говорил с тобой? Что он сказал?
     - О, нет. - Заинтригованный Ной изучал ее взглядом. - Так не пойдет. Я хочу, чтобы ты рассказывала то, что хочется тебе самой, а не излагала свое мнение о том, что сказали другие.
     - Он никогда не говорит об этом.
     "Что кроется под этим удивлением? - гадал Ной. - Боль?"
     - Сегодня он это сделал и согласился дать еще одно интервью до моего отъезда.
     - Что это? Я не понимаю, что происходит.
     - Может быть, просто настало время. Почему бы не попробовать? Я расскажу тебе о своей беспутной и захватывающей жизни и изложу свои философские взгляды. А когда ты поймешь, какой я замечательный, тебе будет легче поделиться со мной своими воспоминаниями.
     - Ты вовсе не такой замечательный, как тебе кажется.
     - Ничего подобного. Слушай, давай пообедаем. "Это мы уже проходили..."
     - Нет.
     - О'кей. Слишком порывисто. Попробуем еще раз. Давай пообедаем.
     На этот раз она наклонила голову и выждала целых пять секунд.
     - Нет.
     - Ладно. Раз так, мне придется заплатить. В ее глазах вспыхнул золотой блеск.
     - Думаешь, мне нужны твои деньги? Думаешь, меня можно подкупить? Ах ты, сукин...
     - Успокойся, я имел в виду вовсе не это. Просто мне придется нанять тебя. В вашем проспекте написано: "Платные экскурсии на велосипедах под руководством наших квалифицированных натуралистов". Квалифицированным натуралистом будешь ты. Порекомендуй мне какой-нибудь живописный маршрут на завтра.
     - Забудь об этом.
     - Дудки. Что сказано, то сказано. Я - богатый клиент. Ну что, посоветуешь маршрут или мне выбрать самому на авось?
     - Ты хочешь в поход? - "Ну что ж, будет тебе поход, - подумала Оливия. - Надолго запомнишь..." - Ладно. Для этого мы и существуем. Подойди в регистратуру. Назови мое имя и приходи завтра к семи часам.
     - К семи утра?
     - Что, горожанин, боишься?
     - Нет, просто уточняю. - Он встал со стола и оказался так близко, что обоим стало неуютно. От нее исходил знакомый запах. Несколько минут Ной не мог думать ни о чем другом.
     От нее пахло по-прежнему.
     Ной почувствовал тянущую, безошибочно узнаваемую боль в паху. И хотя велел себе не делать этого, посмотрел на ее губы. Взгляд был долгим. Слишком долгим.
     - Гм-м... - В данных обстоятельствах его реакция была чертовски неуместной. - Ну что ж, тогда до утра.
     - Прочитай путеводитель и оденься так, как нужно для похода.
     - Я и так знаю, как одеваться, черт побери! - огрызнулся разозлившийся на самого себя Ной и ушел.
     С ней он ощущал то чувство вины, то гнев. То защищался, то нападал. Какого черта его снова потянуло к ней? Это только усложнит его задачу.
     В соответствии с инструкциями он пришел в регистратуру и назвал время. Служащая набрала информацию на клавиатуре и жизнерадостно улыбнулась.
     - Могу я узнать ваше имя?
     - Только инициалы, - услышал он собственный голос. - С.С.
     "Сукин сын". Оливия поймет.

***

     Оливия вошла через черный ход, чего обычно не делала. Следом за ней влетела мокрая собака. С первого взгляда было видно, что бабушка плакала. У Лив сжалось сердце.
     Вэл настояла на том, что ужин будет готовить только она. С тех пор каждый день в шесть часов вечера ее можно было застать на кухне. Она вечно что-то размешивала, шинковала, а из кастрюль и глиняных горшков доносились всякие вкусные запахи. Попутно она смотрела телевизор, то и дело отпуская неодобрительные реплики вроде "не глотай гласные, дурень" или качая головой, потому что диктор не смог бы произнести "на дворе трава, на траве дрова" даже ради спасения своей бессмертной души.
     Этот порядок был удобным и редко нарушался. Оливия приходила, выпивала бокал вина - раньше это было что-нибудь безалкогольное или сок, - садилась за стол, и они начинали беседовать.
     Но сегодня вечером она пришла, продрогнув до костей. С плаща ручьями текла вода, и виновата в этом была бесцельная прогулка с Ширли. Экран маленького цветного телевизора не светился. Вэл что-то размешивала, но стояла к телевизору спиной и даже не обернулась, чтобы улыбнуться.
     - Ливи, оставь собаку в прихожей.
     Голос Вэл был хриплым, слегка надтреснутым.
     - Иди, Ширли. Иди и ляг. - Оливия прогнала собаку в прихожую, где та хмуро улеглась рядом с изжеванным поводком.
     Оливия налила два бокала вина, подошла к бабушке и поставила ее бокал на стол рядом с плитой.
     - Я знаю, ты расстроена. Мне жаль, что так случилось.
     - Не о чем говорить. На ужин будет мясной бульон с ячменной крупой. Могу добавить в него клецки.
     Оливии хотелось кивнуть и дать всему идти своим чередом. Не выносить сор из избы. Но Ной был прав, по крайней мере, в одном. Похоже, время действительно настало.
     - Бабушка, это уже случилось. Если мы будем молчать, от этого ничто не изменится.
     - Тогда тем более нет смысла разговаривать. - Она потянулась за кастрюлей с уже готовым тестом и сослепу смахнула со стола бокал. Тот разбился, и на полу образовалась куча осколков, лежавших в луже кроваво-красного вина.
     - О господи! Не могла придумать ничего лучше, как поставить бокал на край стола? Ты только посмотри на пол!
     - Извини. Сейчас подмету. - Оливия пошла за веником и цыкнула на вскочившую собаку, которая была готова защитить женщин от грабителя. - Успокойся, Ширли. Это не выстрел, а всего лишь разбитый бокал.
     Но когда Оливия вернулась, ей стало не до шуток. Бабушка стояла у стола. У нее тряслись плечи, а лицо было закрыто кухонным полотенцем.
     - Ох, прости меня. Прости, бабушка! - Она бросила веник, подбежала к Вэл и крепко обняла ее.
     - Я не хочу снова думать об этом. Не могу. Я просила Роба передать этому молодому человеку, чтобы он уехал. Собрал вещи и уехал. Но он не хочет. Говорит, что это будет не правильно и все равно ничего не изменит.
     - Я заставлю его уехать. - Оливия прижалась губами к волосам Вэл. - Прогоню его.
     - Нет, не поможет. Я знала это уже тогда, когда спорила с Робом. Это уже не остановишь. Мы не сумели остановить сплетни и публикации двадцать лет назад и не сумеем теперь. Но я не смогу снова пережить эту боль. У меня разорвется сердце.
     Она сделала шаг назад и вытерла лицо.
     - Не могу и не буду. Скажи ему, чтобы он не приходил сюда и не просил меня говорить. И я не хочу, чтобы это обсуждали в моем доме.
     - Бабушка, он сюда не придет. Я позабочусь об этом.
     - Я не должна была ругать тебя за бокал. Это просто стекло. - Вэл прижала пальцы к левому глазу, а потом к виску. - У меня болит голова, поэтому я и злюсь. Ливи, присмотри за клецками. Я приму аспирин и прилягу на несколько минут
     - Ладно. Бабушка...
     Вэл остановила ее взглядом.
     - Ливи, свари клецки. Дедушка не любит, когда мы едим позже половины седьмого.
     "Вот и все, - подумала Оливия... - Помалкивай в тряпочку. Говорить не о чем. Еще один сундук на чердаке". Но на этот раз замок защелкиваться не собирался.

***

     Вскоре после девяти вечера, когда Ной размышлял, поработать ли еще пару часов или сделать перерыв и посмотреть видео, Майк посвистывая шел к дому Ноя на берегу моря.
     Он собирался прийти раньше и полить цветы и деревья Ноя еще до наступления темноты, но то одно, то другое... Один из коллег пригласил его сыграть в "Смертельную битву". Компьютерная дуэль длилась два часа восемнадцать минут.
     "Ничего, победа греет", - думал Майк. На радостях он позвонил Дори и спросил, не хочет ли она сходить с ним к Ною, прогуляться по берегу, понежиться в горячей ванне, а дальше... в общем, жизнь покажет.
     Ной не стал бы возражать. А Майк отплатит ему добром: встанет пораньше и поухаживает за растениями.
     Он зажег на крыльце свет и пошел на кухню посмотреть, нет ли у старины Ноя вина, которого можно было бы выпить после горячей ванны.
     Он изучил этикетки и, доверяя вкусу друга, выбрал бутылку с французским названием. Поставил ее на стол, подумал, нужно ли открыть ее заблаговременно, пожал плечами и полез в холодильник. А вдруг у Ноя и закуска имеется?
     Он все еще насвистывал, размышляя, на чем остановиться - то ли на пачке сыра "Бри", то ли на неказистом жареном цыпленке, - как вдруг почувствовал какое-то движение за своей спиной.
     Он быстро выпрямился и ощутил обжигающую боль в виске Майк попятился и поднял руку к голове, недоумевая, как это он мог удариться о холодильник. Пальцы стали сразу липкими. Майк тупо смотрел на кровь, стекавшую с кончиков пальцев.
     - Ох, дерьмо... - успел произнести он перед тем, как на него обрушился второй удар. Майк рухнул на колени и провалился во тьму.

Глава 19

     Будильник прозвонил в шесть часов утра. Ной шлепнул по кнопке, открыл глаза и посмотрел в окно, шел дождь. Ной решил сделать то, что в такое дождливое утро сделал бы всякий нормальный человек. То есть уснуть снова.
     Но несколько часов блаженного забытья не стоили фырканья и насмешливых комментариев, которые в этом случае непременно сделала бы Оливия. Как бы там ни было, Ной вылез из постели, побрел в душ, заставивший его слегка встряхнуться, вылез обратно и через несколько минут, окончательно стряхнув с себя сон, начал одеваться.
     Ему казалось, что отправиться в лес под таким дождем может только сумасшедший. Он был уверен, что Оливия знала про дождь и нарочно организовала этот поход, чтобы отплатить ему за насмешки. Эта мысль не оставляла его, пока Ной спускался в холл, где он обнаружил небольшую группу людей, одетых по-походному.
     Ной с изумлением заметил, что большинство туристов было в прекрасном настроении.
     Оливию он увидел сразу же, как только вышел наружу. Она стояла в полумраке, дождь стучал по ее широкополой австралийской шляпе; у ног, обутых в ботинки, клубился туман. Она разговаривала с четверкой туристов.
     Оливия кивнула Ною:
     - Готов?
     - Да, - вызывающим тоном ответил он.
     - Сейчас проверим. - Она смерила его взглядом с головы до ног. - Ну что, герой, давно ты вынул эти ботинки из коробки?
     Час назад, подумал Ной. А купил он их в Сан-Франциско.
     - Я не ходил в походы несколько лет. Но если мы не собираемся совершать восхождение на Маттерхорн <Вершина высотой 4477 метров в Альпах, на границе Швейцарии и Италии>, я справлюсь. Я в форме.
     - Ф