ет.
   - Он схватил ее, потащил с дороги в  заросли.  Он  ударил  ее  чем-то  по
голове.  Ей  больно,  голова  кружится.  Она  бросается  на  него,   пытаясь
вырваться, но он тащит ее.
   - Кто?
   Тори не ответила. Она встряхнула головой,  пытаясь  опомниться,  привести
мысли в порядок.
   - Вот сюда. Сюда.
   Глаза у нее стали огромными, а кожа покрылась липким потом.
   - Хочешь немного прогуляться?
   - Я должна идти. Оставь меня.
   - Нет. - И он крепко обнял ее. - Вот этого я не сделаю. Мы пойдем вместе.
Я здесь, с тобой. Здесь и с тобой.
   - Но я не хочу...
   Однако  Тори  пошла.  Инстинкт  самосохранения  умолк.  Она   больше   не
сопротивлялась. А образы и формы приобретали все более зримые формы.
   ...Звезды ослепительно сияют над головой. И  жара  окутывает  ее,  словно
сжимает в кулаке...
   - Она разозлилась на свою подругу. Они  должны  были  поехать  вместе  на
уик-энд. Марси не пришла, ну что ж, тогда она одна поедет на попутке. Она не
позволит потаскушке Марси испортить ей путешествие. И тут подъехал он. И она
очень обрадовалась. Она устала, и ей хочется пить. А  он  как  раз  едет  до
Миртл-Бич.
   Тори умолкла, чтобы перевести дух.
   - Он подает ей бутылку "Джек Блэк". И она делает глоток. Большой,  долгий
глоток, чтобы утолить жажду. И радуется. Как это здорово - ехать в машине  и
пить виски... Он, наверное, ударил ее бутылкой по голове. Господи! Больно!
   Тори пошатнулась и подняла руку к голове. Рот наполнил вкус крови.
   - Нет. Не надо!
   Кейд снова прижал ее к себе, удивляясь, что она не выскользнула у него из
рук, как делала обычно.
   - Не вижу. Не могу. Он пустое место. Какой-то провал. Подожди. Подожди...
   Тяжело дыша, она вырвалась из его рук. Затошнило сильнее,  но  она  снова
опомнилась. И снова увидела.
   - Он затащил ее сюда... О, я не могу. Я просто не могу.
   - И не надо. Все в порядке. Пойдем к машине.
   - Он притащил ее сюда. Жалость и скорбь затопили ее.
   - Он ее насилует. И Тори закрыла глаза.
   - Ей больно и страшно, но она сопротивляется. Он опять  ее  бьет,  еще  и
еще, по лицу. Как  больно...  Он  тяжело  дышит...  Кончает.  Пахнет  потом,
сексом, кровью. Бороться больше нет сил.
   Тори провела руками по лицу. Она должна ощутить  самое  себя,  вспомнить,
что она другая, не та.
   - Я его не вижу. Слишком темно. И она тоже его не видит. Даже  когда  его
руки хватают ее за горло и душат. Она уже почти  без  сознания  и  почти  не
сопротивляется. Все кончено... Она уже мертва.
   Тори отстранилась, и Кейд увидел ее лицо, бледное,  как  луна,  и  глаза,
серые, как дым.
   - Ей было всего шестнадцать.  Хорошенькая  девушка  с  длинными  светлыми
волосами по имени Элис; но ей не нравилось имя, и все звали ее Элли.
   Печаль и усталость обессилили ее вконец. Кейд  подхватил  ее  на  руки  и
понес. Тело было вялое, словно безжизненное. Потрясенный ее рассказом и тем,
как она совершенно недвижимо лежит у него на руках, он ускорил шаг. Если  ее
поскорее унести отсюда, с этого места, думал  он,  она  очнется,  ей  станет
лучше.
   Он осторожно опустил ее на сиденье, и  Тори  открыла  глаза.  Взгляд  был
темный, остекленелый.
   - Все в порядке, Тори. Я сейчас отвезу тебя домой. Он обошел автомобиль и
сел за руль.
   - Я отвезу тебя, а потом вернусь. Я найду  ее..,  найду.  Тори  потерянно
поглядела на него.
   - Но ее там нет. Это случилось давно. Кейд хотел было что-то сказать,  но
воздержался. Он вспомнил о другой жертве, и ему стало, как всегда, тошно.
   - На тебя всегда так накатывает? Ниоткуда?
   - Иногда.
   - Это ужасно.
   - Терпимо, но отнимает силы, начинает тошнить. Но боли не причиняет.
   - Нет, причиняет. - И он потянулся, чтобы включить зажигание.
   - Кейд, - и она тронула его руку, - это было, как... Прости, что я  опять
тебе напомнила, но ты должен знать. Все произошло как с Хоуп. Вот почему  на
меня так сильно подействовало.
   - Знаю.
   - Нет, ты не понимаешь. Человек, который убил эту бедную девушку, тот  же
самый, что убил Хоуп.

ЧАСТЬ II

Прогресс

   Если вы хотите понять, что такое Революция, зовите ее Прогрессом; если вы
хотите понять, что такое Прогресс, зовите его "Завтра".
   Виктор Гюго

Глава 11

   ...Не хочу  этому  верить.  Существуют..,  десятки  разумных,  логических
причин, почему Тори может заблуждаться.
   Могу изложить на бумаге пункты, почему Тори ошибается и которые я был  не
в состоянии убедительно ей прошлым вечером высказать. Знаю, что тем самым  я
предавал ее. Я понял это по  тому,  как  она  на  меня  посмотрела  и  снова
укрылась за баррикадой молчания. Однако то, что  она  рассказала,  заставило
меня вспомнить то давнее лето, когда все в мире переменилось.
   Может быть, мне станет легче, если я напишу о Хоуп. Вот я сижу за  столом
отца, таким - именно отцовским - он останется в сознании всех, в том числе и
моем, и могу снова, сквозь дни, месяцы и годы,  вернуться  к  тому  времени,
когда мне всего двенадцать.
   В то утро, как всегда, я исполнил все свои обязанности.  Отец  был  очень
строг в этом отношении и  неустанно  вбивал  мне  в  голову,  чего  от  меня
ожидает. По крайней мере так было всегда до того, как мы  потеряли  Хоуп.  Я
отправился вместе с ним осмотреть хлопковые поля.
   Вскоре после полудня освободился.
   Когда отец отпустил меня в тот день,  я  взял  велосипед,  подаренный  на
Рождество, и помчался сквозь плотную  завесу  влажной  духоты  к  Уэйду.  Мы
устроили себе хижину на старом сикоморе во дворе Уэйда. Дуайт  и  Уэйд  были
уже там. Они пили лимонад  и  читали  комиксы.  Было  слишком  жарко,  чтобы
заниматься еще чем-нибудь. Однако мама Уэйда не могла оставить нас в  покое.
Она все время выходила из дома и громко окликала, и спрашивала, не хотим  ли
мы того или другого. Мисс Бутс всегда отличалась  добротой,  но  ужасно  нам
надоедала в то лето, когда мы были на грани возмужания.
   Мы сбежали из своего дома и направились к реке. Мы, словно кто-то  дергал
нас за язык, отпускали грубоватые шуточки, глядя на  толстую  белую  задницу
Дуайта, а он в ответ сравнивал наши мужские принадлежности с разными  вялыми
корнеплодами.  Естественно,  от   подобных   разговоров   мы   пребывали   в
истерическом веселье. Мы также обсуждали разные важные вопросы: кто  сильнее
- Супермен  или  Бэтмен?  И  как  уговорить  одного  из  отцов  свозить  нас
посмотреть фильм "Пятница. Тринадцатое число". И  кто  победит  в  очередном
бейсбольном матче.
   После четырех, наверное, когда  мы  объелись  полусгнившими  персиками  и
незрелыми грушами, Дуайт сказал,  что  ему  надо  домой.  Из  Лексингтона  с
визитом приезжала его тетя Шарлотта, и к ее приезду он должен был вымыться и
переодеться.
   Вскоре и мы с Уэйдом расстались, он пошел в  город,  а  я  в  "Прекрасные
грезы".
   По дороге мне встретилась Тори. У нее не было велосипеда. Она  шла  домой
пешком навстречу мне. Шла она босиком, ноги были в пыли, а из платья она уже
выросла. В то время я не очень обращал внимание на такие подробности,  но  я
отчетливо помню, как выглядела Тори в тот день. Большие серые глаза смотрели
прямо на меня, когда я молча промчался мимо нее. Я и минуты не мог потратить
на разговор с  девочкой,  не  роняя  своего  мужского  достоинства.  Однако,
помнится, я оглянулся и посмотрел ей вслед.
   Хоуп сидела на веранде и играла сама  с  собой  в  пинг-понг.  Интересно,
современные девочки  играют  в  пинг-понг?  Хоуп  играла  сногсшибательно  и
обыгрывала всех, кто осмеливался бросить ей вызов.  Она  и  меня  попыталась
заманить, даже обещала дать мне фору, и я, разумеется, оскорбился до глубины
души. Я сказал, что ее "мячики" - игра для  малышей  и  у  меня  есть  более
важные заботы. Она засмеялась, и я вошел в дом под  стук  мячика.  Теперь  я
отдал бы год жизни, если бы мог опять вернуться в  тот  момент  и  потерпеть
сокрушительное поражение. Вечер тогда прошел как  обычно.  Лайла  спровадила
меня криками и угрозами принимать ванну, говоря, что от меня пахнет, как  от
скунса.
   Мама была в большой гостиной: я  это  понял,  услышав  звуки  ее  любимой
музыки. Я не пошел к ней, зная по опыту, что  она  не  одобряет  присутствие
потных и дурно пахнущих мальчишек в своей  нарядной  гостиной.  Это  смешно,
насколько мы трое, Уэйд, Дуайт и я, были  послушными  сыновьями  и  во  всем
подчинялись матерям, которые властно управляли нами. Мать Уэйда - постоянным
нежным беспокойством, мать Дуайта - с помощью неиссякаемых запасов печенья и
конфет и моя - благодаря твердой убежденности, что позволительно, а что нет.
Прежде я всего этого не понимал, а сейчас, полагаю, это не имеет значения.
   В тот вечер главным делом было избежать материнского неодобрения, поэтому
я сразу устремился к лестнице. Фэйф сидела  у  себя  в  комнате,  наряжая  в
затейливое платье одну из своих многочисленных Барби.
   Я принял душ, так как считал, что ванны существуют только для девчонок  и
морщинистых старцев, переоделся  в  чистое,  причесался,  напряг  бицепсы  и
посмотрелся в зеркало. А потом спустился вниз.
   На ужин у нас были цыплята. Жареные цыплята с картофельным пюре, подливой
и свежим, только что собранным  зеленым  горошком.  Фэйф  его  не  любила  и
отказалась, что ей могли бы и простить, но она завелась, как  часто  с  Фэйф
случалось, надерзила маме и была с позором изгнана из-за стола. После  ужина
я вышел на двор, поискать место для крепости, надеясь, что папа позволит мне
ее построить. До сих пор  все  мои  попытки  в  этом  направлении  кончались
провалом, но я думал, что если найду подходящее местечко,  где  крепость  не
будет  мозолить  глаза,  то  папа   согласится.   Именно   во   время   этой
рекогносцировки я наткнулся за камелиями на велосипед Хоуп. Я  ничуть  этому
не удивился, догадавшись, что в эту ночь она собирается  тайком  ускользнуть
из дома и где-нибудь встретиться с Тори, они страшно в то лето секретничали.
Она и раньше устраивала такие вылазки, и  я  не  осуждал  ее  за  это.  Мама
относилась к дочерям гораздо строже, чем к сыну. Поэтому я ничего никому  не
сказал о велосипеде и сосредоточился на мысли о своей крепости.
   А ведь одно лишь мое слово, и ее  планы  могли  быть  нарушены.  Она  бы,
конечно, метнула на меня сердитый взгляд из-под густых ресниц  и  отказалась
бы со мной разговаривать день-другой, если бы смогла выдержать.  Но  она  бы
осталась жива.
   В сумерках я вернулся в дом и прочно засел перед телевизором  с  глубокой
миской чипсов. Когда, объевшись, с набитым животом и слипающимися глазами  я
лег спать, моя сестра была уже мертва...

***

   Больше Кейд не смог написать ни строчки. Он погасил  настольную  лампу  и
при лунном свете,  падавшем  в  окна,  спустился  по  винтовой  лестнице  из
кабинета в башне вниз. Ему необходимо поспать,  потому  что  после  утренних
работ его ожидает несколько деловых встреч. И еще, напомнил  он  себе,  надо
взять  с  собой  несколько  образчиков  ткани,  показать  Тори  и  оговорить
предложение. Если ему удастся сделать все намеченное, то завтра  вечером  он
сможет с ней встретиться. Входя в комнату, он взвесил в руке конверт,  затем
зажег свет и положил конверт в кейс, который всегда брал  с  собой.  Он  уже
расстегивал рубашку, когда слабый ветерок  донес  до  него  запах  табачного
дымка. Кейд посмотрел на двери,  выходящие  на  террасу.  Они  были  закрыты
неплотно, и сквозь стекло мерцал огонек сигареты.
   - А я все думала, сойдешь ты когда-нибудь или нет, - и Фэйф обернулась  к
нему.
   - Почему ты не куришь под своим собственным окном?
   - Но у меня нет такой великолепной террасы, как у хозяина дома.
   Терраса тоже была сучком в ее глазу. Он  давно  согласился,  что  терраса
больше пригодилась бы ей, ему все равно некогда было на ней  сидеть.  Однако
не стоило воевать по этому поводу с матерью, которая настояла,  чтобы  после
смерти отца терраса принадлежала ему, как хозяину поместья.
   Фэйф медленно затянулась.
   - Ты все еще на меня злишься? Я тебя не осуждаю. Я вела себя по-свински.
   - Если это извинение, прекрасно... А теперь уходи и дай мне лечь спать.
   - А я сплю с Уэйдом.
   -  Господи  Иисусе.  -  Кейд  прижал  кончики  пальцев  к  векам.  -   Ты
воображаешь, что мне следует об этом знать?
   - Я открыла один из твоих  секретов,  поэтому  сообщаю  тебе  мой.  Чтобы
сравняться с тобой.
   - Я возьму это на заметку и  дам  объявление  в  газете.  Уэйд!  -  И  он
опустился в шезлонг на террасе и сгорбился. - Черт побери.
   - Ну, ты не очень расстраивайся по этому поводу. Мы ладим  с  ним  просто
замечательно.
   - И так будет, пока ты не сжуешь его заживо и не выплюнешь кости.
   - Но это не входит в мои планы. - И  Фэйф  невесело  рассмеялась.  -  Это
происходит само собой. - Она бросила окурок через железные перила, нисколько
не заботясь о том, что это не понравится матери. - Мне с ним хорошо.  Что  в
этом дурного?
   - Да нет, ничего. Это дело твое.
   - Как у тебя с Тори.
   Она подошла и нагнулась к нему, так  что  их  глаза  оказались  на  одном
уровне.
   - Извини, Кейд. Гадко говорить такое, и я хочу взять свои слова обратно.
   - Ты всегда так говоришь.
   - Однако в половине случаев я только говорю, но так не думаю. На этот раз
я говорю искренно.
   Взгляд его был скорее усталый, чем сердитый,  и  Фэйф  потрепала  его  по
голове, как всегда, завидуя, что они такие густые и волнистые.
   - Ты не должен обращать внимание на маму. Это не  ее  дело,  давать  тебе
советы, как себя вести. Даже если она права, что вполне возможно.
   Он вдохнул в себя аромат цветущего жасмина.
   - Она не права.
   -  Ну,  я  меньше  всего  могу  давать  советы  касательно  романтических
увлечений...
   - Вот именно. Фэйф выгнула бровь:
   - Ух ты, прямо нож в сердце, но, прежде чем я истеку кровью, я скажу, что
нашей семье  и  без  того  досталось,  незачем  отягощать  ее  существование
дополнительным бременем в лице Тори Боден.
   - Она часть того, что случилось тогда ночью.
   - О господи, Кейд, мы все были ненормальные задолго до смерти Хоуп.
   Он так расстроился от этого заявления и выглядел таким усталым,  что  она
едва не обратила все в шутку. Однако Фэйф много размышляла об  этом  еще  до
приезда в город Тори, и теперь настало время все высказать.
   - Тебе не кажется, - она была  взвинченной,  поэтому  голос  у  нее  стал
пронзительным, - что мы прокляты с момента рождения, все трое. Мама  и  папа
тоже. Ты думаешь, они заключили брак по любви? Ты предпочитаешь так считать,
хотя тебе известно, что все не так.
   - Но, Фэйф, у них был хороший брак, пока...
   - Хороший брак? - Она вскочила и вытащила пачку сигарет из кармана. - Что
ты хочешь этим сказать? Что они хорошо подходили друг  другу?  Или  это  был
брак по расчету между самой  большой  и  богатой  плантацией  и  богатой  же
наследницей? Ладно, пусть  это  был  хороший  брак.  Может  быть,  они  даже
нравились друг другу. Хотя бы сначала. Они также исполнили свой  долг,  -  с
горечью добавила она. - Родили нас.
   - И справились с этим так хорошо, как могли.
   - Но, может быть, это меня не устраивает. И я не вижу причины, почему  ты
должен радоваться тому, что они тебе дали. Разве ты имел право выбора, Кейд?
Всю жизнь тебя воспитывали как будущего хозяина "Прекрасных грез". А если ты
предпочел бы стать слесарем?
   - Да, я всю жизнь втайне об этом мечтал. Всегда с восторгом чинил текущие
краны.
   Фэйф рассмеялась и немного смягчилась:
   - Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.  Тебе  даже  не  дали  шанса
выбирать. Ты был единственным сыном, и твой путь был предопределен.  У  тебя
просто не было возможности возразить: "А я хочу стать гитаристом и наяривать
в оркестре рок-н-ролл".
   На этот раз рассмеялся Кейд, а она вздохнула и оперлась на  ограду.  Фэйф
вспомнила, почему так часто  приходила  к  брату  в  комнату  и  искала  его
общества. Он умел слушать.
   - Неужели ты не видишь, Кейд, что родители создали нас такими,  какие  мы
есть? Я уже в детстве сообразила, что наш дом - это  тренировочная  площадка
для будущих добродетельных жен и выгодных браков,  наподобие  того,  который
заключила мама.
   И Фэйф пристально оглядела кончик сигареты.
   - Состоятельный муж, приятный дом. Конечная  цель  жизненных  устремлений
для  женщины  согласно  своду  лэвелловских  правил.  А  я   не   собиралась
превращаться уже к тридцати годам в загнанную,  высохшую  хозяйку  приятного
дома. Вот я и сбежала  из  дому  с  первым  же  юнцом,  который  сделал  мне
предложение. Я вышла за него замуж и развелась, когда мне еще не исполнилось
двадцати.
   - И ты достала этим родителей, не так ли? - пробормотал Кейд.
   - Да, достала. И вторым своим замужеством,  и  разводом.  Ведь,  в  конце
концов, меня и готовили к замужеству. Конечно, это был не такой брак, как  у
мамы. И вот я опять здесь. Мне двадцать шесть  лет,  и  на  моем  счету  два
поражения. И нет для меня места на земле, вот только этот дом.
   - Да, ты живешь в этом доме, тебе двадцать шесть, ты красива и  обладаешь
достаточным житейским опытом, чтобы не повторять прошлых ошибок. Ты  никогда
не просила своей  доли  в  наследстве,  ни  от  плантации,  ни  в  фабричном
производстве. Но если ты захочешь чему-то научиться, захочешь работать...
   Она   так   на   него   взглянула,   что    Кейд    осекся.    Это    был
невозмутимо-снисходительный взгляд.
   - Ты один прекрасно справляешься за всех остальных, а  я  ленива,  и  мне
нравится быть ленивой. Вскоре я подыщу себе богатого старичка и  так  очарую
его, что он на мне женится. А потом останусь богатой вдовой, и это положение
мне подойдет лучше всего. "Так же, как это подошло маме", - подумала  она  с
горечью.
   - Ты достойна гораздо большего, Фэйф.
   - Ты заблуждаешься, милый братец. Может быть,  все  сложилось  бы  иначе,
если бы Хоуп не погибла.
   - Я бы этого ублюдка задушил собственными руками, - пробормотал Кейд.
   - Ты думаешь, только он виноват? - тихо спросила Фэйф. -  А  может  быть,
она не ушла бы тогда из дома, в ту ночь,  в  поисках  приключений  вместе  с
Тори, если бы ее не держали взаперти? Ты думаешь, она  вылезла  бы  из  окна
ночью, если могла бы отправиться открыто с кем угодно и куда угодно утром? Я
знала ее лучше, чем все остальные.  Так  всегда  бывает  с  близнецами.  Она
покорно сидела за решеткой днем, поэтому и вырывалась  ночью.  И  когда  она
погибла, с ней погибла иллюзия стабильности и благоденствия в этом доме. Еще
и потому, что они ее любили больше, чем нас с тобой, ты же знаешь.
   Фэйф поджала губы и бросила очередную сигарету за решетку террасы.
   - Не могу сказать, сколько раз родители смотрели на меня, у которой  было
лицо Хоуп, и я видела по их глазам, что  они  при  этом  думали.  Почему  на
болоте погибла не я, а Хоуп.
   - Нет, не говори так. - Кейд вскочил с места. - Это не  правда.  Никто  и
никогда так не думал.
   -  Нет,  я  знаю,  о  чем  говорю.  Я  постоянно  напоминала   им   своим
существованием о смерти Хоуп. И мне этого никогда не могли простить.
   - Нет, - он нежно коснулся ее щеки. - Нет, глядя на тебя,  они  видели  в
тебе, какой могла стать Хоуп.
   - Но я не могла ею стать, Кейд. - И на глазах ее сверкнули слезы.  -  Она
была их общим достоянием, ни я, ни ты так их не связывали. Однако ее  утрату
они разделить не смогли. Каждый переживал  ее  гибель  в  одиночестве.  Папа
выстроил ей святилище и нашел утешение в  постели  другой  женщины.  А  мама
становилась все холодней и жестче  душой.  А  мы  с  тобой  шли  путем,  нам
предназначенным. И вот сейчас, ночью, мы рассуждаем с тобой о жизни,  и  нам
некого любить. И никто нас не любит.
   Ему больно было слышать это, ведь Фэйф говорила правду.
   Она прислонилась к нему, и он обнял ее.
   - Никто из нас никого не любил, во  всяком  случае,  так,  чтобы  вернуть
своей душе покой и мир. Может быть, мы любили Хоуп, может быть, уже тогда мы
знали, что именно с ней связан на