ище,  говорят,  было  не  из
приятных.
   - А насильника поймали?
   Тори уже знала ответ, но должна была его услышать.
   - Нет, и дело еще не закрыто.
   - А дата? Когда ее убили?
   - Это случилось 23 августа 1990 года.
   - Господи. - И холодок пробежал по телу Тори,  он  проник  в  сердце,  до
мозга костей.
   - Тори, в чем дело? Что с тобой?
   - Я сейчас не  могу  тебе  всего  объяснить.  И  должна  тебя  попросить,
Абигейл, снова использовать свои связи.  Может,  ты  выяснишь,  не  было  ли
совершено подобного преступления за шесть лет до убийства Элис и десять  лет
спустя? И можно ли установить дату совершения таких убийств? Примерно  тогда
же, в августе...
   - Хорошо, Тори, я наведу справки, но, когда я так  или  иначе  узнаю,  ты
должна будешь мне все объяснить.
   - Но сначала мне нужен ответ. Извини, Абигейл, но мне этот  ответ  просто
необходим.
   И она резко положила трубку на рычаг. 23  августа  1990  года.  Ровно  за
восемь лет до этого была убита Хоуп. В 1990 году, летом, ей  бы  исполнилось
шестнадцать лет.

Глава 13

   Живые приносят мертвым цветы, благородные лилии или  простые  маргаритки,
однако, положенные на землю, они быстро умирают. Тори никогда  не  понимала,
зачем оставлять то, что вянет  и  погибает,  на  могиле  любимого  человека.
Очевидно, это служит утешением оставшимся жить.
   Она принесла Хоуп не цветы. Она принесла то, что хранила  все  эти  годы.
Маленький стеклянный шар, где скакал крылатый конь, а если шар  потрясти,  в
нем сверкали серебряные звезды. Это был последний подарок на  день  рождения
от погибшей подруги.
   Тори подошла к могиле, которую осенял ангел с арфой в руках.
   - Здравствуй, Хоуп.
   Она преклонила колени в мягкой траве и села на пятки. Дул теплый,  мягкий
ветерок, пахло расцветающими розами, высаженными за спиной ангела.
   - Прости, что не приходила. Я долго откладывала эту встречу, но  все  эти
годы очень много думала о тебе. У меня больше никогда не было такого  друга,
как ты, которому, как тебе, я  могла  бы  все  рассказать.  Это  было  такое
счастье - дружить с тобой.
   Она закрыла глаза и предалась воспоминаниям, а некто следил за ней  из-за
деревьев. Некто, сжавший кулаки так крепко,  что  побелели  суставы.  Некто,
знавший, что это такое - желать невыразимого, того, о чем  нельзя  говорить.
Жить год за годом с  затаенным  в  сердце  желанием  вкусить  это  снова,  и
чувствовать, как сердце может разорваться от желания и  от  возможности  его
удовлетворить. Прошло шестнадцать лет, и  она  вернулась.  Он  будет  ждать,
будет за ней следить, зная, что однажды она снова вернется туда, где все это
началось.
   До чего же они были хороши вдвоем, Хоуп и Тори. Тори и Хоуп. Темноволосая
и белокурая, избалованная и  затравленная.  Ничто  прежде,  ничто  потом  не
приносило  ему  такого  волнующего  ощущения,  которое  он  испытал   в   ту
августовскую ночь. Он снова попытался вернуть себе  то  ощущение.  Так  было
всегда, когда внутреннее, обжигающее, как пламя,  напряжение  возрастало  до
предела. Тогда он пытался ощутить все заново, воскресить  то  пронзительное,
невыразимое торжество.
   Ничто не могло с ним сравниться.
   А вот теперь Тори представляет угрозу. Он может расправиться с ней быстро
и легко, но тогда исчезнет острое ощущение жизни на краю пропасти. Может, он
все прошлые годы  ждал  именно  этого  ощущения.  Может  быть,  он  ждал  ее
возвращения, он хотел, чтобы она пришла сюда.
   Нет, он подождет до августа, до знойной августовской ночи,  и  все  будет
так, как было восемнадцать лет назад. Он, конечно, мог бы  прикончить  ее  и
раньше. Однако он верит в символы и совпадения. Это должно свершиться здесь,
где все началось. И, наблюдая за ней, он расстегнул "молнию", запустил  руку
в ширинку и довел себя до кульминации, как бывало  давно,  когда  он  тайком
следил за Тори. Хоуп и Тори. Тори и Хоуп.
   "Там, где это началось, - подумал он, - там оно должно и кончиться".
   Дрожь пробежала по ее телу, словно кто-то провел холодным как лед пальцем
от  затылка  до  конца  позвоночника.  Неприятное  чувство  заставило   Тори
оглянуться, но она отнесла его за счет кладбищенской обстановки и  невеселых
раздумий. Ведь, в конце концов, она здесь в чужих владениях, она  непрошеная
гостья в обители  мертвых.  Темнело.  Набрякшие  серые  облака,  наплывая  с
востока, грозили закрыть солнце. Ночью  пройдет  долго  ожидаемый  фермерами
дождь.
   Пора идти.
   - Я так потом страдала, что не пришла в ту  ночь.  Я  должна  была,  даже
несмотря на порку. Если бы я собралась с силами и вылезла тогда в окно,  то,
может быть, спасла нас обеих. Но так ли это, я никогда о том не узнаю.
   Пели птицы. Сильный, настоятельный хор, казалось, совсем не вязался с тем
местом, где звучал, однако, напротив, все было гармонично и цельно. Все  так
и должно быть: птицы, ленивое жужжание пчел на розах и сильный  животворящий
запах самих роз.
   Она снова повернула стеклянный шар так, что серебряные  звезды  пришли  в
движение.
   - Но я вернусь, Хоуп. Чего бы это мне ни стоило, я вернусь. И сделаю все,
чтобы покончить с этим кошмаром. Я никогда не говорила тебе,  как  много  ты
для меня значишь, как твоя  дружба  оживила  мое  сердце  и  как  оно  снова
закрылось для всех, когда я тебя потеряла. Я снова  хочу  распахнуть  его  и
стать такой же, как была с тобой.
   Она опять оглянулась на деревья и башни "Прекрасных  грез",  вздымавшиеся
над листвой. У нее возникло ощущение, словно кто-то оттуда за ней наблюдает.
Ну и пусть. Пусть следят. Пусть ждут. Она посмотрела  на  ангела,  потом  на
могильный камень.
   - Его так и не нашли. Того негодяя, кто это сделал с тобой. Я  постараюсь
его найти.
   Тори еще раз повернула шар и положила у ног ангела так, что крылатый конь
снова взлетел, а звезды засверкали. А потом ушла.
   Дождь уже разошелся вовсю, когда Кейд свернул с шоссе на дорогу,  ведущую
к Дому на болоте.
   Он недоуменно сдвинул брови, увидев, что красный "Мустанг", за которым он
ехал по шоссе, тоже свернул к дому Тори. Он въехал за ним во двор и  увидел,
что из "Мустанга" вылез Джей Ар.
   - Ну, как она тебе? - широко  ухмыльнулся  Джей  Ар  и  любовно  погладил
блестящий капот, когда Кейд подошел поближе.
   - Ваша?
   - Подцепил ее сегодня утром. Бутс говорит, что  у  меня  начался  мужской
климакс. Женщины, по-моему, смотрят чересчур много медицинских передач. А  я
ей сказал, что если машину легко вести и она по карману, то почему бы ее  не
купить. Какой от этого вред?
   - Да, настоящая красотка.
   Дождь лупил вовсю,  но  мужчины  подошли  к  капоту,  чтобы  полюбоваться
мотором.
   - Да, мощная машина, - кивнул восхищенный Кейд. - Сколько она выжимает?
   - Между нами, мальчиками, говоря, я выжал на ней девяносто  пять,  и  она
даже не запылилась. А ручки какие, а  линии!  Я  вчера  поехал  в  Бродерик,
продавать свой седан, и  уже  хотел  купить  новый,  как  вдруг  увидел  эту
малютку.
   Джей Ар снова любовно похлопал автомобиль по капоту и взглянул на дом.
   - Ты заехал повидаться с Тори?
   - Да, хотелось бы.
   - Хорошо. У меня есть новости, которые ей могут не понравиться,  так  что
друг рядом Тори не помешает.
   - В чем дело, что случилось?
   - Ничего страшного, Кейд, но эти вести ее взволнуют.
   Он поднялся на крыльцо и постучал.
   - Чудно это, стучать в дверь к родным, но сестра меня к этому приучила. А
вот и моя девочка! - сказал он ласково, когда Тори отворила дверь.
   - Дядя Джимми! Кейд? - Она удивленно посмотрела на них и отступила назад,
пропуская мужчин в дом. - Входите, а то промокнете.
   - Повстречал Кейда и похвастался своей новой машиной.
   Тори высунулась из двери, чтобы тоже взглянуть.
   -  Она  совсем..,  игрушечная,  -  вырвалось  у  нее,   но   она   быстро
спохватилась.  Подобное  сравнение  дяде  не   понравилось   бы.   -   Очень
впечатляющая, - сразу же поправилась она.
   - Мурлыкает, точно большая старая кошка. В первый же погожий день я  тебя
покатаю, - пообещал Джей Ар.
   - Хорошо бы. - Тори хотелось побыть одной, болела голова, но она не могла
показать себя негостеприимной хозяйкой. - Не пройти ли  нам  на  кухню?  Там
есть где сидеть, и я только что заварила чай.
   - Звучит заманчиво, но я не хочу тебе наследить.
   - Об этом не беспокойтесь. - И она  повела  их  на  кухню,  надеясь,  что
таблетка аспирина  сделает  свое  дело.  -  У  меня  есть  печенье,  правда,
покупное.
   - Пожалуйста, ни о чем не беспокойся, детка, я сразу от тебя поеду домой.
   Но Тори уже выкладывала печенье на тарелку. Джей Ар тут же взял одно.
   - Бутс теперь ничего сладкого не покупает. Она на диете, а  значит,  и  я
тоже.
   - Тетя Бутс прекрасно выглядит, -  и  Тори  достала  чашки,  -  и  ты  за
компанию.
   - Я ей твержу об  этом,  но  она  каждое  утро  взвешивается,  как  будто
один-два лишних фунта - это светопреставление. Пока  она  не  успокоится,  я
буду на кроличьих кормах. - И он взял второе печенье. - Просто  удивительно,
что я еще не дергаю носом, как кролик.
   Он подождал, пока Тори нальет чай, и сел.
   - Слышал, что твой магазин уже готов  к  открытию,  но  минутки  не  могу
урвать, чтобы самому заехать посмотреть.
   - Надеюсь, вы сможете заехать в субботу.
   - Да уж, не упущу такой возможности. - Он пригубил чай, поерзал на стуле,
вздохнул и начал:
   - Тори, мне очень неприятно тебя огорчать, но, кажется, ты должна  знать,
что к чему.
   - Будет лучше, если вы скажете все прямо и откровенно.
   - На днях мне позвонила твоя мать. Она, видно, в большом шоке, иначе, как
ты понимаешь, не стала бы мне звонить. Мы перезваниваемся очень нерегулярно.
   - Она больна?
   - Нет, дело не в этом. Это связано с твоим  отцом.  Сдается,  он  недавно
попал в переделку. - Джей Ар умолк и принялся вращать чашку на блюдце, затем
посмотрел на Тори:
   - По всей видимости, он напал на женщину.
   Тори снова услышала  свист  ремня.  Три  жестоких  удара...  Руки  у  нее
дрогнули, но она сдержанно спросила:
   - Напал?
   - Твоя мать сказала, что  это  все  не  так,  и  мне  пришлось  буквально
вытягивать из нее каждое слово. Она  рассказала,  что  есть  некая  женщина,
которая заявила, будто твой отец очень грубо с ней обошелся, что он хотел..,
э.., опозорить ее.
   - Он пытался изнасиловать эту женщину? Чувствуя  себя  очень  несчастным,
Джей Ар снова заерзал на стуле.
   - Ну, Сара прямо этого не говорила. Но что  бы  там  ни  случилось,  Хэна
арестовали.  Он  опять  стал  сильно  пить.  Его   отпустили   под   условие
принудительного лечения от алкоголизма. Думаю, ему это  не  понравилось,  но
выбора не было. - Джей Ар отхлебнул из  чашки,  чтобы  промочить  пересохшее
горло. - Но недели две назад он слинял.
   - Слинял?
   - Его нет дома. Сара сказала, что не видела его больше  двух  недель.  Он
нарушил условие, под которое был отпущен на свободу, и теперь его посадят  в
тюрьму.
   Джей Ар машинально опустил  печенье  в  чай,  чего  Бутс  никогда  бы  не
позволила, потому что так делать воспитанным людям не полагается.
   - Твоя мать просто сходит с ума. Завтра я собираюсь поехать навестить  ее
и как следует выяснить, что к чему.
   - И вы считаете, что я должна поехать с вами?
   - Это, миленькая, ты сама  должна  решить.  Думаю,  что  я  и  один  могу
справиться.
   - А я думаю, что нет необходимости справляться вам одному. Я тоже поеду.
   - Что ж, мне приятнее ехать в компании. Но я собираюсь выехать  пораньше.
Ты будешь готова к семи?
   - Да, конечно.
   - Хорошо. - Он неуклюже встал из-за стола. - Мы вдвоем  все  уладим,  вот
увидишь. Значит, утром я за тобой заеду. Нет-нет, сиди и пей чай. -  И  Джей
Ар погладил ее по голове, прежде чем она успела встать. - Провожать меня  не
надо.
   - Он стесняется,  -  тихо  сказала  Тори,  когда  хлопнула  дверь.  -  Он
стесняется из-за себя, меня и моей матери. А  так  как  он  слышал  сплетни,
распространяемые Лисси Фрэзир, то решил, что нас надо оставить вдвоем.
   Кейд во все глаза смотрел  на  ее  бесстрастное  лицо.  Никакой  реакции.
Удивительное самообладание.
   - Ты удивляешься, почему я не слишком беспокоюсь за родителей?
   - Нет, но мне любопытно знать, по какой причине ты  не  беспокоишься  или
почему ты решила никак не проявлять своего беспокойства.
   - Зачем? То, что сделано, - сделано. Мать  предпочитает  не  верить,  что
отец совершил проступок, за который его арестовали. Но он, конечно, виноват.
Когда он пьет, свойственная  ему  агрессивность  выплескивается  за  границы
дома.
   - Он бил твою мать? Тори криво улыбнулась:
   - Когда я не вертелась под ногами. Тогда бить мать не было необходимости.
   Кейд кивнул. Он знал. Он знал это с того самого утра, когда она пришла  к
их дому и рассказала про Хоуп.
   - Тебя бить было сподручнее?
   - Но он уже давно не имеет такой возможности. Поэтому бьет теперь ее.
   - И ты винишь себя за это?
   - Нет, не виню.
   Взгляд у него был цепкий, пристальный, и она закрыла глаза.
   - Я уверена, он использует ее как боксерскую грушу после моего бегства из
дома. И я ничего не сделала, чтобы это изменить. Никто из них,  правда,  мне
бы не позволил изменить это, но  я  и  не  пыталась.  С  тех  пор,  как  мне
исполнилось восемнадцать, мы виделись только дважды.  Первый  раз,  когда  я
жила в Нью-Йорке и была счастлива. Я думала, что мы сможем хотя  бы  немного
поправить наши  отношения.  Родители  жили  в  трейлере,  вблизи  границы  с
Джорджией. Уехав из Прогресса, мы много раз переезжали.
   Она так и сидела, закрыв глаза, а дождь барабанил по крыше.
   - Я потеряла счет местам, где мы побывали. Все время чужие  школы,  чужие
комнаты и лица. Я ни с кем не могла как следует сблизиться, но  мне  это,  в
общем, было безразлично. Я просто копила деньги и терпела до той поры, когда
по закону можно будет уехать, иначе он заставил  бы  меня  вернуться  и  как
следует расплатиться за своеволие.
   - Но разве ты не могла попросить о помощи? Бабушку, например?
   - Он бы и ее избил.
   Тори открыла глаза и посмотрела прямо в лицо Кейду.
   - Он ее боялся по той же причине, почему боялся меня, и дурно  бы  с  ней
обошелся. А мать всегда была на его стороне. Всегда. Вот почему я с ней даже
не попрощалась, когда уезжала.  Он  бы  этого  не  потерпел,  а  я  не  могу
объяснить никому  и  никогда,  как  меня  мучил  страх,  который  все  время
диктовал, что и как думать, как действовать, что можно говорить, что нельзя.
Еще чаю хочешь?
   - Сиди, я сам. - Он встал и поставил  чайник.  -  Рассказывай,  что  было
дальше!
   - Я  и  словом  не  обмолвилась,  что  собираюсь  уезжать,  хотя  заранее
спланировала каждый свой шаг. Я собрала вещи,  удрала  из  дома,  когда  они
спали, добралась до автобусной станции и купила билет  до  Нью-Йорка.  Когда
взошло солнце, я была уже далеко и думала, что  никогда  не  вернусь,  но..,
через два года приехала повидаться с ними. У меня была работа, мне  прилично
платили, и у меня было свое жилье. Крошечный  чуланчик,  можно  сказать,  но
свой. Приближался отпуск, и снова я  села  в  автобус  и  поехала  опять  на
границу Джорджии, чтобы повидаться с ними. Ну, может быть,  и  затем,  чтобы
похвастаться тем, чего я достигла. Я отсутствовала два года, но через минуту
мне стало казаться, что я и не уезжала.
   Он понимающе кивнул. Он уехал в колледж и стал мужчиной,  надо  полагать,
за четыре года учебы, а когда вернулся, все  было  как  прежде.  Однако  это
"прежде" ему было по нраву, он по нему очень скучал.
   - Все, что я ни  делала,  отец  осуждал.  "Вы  только  посмотрите,  какой
шлюховатый у нее вид! О, мне  известно,  какой  образ  жизни  она  ведет  на
Севере. Наверное, приехала домой, потому что забеременела от одного из  тех,
с кем валялась в постели..." Я была девственницей, но он не сомневался,  что
я  проститутка.  Однако  за  эти  два  года  я  стала  тверже  характером  и
возмутилась. Впервые в жизни я  осмелилась  восстать  против  него.  Остаток
моего отпуска я залечивала синяки на лице и, когда их можно было скрыть  под
макияжем, вышла на работу.
   - Господи Иисусе! Тори!
   - Он только раз меня ударил, но с его силищей этого было достаточно.
   Она  рассеянно  поднесла  руку  к  лицу  и  провела  пальцами  по  слегка
искривленной линии носа.
   - Он сбил меня с ног, и я ударилась о кухонный стол. Сначала  я  даже  не
поняла, что у меня  сломан  нос.  Когда  он  снова  на  меня  замахнулся,  -
продолжала Тори, - я схватила нож, лежавший в раковине. Большой кухонный нож
с черной ручкой. Но я не сознавала, что делаю. И  он,  наверное,  увидел  по
моему лицу, что я сейчас пущу его в ход. И пущу его в ход с радостью.  Тогда
он выскочил из трейлера, а мать побежала  за  ним,  умоляя  не  уходить.  Он
отшвырнул ее, как щепку, так что она упала в грязь, но  она  все  кричала  и
звала его. Господи, да она ползла за ним по грязи на  четвереньках.  Никогда
этого не забуду. Никогда.
   Кейд подошел к плите и снял вскипевший чайник. Чтобы дать ей  возможность
немного успокоиться, неторопливо насыпал чай и  залил  его  кипятком.  Потом
снова сел и стал ждать продолжения рассказа.
   - Выговорись, Тори. Отделайся от всего этого навсегда.
   - Хорошо.
   Успокоившись, Тори открыла глаза. Если  бы  она  увидела  в  его  взгляде
жалость, она не стала бы продолжать, но на нее смотрело само терпение.
   - Мне ее было жалко, но  в  то  же  время  я  чувствовала  отвращение.  И
одновременно ненавидела ее. Наверное, в ту минуту я  ее  ненавидела  больше,
чем его. Я положила нож и взяла сумку, которую даже не  успела  распаковать.
Ведь я пробыла у них меньше часа. Когда я вышла из трейлера,  мать  все  еще
сидела в грязи и плакала, но взглянула на меня сердито.
   "Зачем уезжаешь, ведь он опять разгневается? От тебя всегда  были  только
одни неприятности", - вот что сказала мне она.
   Я прошла мимо, не сказав ни слова. С тех пор мы не разговаривали. Она мне
родная мать, но все эти годы, с двадцати лет,  я  не  обменялась  с  ней  ни
словом.
   - Но это не твоя вина, - мягко сказал Кейд.
   - Я долго была под наблюдением психоаналитика и знаю, что я не  виновата.
И все же я была причиной того, что произошло. Думаю, отец мстил мне  за  то,
что я вообще живу на свете. И родилась такой, какая  я  есть.  Пока  разница
между мной и другими детьми не сказалась, он на меня не обращал внимания.  Я
была головной болью для матери, и он редко удостаивал меня тычка, но,  когда
заметил разницу, наверное, недели не проходило без насилия  с  его  стороны.
Нет, не сексуального, - пояснила Тори, заметив выражение его лица. - Да,  он
этого хотел, и это его пугало, поэтому он бил меня с особенной  жестокостью.
И получал, когда бил, извращенное удовольствие. В его натуре секс и  насилие
всегда были крепко-накрепко переплетены. Кейд встал и налил ей чаю.
   - Но ты сказала, что виделась с ними дважды.
   - Не с ними. С ним. Три года назад он приезжал в Чарлстон. Он  подошел  к
моему дому, выследив меня, когда я возвращалась с работы. И напал,  когда  я
выходила из машины. Я испугалась до смерти. Он сказал, что мать больна и  им
нужны деньги. Я ему не поверила. От него разило спиртным.
   Тори поднесла ко рту чашку  и  вдохнула  аромат  заваренного  чая,  чтобы
мысленно перебить тот, отвратительный запах.
   - Он схватил меня за руку выше локтя, как будто собирается вывихнуть  ее,
и предвкушение причиняемой боли уже его возбудило. Я подписала  ему  чек  на
пятьсот долларов там же, на улице, и  сказала,  что,  если  он  сделает  мне
больно, или попытается вломиться ко мне в дом, или придет ко мне на  работу,
я опротестую чек и он больше никогда не  получит  от  меня  денег.  Но  если
возьмет сейчас чек и сразу уйдет и никогда не вернется, то я ежемесячно буду
посылать им по сотне долларов.
   И она коротко рассмеялась.
   - Его так поразило предложение, что он меня отпустил. Я проскочила в  дом
и заперла двери. Всю но