знь была предсказуема  и  скучна.  До  тебя.  В  первый  раз,  как  ты
поцеловал меня, во мне что-то изменилось. Никто никогда так не действовал на
меня. И когда ты  дотрагиваешься  до  меня...  -  Она  медленно  прижала  их
сплетенные руки к своей груди. - Моя кожа пылает,  сердце  начинает  биться,
как сумасшедшее, а все внутри будто  тает.  Ты  не  ушел,  хотя  я  тебе  не
открыла. - Сибил осыпала его лицо поцелуями. - Ты принес мне розы. Ты  хотел
меня, правда?
   - Да, я хотел тебя, но не в...
   - Возьми меня. - Сибил откинула голову, чтобы видеть его чудесные  глаза.
- Я никогда еще ни одному мужчине  не  говорила  таких  слов.  Возьми  меня,
Филип... Просто возьми меня.
   Пустой бокал выскользнул из ее пальцев. Она обвила руками шею Филипа.  Не
в силах сопротивляться, он опустил ее на диван. И исполнил  то,  о  чем  она
просила.

***

   Тупая боль за глазами и  более  острая,  пульсирующая  в  висках,  вполне
заслуженны, решила Сибил, пытаясь утопить обеих мучительниц в горячем душе.
   Бог - свидетель, она никогда больше не злоупотребит никаким  алкоголем..,
только жаль, что наряду с похмельем  она  не  заработала  и  потерю  памяти.
Господи, она слишком ясно помнила, как  без  умолку  болтала  накануне.  Она
признавалась Филипу в том, в чем редко признавалась самой себе!
   А теперь придется посмотреть ему в лицо. Посмотреть в глаза  ему  и  тому
факту, что за один короткий уикенд она успела и нареветься в его объятиях, и
выболтать все свои самые сокровенные тайны, и предложить ему себя...  И  еще
придется признать, что она безнадежно  влюблена  в  него.  Что,  безусловно,
недопустимо. Недопустимо и опасно именно потому, что такие  сильные  чувства
возникли за такой короткий срок.
   Где ее хваленый здравый смысл? Бурный поток чувств нахлынул  на  нее  так
неожиданно, что она не успела отойти на  безопасное  расстояние,  не  успела
ничего проанализировать...
   Как только с Сетом все уладится, надо будет  немедленно  все  вернуть  на
свои места. И самое разумное - отдалиться на некоторое расстояние, вернуться
в Нью-Йорк.
   Несомненно, она придет в себя, как только окунется в  привычную  жизнь..,
какой бы унылой эта жизнь ей сейчас ни казалась.
   Сибил неспешно расчесала мокрые волосы, тщательно нанесла на  кожу  крем,
поправила лацканы халата... Если дыхательные упражнения  не  помогли  ей  на
трезвую голову, то вряд ли помогут сейчас.
   Она придала своему лицу самое невозмутимое выражение и вышла в  гостиную.
Филип, успевший заказать завтрак, как раз разливал кофе.
   - Подумал, что кофе тебе не повредит.
   - Да, спасибо. - Сибил отвела взгляд от пустой бутылки из-под шампанского
и увидела разбросанную по всей комнате одежду. О боже!
   - Ты приняла аспирин?
   - Да. Не беспокойся, со мной все в порядке,  -  чопорно  ответила  Сибил,
взяла предложенную Филипом чашку и опустилась на диван с осторожностью давно
и безнадежно больного человека. Она прекрасно знала, как выглядит:  бледная,
с темными кругами вокруг глаз. Она  только  что  видела  себя  в  запотевшем
зеркале.
   И она успела разглядеть Филипа. Он не был ни бледным, ни усталым.  Другая
на ее месте могла бы возненавидеть его за это.
   Пока Сибил потягивала крепкий горячий  кофе  и  разглядывала  Филипа,  ее
затуманенная алкоголем память стала проясняться. Сколько раз  за  предыдущий
вечер он наполнял ее бокал? Сколько раз наполнял свой собственный? Между тем
и другим, похоже, разверзлась глубокая пропасть.
   Когда Филип вывалил на кусок  поджаренного  хлеба  гору  джема,  в  Сибил
зашевелилось  негодование.  Ее  затошнило  от  одного  вида  еды,  но  голос
прозвучал очень заботливо:
   - Проголодался?
   - Умираю с голоду. - Филип приподнял крышку блюда с яичницей. - Тебе тоже
следует поесть. Она скорее умрет!
   - И, похоже, ты прекрасно выспался. Такой бодренький с утра.
   Филип осторожно покосился на нее. Он не хотел  сразу  заводить  разговор,
обсуждать что-либо, но, кажется, она выздоравливает очень быстро.
   - Ты выпила немного больше, чем я, - невозмутимо сказал он.
   - Ты споил меня. Споил нарочно. Ты пробрался сюда через  балкон  и  начал
вливать в меня шампанское.
   - Я не зажимал тебе нос и не  вливал  шампанское  в  глотку,  -  возразил
Филип.
   - Твои извинения были всего лишь предлогом. - Руки затряслись, и Сибил  с
размаху поставила чашку на стол. - Ты точно знал, что я  злюсь  на  тебя,  и
подумал, что легче заберешься в мою постель, если явишься с "Дом Периньон"!
   - Секс был твоей идеей, - напомнил Фил, оскорбленный до глубины души. - Я
же хотел просто поговорить с тобой. И, между  прочим,  из  тебя,  пьяной,  я
вытянул гораздо больше, чем из трезвой. - Он ничуть не сожалел  о  том,  что
напоил ее. - Я помог тебе расслабиться. И потом - ты сама меня впустила.
   - Расслабиться... - прошептала Сибил, медленно поднимаясь.
   - Я хотел понять тебя. Я имею право узнать, кто ты такая.
   - Ты.., ты все спланировал. Ты составил план,  как  забраться  сюда,  как
споить меня и сунуть нос в мою личную жизнь.
   - Ты мне небезразлична.
   Фил придвинулся к ней, но она откинула его протянутую руку.
   - Не лезь ко мне. Я не идиотка и снова на ту же удочку не попадусь.
   - Ты, правда, мне небезразлична. И теперь я знаю о тебе  больше,  понимаю
тебя лучше. Что в этом плохого, Сибил?
   - Ты обманул меня!
   - Может быть. - Филип  обнял  Сибил,  несмотря  на  ее  сопротивление.  -
Подожди. Послушай. У тебя было беззаботное детство. У меня  -  нет.  У  тебя
были слуги, воспитатели. У меня - нет. Ты хуже думаешь обо мне  из-за  того,
что до тринадцати лет я ловчил на улицах?
   - Нет. Но одно никак не связано с другим.
   - И меня никто не любил до тринадцати лет. Так что я понимаю тебя.  Я  не
стану хуже думать о тебе из-за того, что ты жила в холодной атмосфере, пусть
и в родительском доме.
   - Я не собираюсь это обсуждать, - упрямо сказала Сибил.
   - Не сработает. Тебе никуда не деться от  моих  чувств,  Сибил.  -  Филип
подкрепил свои слова пылким поцелуем. - Может, я не знаю еще, что  делать  с
этими чувствами, но они есть. Ты видела мои шрамы. Теперь я видел твои.
   Ему снова это удалось. Сибил расслабилась. Она хотела положить голову  на
его плечо. Он обнял бы ее, если бы она только попросила.  Но  она  не  могла
попросить.
   - Я не нуждаюсь в твоей жалости.
   - Еще как нуждаешься, малышка. - Филип нежно  коснулся  ее  губ.  -  И  я
восхищаюсь тем, чего ты достигла, несмотря на все это.
   - Я слишком много выпила, - поспешно сказала Сибил. -  Я  заставила  тебя
думать, что мои родители были холодными и бесчувственными.
   - Они часто говорили тебе, что любят тебя? Сибил вздохнула.
   - Просто моя семья не была такой экспансивной,  как  твоя.  Не  в  каждой
семье открыто выражают свои чувства, обнимаются и... - Сибил умолкла...  Что
она защищает? Кого? - Нет. Ни мать, ни отец этого не  говорили  ни  мне,  ни
Глории, насколько я знаю. И любой приличный психиатр сделал  бы  вывод,  что
дети таких родителей просто по-разному реагировали на  слишком  официальную,
слишком подавляющую атмосферу в семье, избрали  разные  способы  привлечения
внимания к себе. Глория предпочла всем своим поведением выражать протест,  я
же  подчинялась   их   порядкам   ради   родительского   одобрения.   Глория
отождествляла секс с любовью и властью, мечтала  о  том,  чтобы  влиятельные
мужчины - включая ее официального и биологического  отцов  -  желали  ее.  Я
избегала близости из страха перед неудачей, избрала науку, в  которой  могла
бы  оставаться  наблюдателем  без  риска  эмоциональной   привязанности.   Я
достаточно ясно сформулировала?
   - Я бы сказал, что главное во всем этом - "выбор".  Глория  ищет  способы
причинять боль, ты - избегать боли.
   - Ты прав.
   - Но ты не удержалась. Ты рискнула с Сетом. И ты рискнула со мной. -  Фил
легко коснулся ее щеки. - Я не собираюсь причинять тебе боль, Сибил.
   "Скорее всего, этого не избежать", - подумала она, но сдалась и  положила
голову на его плечо. Ей не пришлось просить. Он сразу же  обнял  ее,  и  она
тихо сказала:
   - Давай просто подождем и посмотрим, что будет дальше.

Глава 20

   Сибил снова открыла компьютер.
   "Страх - просто одна  из  человеческих  эмоций,  которую  так  же  сложно
анализировать, как любовь  и  ненависть,  алчность,  влечение.  Чувства,  их
причины  и  проявления,  лежат  в  стороне  от  моей  области  исследования.
Поступки, преднамеренные и инстинктивные, очень часто не имеют эмоциональных
корней. Поступки гораздо проще эмоций.
   Я боюсь.
   Я  нахожусь  в  этом  отеле,  взрослая  женщина,   образованная,   умная,
здравомыслящая. И я боюсь поднять телефонную трубку и позвонить  собственной
матери.
   Несколько дней назад я бы назвала это не страхом,  а  нежеланием,  может,
уклончивостью. Несколько  дней  назад  я  бы  смогла  доказать  себе,  очень
убедительно доказать, что мамино  вмешательство  в  дело  Сета  не  принесет
никаких  конструктивных  результатов,  скорее  навредит,  а,  следовательно,
контакт с ней бесполезен.
   Несколько дней назад я бы очень логично убедила себя в том,  что  причина
моих чувств к Сету коренится в моральном долге.
   Несколько дней назад я отказалась бы -  и  действительно  отказывалась  -
признавать  свою  зависть  к  Куинам   с   их   шумными   манерами,   с   их
недисциплинированностью и бурным выражением чувств. Я признала  бы,  что  их
поведение и нешаблонные взаимоотношения интересны, но ни за что в  жизни  не
признала бы, что мечтаю хоть как-нибудь  вписаться  в  их  жизнь,  стать  ее
частью.
   Конечно же, мне не место в их жизни, и я смиряюсь с этим.
   Несколько дней назад я попыталась  бы  опровергнуть  глубину  и  важность
своих чувств к Филипу. Любовь, говорила бы я себе, не  может  вспыхнуть  так
быстро и с такой силой, я испытываю влечение, желание, пусть даже похоть, но
не любовь... Легче опровергать, чем смотреть правде в глаза. Я боюсь  любви,
боюсь того, что она требует. И  я  еще  больше,  гораздо  больше,  боюсь  не
получить ответной любви.
   Однако я  могу  с  этим  смириться.  Я  прекрасно  понимаю  границы  моих
отношений с Филипом. Мы  оба  взрослые  люди,  каждый  -  со  своей  моделью
поведения, со своим образом жизни, у него - свои цели  в  жизни,  у  меня  -
свои. Я могу лишь благодарить судьбу за то, что  наши  пути  пересеклись.  Я
многому научилась за то короткое время, что знаю его. Я многое узнала о себе
самой.
   Не думаю, что останусь прежней. Не хочу оставаться прежней. Однако, чтобы
измениться, повзрослеть, необходимо кое-что предпринять.
   Письменное изложение мыслей и анализ чувств помогают, хотя  и  не  решают
проблемы.
   Филип только что звонил из Балтимора. Судя по  его  голосу,  он  устал  и
взволнован. Он встречался с поверенным, занимающимся страховым  полисом  его
отца.  Страховая  компания  отказывается  оплачивать  этот  полис  и  начала
расследование обстоятельств смерти профессора Куина на основании  подозрения
в самоубийстве. Это очень осложнило  финансовое  положение  Куинов,  которым
приходится заботиться о Сете, вести новый бизнес.
   Вряд ли я сознавала до этого момента, насколько  им  важно  выиграть  это
сражение. Не ради денег, как я вначале полагала, а чтобы очистить имя отца.
   Лично я не считаю  самоубийство  трусливым  поступком.  Когда-то  я  сама
подумывала  о  нем.  Заготовила  надлежащую  записку,  уже  сжимала  в  руке
необходимые таблетки. Но мне было только шестнадцать, и мою  глупость  легко
понять. Естественно, я разорвала записку, избавилась от таблеток и от  мысли
о самоубийстве.
   Самоубийство пошло, некрасиво. Бросит тень  на  репутацию  моей  семьи...
Господи, я даже не представляла, что вынашивала столько гнева.
   Однако Куины, как я узнала, считают самоубийство  трусливым,  эгоистичным
поступком. Они отказываются признавать и хотят доказать другим, что человек,
которого они так сильно любят, не способен на подобный поступок.
   Дело явно идет к их победе. Страховая компания  предложила  компромиссное
решение, к которому, как считает Филип, их склонили мои показания. Может, он
прав. Конечно, Куины, вероятно генетически,  не  созданы  для  компромиссов.
"Все или ничего", - вот как сформулировал это Филип. Он  верит,  как  и  его
адвокат, что скоро они получат все.
   Я счастлива за них. Хотя я не  имела  чести  встретиться  с  Рэймондом  и
Стеллой Куин, я представляю, что это  были  за  люди,  после  общения  с  их
семьей. Профессор Куин заслужил того, чтобы покоиться в мире. Так же, как  и
Сет заслужил носить имя Куин и жить в семье, где его искренне любят.
   Я могу помочь им. Мне придется сделать этот  звонок.  Мне  придется  дать
показания. О, у меня уже трясутся руки. Какая же я трусиха. Нет, Сет  назвал
бы меня нытиком. А это почему-то еще хуже.
   Она приводит меня в ужас. Вот,  я  это  написала.  Моя  собственная  мать
приводит меня в ужас. Она ни разу не подняла на меня  руку,  редко  повышала
голос и все же лепила из меня все, что хотела. А я почти не сопротивлялась.
   Мой отец? Он был слишком занят, чтобы замечать меня.
   Я могу позвонить  ей.  Чтобы  получить  от  нее  то,  что  хочу,  я  могу
использовать положение в обществе, которого достигла по ее  настоянию.  Я  -
уважаемый ученый, в некотором смысле общественная фигура, хоть  и  не  очень
значительная. Если я скажу ей,  что  воспользуюсь  этим,  если  заставлю  ее
поверить, что  смогу  этим  воспользоваться,  она  снабдит  адвоката  Куинов
письменным заявлением об  обстоятельствах  рождения  Глории,  признает,  что
профессор Куин пытался несколько  раз  связаться  с  ней  для  подтверждения
отцовства Глории. Она меня возненавидит. Но она это сделает.
   Надо только поднять трубку и сделать для Сета то, чего я не сделала много
лет назад. Я могу дать ему дом, семью и веру в то, что ему нечего бояться".

***

   - Сукин сын! - Филип стер пот со лба тыльной стороной  ладони.  И  кровь.
Ссадина была неглубокой, но кровоточила, и  даже  это  не  испортило  Филипу
настроение. Он смотрел на корпус, который только что - вместе с  братьями  -
перевернул, и улыбался во весь рот, как идиот. - Ну и здоровый сукин сын.
   - Красивый сукин сын. - Кэм пошевелил ноющими плечами. Перевернуть корпус
- это не просто очередная веха в процессе работы. Это успех. Они  снова  это
сделали, и сделали правильно.
   Этан провел мозолистой ладонью по обшивке.
   - Великолепные формы.
   - Как только стану думать, что корпус яхты выглядит сексуально,  -  решил
Кэм, - сразу же помчусь домой к жене. Ну, мы можем нарисовать  ватерлинию  и
вернуться к работе, а можем просто еще повосхищаться немного.
   - Ты наносишь ватерлинию, - предложил Филип. - Я должен подбить  бабки  и
выписать счет. Пора вытряхнуть из твоего дружка немного наличных. Они нам не
помешают.
   - А нам чеки тоже выпишешь? - спросил Этан.
   - Да.
   - А себе?
   - Мне деньги не...
   - ..нужны, - закончил за него Кэм. - И все равно выпиши  себе  чек,  черт
побери! Купи своей  подружке  какую-нибудь  безделицу.  Или  выбрось  их  на
дорогое вино, или просто проиграй в кости. Но выпиши себе чек за эту неделю.
- Кэм перевел взгляд на корпус. - Эта неделя непростая.
   - Может быть, - согласился Филип.
   - Страховая компания почти готова раскошелиться,  -  добавил  Кэм.  -  Мы
точно победим.
   - Люди уже по-другому запели. - Этан любовно погладил корпус. - Те, что с
удовольствием сплетничали за нашей спиной. Здесь мы уже победили. Ты  больше
всех для этого старался. Фил.
   - Я просто самый выдержанный, - без ложной  скромности  сказал  Филип.  -
Если бы вам пришлось общаться с адвокатом больше пяти минут.., ну, ты, Этан,
задремал бы от скуки, а Кэм не сдержался бы и треснул его.
   - Очень даже может быть, - ухмыльнулся Кэм. - Однако, благодаря факсам, и
письмам, и болтовне по телефону,  тебе  удавалось  ускользать  от  настоящей
работы. В конце концов, ты всего лишь секретарша. Только без длинных  ног  и
красивой задницы.
   - Ты ровным счетом ничего не смыслишь в этом, а у меня, по общему мнению,
красивые ноги и потрясающая задница.
   - Неужели? Давай посмотрим. - Кэм бросился на Филипа, свалил  его  на  ту
самую, по общему мнению,  потрясающую  задницу  и  уселся  на  него  сверху.
Глупыш, дремавший у кучи досок, вскочил и ринулся к  ним,  боясь  пропустить
такую веселую кутерьму.
   - Господи! Ты совсем свихнулся! - Из-за смеха Филип боролся  вполсилы.  -
Слезь с меня, идиот!
   - Этан, помоги мне. - Кэм тихо выругался, когда Глупыш энергично  облизал
его лицо. - Давай же. - Но Этан лишь покачал головой, благоразумно не  желая
участвовать в возне братьев. - Когда в последний раз ты сдирал с кого-нибудь
штаны?
   - Давненько. - Этан увидел, что Филип  начал  бороться  по-настоящему.  -
Кажется, в последний раз это был Младший Кроуфорд на мальчишнике  перед  его
свадьбой.
   - Значит, десять лет тому назад. - Кэм крякнул, поскольку Филип  чуть  не
скинул его. - Помоги же. Этот склочник накачал мускулы за последние месяцы.
   - Разве что в память о добрых  старых  деньках.  -  Воодушевившись,  Этан
уклонился от пары довольно  метких  ударов  ногами  и  ухватился  за  ремень
джинсов Филипа.
   - Извините... - Только это Сибил и смогла выдавить,  вдохнув  загустевший
от крепких выражений воздух и  увидев,  что  Филип  прижат  к  полу,  а  его
братья.., ну, она не смогла бы точно определить, что  пытались  сделать  его
братья.
   - Привет. - Кэм увернулся от направленного в его челюсть кулака и радушно
улыбнулся ей. - Не хотите нам помочь? Мы  как  раз  пытались  снять  с  Фила
штаны. Он хвастался своими ногами.
   - Я...
   - Отпусти его, Кэм. Ты ее смущаешь.
   - Да брось, Этан, она видела его ноги. - Однако без  помощи  Этана  выбор
оставался небольшой: отпустить или получить  в  челюсть.  Показалось  проще,
хотя и не так забавно, отпустить. - Закончим позже, - тяжело дыша,  пообещал
Кэм брату.
   - Мои братья  забыли,  что  давно  закончили  школу.  -  Филип  поднялся,
поправил джинсы и собрал остатки потрепанного  достоинства.  -  Они  немного
расшалились, потому что мы закончили корпус.
   - Да? - Сибил перевела взгляд на яхту. - Вы так далеко продвинулись.
   - Еще много  дел.  -  Этан  смотрел  на  корпус,  но  уже  видел  готовую
красавицу-яхту. - Палуба,  каюта,  мостик,  трюм.  Заказчик  хочет  получить
настоящий гостиничный номер.
   - И получит, раз платит за него. - Филип подошел к Сибил, провел  ладонью
по ее волосам. - Прости, я приехал вчера слишком поздно и не смог  заглянуть
к тебе.
   - Все нормально. Я знаю, что  у  тебя  было  много  работы  и  встреча  с
адвокатом. - Она смущенно теребила в руках ремешок сумочки. -  У  меня  есть
кое-что, что может помочь. С адвокатом. В обеих ситуациях. Ну...
   Сибил вытащила из сумочки коричневый пакет.
   - Это заявление моей матери. Две копии, обе - нотариально заверенные. Она
переслала их факсом. Я не хотела ничего говорить,  пока  не  получила  и  не
прочитала их... Я думаю, они будут полезны.
   - В чем дело? - спросил Кэм,  пока  Филип  быстро  проглядывал  аккуратно
отпечатанное заявление, занимающее две страницы.
   - Здесь подтверждается, что Глория - биологическая дочь Рэя Куина, что он
не знал об этом и что пытался связаться с Барбарой Гриффин несколько  раз  в
период с декабря прошлого года по март нынешнего.  И  письмо  папы  Барбаре,
датированное январем, в котором он сообщает ей о Сете и своем  соглашении  с
Глорией о передаче ему опеки над мальчиком.
   - Я прочла письмо вашего отца, - сказала Сибил. - Может, я не должна была
этого делать, но я прочла. Если он и был сердит на мою мать,  то  по  письму
этого не видно. Он просто хотел, чтобы она подтвердила ему,  правда  ли  то,
что говорила Глория. Он в любом случае собирался помочь Сету, но хотел  дать
ему все, что принадлежит его внуку по праву. Мужчина, который так обеспокоен
будущим ребенка,