цати тогда не  исполнилось.
А скопировать гениальную работу может только гений.
   - Насколько я  знаю,  не  существует  документальных  подтверждений,  что
авторство принадлежит ему.
   - Значит, их еще не нашли или же они вовсе не существуют. У  нас  имеется
множество документов о произведениях, давно утерянных. Так почему  не  может
быть наоборот? Набросок к фреске "Битва при Кашине" утерян. Бронзовая фигура
папы Юлия II переплавлена. Множество  рисунков  он  сжег  собственной  рукой
незадолго до смерти.
   - Однако мы знаем, что они существовали.
   - "Смуглая Дама" существует. Возраст определен, стиль - тоже. Когда он ее
делал, ему было лет восемнадцать. К тому времени его уже называли гением.
   Выдержанная Элизабет ограничилась благосклонным кивком.
   - Никто не спорит: бронза - истинный шедевр, и как раз в  его  стиле.  Но
это еще не доказывает авторства.
   - Он жил во дворце Медичи, Лоренцо относился к нему как к родному сыну. И
он был с ней знаком. Об этом существуют  документальные  свидетельства.  Она
часто позировала художникам. Весьма вероятно, что он тоже использовал  ее  в
качестве модели. И ты прекрасно об этом знала, посылая за мной.  Я  ведь  не
ошибаюсь?!
   - Возможность и конкретный факт - вещи разные, Миранда.
   - Факты тебе уже известны. Ты видела все материалы. Как опытный  эксперт,
глубоко и всесторонне изучивший это произведение искусства, я утверждаю, что
это работа Микеланджело. Отсутствует лишь его подпись. Да он и не подписывал
свои работы, за исключением одной - "Пиеты" в Риме.
   - Я не  оспариваю  результаты  проведенных  тобой  анализов.  -  Элизабет
покачала  головой.  -  Однако  от  заключений,  в  отличие  от  тебя,   пока
воздержусь. И прошу  тебя,  дорогая,  не  говори  пока  об  этом  никому  из
сотрудников и, разумеется, - ни единого слова за пределами лаборатории. Если
журналисты что-нибудь пронюхают, у нас могут быть большие неприятности.
   - Я не собираюсь заявлять газетам, что установила авторство Микеланджело.
Но на самом деле так оно и есть! - Миранда оперлась руками на край стола.  -
Я уверена. И рано или поздно ты будешь вынуждена со мной согласиться.
   - Ничто не доставит мне большего удовольствия. Но пока будем помалкивать.
   - Я работала не ради славы. - Хотя сладостная дрожь от ее предвкушения то
и дело охватывала Миранду.
   - Мы все работаем для славы, - с улыбкой поправила ее Элизабет.  -  Зачем
же притворяться? Если твои выводы подтвердятся, слава тебе обеспечена.  Если
же ты поторопишься со своим заявлением, а потом окажется, что ты ошиблась, -
вот тогда твоя репутация пострадает. И моя, кстати, тоже. И института.  А  я
этого никогда не допущу, Миранда. Продолжай искать документы.
   - Я это и собираюсь делать.
   Миранда развернулась и пошла прочь. Надо будет  взять  с  собой  в  отель
побольше книжек.

***

   В три часа ночи, когда зазвонил телефон, она сидел  в  кровати,  со  всех
сторон обложенная книгами. Резкий звонок оборвал цветные картинки то  ли  ее
сна, то ли фантазий, залитые солнцем холмы,  мраморные  дворцы,  музыкальные
фонтаны, звуки арфы.
   Еще не окончательно пришедшая в себя, Миранда захлопала глазами от яркого
света лампы и схватила трубку.
   - Доктор Джонс. Алло?
   - Миранда, это я. Ты немедленно должна ко мне приехать.
   - Мама? - Миранда посмотрела на часы. - О чем  ты  говоришь?  Сейчас  три
часа ночи.
   - Я прекрасно знаю, который час. Так  же,  как  и  заместитель  министра,
которого среди ночи разбудил журналист. Он, видите  ли,  пожелал  немедленно
узнать подробности о недавно обнаруженной бронзовой статуэтке Микеланджело.
   - Господи! Неужели им что-то стало известно?!
   - Я не намерена обсуждать это по телефону. - Голос Элизабет вибрировал от
едва сдерживаемой ярости. - Ты хорошо помнишь дорогу?
   Миранде послышалась насмешка в голосе матери.
   - Да, конечно.
   - Жду тебя через полчаса, - отчеканила Элизабет и положила трубку.
   Миранда приехала через двадцать минут.
   Элизабет жила  в  небольшом  двухэтажном  особняке,  очень  типичном  для
Флоренции - с желтыми стенами и красной черепичной крышей.
   Сквозь опущенные жалюзи пробивался яркий свет. В особняке было достаточно
места, но ни матери, ни  дочери  не  пришло  в  голову,  что  Миранда  может
остановиться здесь.
   Дверь распахнулась прежде, чем она  успела  поставить.  Ей  открыла  сама
Элизабет - причесанная, в роскошном халате персикового цвета.
   - Что произошло? - взволнованно спросила Миранда.
   - Мне тоже хотелось бы это знать. - Лишь выдержка удерживала Элизабет  от
того, чтобы не сорваться на крик. - Если таким образом  ты  хотела  доказать
свою правоту, блеснуть ученостью и доставить мне серьезные неприятности,  то
тебе удалось только последнее.
   - Я не понимаю, о чем ты. -  Миранда  нетерпеливо  отбросила  упавшие  на
глаза пряди. - Ты сказала, что позвонил журналист...
   Прямая как палка, Элизабет молча повернулась и  направилась  в  гостиную.
Камин только  что  затопили.  Сияла  люстра,  отбрасывая  цветные  блики  на
полированное дерево. На камине стояла ваза с длинными белыми розами. Комната
была выдержана в бледных холодных тонах.
   Гостиная, как и остальные комнаты в этом доме, больше похожа  на  витрину
мебельного магазина, чем на дом, в котором живут.
   - Разумеется, репортер отказался  назвать  источник  информации.  Но  ему
известно достаточно.
   - Винсент не мог сделать заявление для прессы раньше времени.
   - Ты права, - холодно подтвердила Элизабет. -  Винсент  действительно  не
делал никакого заявления - Мог тот сантехник проговориться  -  как  там  его
зовут?
   - Вряд ли бы он смог передать журналисту фотографии и результаты тестов.
   - Результаты тестов? - У Миранды внезапно подкосились ноги, и она села. -
Моих тестов?
   - Тестов института "Станджо", - процедила сквозь зубы  Элизабет.  -  Хотя
анализы проводила ты,  отвечает  за  них  моя  лаборатория.  И  это  в  моем
институте произошла утечка секретной информации.
   - Но как?.. - И тут до нее дошло. Глядя  матери  в  глаза,  она  медленно
встала. - Так ты думаешь, что это я  позвонила  журналисту  и  снабдила  его
информацией, фотографиями и передала результаты тестов?
   Какое-то мгновение Элизабет молча смотрела на изумленную дочь, потом  все
же задала жесткий и определенный вопрос:
   - Так ты это сделала или нет?
   - Нет. Даже если бы мы с  тобой  предварительно  не  обсуждали  возможные
последствия, я ни за что бы не поступила подобным образом. Я, как ты знаешь,
дорожу своей профессиональной репутацией.
   - А может быть, все наоборот?
   Миранда внимательно  посмотрела  на  мать  и  поняла,  что  Элизабет  уже
составила собственное мнение и ее не разубедишь.
   - Ты несешь какой-то бред!
   - Почему же бред? Журналист цитировал твой отчет.
   - Иди ты к черту! И свою драгоценную лабораторию с  собой  прихвати.  Она
всегда значила для тебя больше, чем собственные дети!
   - Моя "драгоценная лаборатория" научила тебя  всему,  что  ты  знаешь,  и
помогла достигнуть высот в твоей карьере. А теперь из-за твоего  ущемленного
самолюбия, нетерпения и упрямства оказались под угрозой моя профессиональная
честь и безупречная репутация института. Сегодня бронзу перевезут  в  другое
место.
   Она сняла трубку трезвонившего телефона. Лицо  ее  окаменело.  -  Никаких
комментариев, - по-итальянски сказала она и  повесила  трубку.  -  Еще  один
репортер. Третий, кому, оказывается, известен мой личный номер.
   -  Пусть  статуэтку  смотрят  где  угодно.  -  Внутренне  дрожа,  Миранда
старалась говорить спокойно. - Пусть перевозят. Любая  солидная  лаборатория
только подтвердит мое заключение. В сущности, это главное.
   - Из-за твоей самоуверенности мы и  попали  в  эту  историю.  Зачем  было
называть автора? - Глаза Элизабет метали молнии. - Я  работала  не  покладая
рук, чтобы институт заслужил самую высокую репутацию в мире.
   - Ничего не изменилось. Утечки случаются где угодно.
   - В "Станджо" они не должны случаться. - Элизабет ходила по комнате, полы
персикового халата развевались. Мягкие тапочки и пушистый  ковер  делали  ее
шаги  совершенно  беззвучными.  -  Я  начну  действовать  немедленно,  чтобы
исправить то, что произошло. Надеюсь, ты не  будешь  общаться  с  прессой  и
первым же самолетом вылетишь в Мэн.
   - Я никуда не уеду, пока эта история не закончится.
   - Для тебя она уже закончилась. Институт "Станджо" не нуждается  более  в
твоих услугах. - Элизабет развернулась, посмотрела на дочь в упор. - Кстати,
твой допуск аннулирован.
   - Ясно. Приговор без суда и следствия. Меня это не удивляет, -  обращаясь
не столько к матери, сколько к себе  самой,  произнесла  Миранда.  -  Только
объясни одно: почему я? Почему ты так уверена, что это я -  источник  утечки
информации? Кроме меня, в лаборатории есть и другие люди!
   - Сейчас не время устраивать сцены.  Элизабет  подошла  к  бару,  достала
коньяк. Тупая боль в затылке отвлекала ее, мешала владеть собой.
   - Придется основательно потрудиться, чтобы встать на  ноги  после  такого
удара. И ответить на множество  вопросов.  -  Стоя  спиной  к  Миранде,  она
плеснула в бокал немного коньяку-- Для тебя же  лучше,  если  тебя  к  этому
времени не будет в стране.
   - Я готова ответить на любой вопрос, ты же знаешь, скрывать мне  нечего--
Миранду начала охватывать паника.  Ее  отсылают,  у  нее  отбирают  "Смуглую
Даму". В ее работе сомневаются, ее честь запятнана. - Я  не  сделала  ничего
противозаконного или неэтичного! И продолжаю настаивать на своем заключении.
Потому что оно верно.
   - Очень на это надеюсь, ради твоего же блага. Прессе известно  твое  имя.
Поверь мне, они обязательно будут склонять его на все лады.
   - Ну и пусть.
   - Какая самоуверенность! - прошипела Элизабет. - Ты  что,  не  понимаешь,
что твои поступки  отражаются  на  мне  -  на  твоей  матери,  на  директоре
института?!
   - Раньше надо было об этом думать,  -  парировала  Миранда,  -  когда  ты
вызвала меня, чтобы я подтвердила твои собственные  подозрения.  Хоть  ты  и
возглавляешь "Станджо", но тебе не хватает для этого  квалификации.  А  тебе
понадобилась слава - ведь такой случай может больше и не повториться. Ну как
же им не воспользоваться! Я и понадобилась тебе для подстраховки.  -  Сердце
ее колотилось как бешеное. - Ты послала именно за мной, потому  что  я  ношу
твое имя, являюсь твоей дочерью. Но мы обе об этом сожалеем, не так ли?
   Глаза Элизабет сузились. Обвинение было справедливым, но и  ей  было  что
сказать.
   - Раз в жизни я дала тебе возможность показать, на что ты  способна.  Да,
ты права, я вызвала именно тебя, потому что ты носишь фамилию Джонс.  Ты  же
не только упустила свой шанс, но и сумела скомпрометировать мой институт.
   - Я делала только то, ради чего  меня  сюда  пригласили.  Я  не  говорила
ничего и никому, я не разговаривала об этом даже с сотрудниками, не имеющими
допуска!
   Элизабет не  шелохнулась.  Она  приняла  решение,  и  нет  смысла  дальше
обсуждать все это.
   - Ты сегодня же уедешь из Италии. Ты не вернешься в лабораторию  и  ни  с
кем не будешь контактировать. Если  ты  не  подчинишься,  я  добьюсь  твоего
увольнения.
   -  Ни  ты,  ни  отец  формально  больше  не  управляете  институтом.  Его
возглавляем мы с Эндрю.
   - Если ты хочешь, чтобы все так и оставалось, делай как я сказала. Хочешь
верь - хочешь не верь, но я пытаюсь спасти твое доброе имя.
   - Неужели?! С чего это такая забота обо мне?  Тебя  ведь  заботит  только
твой собственный престиж.
   Ее выгнали, с отчаянием повторяла  про  себя  Миранда.  Отобрали  любимую
работу и теперь выгоняют, словно наказанною ребенка.
   - Выбирай. Миранда. Если ты останешься, окажешься в  полной  изоляции.  И
больше не будешь работать ни в "Станджо", ни в его филиалах.
   Выбора у Миранды как раз и не было. Ей хотелось кричать, но она старалась
говорить спокойно - Я никогда тебе этого  не  прошу.  Никогда  Да,  я  уеду,
потому что дорожу своей работой. Но когда вся эта история  закончится,  тебе
придется передо мной извиняться. А вот тогда я пошлю тебя  ко  всем  чертям.
Это последние слова, которые ты от меня слышала.
   Она взяла бокал из руки Элизабет, залпом выпила содержимое  и  с  размаху
швырнула на пол. Потом повернулась и вышла, не оглянувшись.

Глава 4

   Эндрю Джонс думал о своей неудачной женитьбе и пил  виски.  Он  прекрасно
понимал, что давно уже пора забыть о разводе и начать новую жизнь. Но он  не
находил в  себе  сил  для  новой  жизни.  Куда  как  проще  было  потихоньку
спиваться.
   Решиться на брак для Эндрю было делом нелегким, он долго  обдумывал  этот
шаг, хотя и был безумно влюблен. Скрепить  любовь  документом  с  печатью  -
скольких бессонных ночей ему это стоило! Ведь в семье Джонс  еще  не  бывало
счастливых браков.
   Над ними с Мирандой будто висело проклятие рода Джонсов.
   Его бабушка пережила своего мужа больше чем на десять лет и никогда -  во
всяком случае, Эндрю никогда не слышал - не помянула добрым словом человека,
с которым прожила тридцать лет своей жизни.
   Наверное, ее можно было понять: покойный Эндрю Джонс печально прославился
своим неуемным интересом к молоденьким блондинкам и виски.
   Внук, его тезка, прекрасно понимал, что дед был сукиным сыном -  умным  и
удачливым, но тем не менее сукиным сыном.
   Отец Эндрю домашнему очагу предпочитал раскопки и большую  часть  времени
проводил вне дома, отыскивая следы древней цивилизации.  Находясь  дома,  он
неизменно соглашался со всем, что говорила его жена, подслеповато щурился на
собственных детей, словно не понимая, откуда они вообще  взялись,  и  часами
просиживал, запершись в своем кабинете.
   Чарльза Джонса не интересовали женщины и выпивка. Своей семье он  изменял
с наукой.
   Не то чтобы доктору Элизабет Станфорд-Джонс было до  этого  дело,  угрюмо
размышлял Эндрю над стаканчиком-другим (как он это называл) в баре "У Энни".
Воспитание детей его мать  переложила  на  плечи  слуг  и  управляла  домом,
абсолютно не считаясь с мужем. Он платил ей той же монетой.
   Эндрю каждый раз передергивался, когда задумывался о том, что по  крайней
мере дважды эти холодные, эгоистичные  люди  провели  в  постели  достаточно
времени вместе, чтобы завести двоих детей.
   Мальчиком Эндрю часто фантазировал, что Чарльз и  Элизабет  купили  их  с
сестрой у какой-нибудь бедной семейной пары, и те  горько  плакали,  отдавая
своих детей.
   Став старше, он стал склоняться к мысли, что они с Мирандой  были  зачаты
искусственным путем - своего рода "дети из пробирки". А секс тут  совсем  ни
при чем.
   Но, к сожалению, приходилось признать, что в нем самом слишком  уж  много
фамильных черт Джонсов. Тридцать три года назад Чарльз и  Элизабет  все-таки
переспали и таким образом зачали следующее поколение уродов.
   Но, видит бог, он старался, сказал себе Эндрю, ощущая, как виски  горячей
волной распространяется по пищеводу. Он сам честно  старался  стать  хорошим
мужем, сделать Элайзу счастливой и разорвать  эту  цепь  неудачных  семейных
браков.
   Ничего у него не получилось.
   - Налей мне еще, Энни.
   - Хватит с тебя.
   Эндрю заерзал в кресле, шумно вздохнул. Он знал Энни Маклин всю  жизнь  и
знал, как себя с ней вести.
   В то чудесное лето, когда им было семнадцать, они занимались  любовью  на
грубом одеяле, разложенном на песке, под шум волн Атлантического океана.
   Какими они тогда были неумелыми - ведь у обоих это случилось впервые. Все
произошло довольно неожиданно. Огромное  количество  пива,  ночь,  опьянение
юности - все это подействовало не менее сильно, чем вспышка страсти.
   И оба не подозревали, что сделает с ними обоими эта ночь,  эти  несколько
часов, полные страсти.
   - Да ладно тебе, Энни, налей мне еще.
   - Ты и так выпил две порции.
   - Ну так пусть будет и третья.
   Энни  неодобрительно  покачала  головой,  налила  в  кружку  пиво,  ловко
подтолкнула ее  по  деревянной  стойке  к  дожидавшемуся  клиенту.  Деловито
вытерла руки о фартук.
   Рослая, крупная Энни Маклин не оставляла сомнений в том, что с ней  шутки
плохи.
   Коротко подстриженные густые пшеничные волосы обрамляли ее лицо -  скорее
миловидное, чем хорошенькое: четко очерченный подбородок, слегка  вздернутый
нос, весь в веснушках. Говорила Энни с  типичным  новоанглийским  выговором,
проглатывая гласные. И запросто могла  собственноручно  выкинуть  из  своего
бара подвыпившего гуляку, что порой и проделывала.
   Она создала бар "У Энни"  из  ничего.  Экономила  каждый  пенни,  работая
официанткой в коктейль-баре, - каждый пенни, который не успел утащить подлый
изменник-муж, теперь уже бывший. Остальное  пришлось  занять.  Она  работала
день и ночь, чтобы превратить маленький подвал  в  уютный  бар  для  местных
жителей.
   Она знала всех своих посетителей, их семьи,  их  проблемы.  Знала,  когда
подлить пива, когда подать кофе, а когда решительно отобрать ключи от машины
и вызвать такси.
   Энни  посмотрела  на  Эндрю  и  покачала  головой.  Сейчас  напьется   до
помрачения рассудка, если его не остановить.
   - Эндрю, говорю тебе, иди домой. Поешь как следует.
   - Я не голоден. - Он улыбнулся, зная, как ей всегда нравились его  ямочки
на щеках. - На улице холодно, льет дождь. Я просто хочу немного согреться.
   - Прекрасно. - Она повернулась к кофеварке  и  наполнила  кружку  горячим
кофе. - Это тебя согреет и освежит.
   - О господи! Я могу пройти несколько шагов по улице и безо всяких проблем
выпить в другом заведении.
   Она придвинула к нему кружку.
   - Пей кофе и перестань ныть. - И занялась другими посетителями.
   Из-за дождя большинство постоянных клиентов сидели этим вечером по домам.
Но зато уж те, кто пришел, словно приклеились к своим стульям.  Кто  смотрел
спортивный канал, кто вел неторопливую беседу с приятелями.
   В камине пылал огонь, в музыкальный  автомат  кто-то  бросил  монетку,  и
запела Элла Фицджералд.
   Именно о таких уютных вечерах мечтала  Энни,  когда  собирала  по  грошам
деньги на бар, когда собственными  руками  приводила  помещение  в  порядок,
когда ночей не спала от беспокойства. Мало кто верил, что у нее получится  -
у двадцатишестилетней неопытной женщины, которая только и умела что кружки с
пивом подавать да чаевые считать.
   Через  шесть  лет  бар  "У  Энни"  стал  самым  образцовым  заведением  в
Джонс-Пойнте.
   Эндрю был как раз из тех, кто верил. Он  одолжил  ей  денег,  когда  банк
отказал в ссуде. Он приходил и приносил бутерброды, когда она красила  стены
и полировала деревянные панели. Он выслушивал ее рассказы о будущих успехах,
когда другие лишь смеялись.
   Энни знала: он считал, что в долгу перед  ней.  А  Эндрю  был  порядочным
человеком и всегда платил свои долги.
   Ничто не могло стереть из ее памяти ту ночь, пятнадцать лет назад,  когда
он забрал ее невинность и отдал ей свою. Никогда ей не  забыть,  что  жизнь,
которую они вместе создали, продлилась так недолго Она помнила выражение его
лица, когда с  радостью  и  ужасом  она  сообщила  ему,  что  беременна.  Он
побледнел, сел на камень на берегу и стал смотреть в небо.
   Потом ровным холодным голосом предложил ей выйти за него замуж.
   Привык платить долги. Ни больше ни меньше. И, предложив ей то,  чего  она
хотела больше всего на свете, он разбил ей сердце.
   Две недели спустя она потеряла ребенка.  Это  был  знак  судьбы,  Энни  и
сейчас так считала. Это избавило их обоих от принятия  тяжкого  решения.  Но
она уже успела полюбить то, что росло в ней, почти так же сильно, как любила
Эндрю.
   Потеряв ребенка, она  потеряла  любовь.  Для  Эндрю  это  было  таким  же
облегчением, как и для нее.
   Под  музыку  дружбы  намного   легче   танцевать,   чем   под   страстные
недолговечные аккорды любви, - это Энни хорошо знала.

***

   Чертовы бабы вечно отравляют существование. К такому выводу пришел Эндрю,
открыв дверцу автомобиля