орая стремилась служить и защищать, отмерла.
   Это не депрессия, объяснял Джед полицейскому психиатру. И  он  не  должен
искать собственное "я". Просто  с  ним  как  с  полицейским  покончено.  Ему
необходимо одно: чтобы его оставили в  покое.  Он  отдал  работе  в  полиции
четырнадцать лет жизни. Разве этого мало?
   Джед открыл локтем  дверь  своей  новой  квартиры,  подпер  ее  одной  из
коробок, протолкнул через порог другую и снова отправился вниз.
   Обитатель квартиры напротив еще не давал  о  себе  знать.  Старый  чудак,
сдавший Джеду жилье, сказал, что сосед тих, как мышь. Похоже, он не врал.
   С низкого свинцово-серого неба все сыпался мокрый  снег  с  дождем.  Джед
спустился по скользким наружным  ступенькам,  с  раздражением  заметив,  что
перила не выдержали бы и неоткормленного трехлетнего  ребенка.  Дом  выходил
фасадом на шумную Саут-стрит, но в  усыпанном  гравием  дворике  было  почти
тихо. Правда, Джед  не  возражал  ни  против  шумной  и  несколько  богемной
атмосферы этого района, ни против туристов, ни против магазинов. Новое жилье
находилось недалеко от реки, так что всегда можно прогуляться в одиночестве.
   Главное, новая обстановка разительно отличается от  подстриженных  лужаек
Честнат-Хилл, где уже два столетия стоит фамильный дом Скиммерхорнов.
   Сквозь  сумрак  подмигивали  гирлянды  разноцветных  фонариков  в   окнах
соседних зданий. К  одной  из  крыш  кто-то  прикрутил  проволокой  большого
пластмассового Санту с его восемью оленями.
   Глядя на парящую упряжку,  Джед  вспомнил,  что  приглашен  к  Бренту  на
рождественский обед. Прежде он получил бы удовольствие от шумного  семейного
празднества, пусть и чужого. В его жизни никогда не  было  веселых  семейных
праздников... вообще ничего, что можно было бы назвать семейной радостью.
   А теперь не было и семьи. Никакой семьи.
   Он сжал пальцами пульсирующие виски, пытаясь. отогнать мысли об Элейн. Но
воспоминания, как призраки прошлых грехов, не отступали, вызывая тошноту.
   Джед вытащил из багажника последнюю коробку и  с  такой  силой  захлопнул
крышку, что "Тандерберд" жалобно задребезжал.
   Он не будет думать об Элейн, он не будет думать о Донни  Спеке.  Никакого
долга, никакого раскаяния. Он просто вернется в новую квартиру, нальет  себе
виски и постарается не думать ни о чем.
   Джед прищурился, защищая глаза от  жалящего  снега,  и  в  последний  раз
поднялся по крутым ступенькам. По сравнению с пронизывающим холодом  снаружи
температура внутри казалась слишком высокой.  Домовладелец  не  скупился  на
отопление. Излишняя расточительность. Но какое ему дело до того, как  старик
тратит свои деньги.
   Забавный старик. Джед вспомнил глубокий грудной голос, театральные жесты,
серебряную фляжку... Хозяин дома интересовался мнением Джеда  о  драматургах
XX века больше, чем его рекомендациями.
   Однако невозможно  прослужить  полицейским  почти  половину  жизни  и  не
понимать, что мир полон чудаков.
   Джед бросил последнюю коробку на дубовый  стол  и  стал  рыться  в  мятых
газетах, надеясь найти бутылку. Он точно помнил, что  одна  бутылка  у  него
есть. Только - в противоположность ящикам, отправленным на склад, - эти были
упакованы без всякой системы и не помечены. Если  в  крови  Скиммерхорнов  и
водились гены практичности, то, вероятно, его доля досталась Элейн.
   Джед тихо выругался. Нельзя думать об  Элейн.  Если  позволить  мыслям  о
сестре  пустить  корни,  они  пышно  расцветут  угрызениями  совести.  А  за
последние месяцы он на собственной шкуре испытал  последствия  убийственного
чувства вины: ночные кошмары, пробуждение в холодном поту.
   Потные ладони  и  паника  несовместимы  с  работой  полицейского.  Как  и
неконтролируемые вспышки бешенства... Джед напомнил себе, что он  больше  не
полицейский. Теперь он сам распоряжается своим временем... как он  и  сказал
бабушке.
   Гулкая пустота квартиры подчеркивала его  одиночество.  Замечательно.  Он
выбрал   это   жилище   именно    потому,    что    придется    игнорировать
одного-единственного соседа. И вторая причина так же проста: ему здесь сразу
понравилось.
   Он слишком долго жил среди красивых вещей, и, видимо,  любовь  к  красоте
вошла в его плоть и кровь.  Сколько  ни  говори,  что  обстановка  не  имеет
значения, в новенькой кооперативной квартире или в безликом доходном доме он
был бы несчастен.
   Похоже, старое здание было перестроено под магазин и две квартиры  где-то
в тридцатых годах. Строители сохранили просторные комнаты, высокие  потолки,
камин и узкие высокие окна. К приезду нового жильца кто-то до  блеска  натер
дубовые полы.
   Простые оконные рамы из древесины ореха, светлые кремовые  стены.  Старик
уверил Джеда, что он может перекрасить стены по своему  вкусу,  но  Джед  не
собирался заниматься внутренней отделкой. Его все устраивает так, как есть.
   Раскопав наконец едва початую бутылку виски, Джед несколько секунд изучал
ее, затем поставил на стол и стал разгребать упаковочную  бумагу  в  поисках
стакана... и в это время  услышал  какой-то  шум.  Его  руки  замерли,  тело
напряглось.
   Он поднял голову и обернулся,  пытаясь  определить  источник  звука.  Ему
показалось, что он слышит повторенный  эхом  звон  колокольчиков.  А  теперь
смех. Тихий отдаленный смех, женский, чарующий.
   Его взгляд  уперся  в  медную  ажурную  вентиляционную  решетку  рядом  с
камином. Звуки явно проникали  отсюда,  иногда  смутные,  иногда  достаточно
отчетливые. Если прислушаться, он мог бы различить отдельные слова.
   Под квартирой находится что-то вроде антикварной  или  сувенирной  лавки.
Последние пару дней она была закрыта, но сейчас явно открылась.
   Отключившись от  доносившихся  снизу  звуков,  Джед  вернулся  к  поискам
стакана.

***

   - Я очень тебе признательна, Джон. Спасибо, что встретил нас здесь.
   Дора поставила одно из новых приобретений - лампу с  круглым  плафоном  -
рядом со старинным кассовым аппаратом.
   - Не стоит благодарности. - Тяжело дыша, муж Офелии втащил еще один  ящик
в забитую разнообразными товарами кладовку.
   Джон Брэдшоу  продавал  "Олдсмобили"  в  Лэндсдауне  и  два  года  подряд
завоевывал титул "Продавец года", чему немало способствовала его сдержанная,
даже несколько стеснительная манера общения с  клиентами.  Окружающих  также
привлекало его честное лицо, которое можно было бы назвать некрасивым,  если
бы не застенчивый взгляд светлых глаз. Еще  одной  особенностью  долговязого
Джона было то, что, несмотря на все кулинарные изыски Офелии,  он  никак  не
мог хоть немного пополнеть.
   Джон улыбнулся Доре и поправил  соскользнувшие  на  кончик  носа  очки  в
темной массивной оправе.
   - Как тебе удалось купить так много за столь короткое время?
   - Опыт. - Чтобы  чмокнуть  Джона  в  щеку,  Доре  пришлось  привстать  на
цыпочки, затем она наклонилась и подхватила младшего племянника,  Майкла.  -
Эй, лягушонок, ты скучал по мне?
   - Не-а, - протянул малыш, но улыбнулся во весь рот и  обхватил  шею  Доры
пухлыми ручками. Ли строго взглянула на остальных детей.
   - Риччи, вынь руки из карманов. Мисси, перестань кружиться.
   - Но, мама...
   - Господи, - Ли вздохнула и расплылась в улыбке. - Я дома.  Дора,  помочь
еще чем-нибудь?
   - Нет, теперь я справлюсь. Еще раз спасибо.
   - Ну, если ты в этом уверена... - Ли обвела  взглядом  магазин.  То,  что
сестра может функционировать в такой тесноте, до сих пор оставалось для  нее
тайной за семью печатями. Они  выросли  среди  полного  хаоса,  каждый  день
начинался с новой драмы или комедии. Повзрослев, Ли пришла к убеждению,  что
строгий порядок - единственный способ сохранить душевное здоровье. - Я могла
бы заглянуть завтра.
   - Нет. У тебя выходной, и я рассчитываю на свою долю домашнего печенья. -
Провожая семейство к двери, Дора сунула племяннице фунтовый  пакет  "М&М"  и
тихо приказала:
   - Поделись с братьями. И не смей говорить маме, откуда у тебя конфеты.
   Затем она взъерошила волосы Риччи.
   - Сматывайся, зануда.
   Риччи ухмыльнулся, показав широкую щель на месте двух передних зубов.
   - А если ночью сюда заберутся взломщики и все вы  несут?  -  Он  протянул
руку к уху Доры и потрогал длинную сережку, гроздь цитринов и аметистов. - Я
мог бы посторожить и перестрелять их всех.
   - Спасибо, Риччи, - очень серьезно  сказала  Дора.  -  Не  могу  выразить
словами, как я  тебе  благодарна,  но  я  и  сама  могу  перестрелять  своих
взломщиков.
   Выпроводив родственников на улицу,  Дора  немедля  стала  запирать  дверь
магазина, прекрасно зная, что Ли не сдвинется с места, пока не будут заперты
все замки и включена сигнализация.
   Закончив этот процесс, Дора глубоко вдохнула сосновый  и  яблочный  запах
ароматических смесей из сухих цветочных лепестков. Как хорошо дома, подумала
она и, подхватив коробку  с  новыми  приобретениями,  направилась  к  двери,
ведущей из  магазина  на  внутреннюю  лестницу.  Чтобы  отпереть  дверь,  ей
пришлось жонглировать коробкой, сумочкой, большой сумкой с вещами,  а  также
пальто, которое она сняла, войдя в магазин. Ей даже удалось плечом  включить
свет на лестнице.
   Она  уже  прошла  половину  коридора,  когда  заметила  свет  в  соседней
квартире. Новый жилец!  Перехватив  поудобнее  свою  ношу,  Дора  подошла  к
открытой, подпертой коробкой двери и заглянула внутрь.
   Он стоял к ней боком у старого стола,  держа  в  одной  руке  бутылку,  в
другой - стакан. Кроме стола, в комнате были лишь диван и кресло.
   Но Дору больше  заинтересовал  высокий,  атлетически  сложенный  мужчина,
заглатывающий виски.
   Темно-синий с закатанными до локтей рукавами свитер - никаких татуировок!
- заношенные джинсы, выцветшие на  самых  интересных  местах.  Волосы  цвета
созревающей пшеницы, слегка взъерошенные и небрежно падающие на воротник.
   В резком контрасте с одеждой, на запястье - настоящий золотой "Ролекс"...
или уж очень хорошая подделка.
   Хотя  наблюдение  заняло  не  больше  пары  секунд,   у   Доры   возникла
уверенность, что ее жилец празднует не новоселье. Она видела  лишь  профиль,
но высокие скулы и щетина, почти полностью скрывавшая лицо, не могли  скрыть
его мрачность.
   Не успела Дора издать ни звука, как мужчина резко обернулся и пронзил  ее
взглядом, жестким, непроницаемым и потрясающе синим. Она с  трудом  подавила
инстинктивное желание отшатнуться.
   - Ваша дверь была открыта, - сказала Дора таким извиняющимся  тоном,  что
тут же разозлилась на себя.
   В конце концов, она стоит в собственном коридоре!
   - Да.
   Джед поставил бутылку на стол и со стаканом в руке  подошел,  проводя  на
ходу собственное  исследование.  Ее  фигурка  была  почти  скрыта  картонной
коробкой. Хорошенькое овальное  личико,  слегка  заостренное  к  подбородку,
старомодно белая кожа и розовые щечки, пухлые губы, не  тронутые  помадой  и
чуть  изогнутые  в  улыбке,  большие  карие   глаза,   горящие   дружелюбным
любопытством, волна темных, с золотистым отливом волос.
   Девушка нарушила затянувшееся молчание:
   - Я Дора. Из квартиры напротив. Помощь нужна?
   - Нет.
   Джед отпихнул ногой коробку и захлопнул дверь перед ее носом.
   У Доры отвисла челюсть, что она не сразу заметила, а заметив,  решительно
закрыла рот.
   - Ну, добро пожаловать, милый сосед, - пробормотала она, поворачиваясь  к
собственной  двери.  Поковырявшись  в  замке,  она  отперла  свою  дверь   и
захлопнула ее за собой, затем обратилась к пустой комнате:
   - Большое спасибо, папочка. Похоже, ты откопал мне настоящее сокровище.
   Дора скинула вещи на  диван,  нетерпеливо  пригладила  волосы.  На  этого
парня, может, и приятно смотреть, но она  предпочла  бы  более  приветливого
соседа. Дора решительно направилась к висящему на стене телефону.
   Сейчас она выскажет папочке все, что думает по этому поводу.
   Набирая вторую цифру, Дора заметила на столике лист бумаги со  счастливой
рожицей в форме сердца вместо подписи.  Квентин  Конрой  всегда  добавлял  к
своим  посланиям  какой-нибудь  рисунок,  отражающий  его  настроение.  Дора
повесила трубку и начала читать.

   Иззи, дорогая моя доченька.
   Дора поморщилась. Только отец называл ее этим уменьшительным именем.
   Дело сделано. И, смею сказать, сделано хорошо. Твой новый жилец - крепкий
молодой человек и всегда поможет тебе с тяжелой мужской  работой.  Его  имя,
как ты увидишь в  контракте,  ожидающем  твоей  подписи,  Джед  Скиммерхорн.
Основательное имя. Лично мне напоминает об  отчаянных  морских  капитанах  и
первопроходцах. Его молчаливость заинтриговала меня:  в  тихом  омуте  черти
водятся.  Я  не  смог  придумать  для   своей   любимой   доченьки   лучшего
рождественского подарка, чем таинственный сосед.
   Добро пожаловать домой, мой первенец.
   Твой любящий отец.

   Хотя Доре было не до смеха, она не смогла сдержать улыбку. Намерение отца
было шито белыми нитками. Столкнуть дочку с привлекательным мужчиной, и, чем
черт не шутит, она влюбится,  выйдет  замуж  и  подарит  своему  ненасытному
папочке новых внуков. Можно подумать, ему некого баловать!
   - Прости, папа, - прошептала Дора. - Тебя ждет еще одно разочарование.
   Отложив записку, она пролистала контракт и наконец добралась  до  подписи
нового жильца, дерзкой подписи, и  размашисто  расписалась  рядом  на  обеих
копиях. Подхватив  одну,  Дора  пересекла  узкий  коридор  и  постучалась  в
соседнюю квартиру.
   Когда дверь открылась, Дора резко протянула лист,  смяв  уголок  о  грудь
жильца.
   - Вам это понадобится для учета.
   Он взял контракт, просмотрел, затем снова взглянул на Дору. Теперь  в  ее
глазах не было никакого дружелюбия. Что его вполне устраивало.
   - Почему старик оставил контракт вам?  Дора  вскинула  голову  и  коротко
пояснила:
   - Старик - мой отец, и этот дом - мой, мистер Скиммерхорн. Следовательно,
я являюсь вашей домовладелицей. - Высказавшись, Дора резко развернулась и  в
два шага пересекла  коридор.  Положив  ладонь  на  ручку  своей  двери,  она
остановилась, обернулась. Ее волосы взметнулись и аккуратно легли на  место.
- Плата  за  квартиру  -  двадцать  первого  числа  каждого  месяца.  Можете
подсовывать чек под мою дверь и экономить на марках.
   Это также избавит вас от контактов с другими человеческими существами.
   Дора скользнула в свою квартиру и закрыла дверь,  вполне  удовлетворенная
резким щелчком замка.

Глава 3

   Джед трусцой подбежал к черному входу в новый  дом.  Наличие  спортивного
зала за углом - еще одна причина, по которой он остановил свой выбор на этой
квартире. Он отлично провел полтора часа, поднимая тяжести и выколачивая дух
из боксерской груши, а затем изрядно пропотел в парилке, избавившись  вместе
с потом от головной боли, последствий вчерашнего общения с бутылкой виски.
   Теперь, чувствуя себя почти нормальным человеком, Джед  мечтал  о  черном
кофе и об одном из готовых завтраков, которыми загрузил морозилку. Выудив из
кармана спортивного костюма ключ, он отпер дверь и сразу же услышал  музыку.
Слава богу, не рождественские гимны, а Арета Франклин.
   По меньшей мере, музыкальный вкус домовладелицы не будет раздражать его.
   Джед сразу бы завернул к себе, если бы не заметил  приоткрытую  дверь  ее
квартиры, и, сунув руки в карманы, пересек коридор.
   Накануне он хамил обдуманно, а потому  не  собирался  извиняться.  Однако
казалось вполне разумным заключить мир с хозяйкой дома.
   Джед чуть шире распахнул дверь и замер на пороге.
   Как и его квартира, эта была просторной,  с  высокими  потолками,  полной
света, струящегося в гостиную через  три  больших  окна.  На  этом  сходство
заканчивалось.
   Джед вырос в доме, полном красивых и ценных вещей, но все  равно  испытал
шок.  Никогда  прежде  он  не  видел  столько  барахла,  втиснутого  в  одно
помещение. Застекленные  полки  целиком  занимали  одну  стену,  и  казалось
странным,  что  они  не  прогибаются  под  тяжестью   старинных   бутылочек,
статуэток, раскрашенных шкатулок и прочих безделушек, определить  назначение
которых Джед был не в силах. Несколько столов были заставлены стеклянными  и
фарфоровыми  фигурками.  На  диване  с  яркой  обивкой  гора  подушек  более
спокойного рисунка, гармонирующего с  огромным  ковром  на  полу.  Турецкий,
решил Джед. Сколько он себя помнил, похожий ковер лежал в  главной  гостиной
его родового гнезда.
   Как и положено в это время года, у окна стояла елка, и  на  каждой  ветке
висели разноцветные шары и фонарики. Под елкой  -  деревянные  сани,  полные
сосновых шишек.  Джеду  показалось,  что  керамический  снеговик  в  высоком
цилиндре улыбался лично ему.
   Комната должна была казаться перегруженной  и  неубранной,  но  почему-то
такое впечатление не возникало. Наоборот, Джед решил, что  открыл  волшебный
сундук, полный сокровищ.
   В центре всего этого - спиной к нему и с картиной в руках  -  стояла  его
домовладелица в ярко-красном костюме с короткой прямой  юбкой  и  облегающим
жакетиком. Задумчиво  поджав  губы,  Джед  прислонился  к  дверному  косяку.
Поганое же настроение было у него вчера, если он не обратил внимания на  эту
изящную соблазнительную фигурку.
   За звучными  трелями  Ареты  он  расслышал  тихое  бормотание.  Прислонив
картину к диванной спинке, девушка обернулась и увидела его. К ее чести,  ей
почти удалось подавить испуганный вопль.
   - Дверь открыта, - сказал Джед.
   - Да. - Поскольку в отличие от своего жильца Дора не привыкла общаться  с
помощью междометий и коротких фраз, она смахнула  с  глаз  длинную  челку  и
пояснила:
   -  Я  сегодня   проводила   переучет.   Какие-нибудь   проблемы,   мистер
Скиммерхорн? Трубы протекают? Или мыши?
   - Ничего подобного, насколько я заметил.
   - Отлично. - Дора исчезла из виду, так что Джед переместился  в  комнату.
Девушка стояла у обеденного стола, круглого, на  одной  массивной  ножке,  и
наливала в  тончайшую  фарфоровую  чашечку  кофе,  судя  по  аромату,  очень
крепкий.
   Дора поставила изящный кофейник на стол и вопросительно приподняла брови.
Ее неулыбающиеся губы были такими же ослепительно яркими, как костюм.
   - Вам что-нибудь нужно?
   - Не повредило бы то, что вы налили себе. - Джед кивнул на кофейник.
   Итак, сегодня он решил вести себя по-соседски, подумала Дора и, не говоря
ни слова, подошла к резной горке, достала еще одну чашечку с блюдцем.
   - Сливки? Сахар?
   - Нет.
   Дора налила кофе и, поскольку Джед не двинулся с места, подошла  к  нему.
Он пахнет мылом, поняла она. Очень трогательно. Но насчет этих глаз отец был
прав. Непроницаемые, холодные.
   - Спасибо. - Джед расправился с кофе двумя глотками и вернул ей чашку.  У
его матери был такой же сервиз,  вспомнил  он.  И  несколько  предметов  она
разбила, швыряя ими в слуг. - Стар... ваш отец, - быстро  поправился  он,  -
сказал, что я могу установить свое оборудование. Но поскольку  не  он  здесь
главный, я решил, что следует спросить у вас.
   - Оборудование? - Дора поставила на стол его пустую чашку и взяла свою. -
Какое?
   - Штанга, гири.
   Дора невольно взглянула на его плечи и грудь.
   - Никаких проблем... если только вы не будете ронять  их  на  пол,  когда
магазин открыт.
   - Я постараюсь не грохотать. -  Джед  внимательно  взглянул  на  картину.
Такая же дерзкая, как костюм ее владелицы... и как  сногсшибательный  аромат
ее духов. - Знаете, вы поставили картину вверх ногами.
   Дора весело улыбнулась.  Она  действительно  поставила  картину,  как  на
аукционе.
   - Я тоже так думаю. Я собираюсь повесить ее наоборот.
   Она подошла к дивану и перевернула картину. Джед прищурился и согласился:
   - Теперь правильно. Все равно безобразно, но правильно.
   - Восприятие искусства так же индивидуально, как само искусство.
   - Как скажете. Спасибо за кофе.
   - Пожалуйста. О, Скиммерхорн.
   Джед остановился и оглянулся через плечо. Легкое нетерпение,  мелькнувшее
в его глазах, заинтриговало Дор