е недостает моей половинки, той,  которая
любила смех и веселье. Я ужасно по ней тоскую.
   Я же для мамы всегда была испытанием. Она очень часто говорила  об  этом,
значит, это правда. У меня нет кротости Хоуп, покладистости,  очарования.  Я
все время задавала каверзные вопросы, яростно спорила, мне было  все  равно,
лишь бы на меня обратили внимание, заметили бы меня.
   Хоуп подружилась с Тори за год до того лета.  И  почти  с  самого  начала
знакомства они стали неразлучны. Больше близнецами, чем мы с Хоуп.
   Уже только за это одно я невзлюбила Викторию  Боден.  Я  насмехалась  над
Тори при каждом удобном случае, я делала вид, что  не  вижу  ее  в  упор.  Я
притворялась. На самом деле я зорко следила за ней и за  Хоуп.  Я  тщательно
выискивала малейшую трещинку в их отношениях, чтобы расширить ее и разрушить
их дружбу.
   В день смерти Хоуп они играли вдвоем  у  нас  дома,  так  как  Хоуп  было
строжайше запрещено бывать у Тори. Она, конечно, бывала тайком,  но  большую
часть времени они проводили в "Прекрасных грезах" или на болоте.
   Мама ничего о болоте не знала. Она бы этого не одобрила, но  мы  все  там
играли. А пала знал, но только просил нас, чтобы  мы  там  не  бывали  после
захода солнца.
   Перед ужином Хоуп играла одна на террасе  в  шашки.  Я  наказала  ее,  не
согласившись играть вместе.  Но  это  не  испортило  ей  удовольствия,  и  я
отправилась к себе в комнату и никуда не выходила, пока не позвали  ужинать.
Есть я не хотела и все еще злилась на Хоуп. И теперь сама себя  наказала  за
это, устроив скандал из-за зеленого горошка, потом нагрубила матери, и  меня
выгнали из-за стола, велев идти к себе в комнату. Я очень не  любила,  когда
меня вот так выгоняли, это  было  отлучение.  Я  была  аутсайдером,  который
радуется своей независимости, а с  другой  стороны  -  яростно  желает  быть
частью целого, в данном случае - семьи. Я пошла к себе с таким видом, словно
только этого и желала. На самом деле я была вне себя от горя. Кучка зеленого
горошка для них оказалась важнее дочери. Я лежала на постели и мечтала о том
дне, когда совершенно освобожусь от семьи,  которая  во  мне  не  нуждается.
Никто мне не сможет помешать. А я буду  богата,  знаменита  и  прекрасна.  Я
обдумывала побег: может быть, остановиться у моей тети Рози. Это,  я  знала,
очень уязвит чувства моей  матери,  так  как  она  всегда  стеснялась  своей
сестры, к которой в их семье когда-то относились так же, как ко мне в моей.
   Но бежать мне не хотелось. Мне хотелось, чтобы меня  любили,  и  это  мое
желание связывало меня по рукам и ногам.
   Лайла тайком принесла мне ужин, конечно, без  зеленого  горошка.  Она  не
уговаривала меня, не приласкала, но одним этим маленьким  актом  уважения  к
моим вкусам словно погладила меня по головке. Да благословит ее господь, она
всегда была рядом, твердая как скала и горячая  сердцем,  словно  пирожок  с
пылу с жару.
   Я поела, потому что это она принесла еду. И  еще  по  той  причине,  что,
будучи тоже непокорного нрава, она втайне сочувствовала моему бунту. А потом
я лежала одна в темноте и воображала, как мама расчесывает Хоуп волосы,  как
всегда, после ванны. По правде говоря, она бы и мои  расчесывала,  но  я  ни
минуты не могла спокойно усидеть на месте. Я знала, что потом Хоуп пойдет  к
папе пожелать ему спокойной ночи. Но, делая то, что от нее ожидали, она  все
время будет обдумывать свой тайный план. Свой тайный акт неповиновения.
   Я слышала, как она прошла по  коридору  и  задержалась  у  моей  комнаты.
Хотела бы я тогда вскочить с постели и заставить ее войти и побыть со  мной.
Все могло бы тогда сложиться по-другому.  Она  бы  рассказала  мне  о  своих
планах, и я бы могла пойти с ней назло маме.
   Она бы не была одна.
   Но я лежала, застывшая в своем мрачном упрямстве,  и  услышала,  как  она
уходит прочь.
   Я не знала, что она покинула дом. Ведь я могла выглянуть в окно и увидеть
ее. Вместо этого я дулась и злилась. А потом заснула.  Когда  я  спала,  она
умерла. Я не почувствовала ничего, когда порвалась нить, та связь,  которая,
как говорят, всегда существует между близнецами.  Я  не  чувствовала  ни  ее
страха, ни ее боли. Я спала, как обычно  спят  дети,  глубоким,  беззаботным
сном, в то время как делившая со мной утробу матери и рожденная одновременно
со мной погибла в одиночестве.
   Это Тори почувствовала разрыв связи, боль и  страх.  Я  тогда  в  это  не
поверила, не хотела поверить. Хоуп была моей сестрой, а не ее, как она смела
утверждать, будто чувствовала то же, что Хоуп. Я  предпочитала  верить,  как
многие другие, что Тори была в ту ночь на болоте, но убежала и оставила Хоуп
одну в этом ужасе.
   Я верила в это, несмотря на то, что увидела ее  на  следующее  утро.  Она
шла, хромая, по аллее рано утром. Она шла как старуха, словно каждый шаг  ей
стоил неимоверных усилий. Дверь открыл Кейд, но я прокралась на  цыпочках  к
лестнице и все видела. Лицо Тори было бледным, как  у  привидения.  А  глаза
казались огромными.
   Она сказала: "Хоуп в беде. Нужна помощь".
   Я юркнула к себе, а Кейд пошел в комнату Хоуп. А  затем  все  завертелось
очень быстро. Кейд сбежал вниз, громко позвал папу.  Мама  присоединилась  к
ним. Все говорили одновременно, не обращая внимания на меня.  Мама  схватила
Тори за плечи, стала трясти ее и кричать на нее. А Тори стояла тихо-тихо.
   Папа оттащил маму от Тори и велел ей сразу же позвонить в полицию. И стал
расспрашивать Тори дрожащим голосом. Она рассказала ему о их  планах  и  как
она не могла прийти, потому что упала и больно ушиблась.  Но  Хоуп  пошла  и
кто-то ее выследил. Все это Тори говорила тусклым, бесцветным  голосом,  как
взрослая. И не сводила с папы глаз. Она сказала, что  может  отвести  его  к
Хоуп.
   Позднее я узнала, что именно так она и сделала, отвела папу и Кейда, а за
ними следовала полиция, к болоту, к Хоуп.
   После этого жизнь стала совсем другая для всех нас".

***

   Фэйф захлопнула блокнот и откинулась на спинку скамьи. Птицы щебетали,  в
воздухе стоял густой запах влажной земли и цветов. Мраморная  статуя,  вечно
юная, молча улыбалась.
   "Как  это  похоже  на  папу,  -  подумала  Фэйф,  -  прикрыть  ужасающее,
отталкивающее покровом красоты. Может быть, претенциозное, но - утверждение:
   "Хоуп жила и живет. И она принадлежит мне".  Интересно,  приводил  ли  он
сюда свою женщину? И эта женщина,  ради  которой  он  отвернулся  от  семьи,
слушала его  воспоминания,  была  свидетельницей  его  горя?  Почему  же  он
приводил сюда ее, а не меня?"
   Фэйф  достала   сигарету.   И   внезапно,   к   собственному   удивлению,
расплакалась. Она плакала о Хоуп, об отце, о себе. О тщете  жизни,  о  тщете
грез. О тщетных усилиях любви.
   Тори остановилась у клумбы первоцвета. Этот островок цветов  произвел  на
нее потрясающее впечатление, но мысленным взором она видела болото, заросшее
буйной зеленью. И эти два образа никак не  могли  слиться  воедино.  Усилием
воли она прогнала видение прошлого.
   Перед ней стояла Хоуп, навечно заключенная в камень. А перед Хоуп  сидела
Фэйф и плакала.
   Тори сделала над собой усилие и подошла, опустилась  на  скамью  и  стала
ждать.
   - Я сюда  никогда  не  приходила,  -  сказала  Фэйф.  И,  достав  платок,
высморкалась, - И думаю, потому, что  не  понимаю,  ужасное  это  место  или
прекрасное.
   - Нужно обладать мужеством, чтобы из этого ужасного места создать  уголок
покоя.
   - Мужеством? - Фэйф сунула платок  в  сумочку,  резким  движением  зажгла
сигарету. - Ты думаешь, это было смелым поступком?
   - Да. Твой отец был хорошим человеком. Он всегда был добр  ко  мне.  Даже
после... - Тори  не  смогла  выговорить  страшных  слов.  -  Даже  после  он
по-прежнему оставался ко мне добр. А это было нелегко.
   - Он нас бросил. В эмоциональном плане - как сказали  бы  психотерапевты.
Он бросил нас всех ради мертвой дочери.
   - Не знаю, что и сказать тебе. Нам не дано с тобой знать, что это такое -
потерять свое дитя.
   - Я потеряла сестру.
   - Я тоже, - тихо ответила Тори.
   - Мне не нравятся твои слова. И не нравится, что мне они не нравятся, так
как это правда. Фэйф вздохнула и сунула руку под скамью.
   - У меня тут большой кувшин с охлажденной "Маргаритой". Подходящее  питье
в теплый вечер.
   - За Хоуп, - и Фэйф чокнулась пластиковым стаканчиком с  Тори.  -  Горчит
больше, чем лимонад, который мы с ней здесь пили. Она любила лимонад.
   - Лайла всегда для нее готовила по-особому, много мякоти и сахара.
   - В ту ночь она принесла с собой бутылку колы. Она стала теплой за дорогу
сюда, и Хоуп... - Голос Тори дрогнул.
   - Ты все еще так ясно себе представляешь?
   - Да, и лучше будет, если ты не станешь меня расспрашивать. Я ни разу  не
приходила сюда со  времени  приезда.  Я  не  трусиха,  но  я  должна  как-то
справляться с прошлым и жить.
   - Я тоже не из трусливых. Возьми оба  мои  брака.  Лично  я  считаю  себя
победительницей, так как сумела разделаться с ними без рубцов и шрамов.
   - Ты любила?
   - Когда?
   - В том и другом браке?
   - Нет. В первый раз меня просто мучила неотступная похоть. А этот  парень
мог спариваться как кролик, чуть не  сутки  напролет,  и  он  исполнял  свои
супружеские обязанности сполна. Он в точности соответствовал всему тому, что
презирала моя матушка. Разве я могла не выскочить за него замуж?
   - Но ты могла бы просто заниматься с ним сексом.
   - Я и занималась, но брак был как пощечина матери. Вот тебе, мама.
   Фэйф откинула голову и рассмеялась.
   - Господи, ну какая же я была идиотка. Во  второй  раз  это  было  скорее
импульсивным поступком. Ну и, конечно, секс тоже играл роль. Мой второй  муж
был слишком стар для меня и еще женат, когда началась наша связь,  что  было
маленькой местью отцу. Сначала он был мне верен, но быстро надоел. А потом я
ему тоже надоела, и он стал изменять мне. Я не осталась  в  долгу,  а  после
развода получила немалый куш, и надо сказать, что заработала из  этих  денег
каждый цент.
   - А почему ты сейчас с Уэйдом?
   - Сама не знаю. - Фэйф  передернула  плечами.  -  Он  красив,  он  просто
потрясающий любовник. Но ветеринар? Это никогда не входило в мои планы. А он
все усложняет тем, что любит меня. - Она сделала  большой  глоток.  -  И  я,
чувствую какое-то обязательство перед ним.
   - Ну, это его проблема.
   Фэйф быстро, словно ее ударили, повернулась.
   - Ну от тебя я никак не думала услышать такое.
   - Мне кажется, Уэйд всегда поступал как хотел и добивался чего хотел.  И,
возможно, он знает тебя лучше, чем ты  думаешь.  Хотя  я  в  мужчинах  плохо
разбираюсь.
   - Ну, это легко. - И Фэйф наполнила стакан Тори. - Половину  времени  они
думают своими причиндалами, а половину о своих игрушках.
   - Не очень-то любезное мнение для женщины, у которой есть и  любовник,  и
брат, - Но я не сказала ничего  дурного.  Я  люблю  мужчин.  Некоторые  даже
говорят, что чересчур люблю  и  чересчур  многих...  Я  всегда  предпочитала
мужскую компанию. Женщины гораздо хитрее мужчин и склонны  остальных  женщин
считать своими соперницами. Мужчины же видят в себе подобных -  конкурентов,
а это совсем другое дело. Фэйф взяла блокнот.
   - Мне вдруг захотелось кое-что записать, а я редко подавляю свои желания.
Не хочешь прочесть?
   Она встала и прошлась немного со стаканом в руке и  сигаретой  в  другой.
Она остановилась возле статуи сестры и всмотрелась в лицо. Когда-то и у  нее
было такое же. И она оглянулась на Тори.  Такая  спокойная.  Холодная.  Хотя
внутри кипят страсти. Она раздавила сигарету.
   - Может, мне стоит заняться сочинительством, -  сказала  она  беззаботно,
подходя к Тори, - ты как будто увлеклась.
   Да, Тори захватил ритм слов и образов. Было и забавно, и  грустно  читать
все это. А затем грудь стеснило, она чувствовала тяжесть на  сердце,  и  оно
забилось гулко и часто.  Оно  и  понятно.  Место,  воспоминания  Фэйф  и  ее
собственные, все обрушилось на нее. Внезапный холодок пробежал по  спине,  и
боковым зрением она увидела, как со всех  сторон  подступает  мрак.  Блокнот
выскользнул у нее из  рук,  упал  на  землю,  и  слабый  ветерок  зашелестел
страницами.
   - Кто-то за нами следит.
   - Что? Милая, ты выпила только два стаканчика.
   - Здесь кто-то есть! - Она схватила Фэйф за руку. - Бежим!
   - Да что с тобой? - И Фэйф похлопала  Тори  по  щеке.  -  Приди  в  себя.
Очнись.
   - Он следит за нами. Из-за деревьев. Он поджидает тебя, беги, Фэйф.
   Однако холодок страха пронзил и Фэйф.
   - Я же не Хоуп.
   - Фэйф, он где-то за деревьями. Я чувствую его. Он следит. Выжидает.
   Глаза у Фэйф округлились от страха. Теперь и она услышала - едва  внятный
шорох за просекой.
   - Но ведь нас двое, черт возьми! - Она схватила сумку. - И нам не  восемь
лет. И мы не беззащитны.
   И Фэйф вынула из сумки изящный,  инкрустированный  перламутром  револьвер
двадцать второго калибра.
   - Мы сами его поймаем.
   - Ты с ума сошла?
   - Давай, давай, выходи, сукин сын. Хрустнул сучок под чьей-то ногой.
   - Струсил, ублюдок!
   - Фэйф, не надо.
   Но та уже бросилась в чащу, и Тори не оставалось ничего, как  последовать
за ней.
   - Я думаю, он побежал к реке. Может быть, мы его  и  не  поймаем,  но  он
здорово оцарапает себе задницу в кустарнике.
   Фэйф выстрелила в воздух. Птицы вспорхнули  с  деревьев  вверх.  Раздался
плеск воды, и Фэйф кровожадно улыбнулась.
   - Надеюсь, его сожрет крокодил. Вперед.
   Тори ощутила запах воды, теплый, густой.  Земля  стала  вязкой,  но  Фэйф
летела вперед как шальная.
   - Ради бога, осторожней, не выстрели ненароком в себя.
   - Я умею управляться с этой штукой, но болото  ты  знаешь  лучше,  ступай
вперед.
   - Поставь на предохранитель. Мне не хочется  получить  пулю  в  спину.  И
берегись змей.
   - Да, я теперь понимаю, почему всегда ненавидела это место.
   Приток адреналина иссяк, и ее охватило отвращение ко всему, что ползает и
прыгает. Однако Тори быстро шла вперед, и самолюбие не оставляло Фэйф  иного
выбора, как следовать за ней.
   - И почему это место так нравилось вам с Хоуп?
   - Прекрасное место. И дикое.
   Тори услышала, как кто-то, тяжело ступая, идет от реки.
   - Вернулся? Ну я сейчас ему покажу. Давай, давай, иди сюда, сукин ты сын.
Я сумею пустить пулю тебе в лоб.
   Раздался шум, словно что-то упало.
   - Господи Иисусе, не стреляйте!
   - Давай выходи, покажись, сукин сын.
   - Не стреляйте. Мисс Фэйф, это вы? Мисс Фэйф, это я, Пайни.
   Он показался из-за деревьев и поднял вверх дрожащие руки.
   - Какого черта ты здесь шныряешь и следишь за нами?
   - Я не следил. Клянусь богом. Даже не знал, что вы здесь, пока не услышал
выстрелы. Ну и нагнали вы на меня страху. Я ловил лягушек.  Босс  ничего  не
имеет против моего лягушачьего промысла на его земле.
   - А где лягушки?
   - Уронил мешок, когда вы стали кричать, чтобы я  выходил.  Вы  мне  жизнь
скостили лет на десять, мисс Фэйф.
   Тори усмотрела в лице  Пайни  только  страх  и  не  почувствовала  ничего
опасного. От него разило виски и потом.
   - Покажи сумку.
   - О'кей. Она тут, рядышком. И он ткнул пальцем в сторону.
   - Осторожней, Пайни.  У  меня  нервы  расходились.  Смотри,  нажму  курок
нечаянно.
   И Фэйф навела на него револьвер, пока Тори осторожно подходила поближе.
   - Видите? Вон там, видите?
   Тори присела на корточки и заглянула внутрь  старой  сумки.  С  полдюжины
лягушек горестно уставились на нее в ответ.
   - Ну не больно богатая добыча за целый час охоты.
   - Да когда я уронил сумку, большая часть упрыгала назад. А я дважды ронял
сумку. Я чуть в штаны не наложил, по правде говоря, когда  вы  стрельнули  в
первый раз. Мне показалось, что кто-то бежит, и потом  снова  выстрел.  Я  и
подумал, что надо улепетывать, покуда цел.
   - Ну, что ты об этом думаешь? - спросила Фэйф у Тори.
   - Не знаю. Лягушки при нем, хотя их  и  мало.  "Пайни  не  молод,  -  тем
временем думала она, - но болото он знает, и от  полевой  работы  мускулы  у
него крепкие. Хотя это еще ничего не доказывает".
   - Извините, что мы вас напугали, но кто-то шнырял около просеки.
   - Не я. - Он перевел глаза с  Тори  на  револьвер,  потом  обратно.  -  Я
слышал, что кто-то бежит, но  это  я  уже  вам  сказал.  Отсюда  есть  много
путей-дорожек.
   Тори кивнула и отошла. Пайни поспешно поднял сумку.
   - Ну, я тогда пойду, если не возражаете.
   - Ладно, иди, - согласилась Фэйф, - но на твоем месте я  бы  предупредила
Кейда, когда тебе вздумается снова половить лягушек.
   - Точно. Я теперь обязательно предупрежу. Пайни попятился, глядя на Фэйф,
и скользнул в чащу.

Глава 25

   Вот уже почти тридцать пять лет Джей Ар и Карл Расе  в  воскресенье  днем
обычно удили рыбу. Они стеснялись это называть традицией. Для  них  это  был
просто способ расслабиться и хорошо провести время. Каждое  воскресенье,  за
редким исключением по случаю праздников или болезней,  оба  сидели  рядом  с
удочками на берегу реки.
   Когда Джей Ар ухаживал за Бутс и после, в первые месяцы  после  женитьбы,
она готовила им разные замысловатые закуски, чтобы они могли  перекусить  во
время рыбалки. Джей Ару понадобилось некоторое время, чтобы убедить  ее,  не
задевая ее чувств, перестать о них заботиться. Они с  большим  удовольствием
обходились не салатом с цыпленком, а пивом и пекановым пирогом.
   Так оно и шло без перемен много лет. И река мало менялась, и  берег.  Как
всегда, река текла плавно и неспешно, и в нее гляделась старая ива, касаясь"
вод кружевной листвой.
   Время от времени рыба брала наживу.  Иногда  они  обсуждали  политические
темы и, поскольку Джей  Ар  был  республиканцем,  а  Карл  Расе  демократом,
ожесточенно спорили. Им обоим эти споры ужасно нравились, но  все  больше  и
чаще с течением лет в их разговоры  вторгались  семейные  проблемы  и  жизнь
города. Оба знали, что  один  может  твердо  положиться  на  другого  и  все
сказанное на берегу реки здесь и останется.
   Карл начал разговор издалека:
   - Скоро день рождения у Айды Мэй, и мне пора позаботиться о подарке.
   - Женщины всегда радуются чему-нибудь бесполезному, -  заметил  Джей  Ар,
припомнив, что предыдущий подарок Карла - электрическую сковородку - жена не
оценила по достоинству.
   - Я голову себе свихнул, думая, что бы ей купить. Думаю, надо  наведаться
к твоей племяннице, может, она что-нибудь посоветует.
   - Это верно. Тори хорошо разбирается в таких вещах.
   - Хороший у нее магазин. Работы вот только много.
   - Она всегда была труженицей.  И  на  плечах  у  нее  хорошая  голова.  И
подумать только, из какой семьи вышла.
   Вот этого поворота разговора Карл  и  ожидал,  но  по-прежнему  направлял
разговор в нужное ему русло очень осторожно. Он вынул новую пластинку жвачки
и приступил к обычному ритуалу разворачивания и свертывания бумажки.
   - Да, ей сильно досталось. У твоего зятя рука была тяжелая.
   - Знаю, - и Джей Ар помрачнел. - Хотел бы я тогда знать об этом.
   - Но теперь ты знаешь. А мы его разыскиваем по этому делу в Хартсвилле.
   - Хорошо бы ты его нашел. В любом случае жизнь сестры пропала к черту, но
если его засадят за решетку, Тори будет спокойнее спать по ночам.
   - Твои слова снимают у меня тяжесть с души, Джей Ар. Ведь у  нас  дело-то
похуже, чем в Хартсвилле.
   - Ты о чем?
   - Да о том, что случилось с Шерри Беллоуз.
   - Господь всемогущий! Ты же не думаешь,  что  и  к  этому  Ханнибал  руку
приложил?
   - А иначе бы я этого разговора не заводил. Я почти всю ночь не спал,  всю
голову свернул, обмозговывая это. Я, как официальное лицо,  должен  об  этом
молчать, но не могу. Сейчас, Джей Ар, твой зять  единственный  подозреваемый
по этому убийству.
   Джей Ар  вскочил  и  зашагал  по  берегу.  Стояла  тишина,  только  птицы
щебетали.
   - Не могу в это поверить, Карл. Ханнибал - негодяй и мерзавец.  Я  о  нем
ничего хорошего не могу сказать, но убить девушку!
   - Н