учащенно забилось.
   Но она тут же отпрянула и отвернулась.
   - Филипп, эти игры не для меня. Она сжала руки, чтобы унять дрожь.
   Гордость помогла Адриенне  прожить  все  эти  лишенные  равновесия  и
полные сумятицы годы. Только благодаря гордости Адриенна смогла  сказать
без смущения:
   - Я никогда не была с мужчиной. И никогда не хотела этого.
   - Знаю. Я понял это сегодня утром, когда ты рассказала  мне  о  своем
отце и о том, что произошло между ним и твоей матерью. Я не могу  ничего
ни  сказать,  ни  сделать,  чтобы  изгладить   из   твоей   памяти   эти
воспоминания,  чтобы  изменить  твои  чувства,  хочу  только  сказать  -
отношения между мужчиной и женщиной могут быть прекрасными. Того, о  чем
ты мне рассказала, не должно быть.
   Филипп снова прикоснулся к ней - нежно погладил  ее  щеку.  Это  было
вроде испытания для них обоих. Адриенна  всегда  знала,  чего  хочет,  и
считала, что может распоряжаться своей судьбой. Сегодня  ей  показалось,
что Филипп стал ее неотъемлемой частью, что они уже неразрывно связаны.
   - Я боюсь.
   Он осторожно вынул два гребня слоновой кости из ее волос.
   - Я тоже.
   При этих его словах Адриенна открыла глаза.
   - Я тебе не верю. Почему я должна поверить?
   - Потому что ты особенная, потому  что  ты  слишком  много  для  меня
значишь. - Он отложил в сторону гребни и провел  рукой  по  ее  волосам,
пропуская сквозь пальцы. - Потому что это важно для меня.
   Он привлек ее  ближе,  стараясь  подавить  свою  страсть  и  остаться
нежным, стараясь не забыть о ее хрупкости и ее страхах.
   В ней сочеталась слабость и сила. И с первой же минуты  она  пыталась
скрыть от него и свою уязвимость, и свою отвагу.
   - Мы можем всю ночь посвятить разговорам, Эдди.  Но  лучше,  если  ты
позволишь мне на деле доказать свои чувства.
   У нее не было выбора, да, впрочем,  его  не  было  никогда.  Адриенна
верила в судьбу. Ее судьбой было покинуть Якир и вернуться туда.  И  она
была обречена провести эту ночь с Филиппом, узнать,  что  же  заставляет
женщин отдавать свои сердца и свободу мужчинам.
   Она многое знала о сексе из откровенных разговоров женщин  в  гареме,
на званых вечерах. Оставшееся с  детских  лет  воспоминание  о  близости
мужчины и женщины было смутным - переплетение рук и ног, тяжелое дыхание
и стоны.
   И когда губы Филиппа снова приблизились, Адриенна уже готова была ему
ответить. Но его поцелуй на этот раз был похож на  едва  слышный  шепот:
мимолетное и мгновенное прикосновение  рта  ко  рту,  легкое  касание  и
отступление. Она открыла глаза и с изумлением заморгала, увидев, что  он
смотрит на нее. В этом прикосновении его губ не было  попытки  утвердить
право на обладание. Сегодня Филипп призвал на помощь весь  свой  опыт  и
терпение. Он перебирал ее волосы,  легко  касался  губами  нежной  кожи,
сдерживал свою страсть, боясь испугать ее.
   Адриенна чувствовала себя легко и  естественно  в  его  объятиях.  Он
сбросил пиджак, и она  без  всякого  смущения  начала  расстегивать  его
рубашку, стремясь скорее прикоснуться к обнаженному телу.
   Адриенна услышала, как глубоко он вздохнул, ощутив ее  прикосновение.
Она улавливала его шепот, но не понимала,  о  чем  он  говорит.  Она  не
подозревала, чего  ему  стоит  заставить  себя  раздевать  ее  медленно,
приказать рукам прикасаться к ней нежно и легко,  в  то  время  как  ему
хотелось жадно схватить ее.  Обнаженная,  она  вздрогнула,  но  осталась
лежать в той же позе.
   Кожа ее слабо светилась в призрачном лунном свете,  посеребрившем  ее
волосы, ниспадавшие теперь на грудь. Филипп знал, что такое страсть,  но
не подозревал, что желание может быть мучительным, что  руки  его  будут
дрожать, когда он будет срывать с себя одежду.
   Она тоже знала власть желаний, но ее желания всегда были  отчетливыми
и  целеустремленными.  Безопасность,  репутация,  восстановление   прав.
Теперь же она узнала, что бывают и такие желания, цель которых теряется,
множится, но не становится ясной. Она еще боялась, но уже не его. Теперь
Адриенна боялась себя и будущего, не  зная  пока,  какую  цену  придется
заплатить за те чувства,  что  она  испытывает,  и  захочет  ли  она  ее
заплатить.
   Он показал ей, что значит гореть в пламени страсти. Она услышала свой
судорожный вздох, когда ее  тело,  которому  столь  долго  отказывали  в
наслаждении, напряглось и затрепетало.
   Филипп брал, но и щедро давал в ответ. Его руки прикасались к ее телу
легко, как вода. Даже когда его губы прильнули к ее  груди  и  тело  ее,
отвечая  на  его  ласку,  изогнулось,  она  испытала  наслаждение,   оно
накатывало, как волны.
   Адриенна была красива и загадочна. И  этого  было  достаточно,  чтобы
свести мужчину с ума. Ее страсть нарастала, она близилась к пику, но она
сама не осознавала этого. И часть ее сознания инстинктивно  противилась,
возможно,  потому,  что  Адриенна  была  не  уверена,  сможет  ли  потом
заплатить требуемую цену. Если наслаждение сильно, то и  плата  за  него
высока. Бормоча нежные слова, Филипп закрыл ее  рот  поцелуем;  ее  губы
приоткрылись, и он ощутил ее язык, задвигавшийся в  одном  ритме  с  его
языком.
   Эти ощущения были новы для нее, но почему-то не пугали  ее.  Близость
его тела, источающего силу и страсть, казалась ей  вполне  естественной.
Она доверчиво отдала свое тело в  его  власть,  предоставив  ему  полную
свободу.
   Она чувствовала нечто большее, чем просто  приятные  ощущения,  более
сильное и острое. Ее дыхание участилось, ей не хватало воздуха. Кожа ее,
столь  чувствительная  и  восприимчивая,  пылала  жаром,  даже  ветерок,
налетевший из открытого окна,  не  мог  охладить  ее.  Она  вдруг  стала
совершенно  беспомощной  и  была  готова  поклясться,  что  никогда   не
испытывала ничего подобного.  Никогда.  Жар,  охвативший  все  ее  тело,
продолжал нарастать. И тут она испытала боль, но эта боль не была похожа
ни на какую другую. В первое мгновение она пыталась  сопротивляться  ей,
но тут же забыла обо всем, отдавшись новым для себя, острым ощущениям.
   Медленно, едва прикасаясь к ней, Филипп провел рукой по ее бедру.  Ее
тело напряглось, потом расслабилось, и он услышал ее сдавленный стон.
   Все. Адриенна попала в расставленную ловушку. Теперь она была  готова
жадно впитывать все, что он мог предложить,  отчаянно  желала  научиться
всему, чему он мог  ее  научить.  Ее  разгоряченная  кровь  стремительно
ускоряла свой бег. Адриенна тесно прижалась к Филиппу. Обнимая его,  она
выказывала доверие к возлюбленному, открывала ему свою душу и тело.
   Позже она тихо лежала рядом с ним и думала: нельзя, чтобы их близость
полностью захватила ее и подчинила себе. Глупо чувствовать то,  что  она
сейчас чувствует. В ее стране женщина ее возраста была  бы  давным-давно
замужем и, если бы богу было угодно, нарожала детей. То,  что  случилось
сегодня,  было  всего  лишь  естественной  функцией  организма.  Женщина
существует для того, чтобы дарить наслаждение и рожать мужчине сыновей.
   Боже! Она начала думать, как женщина Якира! Значит,  надо  немедленно
бежать!
   Но рука Филиппа крепко обнимала ее. Опершись на локоть, он смотрел  в
лицо молодой женщине, изучая  его.  Это  лицо  еще  хранило  тайны,  под
пламенем утоленных страстей было что-то еще, чего он не мог разгадать.
   - Я сделал тебе больно? - Нет...
   Филипп дотронулся до ее лица.  Адриенна  не  отодвинулась,  но  и  не
ответила на ласку. Ее кожа была прохладной, и он прикрыл  ее  простыней,
ожидая, что она что-нибудь скажет,  поведает  ему  о  своих  чувствах  и
желаниях.  Но  Адриенна  молчала.  Молчание  затягивалось,   становилось
нестерпимым.
   - Уверен, ты меня не забудешь, - пробормотал он. - Первого  любовника
никогда не забывают.
   Он стремился быть ироничным, чтобы она не поняла, как он уязвлен.
   - Да, я тебя не забуду.
   Он заставил ее изменить положение, и теперь она  лежала  поперек  его
тела, ее волосы рассыпались, прикрывая обоих. Их взгляды встретились.  В
них был открытый вызов.
   - Давай-ка проверим это, - сказал Филипп и притянул ее к себе,  снова
целуя в губы.

***

   Когда Адриенна проснулась, солнце уже ярко светило в  окна.  Во  всем
теле она ощущала тупую, но сладостную боль, напоминавшую о том, как  она
провела ночь. У нее возникло желание восстановить в  памяти  подробности
этой ночи. Ей  хотелось  перебирать  эти  воспоминания,  как  прекрасные
драгоценные камни. Но где-то в глубине ее  существа  пряталась  мысль  о
том, что покорность женщины в постели означает ее покорность во всем.
   Филипп спал рядом с ней. Она не предполагала, что он останется на всю
ночь и будет обладать ею снова и снова.  Она  не  предполагала,  что  ей
будет так приятно лежать в темноте, слушая его  ровное  дыхание.  Она  с
нежностью рассматривала лицо любимого в утреннем свете.
   Нежность. Она росла в ней, и Адриенна старалась подавить это чувство.
Ей  хотелось  провести  пальцами  по  его  щеке,  прикоснуться  к  нему,
дотронуться до его волос, запустить в них пальцы. Ей хотелось  убедиться
в том, что все произошедшее между ними ночью случилось на самом деле,  а
не пригрезилось ей.
   Осторожно она потянулась к нему рукой, пробежалась кончиками  пальцев
по его коже, и в этот момент его  глаза  открылись.  Адриенна  отдернула
руку.
   Филипп, рефлексы которого  не  притуплялись  даже  во  сне,  обхватил
пальцами ее запястье и поднес руку к губам.
   - Привет.
   - Доброе утро. - Адриенна вдруг почувствовала себя  неловко,  нелепо,
неуютно. - Мы все проспали.
   - Но ведь для того и существуют праздники.  -  Филипп  перекатился  в
постели и уткнулся лицом в шею Адриенны. - А также для  других  приятных
занятий.
   Она закрыла глаза. Неужто так трудно подавить  в  себе  страсть?  Она
хотела его теперь даже больше, чем ночью.
   Влечение к любимому, после  того  как  она  познала  его  нежность  и
страсть, всецело овладело ею.
   - А как насчет завтрака? -  спросила  она,  стараясь  ничем  себя  не
выдать.
   Филипп отодвинулся.
   - Проголодалась?
   - Умираю от голода.
   - Может, заказать завтрак по телефону?
   - Да нет, - сказала она, ненавидя себя за  обман.  -  Пожалуй,  лучше
сначала принять душ, а потом отправиться понырять в Паланкар.
   - Ты наняла лодку? - Нет.
   Когда он сел в постели, Адриенна отстранилась, чтобы их  тела  больше
не соприкасались.
   - Позволь мне позаботиться об этом. Я и  сам  с  удовольствием  приму
душ,  а  через  час  встретимся  в  ресторане.  После  завтрака   сможем
отправиться к морю.
   - Прекрасно. - Адриенна заставила  себя  улыбнуться.  -  Возможно,  я
задержусь немного. Мне еще надо позвонить Селесте.
   - Ну, особенно не задерживайся.
   Он поцеловал ее, и Адриенна, уже  мучимая  раскаянием,  вся  отдалась
этому поцелую. Филипп с сожалением выпустил ее из объятий.
   - А знаешь, люди могут довольно долго обходиться без пищи.
   В ответ она напряженно рассмеялась:
   - Но только не я.
   Когда Филипп ушел и Адриенна осталась одна, ее охватила грусть.  Взяв
себя в руки, она быстро поднялась с постели и принялась за дело.

***

   Она задерживалась уже на четверть часа. Филипп сидел у окна ресторана
и наблюдал за солнцепоклонниками, натиравшимися маслом  для  загара.  Он
знал, что есть женщины, которые не ценят время, но тут же напомнил себе,
что Адриенна к их числу не принадлежит. Сдерживая нетерпение, он допивал
уже вторую  чашку  кофе.  Если  мужчина  начинает  считать  минуты,  это
означает, что он не в форме. Филипп взял в руки  розу,  которую  положил
рядом с ее тарелкой. Он был совсем не в форме.
   Прошлой ночью с ним случилось нечто большее, чем пароксизм страсти  и
ее удовлетворение. Что-то в нем  кардинально  изменилось.  Он  не  искал
никого, даже и не мечтал найти, кто подошел бы  ему  так  идеально,  как
она. "Впрочем, и я ей тоже подошел", - подумал он,  закуривая  сигарету.
Если Адриенна считает, что после близости с ним ничего  в  ее  жизни  не
изменилось, он докажет ей, что она заблуждается.
   Впервые в  жизни  Филипп  принял  решение,  которое  не  должно  было
послужить его благу или выгоде,  и  все-таки  он  его  принял.  И,  черт
возьми, не собирался тратить утро на то,  чтобы  убеждать  любимую,  что
решение это было правильным.
   Филипп раздавил сигарету в пепельнице, оставил ее  дымиться,  а  кофе
остывать и вышел из ресторана. К тому моменту, когда  он  приблизился  к
двери ее  номера,  в  нем  все  возрастало  беспокойство.  Обругав  себя
влюбленным  дураком,  он  постучал  в  дверь  сильнее,  чем   это   было
необходимо.
   Ответа не последовало. Дверь оказалась запертой, но в кармане у  него
был ключ.
   Номер был пуст. Об Адриенне напоминал только  запах  ее  экзотических
духов. На туалетном столике остались следы пудры, но флакончики и тюбики
исчезли.
   С минуту Филипп ощущал ярость и бессилие. Он никогда не был человеком
буйного нрава, но сейчас подумал, что мог  бы  убить  Адриенну.  Подавив
свои чувства, он подошел к телефону и набрал номер администратора.
   - Как давно Лара О'Коннер выписалась из  отеля?  Сорок  минут  назад?
Благодарю вас.
   "Адриенна сбежала, - думал он, опуская трубку на рычаг. - Но напрасно
она считает, что он не сможет ее догнать".

***

   В то время как Филипп поклялся разыскать  ее,  Адриенна  пристегивала
ремни в самолете. Ее глаза были скрыты темными очками, но не потому, что
опухли от слез. Она не могла позволить себе  такой  слабости.  Ее  глаза
выражали сожаление и раскаяние. "Филипп  будет  вне  себя  от  гнева,  -
размышляла она. - Но потом успокоится и будет жить, как прежде, так  же,
как и я". В ее жизни не было места  чувствам,  которые  он  заставил  ее
испытать этой ночью. До тех пор, пока "Солнце и Луна" не окажутся у  нее
в руках, она не хочет думать ни о чем, кроме мести.

20

   В Лондоне шел мокрый снег, улицы города были серыми и унылыми. Резкий
пронизывающий ветер рвал пальто и шляпы с прохожих, спешивших  по  своим
делам. Люди  сутулились,  стараясь  уклониться  от  его  порывов.  Холод
пронизывал до костей и заставлял мечтать об эле, сдобренном специями.  А
ведь  всего  лишь  несколько  часов  назад  Филипп  сгорал  под   лучами
мексиканского солнца.
   - Вот и чай, дорогой.
   Верная своей давней привычке все успевать,  Мери  Чемберлен  вошла  в
свою уютную гостиную. Повернувшись к матери, Филипп взял у  нее  из  рук
нагруженный  снедью  поднос.  На  нем  имелось  все,  что  он  любил   с
мальчишеских лет. Хотя настроение у него было самое мрачное,  он  сделал
над собой усилие и улыбнулся. Мери всегда старалась баловать сына,  даже
когда у нее не хватало на это средств.
   - Да ты тут наготовила еды на целый полк.
   - Должен же ты предложить что-нибудь своему гостю. Мери села за  стол
и взяла в руки чайник. Сервиз мейсенского  фарфора    был  украшен
бледно-розовыми цветами с золотыми  листьями.  Каждый  раз,  когда  Мери
ставила его на стол, она чувствовала себя важной дамой.
   - Пока он не пришел,  я  надеюсь,  что  мы  выпьем  по  чашке  чаю  и
поболтаем.
   Она добавила в чай. сына сливок. Мери считала,  что  ее  сын  слишком
худ, и положила на его тарелку два кекса, покрытых глазурью.
   - Ну разве у нас не уютно?
   - Гм-м.
   - Пей чай, дорогой. Перемена климата - всегда тяжелое  испытание  для
организма.
   Она знала, что рано или поздно  сын  расскажет  ей  о  том,  что  его
гнетет.
   Филипп подчинился  автоматически,  изучая  лицо  матери  поверх  края
чашки. За последние несколько лет Мери немного пополнела. "Впрочем,  это
пошло ей на пользу", - подумал  Филипп.  Когда  он  был  ребенком,  мать
всегда казалась ему слишком худой. Сейчас ее лицо приятно округлилось, и
если  кожа  утратила   девическую   свежесть,   то   приобрела   сияние,
свойственное внешности зрелой женщины. Конечно, есть кое-какие морщинки,
но они скорее мимические, оттого что  она  любит  посмеяться,  а  не  от
возраста. Мери всегда была смешливой.
   Филипп внешне походил не на мать, а на того мужчину, который ворвался
в ее жизнь, а потом столь же быстро ее покинул. В детстве мальчику очень
хотелось найти отца, каждого мужчину, от почтальона  до  принца-регента,
он внимательно изучал, пытаясь обнаружить в нем  сходство  с  собой.  До
сегодняшнего дня он так и не знал, как поступил  бы,  если  бы  встретил
отца.
   - Ты изменила прическу.
   Мери кокетливым жестом взбила волосы.
   - Да. И что скажешь?
   - Что ты красивая.
   Она довольно улыбнулась.
   - У меня новый парикмахер. Его зовут мистер Марк, можешь  вообразить?
- Она округлила глаза и слизнула крошку глазури с пальца. - Он так  мило
кокетничает, что хочется дать ему за это двойные чаевые. Все клиентки от
него без ума, но я думаю, он другой ориентации.
   - Епископального вероисповедания?
   В ее глазах заплясали смешинки. Ее Фил всегда был чертенком.
   - Можно сказать и так. Ну а теперь... - Вернувшись к своему чаю,  она
улыбнулась. - Расскажи мне о своем отдыхе. Надеюсь, ты не пил там  воды?
О тамошней воде говорят такие ужасные вещи. Хорошо провел время?
   Филипп вспомнил  о  том,  как  полз  по  вентиляционным  трубам,  как
прятался в платяном шкафу и занимался любовью с Адриенной.
   - Да, - коротко ответил он.
   - Нет ничего более удивительного, чем зимние каникулы в  тропиках.  Я
часто вспоминаю, как ты повез меня в феврале на Ямайку.
   Это было после кражи камней де Марко в Милане.
   - Сейчас я сама  подумываю  о  круизе.  Может  быть,  отправиться  на
Багамы?
   Она угадала намерения Чонси, жирного, как  гусеница,  кота,  которого
подобрала и пригрела много лет назад. Прежде чем он изловчился  прыгнуть
на поднос, Мери налила в его блюдце сливок.
   - Меня пригласил этот милый мистер Пэддингтон.
   - Что? - Словно проснувшись, Филипп во все  глаза  смотрел  на  мать.
Внизу, у его ног, кот жадно лакал сливки.
   - Я сказала, что подумываю о  том,  чтобы  отправиться  на  Багамы  с
мистером Паддингтоном.
   - Отправиться в круиз с этим старым жирным типом? Это же смешно!
   - Мистер Пэддингтон - весьма уважаемый  член  общества,  -  возразила
Мери, принимаясь за второй кекс.
   - Я не хочу, чтобы мою мать изнасиловали во время шторма.
   - И как только такое могло прийти в голову! -  Смеясь,  она  подалась
вперед и похлопала его по руке. - Во всяком случае, дорогой, ты бы этого
не увидел. А теперь скажи мне, что тебя угнетает. Надеюсь, это женщина?
   Филипп поднялся, нетерпеливо отодвинув чашку, и стал нервно ходить по
комнате.
   Как всегда, Мери украсила елку всякой всячиной  -  всем,  что  только
пришло ей в голову. В оформлении не было единой идеи, не  было  гармонии
цвета, зато имелось все, от полярных оленей из  пластика  до  фарфоровых
ангелов. Филипп вытянул нить  золотой  канители  и  пропустил  ее  через
пальцы.
   - Речь идет всего лишь о бизнесе.
   - Никогда не видела, чтобы из-за бизнеса  ты  был  так  взвинчен.  Не
может быть, чтобы это была та славная девушка, с которой я разговаривала
по телефону. Дочь Фиби Спринг.
   Когда канитель в руках Филиппа  порвалась,  Мери  с  довольным  видом
потерла руки.
   - Это же замечательно!
   - Ничего замечательного в этом нет. Поэтому забудь о  флердоранже,  а
то, я вижу, ты уже почуяла запах апельсиновых лепестков.
   Он вернулся к своему стулу и опустился на него.
   - Чему ты улыбаешься?
   - Я думаю, ты влюблен. Наконец-то. Ну  и  как  оно?  Хмурясь,  Филипп
смотрел на свои ноги, испытывая искушение пнуть кота.
   - Гнусно.
   - Отлично! Так и должно быть.
   Не в силах сдержаться, Филипп рассмеялся:
   - Ты всегда утешишь, мама.
   - Когда ты меня с ней познакомишь?
   - Не знаю. Это проблема.
   - Конечно. Так и должно быть. Настоящая любовь не дается легко.
   Филипп усомнился в том, что по-настоящему  влюбленный  человек  может
отказаться от своего  чувства  ради  бриллианта  и  жемчужины  в  двести
восемьдесят карат.
   - Расскажи мне, что ты знаешь