ая  на
обязательные вопросы, Ева не сводила глаз с пустой белой стены.
   Такой была вся ее жизнь. Пустой. Никто бы, конечно, не поверил, ведь  она
Ева  Бенедикт,  кинобогиня,  звезда,  которую  жаждали  мужчины  и   которой
завидовали женщины. Но в этот момент  она  хотела  быть  обыкновенной  женой
обыкновенного мужчины и родить обыкновенного ребенка!
   Но она была Евой Бенедикт, а отцом - Виктор Флэнниган, и поэтому  ребенок
не мог быть обыкновенным. Он не мог даже быть.
   Она не хотела задумываться, был бы это мальчик или девочка. И думала. Она
не могла позволить себе представлять, как разрастаются в ее  теле  крохотные
клетки и становятся ребенком. Хотя представляла  слишком  часто.  У  ребенка
были бы глаза Виктора. Ева задыхалась от любви и тоски.
   Любви не будет.
   Она слушала, как врач объяснял простоту процедуры, как обещал минимальную
боль своим ласковым голосом. Она чувствовала вкус слез, струившихся по щекам
и попадавших на губы.
   Как глупо, как бесполезно. Другие женщины оказывались  на  том  же  самом
перекрестке и шли дальше. Она  смогла  бы  смириться,  если  бы  знала,  что
приняла правильное решение.
   Она не проронила ни слова, когда вошла медсестра.
   Опять  ласковые  ловкие  руки,  опять  тихие  утешающие  слова.   Ева   с
содроганием думала о женщинах, у которых нет ее средств и возможностей.
   Она тихо лежала на каталке, едва почувствовала лег-" кий укол.  Для  того
чтобы расслабиться, как ей сказали. Ее выкатили из смотровой. Она не сводила
глаз с потолка. Через несколько секунд  она  будет  в  операционной.  Потом,
гораздо быстрее, чем объяснения, все будет кончено, и ее  отвезут  в  уютную
отдельную палату с видом на далекие горы.
   И она не могла забыть, как Глория закрыла лицо руками.
   Лекарство начинало действовать. Ева замотала  головой,  пытаясь  отогнать
сонливость. Ей казалось, что она слышит плач  ребенка.  Но  этого  не  может
быть. Ее ребенок еще даже не ребенок. И никогда им не будет.
   Она увидела глаза врача, ласковые, сочувствующие глаза над  хирургической
маской. Она потянулась к его руке, но не почувствовала ее.
   - Пожалуйста... Я не могу... Я хочу этого ребенка. Когда она  проснулась,
то лежала в кровати. Солнечный свет проникал в палату сквозь  жалюзи.  Рядом
на стуле сидела Треверс.
   - Все в порядке, - сказала Треверс, беря ее за  руку.  -  Вы  их  вовремя
остановили.

***

   - Вы родили ребенка? - прошептала Джулия.
   - Это был ребенок Виктора, зачатый в любви, редкой и бесценной.  И  когда
меня катили по тому коридору, я поняла: что было правильно  для  Глории,  не
правильно для меня. И я не знаю, сделала бы  я  правильный  выбор,  если  бы
тогда не прошла все это с ней.
   - Как вы смогли незаметно выносить ребенка?
   - Приняв решение довести эту беременность до  логического  конца,  я  все
спланировала. Я вернулась в Штаты, но в Нью-Йорк.  Я  сумела  заинтересовать
продюсеров в  театральном  проекте  с  моим  участием.  Для  подбора  пьесы,
режиссера, актеров нужно время, то  есть  именно  то,  что  мне  было  тогда
необходимо. На седьмом месяце, когда скрывать мое состояние становилось  все
труднее, я отправилась в Швейцарию, на виллу,  которую  купила  через  своих
адвокатов, и жила там с Треверс под именем мадам Константин.  Практически  я
исчезла всего на три месяца. Виктор сходил с ума, пытаясь разыскать меня, но
я жила очень тихо. В конце восьмого месяца я легла в частную  лечебницу  уже
под именем Эллен ван Дайк. Врачи волновались. В те дни женщины редко  рожали
первого ребенка в таком возрасте.
   И в одиночестве, подумала Джулия.
   - Беременность была тяжелой?
   - Утомительной, - ответила Ева, улыбаясь.  -  И  тяжелой,  потому  что  я
хотела видеть Виктора и не могла.  Были  осложнения.  Только  несколько  лет
спустя я выяснила, что это будет мой единственный ребенок. За две недели  до
положенного срока у меня начались схватки. Я рожала относительно недолго для
первого ребенка. Всего десять часов. Они показались мне десятью днями.
   - Я знаю. Я рожала Брэндона тринадцать часов, и  они  казались  мне  всей
моей жизнью. - Их взгляды встретились над мерцающими свечами. - А ребенок?
   - Ребенок был маленьким, меньше шести фунтов. Красивое, самое  прекрасное
существо на свете. Розовенькая и совершенная, с  большими  чудными  глазами.
Мне дали ее подержать. Эту жизнь,  что  выросла  во  мне.  Она  спала,  и  я
смотрела, как она спит. Никогда мне так не хватало Виктора, как  в  тот  час
моей жизни.
   - Я понимаю. - Джулия сжала пальцы Евы  обеими  руками.  -  Я  не  любила
Линкольна к тому времени, как родился Брэндон, но хотела, чтобы  он  был  со
мной. Отчаянно нуждалась в том, чтобы он оказался рядом. Как ни поддерживали
меня родители, это совсем другое. Я рада, что у вас была Треверс.
   - Без нее я бы пропала.
   - Вы можете рассказать мне, что стало с ребенком? Ева опустила  глаза  на
их сплетенные пальцы.
   - Я оставалась в Швейцарии три недели,  а  потом  вернулась  в  Нью-Йорк,
начала репетировать. Я оставила ребенка в лечебнице, потому что считала, что
лучше сразу обрубить все связи.  Лучше  для  меня.  У  моих  адвокатов  было
несколько заявлений от возможных приемных родителей, и я сама  просматривала
их. Джулия, я любила то дитя. Я хотела для девочки самого лучшего.
   - Конечно, любили. Я могу представить, как вы страдали, отдавая ее.
   - Это было похоже на смерть. Но я знала, что она никогда не будет моей, и
хотела дать ей наилучший старт. Я сама выбрала родителей, и  все  эти  годы,
несмотря на неодобрение моих адвокатов, я заставляла их посылать мне  отчеты
о ее успехах.
   - О Ева, но так вы лишь усугубляли свою боль.
   - Нет-нет. Я утверждалась в том, что поступила правильно. Она была  всем,
на что я только могла надеяться. Умная и  красивая,  сильная,  любящая.  Она
была слишком юна, когда прошла через то  же  испытание.  -  Ева  перевернула
ладонь и обхватила пальцы Джулии. - Но она не согнулась. Я  не  имела  права
возвращать ее в свою жизнь. Но так же, как и тогда, когда я отдавала  ее,  у
меня не было другого выбора.
   Джулия затаила дыхание, но не столько от слов Евы, сколько от ее взгляда,
от ее жаждущих и полных страха глаз, прозрачных, как стекло. Она  попыталась
выдернуть руку, но Ева держала крепко.
   - Ева, мне больно.
   - Я не хотела это делать, но я должна.
   - Что вы пытаетесь мне сказать?
   - Что никто не имеет большего права услышать эту историю, чем  ты.  -  Ее
глаза были такими же неумолимыми, как ее рука. - Ты - мой  ребенок,  Джулия.
Мой единственный ребенок.
   - Я вам не верю. - Джулия наконец освободилась и вскочила, отбросив стул.
- Как это отвратительно!
   - Ты мне веришь.
   - Нет, не верю. - Джулия попятилась, вцепившись в волосы  обеими  руками.
Ей приходилось бороться за каждый глоток  воздуха,  проталкивая  его  сквозь
сжавшееся от гнева горло. - Как вы можете? Как вы можете  использовать  меня
таким образом? Вы узнали, что меня удочерили. Вы все это выдумали.  Все  это
выдумали, чтобы манипулировать мной.
   - Ты знаешь. - Ева медленно поднялась, вцепилась в край стола,  чтобы  не
упасть. - Ты знаешь, что это правда. - Их взгляды схлестнулись. - Потому что
ты это чувствуешь, ты это видишь. Если тебе нужны доказательства, они у меня
есть. Справки из лечебницы, документы об удочерении, письма адвокатов. Но ты
уже знаешь правду, Джулия... - Ева протянула к ней руки.
   -  Не  трогайте  меня!  -  взвизгнула  Джулия  и  закрыла   руками   рот,
испугавшись, что так и будет визжать дальше.
   - Дорогая, пожалуйста, пойми. Я не хотела причинить тебе боль.
   - Тогда зачем? Зачем вы  это  сделали?  -  Чувства,  безобразные  чувства
громоздились в ней, угрожая взорваться. Эта женщина.., эта женщина,  которая
всего несколько месяцев назад была лишь лицом на экране, именем в журнале..,
ее мать? Джулия хотела крикнуть, что это невозможно,  но  смотрела  на  Еву,
замершую в лунном свете, и знала правду. - Вы заманили меня сюда, вовлекли в
свою жизнь, играли в свои игры со мной, со всеми...
   - Я нуждалась в тебе.
   - Вы нуждались?! - Два слова резанули Еву, как скальпель. - Вы? Да будьте
вы прокляты! - Ослепнув от ярости, Джулия отпихнула стол.  Он  перевернулся,
осыпая веранду осколками хрусталя и фарфора. - Будьте вы прокляты! Вы ждали,
что я брошусь в ваши объятия? Вы ожидали бурного всплеска  любви?  -  Джулия
смахнула слезы с лица. Ева не проронила ни слова. - Не дождетесь. Я презираю
вас. Я ненавижу вас за то, что вы мне это сказали, за все ненавижу. Клянусь,
я могла бы вас убить. Убирайтесь отсюда! - заорала она на  Нину  и  Треверс,
выбежавших из дома. - Убирайтесь к черту. Это вас не касается.
   - Идите в дом, - тихо велела Ева, не глядя на них. - Пожалуйста, уходите.
Это касается только Джулии и меня.
   - Между вами и мной ничего нет, - выдавала Джулия. - Ничего.
   - Джулия, я прошу лишь один шанс.
   - Он у вас был. Я должна поблагодарить вас  за  то,  что  вы  не  сделали
аборт? Хорошо, большое спасибо. Но моя  благодарность  заканчивается  в  тот
момент, когда вы подписали бумаги и отказались от меня. И почему? Потому что
я мешала вашему образу жизни. Потому что я была ошибкой. Только  это  у  нас
общее,  Ева.  Обоюдная  ошибка.  -  Джулия  задыхалась  от  слез,  с  трудом
выталкивала слова. - У меня была мать, которая меня любила.  Вы  никогда  не
сможете заменить ее. И я никогда не прощу вас.  Вы  сказали  то,  что  я  не
хотела и не должна была знать.
   - Я любила тебя, - произнесла  Ева  со  всем  достоинством,  возможным  в
данный момент.
   - Это просто еще одна  ложь  в  ряду  других.  Не  подходите  ко  мне,  -
предупредила Джулия, когда Ева шагнула к ней. - Я не знаю, что сделаю,  если
вы ко мне подойдете.
   Она развернулась и бросилась бежать.
   Ева закрыла лицо руками, раскачиваясь взад-вперед. Когда  Треверс  обняла
ее, чтобы отвести в дом, она почти повисла на ней.

Глава 24

   Джулия бежала, но не могла убежать  от  гнева,  от  страха,  от  ощущения
потери и предательства. Она несла все это в себе вместе с горем и смятением.
   Она все еще видела лицо Евы, ее  темные  напряженные  глаза,  ее  широкий
неулыбающийся рот. Всхлипнув, Джулия поднесла пальцы к своим губам. О  боже.
Та же пухлая нижняя губа. Ее пальцы задрожали, она сжала их в кулак и  снова
бросилась бежать, не заметив Лайла, стоявшего на узком балкончике  гаража  с
биноклем на шее, с довольной ухмылкой на лице.
   Она вбежала на веранду,  задергала  дверную  ручку,  выругалась,  лягнула
дверь, затем снова вцепилась  в  ручку.  Изнутри  Пол  распахнул  створки  и
подхватил ее за локти.
   - Ну и ну! Ты, кажется, меня не заметила... - Он осекся, когда понял, что
она вся трясется, схватил ее за подбородок, поднял ее  голову  и  увидел  ее
лицо. - В чем дело? Что-то случилось с Евой?
   -  Нет.  -  Потерянный,  беспомощный  взгляд  взорвался  яростью.  -  Ева
чувствует себя прекрасно. Просто великолепно. А почему бы и нет? Все ниточки
в ее руках. - Джулия попыталась вывернуться, но  Пол  держал  ее  крепко.  -
Отпусти меня.
   - Как только скажешь, какой бес в тебя вселился. Пошли! - Он вытолкнул ее
на веранду. - Похоже, тебе нужен свежий воздух.
   - Брэндон...
   - Крепко спит. Поскольку его комната с другой стороны дома, он ничего  не
услышит. Почему ты не садишься?
   - Потому что я не хочу сидеть. Я не хочу, чтобы меня держали, успокаивали
и гладили по головке. Я хочу, чтобы  ты  меня  отпустил.  Пол  отпустил  ее,
поднял руки.
   - Пожалуйста. Что еще я могу для тебя сделать?
   - Заткнуться. Я не в настроении.
   - Хорошо, Джил. - Он оперся бедром о  стол.  -  А  на  что  у  тебя  есть
настроение?
   - Я могла бы ее убить. - Джулия заметалась по внутреннему дворику из тени
в свет и обратно в тень. Она сорвала на ходу ярко-розовую герань и разодрала
ее в клочья. Бархатистые лепестки, трепеща, упали ей под  ноги.  -  Вся  эта
затея оказалась просто еще одной из  ее  знаменитых  интриг.  Вытащила  меня
сюда, одарила своим  чертовым  доверием,  заставила  меня  довериться  ей..,
полюбить ее. И она была уверена.., так омерзительно уверена, что я  попадусь
в ловушку. Ты можешь представить: она думала, будто я  буду  ей  благодарна,
польщена тем, что так связана с ней!
   - Я не могу ничего представить, потому  что  ничего  не  понимаю.  Может,
просветишь меня?
   Джулия вскинула голову и посмотрела на него. Он стоял, лениво опершись  о
стол, и.., наблюдал! Вот это у них общее, горько подумала она. Они  из  тех,
кто стоит и наблюдает, записывает, как  живут  другие,  что  чувствуют,  что
говорят, когда судьба тащит их сквозь жизнь своими цепкими пальцами.  Только
на этот раз протащили ее, манипулировали ею!
   - Ты знал. - В ней поднялась новая волна ярости. - Все это время ты знал.
Она никогда ничего от тебя не скрывает. И ты стоял в стороне, и наблюдал,  и
выжидал. Какую роль она отвела тебе, Пол?
   Его терпение истощалось. Он оттолкнулся от стола.
   - Я не могу ничего подтверждать или отрицать, пока ты не скажешь мне, что
я должен был знать.
   - Что она моя мать. - Слова сорвались с ее языка, и каждый звук  оставлял
едкий вкус. - Что Ева Бенедикт - моя мать.
   Пол схватил ее за плечи и даже не заметил этого.
   - О чем ты говоришь, черт побери?
   - Она только что это сказала. - Джулия вцепилась в его рубашку. -  Должно
быть, мамочка подумала, что настало время поболтать с дочкой.  Прошло  всего
двадцать восемь лет.
   Пол резко встряхнул ее, пытаясь предотвратить  истерику.  Он  предпочитал
ярость.
   - Что она сказала? Точно повтори, что она сказала. Джулия опустила голову
и,  хотя  продолжала  судорожно  цепляться  за  него,  заговорила  спокойно,
размеренно, как будто объясняя сложную задачу слабоумному ребенку:
   - Что двадцать восемь лет назад она тайно родила в Швейцарии  ребенка.  И
поскольку в ее жизни не было места для подобного неудобства, она  отказалась
от этого ребенка. От меня. Она отказалась от меня.
   Пол со смехом отмахнулся бы от ее слов, если бы не безысходная  скорбь  в
ее глазах. Ее глаза.., не цвет, но их разрез.  Ее  губы  задрожали.  И  этот
рот...
   - Боже милостивый. - Пол смотрел на ее лицо так, словно никогда не  видел
его раньше. Может, и не видел. Как иначе он мог не заметить это сходство.  О
да, не очень явное, но определенное сходство. Как он мог любить их  обеих  и
не видеть, не знать? - Ева сама это сказала?
   - Да, хотя я бы не удивилась, если бы она продиктовала Нине:  "Рассказать
Джулии тайну ее рождения за ужином. В восемь часов". - Джулия отвернулась. -
О, я ненавижу ее за это. Ненавижу за все, что она украла у  меня.  -  Джулия
снова резко обернулась, ее волосы разлетелись и упали на плечи. Она  уже  не
дрожала, просто стояла совершенно прямо в холодном белом свете луны.  -  Моя
жизнь, каждый момент моей жизни изменились в одно мгновение. Как  все  может
стать тем же самым?
   У него не было ответов. Он все еще пытался осознать  ее  слова.  Женщина,
которую он любил большую  часть  своей  жизни,  оказалась  матерью  женщины,
которую он хотел любить всю оставшуюся жизнь.
   - Подожди. Дай мне минутку. Думаю,  я  представляю,  что  ты  чувствуешь,
но...
   - Нет. - Джулия словно излучала огонь. Все в ней было обжигающим:  глаза,
голос, сжатые в кулаки и вытянутые вдоль тела руки. - Ты даже  отдаленно  не
представляешь. Когда я была маленькой, то иногда  задумывалась...  Это  ведь
естественно, правда? Кто они, те люди, которым я была не нужна?  Почему  они
меня отдали? Как они выглядели? Какие у них были голоса? Я выдумывала разные
истории.., что они любили друг друга, а потом он погиб и она осталась  одна,
в нищете. Или что она умерла в родах, потому что он  не  успел  вернуться  и
спасти ее.., и меня.  Множество  сентиментальных  маленьких  историй.  Но  я
оставила их в прошлом из-за своих родителей... -  Джулия  подняла  руку,  на
мгновение прикрыла глаза. - Они любили меня, я не часто вспоминала, что я им
не родная. На самом деле моя жизнь была  такой  нормальной,  что  я  надолго
забывала об этом. Но потом это снова нахлынуло. Когда я носила  Брэндона,  я
думала, была ли моя мать так же напугана, как я. Печальна, одинока.
   - Джил...
   - Нет, пожалуйста, помолчи. - Она обхватила себя руками, словно защищаясь
от него. - Не трогай меня. Я не хочу ни сочувствия, ни понимания.
   - Тогда чего ты хочешь?
   - Вернуться. -  Отчаяние,  словно  воришка,  прокралось  в  ее  голос.  -
Вернуться в тот момент, когда она еще не начала рассказывать,  и  остановить
ее. Заставить ее понять, что это просто еще одна ложь, с  которой  жить  ей.
Почему она это не поняла? Почему не смогла понять, что правда все  разрушит?
Она отняла мою личность, обезобразила мои воспоминания, лишила меня  корней.
Я не знаю, кто я. Что я.
   - Ты та же, что и час назад.
   - Нет, разве ты не  видишь?  -  Джулия  протянула  руки  ладонями  вверх.
Пустые. - Все, чем я была, построено на одной той лжи  и  всех  последующих.
Она родила меня тайно под именем, взятым из одного из  ее  сценариев.  Затем
она ушла в свою жизнь. Она даже не призналась ему... - Голос изменил  ей,  и
она хрипло прошептала:
   - Виктор. Виктор Флэнниган - мой отец.
   Из всего, что Джулия сказала, только это не  удивило  Пола.  Он  взял  ее
руку, негнущуюся и ледяную, разогнул сжатые  в  кулак  пальцы,  обхватил  их
ладонями, согревая.
   - Он не знает?
   Джулия затрясла головой, потом со страхом взглянула на Пола. Понимает  ли
он, что смотрит на незнакомку?
   - Господи, Пол, что она сделала? Что она сделала со всеми нами?
   Он обнял ее, несмотря на ее сопротивление.
   - Джулия, что бы ты ни чувствовала сейчас,  ты  справишься.  Ты  пережила
развод родителей, их смерть, ты привела в этот мир Брэндона одна, без отца.
   Она закрыла глаза, надеясь стереть из памяти  лицо  Евы..,  через  плотно
сжатые веки покатились слезы.
   - Как я могу смотреть на нее без ненависти, ведь она так легко  жила  без
меня?
   - Ты думаешь, это было легко? - прошептал он.
   - Для нее - да. - Джулия нетерпеливо смахнула слезы.  -  Черт  побери,  я
знаю, через что она прошла. Сомнения, паника, боль.., все эти фазы.  Пол,  я
знаю, как это больно - обнаружить, что ты беременна, а мужчина, которого  ты
любишь или думаешь, что любишь, никогда не построит с тобой семью.
   - Вероятно, поэтому она чувствовала, что может рассказать тебе правду.
   -  Ну,  она  ошиблась.  -  Джулия  медленно,  методично  заставляла  себя
успокоиться. - Я также знаю, что,  если  бы  я  отказалась  от  Брэндона,  я
никогда бы не стала вторгаться в его жизнь, я не  стала  бы  заставлять  его
вспоминать, как он думал о том, что был недостаточно хорош.
   - Если она совершила ошибку...
   - Да, она совершила ошибку. И эта ошибка - я.
   - Замолчи. Ты хотя бы знаешь, что тебя зачали в любви. Это больше того, в
чем может быть уверено большинство людей. Сколько я помню себя, мои родители
были вежливыми незнакомцами, еле скрывающими отвращение друг  к  другу.  Вот
мое наследство. Тебя вырастили люди, которые любили  тебя,  и  зачали  люди,
продолжающие любить друг друга до сих пор. Можешь называть это ошибкой,  но,
клянусь, тебе повезло больше, чем мне.
   Джулия могла бы швырнуть ему в лицо все оскорбления, что вертелись  в  ее
мозгу, а потом замирали от стыда, не добравшись до языка.
   - Прости. Я не должна была  срывать  зло  на  тебе,  и  хватит  упиваться
жалостью к себе.
   - У тебя полно причин и для того, и для другого. Может, теперь  присядешь
и поговоришь со мной? Джулия смахнула последние слезы.
   - Нет, я правда в порядке. Ненавижу свои срывы.
   - Нечего стесняться. У тебя прекрасно получается.  -  Он  пальцами  отвел
волосы с ее лица и притянул к себе, прижавшись щекой к макушке. - У тебя был
тяжелый вечер, Джил. Может, пойдешь спать?
   - Я вряд ли засну. Но от аспирина не отказалась бы.
   - Сейчас найдем тебе аспирин. - Пол обнял ее