траченной руке или ноге.
     Если бы он попросил, Ева полетела бы с ним. Но он не попросил. Не мог. Эта часть его жизни не имела к ней отношения. И слава богу. Он закончит дело, вернется домой, и все будет хорошо.
     "ДО МЕСТА НАЗНАЧЕНИЯ ПЯТЬСОТ МЕТРОВ", - сообщил бортовой компьютер.
     - Ладно, - сказал себе Рорк. - Семь бед - один ответ.
     Значит, это была их земля. Земля его матери. Эти холмы, эти поля и пасущийся скот. Серый коровник, каменные амбары и изгороди.
     Каменный дом с цветущим садом и белыми воротами.
     У Рорка дрогнуло сердце и пересохло во рту. Ему отчаянно захотелось проехать мимо и никогда не возвращаться сюда.
     Она жила здесь. Это было родовое гнездо, и она жила здесь. Спала здесь. Ела здесь. Смеялась и плакала.
     О боже...
     Он заставил себя свернуть на подъездную аллею (которую местные жители наверняка именовали улицей) и поехать следом за маленькой малолитражкой и старым фургоном. Слышалось пение птиц, лай собаки и отдаленный стук работающего мотора.
     "Деревенские звуки, - подумал Рорк. - Она слышала эти звуки каждый день и, в конце концов, перестала обращать на них внимание. Не потому ли она и уехала? Чтобы услышать новые звуки, звуки большого города? Голоса, музыку, шум машин?.. Впрочем, какая разница?"
     Рорк вышел из автомобиля. Он не раз смотрел в лицо смерти и убивал сам - как сгоряча, так и хладнокровно. Но никогда в жизни не испытывал большего страха, чем страх постучать в ярко-синюю дверь старого каменного дома.
     Он миновал красивые белые ворота, прошел по дорожке между клумбами, поднялся на невысокое крыльцо и постучал в синюю дверь.
     Дверь открылась, и на пороге появилась женщина. Женщина с лицом его матери. Правда, постаревшим на тридцать лет. Но ее волосы были такими же золотисто-рыжими, глаза зелеными, а кожа - бело-розовой, как молоко с лепестками роз.
     Ростом она была ему по плечо, и от этого у Рорка почему-то сжалось сердце.
     Женщина была одета скромно, но со вкусом: синие брюки, белая блузка и белые парусиновые туфли на маленьких ногах. В руке она держала красно-белое кухонное полотенце. Рорк увидел все разом - вплоть до золотых колечек в ушах - и почувствовал запах ванили, доносившийся с кухни.
     Лицо у женщины было милое и спокойное. Было видно, что она никуда не торопится.
     Он сказал единственное, что пришло в голову:
     - Меня зовут Рорк.
     - Я вас узнала. - Говорила она с сильным акцентом западных графств. - Думаю, вам лучше войти.
     - Прошу прощения, что потревожил вас.
     - Вы хотите сообщить что-то неприятное? - Она отошла в сторону. - Пойдемте на кухню. Чайник еще не успел остыть.
     Закрывая дверь, женщина увидела его элегантную темную машину и подняла бровь.
     - Значит, слухи о том, что деньги лезут у вас из ушей, не говоря о прочих частях тела, верны.
     В жилах Рорка застыла кровь, но он кивнул. Если они хотят от него денег - что ж, будут им деньги.
     - Я хорошо обеспечен.
     - Понятно. То же самое, но другими словами. Все зависит от того, кто это говорит, верно?
     Она пошла на кухню, миновав общую гостиную и жилые комнаты, полные свежих цветов. Все здесь было таким же аккуратным, как и сама хозяйка.
     За большим кухонным столом могло разместиться человек двенадцать. Судя по огромной плите, которой часто пользовались, громадному холодильнику и длинным полкам цвета сливочного масла, дом не пустовал. Окна над раковиной смотрели в сад, на поле и холм. На подоконниках красовались горшочки с травами. Кухня была удобная и веселая.
     - Садитесь, Рорк. Дать печенья к чаю?
     - Нет, спасибо, я сыт.
     - А я съем. Нам с вами беречь фигуру не требуется.
     Женщина захлопотала по хозяйству, и Рорк подумал, что ему дают время освоиться. Она поставила на стол простые белые кружки и положила печенье на красивую синюю тарелку. Чайник еще действительно не остыл. Когда с делами было покончено и чай разлит по кружкам, она села и взяла печенье.
     - Я не ждала, что увижу вас на пороге этого дома. Почему вы приехали?
     - Я думал... я чувствовал, что... - Рорк сделал глоток. Видимо, времени, отпущенного на то, чтобы прийти в себя, оказалось недостаточно. - Я узнал о вас... о Сиобан... всего несколько дней назад.
     Она выгнула бровь.
     - И что же вы узнали?
     - Что она... существовала. До сих пор я был уверен, что моя мать оставила меня, когда я был ребенком.
     - В самом деле?
     - Мэм...
     - Меня зовут Синеад. Синеад Лэнниган.
     - Миссис Лэнниган, я никогда не слышал имени Сиобан Броди. Я думал, что мою мать звали Мег. Я помню об этой женщине только то, что у нее была тяжелая рука, и что она ушла, оставив меня с ним.
     - Твоя мать... твоя настоящая мать не оставила бы тебя до последнего вздоха.
     "Значит, она знает, - подумал Рорк. - Знает и о том, что ее сестра давно мертва".
     - Теперь мне это известно. Он убил ее. Я не знаю, что вам сказать.
     Она осторожно поставила чашку.
     - Рассказывайте, что вы знаете. Именно этого я и ждала.
     Рорк говорил, а она сидела молча и наблюдала за ним. Когда он рассказал все, что знал, Синеад встала, снова наполнила чайник и поставила его на плиту.
     - Я знала. Знала все эти годы. Конечно, мы не смогли бы ничего доказать. Полиции не было до этого дела. Сиобан была для них всего лишь еще одной девушкой, сбившейся с пути.
     - Он подкупил нескольких полицейских. И одного-двух лжесвидетелей. Вы ничего не доказали бы. Несмотря на все усилия.
     Синеад только вздохнула и отвернулась.
     - Сначала мы пытались найти тебя. Ради нее. Мой брат Нед чуть не погиб при этом. В Дублине его избили до полусмерти и бросили в переулке. У него были жена и сын. Это причинило нам такую боль, что мы опустили руки. Прости.
     Рорк долго смотрел на женщину, а потом глухо сказал:
     - Ее убил мой отец.
     - Да. - Из глаз Синеад потекли слезы. - Я надеюсь, что этот сын потаскухи горит в аду. И не прошу за это прощения у господа. Но ты тут ни при чем.
     - Когда я все выяснил... выяснил, что с ней случилось... то почувствовал, что обязан рассказать вам - ее семье. И что должен сделать это лично. Я понимал, что от этого вам будет еще тяжелее. Но не мог придумать ничего другого.
     Синеад откинулась на спинку стула, не сводя глаз с лица Рорка.
     - И ради этого ты прилетел в Ирландию?
     - Да.
     - Мы слышали о тебе и твоих подвигах, юный Рорк. "Сын своего отца, - думала я. - Такой же деляга и опасный человек. Бессердечный человек". Я думаю, ты и в самом деле можешь быть опасным. Но бессердечный человек не стал бы сидеть у меня на кухне и ждать, что я дам ему пощечину за то, в чем он не участвовал.
     - Я не искал ее, никогда не думал о ней. Не сделал ничего, чтобы исправить это...
     - А что ты делаешь сейчас? Сидишь со мной и дожидаешься, когда закипит чай?
     - Не знаю. О господи, не знаю! Потому что ничего не могу сделать.
     - Она любила тебя. Мы не часто получали от нее вести - думаю, он не позволял ей. Но время от времени она украдкой звонила и присылала письма. Тебя она любила всем сердцем. Ты прав, что оплакиваешь ее, но раскаиваться тебе не в чем.
     Чайник закипел, и она встала.
     - Мы с ней близнецы.
     - Я знаю.
     - Значит, я твоя тетя. Кстати, у тебя есть два дяди, дедушка с бабушкой и куча двоюродных братьев и сестер.
     - Я... не могу к этому привыкнуть.
     - А я могу. Да, могу. У тебя ее глаза, - тихо сказала она.
     Сбитый с толку, Рорк покачал головой.
     - У нее были зеленые глаза. Такие же, как у вас. Я видел ее фотографию.
     - Я не про цвет, а про разрез. - Синеад обернулась. - У тебя ее разрез глаз. Как и у меня. Разве ты не замечаешь? - Она подошла и положила ладонь на его руку. - Мне всегда казалось, что разрез глаз важнее цвета.
     Рорк чуть не заплакал, и тогда Синеад сделала то, что казалось самой естественной вещью на свете: прижала его голову к груди и погладила по волосам.
     - Вот так, - приговаривала она, обнимая сына своей сестры. - Вот так... Она была бы рада, что ты приехал. Была бы счастлива, что ты наконец здесь.

***

     Позже Синеад отвела его на дальний конец двора, за которым начиналось поле, и показала высокое дерево с пышной кроной.
     - Мы посадили его в честь Сиобан, - сказала она. - Не стали рыть ей могилу. Мы знали, что она умерла, но могила, в которой никто не лежит, это чересчур, правда? Поэтому мы посадили вишню. Она цветет каждую весну. И когда я вижу цветы, это утешает меня.
     - Красивое дерево. И место очень красивое.
     - Рорк, твои родные - фермеры. Из поколения в поколение. - Когда он поднял глаза, Синеад улыбнулась ему. - Мы держались за землю, чего бы это нам ни стоило. Мы упрямые, горячие, и работаем до самой смерти. И ты такой же.
     - А я много лет пытался избавиться от своих корней. И не оглядывался на прошлое.
     - На это прошлое ты можешь оглянуться с гордостью. Он не смог сломать тебя, верно? Держу пари, что он пытался.
     - Если бы он не пытался, я бы не ушел от него и не стал бы тем, кто я есть. Я... Когда я вернусь в Нью-Йорк, я тоже посажу у себя вишню. Непременно.
     - Хорошая мысль. Ты ведь женат, верно? На одной из нью-йоркских "гарда"?
     - Она чудо, - сказал Рорк. - Моя Ева.
     Его тон тронул Синеад.
     - Но детей у вас нет?
     - Пока нет.
     - Что ж, времени впереди еще много... Конечно, я видела ее фотографии. Я много лет собирала вырезки из газет. Ничего не могла с собой поделать. Она выглядит сильной. Думаю, такой ее сделала жизнь.
     - Да.
     - В следующий раз привези ее с собой. А пока что нужно подумать, где тебя устроить.
     - Устроить?
     - А ты думал, от нас так легко удрать? Нет уж, ты останешься по меньшей мере на ночь и встретишься с остальными членами семьи. Дашь им возможность познакомиться с тобой. Это будет очень важно для моих родителей и братьев, - добавила она, не дав Рорку открыть рот.
     - Миссис Лэнниган...
     - Для тебя я - тетя Синеад.
     Рорк негромко рассмеялся:
     - Вы выбили у меня почву из-под ног.
     - Раз так, держись за воздух, - весело сказала она и взяла его за руку. - Потому что это только цветочки.

ГЛАВА 17

     Ева опросила две дюжины официальных владельцев машин с ковриками, волокна которых были обнаружены на телах жертв. В конце концов она очутилась в двухкомнатной квартирке маленькой старушки, которая пользовалась своей машиной, чтобы возить других старушек на воскресную мессу. Здесь пахло кошками и лавандой, и Ева не знала, какой из двух запахов хуже. Кроме того, ей пришлось пить слабый чай со льдом, потому что ничего другого у миссис Эрнестины Макнамара не было.
     - Это так интересно! Конечно, история жуткая, но я ничего не могу с собой поделать. Надо же, меня допрашивает полиция... И это в моем возрасте! Знаете, ведь мне восемьдесят шесть лет.
     "И меньше тебе не дашь", - кисло подумала Ева.
     Эрнестина была крошечной, сухой и бесцветной. Казалось, годы выбелили ее. Но она еще довольно бодро двигалась по кухне в старых розовых шлепанцах, то воркуя со своими кошками, то гоняя их. Кошек было не меньше дюжины, и, судя по звукам, доносившимся до Евы, они активно размножались.
     Интересно, в своем ли уме эта Эрнестина?
     Ее лицо было похоже на морщинистый шарик с выдающимися вперед зубами, а парик криво сидел на макушке и напоминал обесцвеченные колосья пшеницы. Бесформенный комбинезон мешком висел на том, что осталось от ее тела.
     "О боже! - взмолилась Ева. - Если ты есть, не дай мне дожить до таких лет. Это слишком страшно".
     - Миссис Макнамара...
     - О, зовите меня Эрнестина, как все остальные... Можно посмотреть на ваш револьвер?
     Ева пропустила мимо ушей сдавленное фырканье Пибоди.
     - Миссис... Эрнестина, мы не носим револьверов. Полицейские вооружены пистолетами. Я хотела поговорить о вашем фургончике...
     - Как бы вы ни называли эту штуку, из нее можно выстрелить и здорово всыпать мерзавцу. Она тяжелая?
     - Не очень. Фургон, Эрнестина. Ваш фургон. Когда вы пользовались им в последний раз?
     - В воскресенье. Каждое воскресенье я вожу несколько человек к десятичасовой службе в церкви Святого Игнатия. Большинству моих подруг трудно проделать такое расстояние пешком, а автобусы... Людям моего возраста тяжело запомнить расписание. Кроме того, так веселее. Знаете, я ведь была "ребенком-цветком".
     Ева захлопала глазами.
     - Цветком?
     - Неужели вы ничего не слышали о "детях-цветках"? - Эрнестина пронзительно хихикнула. - Конечно, это было очень давно. В шестидесятых. Правда, я тогда уже была далеко не ребенком... Но все равно это было очень весело. Теперь я снова стала католичкой. Так удобнее.
     - Не сомневаюсь. Кто-нибудь имеет доступ к вашему фургону?
     - Ну... В гараже есть один славный мальчик. Присматривает за моей машиной. И берет с меня всего лишь половину платы, представляете? Очень хороший мальчик.
     - Мне бы хотелось знать его имя и адрес гаража.
     - Зовут его Билли, а гараж на Восемнадцатой Западной, на пересечении с Седьмой авеню. Всего в квартале отсюда, так что добраться легко. По воскресеньям я беру машину и оставляю ее... Да, и в третью среду месяца, когда у нас проходят собрания общины.
     - Кто еще водит вашу машину или имеет к ней доступ? Друзья, родственники, соседи?
     - Насколько я знаю, никто. У сына своя машина. Он живет в штате Юта. Стал мормоном. А дочь в Новом Орлеане, она поклонница культа вуду. Еще у меня есть сестра Мэриан, но она больше не водит машину. И внуки...
     Ева послушно записывала имена внуков, правнуков и - о господи! - всех родственников до неизвестно какого колена.
     - Эрнестина, мне нужно ваше разрешение проверить фургон.
     - О боже! Вы думаете, что его могли использовать для совершения преступления ? - Ее сморщенное личико вспыхнуло от возбуждения. - Это потрясающе!
     - Да уж, - согласилась Ева.

***

     Оказавшись наконец на улице, Ева втянула в себя влажный, липкий воздух, как родниковую воду.
     - По-моему, я проглотила клок шерсти, - сказала она Пибоди.
     - На вас столько кошачьей шерсти, что из нее можно соткать ковер. - Пибоди отряхнула форменные брюки. - На мне тоже. Почему старухи так любят кошек?
     - Кошки - славные существа. У меня тоже есть кот. Но если я начну коллекционировать их, как марки, пристрели меня.
     - Можно включить это в протокол, мэм?
     - Лучше помолчи. Давай поговорим с Билли, этим добрым самаритянином из платного гаража.

***

     "Добрый самаритянин... Держи карман шире!" - подумала Ева.
     Билли оказался высоким и гибким негром с желтовато-карими глазами, прикрытыми солнечными очками янтарного цвета. Его ноги украшали ботинки на огромной платформе за пятьсот долларов. Очки, ботинки и золотые серьги в ушах едва ли были по карману работнику маленького гаража в Нижнем Манхэттене.
     - Мисс Эрнестина! - Его улыбка была радостной и невинной, как рождественское утро. - Разве она не чудо? Дай бог мне быть таким же в ее возрасте! По ней можно часы проверять. Каждое воскресенье она берет машину и едет в церковь.
     - Уже слышала. У меня есть ее письменное разрешение на обыск фургона и в случае необходимости на его экспертизу.
     - Но она не попадала в аварию. - Билли взял протянутое Евой разрешение. - Если бы на фургоне остались какие-то следы, я бы заметил. Она ездит очень осторожно...
     - В этом я не сомневаюсь. Где фургон?
     - Я держу его на первом ярусе. Так ей удобнее.
     "И тебе тоже", - подумала Ева, идя за Билли по гаражу, часть которого была ярко освещена, а часть тонула в темноте.
     - В городе не так уж много стоянок с обслуживанием, - заметила она. - Большинство из них автоматические.
     - Да, таких, как мы, осталось мало. Но гараж принадлежит моему дяде, а он любит иметь дело с людьми.
     - Кто этого не любит? Мисс Эрнестина упомянула, что вы делаете ей крупную скидку.
     - Стараемся, - весело ответил Билли. - Симпатичная пожилая леди. Снимает у нас место много лет. Сами понимаете, постоянных клиентов нужно уважать.
     - Тем более, что она пользуется фургоном лишь пять раз в месяц.
     - Как часы.
     - Скажи мне, Билли, сколько раз в месяц ты сдаешь машины напрокат? В среднем?
     Он остановился у маленького серого фургона.
     - О чем это вы?
     - Кому-то нужна машина. Он приходит к Билли, и тот все улаживает. Ты даешь человеку код, кладешь деньги в карман, а когда машину пригоняют обратно, ставишь ее на место. Владелец ничего не ведает, а для тебя это приличный приработок.
     - Я не... У вас нет доказательств!
     Ева оперлась о фургон.
     - Знаешь, когда кто-нибудь говорит, что у меня нет доказательств, меня так и подмывает найти их. Такая уж я вредная.
     Билли сделал бесстрастное лицо.
     - Этот фургон всегда стоит на своем месте, кроме воскресений и третьей среды. Я ставлю машину на место и присматриваю за ней. Вот и все.
     - Значит, у тебя есть другой источник дохода, а в гараже ты служишь только из любви к ближнему... Хорошие у тебя ботинки, Билли.
     - Любовь к хорошей обуви - это не преступление.
     - Угу... Я проведу экспертизу этого фургона. Если окажется, что фургон имеет отношение к преступлению, которое я расследую, тебя ждут большие неприятности, Билли. Сейчас у меня два трупа. Я распоряжусь, чтобы тебя отвезли в управление и задержали, как соучастника.
     - Убийство?! Вы с ума сошли! - Он отпрянул так стремительно, что Ева чуть не бросилась в погоню.
     - Пибоди, - спокойно сказала она, увидев, что помощница перекрыла путь к отступлению, - я похожа на сумасшедшую?
     - Никак нет, лейтенант. У Билли действительно красивые ботинки, и он действительно попал в очень неприятную историю.
     - Я никого не убивал! - закричал Билли. - У меня есть работа, я плачу налоги!
     - А я держу пари, что после проверки твоего финансового состояния, доходов и расходов обнаружатся большие несоответствия.
     - Мне платят хорошие чаевые.
     - Ох, Билли, Билли... - Ева вздохнула и покачала головой. - Ты только усложняешь дело. Пибоди, вызывай наряд. Нужно отвезти нашего друга в управление и допросить.
     - Я никуда не поеду! Требую адвоката!
     - Поедешь, Билли. Но адвокат у тебя будет.

***

     Ева доверилась чутью и вызвала бригаду экспертов.
     - Вы думаете, что это та самая машина? - с сомнением спросила Пибоди.
     - Если бы я была убийцей, то выбрала бы именно такую. Обычный серый цвет, никаких особых примет. Кто обратит на нее внимание? Стоит в гараже, используется редко, в двух шагах от компьютерного клуба. На метро отсюда можно быстро доехать до круглосуточного магазина, в котором работала Рэйчел Хоуард. До Колумбии тоже. Как и до Джульярда и Линкольн-центра. И взять ее можно когда угодно. Это безопаснее, чем пользоваться своей машиной, если она у тебя есть. Безопаснее, чем официально брать что-нибудь напрокат. Сунул Билли на лапу - и поезжай.
     Вскоре прибыли эксперты и приступили к работе. Ева наблюдала за ними, продолжая размышлять вслух:
     - Это вполне в его духе. Машина не должна быть краденой, иначе ее объявят в розыск. Взять взаймы у друга? А если у друга окажется длинный язык? А если ты попадешь в аварию и столкнешься с кем-нибудь? Друг разозлится. Но в данном случае все будет шито-крыто. Ты пригоняешь машину, а расхлебывает кашу Билли.
     - Думаете, Билли знает его?
     - Вряд ли. Для него это лишь один из случайных клиентов. Если убийца пользовался машиной, то пользовался ею дважды и наверняка постарался, чтобы на него не обратили внимания. Он умен, - продолжила Ева. - И все рассчитывает заранее. Заранее присмотрел Эрнестину, это место, этот фургон и Билли. Он живет или работает где-то неподалеку.
     Она сунула руки в задние карманы и посмотрела сначала на вход в гараж, а потом на улицу.
     - Но убивал он их не здесь. Птица не гадит в собственное гнездо.
     - Провести поиск студий, расположенных в этом районе?
     - Да, - ответила Ева. - Он где-то рядом.
     К ней подоше