- Она встретит нас в Нью-Йорке, Эдди. Она мой самый
близкий друг.
   - Как Дюжа?
   - Да, как Дюжа для тебя. Она нам поможет.
   Терминал больше не интересовал Адриенну. Она испугалась,  потому  что
лицо матери было совершенно белым, а руки дрожали.
   - Отец рассердится.
   - Он не обидит тебя.
   Фиби снова остановилась и положила руки на плечи дочери.
   - Обещаю: что бы мне ни  пришлось  для  этого  сделать,  тебе  он  не
причинит вреда.
   Потом, ощутив, что все напряжение последних дней  и  ночей  отпустило
ее, прижав руку к взбунтовавшемуся желудку, Фиби с  дочкой  бросилась  в
дамскую комнату. Там ее настиг сильным приступ рвоты.
   -  Мама,  пожалуйста!  -  Адриенна  в  ужасе  прижалась   к   матери,
согнувшейся над унитазом. - Нам надо вернуться до того, как он узнает  о
нашем побеге. Скажем, что заблудились, потеряли друг  друга.  Он  только
немножко рассердится. Я скажу, что виновата я, что все  случилось  из-за
меня.
   - Не могу. - Фиби прислонилась к умывальнику, пережидая, пока приступ
тошноты пройдет. - Нам нельзя к нему возвращаться.  Он  хочет  разлучить
нас, детка. Собирается послать тебя учиться в Германию.
   Трясущимися руками Фиби достала  носовой  платок  и  отерла  им  свое
влажное лицо.
   - Я не дам ему разлучить  нас  и  выдать  тебя  замуж  за  такого  же
человека, как он сам. Я не хочу, чтобы у тебя была такая же жизнь, как у
меня в Якире. Я не выдержу. Это убьет меня.
   Адриенна помогла матери подняться на ноги, они вышли из узкой, тесной
кабинки и попали в новую жизнь.
   Фиби была все еще  очень  бледна,  когда  они  поднялись  в  самолет,
застегнули пристяжные ремни и услышали рев моторов.
   Потом  она  немного  успокоилась,  сердце  ее  перестало  биться  как
бешеное. Но в голове у нее по-прежнему гудело, кислый  вкус  во  рту  не
проходил, и Фиби прикрыла глаза.
   - Мадам, могу я предложить вам и мадемуазель что-нибудь выпить  после
взлета?
   - Да,  -  ответила  Фиби,  не  открывая  глаз.  -  Принесите  девочке
что-нибудь холодное и сладкое.
   - А вам?
   - Скотч, - сказала она невыразительным голосом, - двойной.

6

   Селеста Майклз любила хорошую драму. Еще девочкой  она  решила  стать
актрисой, и не  просто  актрисой,  а  звездой.  Она  упросила  родителей
разрешить ей брать уроки драматического искусства. Она канючила, просила
и дулась на них, пока они не капитулировали, считая, что  это  очередной
этап развития ребенка и  что  со  временем  ее  увлечение  пройдет.  Они
продолжали пребывать в подобном заблуждении, даже когда  возили  Селесту
на прослушивание, репетиции и  спектакли  в  общественный  театр.  Эндрю
Майклз,  бухгалтер,  смотрел  на  жизнь  как  на  балансовую  ведомость,
включающую  статьи  доходов  и  расходов.  Нэнси  Майклз  была   хорошей
домохозяйкой. Она  получала  удовольствие  от  приготовления  затейливых
десертов, предназначенных для  благотворительных  собраний  прихожан  ее
церкви. Родители Селесты считали, даже когда театр  начал  диктовать  им
условия жизни, что их дочь со временем утратит свою страсть  к  гриму  и
аплодисментам.
   В пятнадцать лет Селеста  решила,  что  должна  стать  блондинкой,  и
перекрасила дарованные ей природой каштановые волосы в золотистый  цвет,
который стал теперь ее фирменным знаком -  светлые  волосы  окружали  ее
головку сиянием. Увидев ее крашеные волосы, мать  Селесты  потеряла  дар
речи, а отец прочел ей нотацию. Однако Селеста  осталась  блондинкой.  И
добилась роли Мэрион в школьной постановке  "Музыканта".  Однажды  Нэнси
пожаловалась Эндрю, что ей было бы легче,  если  бы  Селеста  увлекалась
мальчиками и тряпками, а не Шекспиром и Теннесси Уильямсом.
   В тот самый день, когда Селеста получила свидетельство  об  окончании
средней школы, она покинула  свой  уютный  дом  в  пригороде  одного  из
городков в штате Нью-Джерси,  где  провела  детство,  и  отправилась  на
Манхэттен. Родители  проводили  дочь  на  поезд  со  смешанным  чувством
облегчения и тревоги.
   Девушка ездила на прослушивания, продавала гамбургеры, для того чтобы
собрать достаточно денег для оплаты своих уроков и квартиры на четвертом
этаже без  лифта.  В  двадцать  лет  Селеста  вышла  замуж  -  это  были
отношения, начавшиеся внезапно, как удар грома, а  закончившиеся  спустя
год  слезами  и  скандалами.  К  тому  времени  Селеста  уже   перестала
оглядываться назад, на прошлое.
   Десятью годами позже  она  стала  уже  признанной  королевой  театра,
владеющей тремя премиями "Тони" . Она приобрела пентхауз в небоскребе на  Сентрал-Парк-Уэст.  На
серебряную свадьбу она подарила родителям "Линкольн", а  они  продолжали
надеяться на то, что их дочь вернется в  Нью-Джерси,  когда  одержимость
лицедейством покинет ее, и осядет  там,  выйдя  замуж  за  какого-нибудь
славного прихожанина методистской церкви.
   И вот  теперь,  нетерпеливо  вышагивая  в  зале  ожидания  аэропорта,
Селеста радовалась тому, что была актрисой театра, а не кино.  Ее  почти
никто не узнавал, не просил дать автограф. Если люди и обращали  на  нее
внимание, то видели в  ней  только  привлекательную  блондинку  среднего
роста, а не звезду театральных подмостков.
   "Прилетит ли Фиби?" - подумала она, снова взглянув  на  свои  часики.
Узнает ли она подругу, ведь прошло уже  около  десяти  лет.  Когда  Фиби
Спринг впервые приехала в Нью-Йорк, чтобы  принять  участие  в  натурных
съемках своего первого фильма,  они  быстро  стали  близкими  подругами.
Селеста только что разошлась с мужем, и сердечные раны ее еще не зажили.
Фиби была для нее как глоток свежего воздуха - такой она была забавной и
очаровательной. Когда могли, они отправлялись вместе  в  путешествия,  а
когда  это  не  удавалось,  подолгу  болтали  по  телефону,  и   у   них
накапливались горы счетов за междугородные переговоры.
   Никто так  не  волновался,  как  Селеста,  когда  Фиби  выдвинули  на
соискание премии "Оскар". И никто не был так счастлив, как  Фиби,  когда
Селеста получила свою первую театральную премию "Тони".
   Во многих отношениях они были прямой противоположностью  друг  другу:
напористая и  выносливая  Селеста  и  податливая,  доверчивая  Фиби.  Не
сознавая этого, они дополняли и уравновешивали друг друга, а дружбу свою
берегли как зеницу ока.
   Потом Фиби вышла замуж  и  улетела  в  свое  королевство  -  оазис  в
пустыне. Через год они уже писали друг другу от случая к случаю, а потом
их переписка совсем сошла на нет.
   Для Селесты это было ударом. То,  что  Фиби  постепенно  оборвала  их
дружескую связь, больно уязвило  Селесту.  Но  она  никому  об  этом  не
говорила и старалась относиться к такому  повороту  событий  философски.
Жизнь ее была богата событиями и протекала по плану, разработанному  еще
с детских лет. Но все же  в  сердце  поселилась  печаль.  Все  эти  годы
Селеста не переставала посылать подарки Адриенне, которую считала  своей
крестницей, и ее забавляли странные официальные благодарственные письма,
которые присылала ей малышка. Ни разу не видя девочку,  она  всей  душой
привязалась к ней.  Отчасти  потому,  что  состояла  в  браке  только  с
театром, а такая любовная связь, как  известно,  не  дает  потомства.  А
отчасти потому, что Адриенна была дочерью Фиби.
   Прежде чем выудить  из  хозяйственной  сумки  рыжеволосую  фарфоровую
куклу, Селеста погасила сигарету. Куколка была в синем бархатном  платье
с белой отделкой. Селеста выбрала ее,  поскольку  сочла,  что  маленькой
девочке будет приятно иметь куклу с таким же  цветом  волос,  как  у  ее
матери.
   Но она и понятия не имела, что надо сказать своей  давней  подруге  с
дочерью, когда встретит их.
   Услышав сообщение о том, что самолет приземлился, Селеста поднялась и
снова принялась расхаживать по залу. Теперь  ждать  оставалось  недолго.
Разгрузка, таможенный досмотр. Селеста не  могла  понять,  почему  в  ее
сердце закралась тоска. Для тревоги вроде бы  не  было  никаких  причин.
Если не считать невразумительной телеграммы, которую она так  неожиданно
получила от подруги.
   Селеста помнила в ней  каждое  слово.  И  как  хорошая  актриса  сама
расставила в ней все знаки препинания и акценты.
   "СЕЛЕСТА, МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ: ЗАКАЖИ ДВА БИЛЕТА  ДО  НЬЮ-ЙОРКА  НА
ЗАВТРАШНИЙ РЕЙС В ДВА ЧАСА ДНЯ. ОСТАВЬ ИХ НА МОЕ ИМЯ В ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВЕ
"ПАН-АМЕРИКЭН" В ОРЛИ.
   ПОСТАРАЙСЯ МЕНЯ ВСТРЕТИТЬ В НЬЮ-ЙОРКЕ.  У  МЕНЯ  НИКОГО  БОЛЬШЕ  НЕТ,
КРОМЕ ТЕБЯ.
   ФИБИ".
   Селеста  заметила  их  сразу  же.  Высокую  ослепительную  женщину  и
девочку, похожую на куклу. Они жались друг к другу, держась за  руки,  и
выглядели испуганными.  Селесте  показалось  это  странным,  создавалось
впечатление, что они чего-то боятся.
   Потом Фиби подняла  голову.  Лицо  ее  выражало  разные  чувства,  но
преобладающим было явное  облегчение.  А  до  этого  Селеста  без  труда
распознала ужас. Она поспешила им навстречу.
   - Дорогая! - Забыв обо всем, Селеста обняла подругу и  прижала  ее  к
груди. - Как я рада снова тебя увидеть!
   - Слава богу! Слава богу, что  ты  здесь,  Селеста.  Селесту  гораздо
больше тронули эти слова подруги, чем то,  что  та  нечетко  произносила
слова, и было очевидно, что изрядно выпила.
   Стараясь удержать на лице улыбку, Селеста посмотрела сверху  вниз  на
Адриенну.
   - О, так это твоя Эдди! - Селеста легко прикоснулась рукой к  волосам
девочки, заметив, что под глазами у нее круги, а лицо измучено. Эти двое
напомнили ей тех, кто выжил во время катастрофы или был  чем-то  страшно
напуган. И она постаралась их успокоить:
   - У вас было долгое путешествие, но оно почти окончено. На улице  нас
ждет машина.
   - Ты не представляешь себе, что ты для  меня  сделала.  Я  у  тебя  в
неоплатном долгу! - начала Фиби.
   - Не говори чепухи. - Селеста снова сжала подругу в  объятиях,  потом
протянула куклу Адриенне. - Я принесла тебе подарок, чтобы отпраздновать
ваш приезд в Америку.
   Адриенна взглянула на куклу и провела пальцем по  рукаву  ее  платья.
Бархат напомнил ей о Дюже, но она слишком устала, чтобы плакать.
   - Благодарю вас. Она очень милая.
   Селеста удивленно подняла бровь. Девочка говорила  так  же  необычно,
как и выглядела.
   - Давайте-ка возьмем ваши вещи и поедем домой отдохнуть.
   - У нас нет вещей. - Фиби покачнулась, но ей  удалось  выпрямиться  -
для уверенности она оперлась о плечо Селесты. - У  нас  с  собой  ничего
нет.
   - Ладно, - решила Селеста, поддерживая  Фиби.  Она  подумала,  что  с
вопросами можно подождать. - Поехали домой.

***

   В отличие от Парижа здесь во время езды  из  аэропорта  на  Манхэттен
Адриенна ничего не замечала. Как  и  во  время  долгого  перелета  через
Атлантику, девочка внимательно наблюдала за матерью.  Держа  под  мышкой
куклу, подаренную Селестой, она продолжала крепко сжимать руку Фиби. Она
слишком устала, чтобы задавать вопросы, но готова была  бежать  в  любую
минуту при первом же признаке опасности.
   - Как давно я здесь не была. - Фиби оглядывалась, постепенно  приходя
в себя. Ее взгляд метался от окна к окну  лимузина,  а  маленькая,  едва
заметная жилка судорожно билась у рта. - Все изменилось, но будто  бы  и
осталось прежним.
   - Ты скоро освоишься в Нью-Йорке, не беспокойся, -  сказала  Селеста,
выпуская струйку дыма. Она заметила, что Адриенна смотрит на ее сигарету
как зачарованная. - Может быть, завтра Эдди захочет погулять в парке. Ты
когда-нибудь каталась на карусели, Эдди?
   - А что это?
   - Это деревянные лошадки, на которых ты сможешь  ездить  кругами  под
музыку. Карусель есть в парке, расположенном напротив моего дома.
   Селеста улыбнулась Адриенне, заметив, что каждый  раз,  когда  машина
тормозила, Фиби вздрагивала и испуганно озиралась.  Если  мать  казалась
комком нервов, то дочь производила впечатление цитадели хладнокровия.
   Что, ради всего святого, следовало ей сказать  ребенку,  не  имевшему
понятия о том, что такое карусель?
   - Вы не могли выбрать времени лучше, чем  теперь,  чтобы  приехать  в
Нью-Йорк. Сейчас все магазины украшены к Рождеству.
   Адриенна подумала о маленьком стеклянном шарике и о своем брате.
   И тотчас  же  ей  захотелось  положить  голову  на  колени  матери  и
расплакаться. Ей хотелось вернуться  домой,  увидеть  бабушку  и  теток,
вдохнуть ароматы гарема. Но пути назад не было.
   - Здесь пойдет снег? - спросила она.
   - Рано или поздно обязательно пойдет.
   Побуждение прижать ребенка к себе и приласкать удивило  Селесту.  Она
никогда не думала, что наделена материнскими инстинктами.
   Было что-то печальное в том, как Адриенна гладила руку Фиби.
   - У нас очень долго длится теплая погода. Думаю, что  скоро  наступят
холода.
   Боже милостивый, она говорила о погоде, как будто не было других  тем
для разговора! С чувством облегчения Селеста подалась вперед, как только
движение машины замедлилось.
   - Вот мы и дома, - сказала она, когда лимузин остановился у  обочины.
- Я переехала сюда примерно пять лет назад. Квартира мне очень подходит.
Если меня захотят отсюда выкурить, придется взорвать дом.
   Селеста провела  гостей  мимо  охранника  в  вестибюль  внушительного
здания на Сентрал-Парк-Уэст, быстро  прошла  к  роскошному,  отделанному
деревянными панелями лифту.
   Для Адриенны подъем в лифте  был  как  медленная  поездка  в  никуда,
усталость давила на нее, руки и ноги были налиты  тяжестью.  В  самолете
она боролась со сном, старалась проснуться  каждый  раз,  когда  дремота
одолевала ее, - сон был рваным: то и  дело  она  внезапно  пробуждалась,
чтобы убедиться, что ее не разлучили с матерью. Теперь, почти  без  сил,
девочка механически проследовала за Селестой в ее квартиру.
   - Я устрою для  тебя  грандиозную  поездку  по  Нью-Йорку,  когда  ты
немного  отдохнешь.  -  Селеста  бросила  пальто  на  спинку   стула   и
повернулась к гостям. - Вы, должно быть, умираете с голоду.  Послать  за
едой или я быстро приготовлю омлет?
   - Нет, я не могу сейчас ничего есть. - Фиби обессиленно опустилась на
софу.
   - Эдди, а ты голодна? - Нет.
   "Бедняжка еле жива от  усталости",  -  подумала  Селеста,  подошла  к
девочке и обняла ее за плечи.
   - А как насчет того, чтобы вздремнуть?
   - Иди  с  Селестой,  -  сказала  Фиби,  прежде  чем  Адриенна  успела
возразить. - Она о тебе позаботится.
   - Ты не уйдешь?
   - Нет, я буду на том же месте, когда ты проснешься. - Фиби поцеловала
дочь в обе щеки. - Обещаю.
   -  Пойдем,  дорогая.  -  Селеста  поддерживала  девочку,  когда   они
поднимались по длинной и широкой лестнице. Она болтала о всякой  чепухе,
пока снимала с Адриенны пальто и башмаки,  укладывала  ее  в  постель  и
подтыкала одеяло. - У тебя был долгий день.
   - Если он придет, обязательно разбудите меня, - попросила Адриенна.
   Рука Селесты в нерешительности замерла, потом начала  гладить  волосы
Адриенны. Под глазами девочки залегли темные круги, она выглядела  очень
усталой.
   - Да, не волнуйся. - Не зная, что  еще  сделать,  Селеста  поцеловала
Адриенну в лоб. - Я тоже ее люблю, детка. Мы о ней позаботимся.
   Селеста задернула занавески на окнах и вышла, оставив дверь открытой.
   Адриенне  приснился  кошмарный  сон.  С  той  самой  ночи,  когда  ей
исполнилось пять лет, она время от времени видела сон о том, как отец ее
входит в спальню матери, а она кричит и  плачет.  Девочка  проснулась  с
лицом, мокрым от слез. Она старалась  не  кричать,  потому  что  боялась
потревожить других женщин в гареме. Прошло несколько минут,  прежде  чем
Адриенна пришла в себя и вспомнила, где находится.
   Теперь они оказались в Нью-Йорке  у  светловолосой  леди  с  красивым
голосом. Адриенне не хотелось оставаться в Нью-Йорке. Она мечтала  снова
оказаться в Якире с Джиддой и тетей Латифой и своими  кузинами.  Девочка
шмыгнула носом и протерла  глаза,  а  потом  выбралась  из  постели.  Ей
хотелось  вернуться  домой,  где  господствовали  знакомые  запахи,  где
говорили на языке, который она понимала. Прихватив с собой подаренную ей
Селестой куклу, девочка отправилась разыскивать мать.
   Добравшись до лестничной площадки, она услышала голоса.
   Адриенна уже спустилась до середины, когда увидела  мать  и  Селесту,
сидящих рядышком на диване. Обняв свою куклу, девочка села на  ступеньку
и прислушалась.
   - Я никогда не смогу с тобой расплатиться.
   - Не глупи. - Театральным жестом Селеста отмела попытку Фиби выразить
благодарность. - Мы же друзья.
   - Ты не можешь представить, как все эти последние годы я нуждалась  в
друге.
   Слишком взвинченная, чтобы оставаться на одном месте, Фиби  поднялась
со стаканом в руке и начала кружить по комнате.
   - Расскажи мне обо всем подробно, что с тобой случилось.
   - Не знаю, с чего начать.
   - Последний раз, когда я тебя видела, ты была вся в шелках, сияла  от
счастья, а на шее у тебя было ожерелье прямо из "Тысячи и одной ночи".
   - Да, "Солнце и Луна". - Фиби закрыла глаза, потом отпила  из  своего
стакана. - Это была самая красивая вещь, которую мне довелось увидеть  в
жизни. Я была счастлива, что этот символ любви, о котором любая  женщина
могла только мечтать, достался мне. Чего я в то время не знала, так  это
того, что он купил меня этим подарком.
   - Я тебя не понимаю...
   - Я не могу объяснить тебе, что значит жить  в  Якире.  -  Сверкающие
глаза Фиби потемнели. Несмотря  на  то,  что  она  пила  с  того  самого
момента, как только проснулась,  алкоголь  не  помог  ей  успокоиться  и
расслабиться.
   - Попытайся.
   - Сначала все и в самом деле было прекрасно.  По  крайней  мере,  мне
хотелось верить в это. Абду был добр, внимателен. И я,  простая  девочка
из Небраски, стала королевой. Но для Абду  было  очень  важно,  чтобы  я
жила, подчиняясь местным обычаям и законам, носила те же платья,  что  и
местные женщины, чтобы я вела себя, как  они.  В  первый  раз,  когда  я
надела покрывало, мне это показалось забавным.
   - Как в фильме "Я мечтаю о Дженни"? - спросила Селеста с улыбкой,  но
Фиби ответила ей равнодушным взглядом. Шутка показалась ей неудачной.
   - По правде говоря, я не очень огорчилась, что  мне  пришлось  носить
покрывало. Это казалось мелочью, и Абду настаивал на этом, только  когда
мы были в Якире. В тот первый год нашего брака мы много  путешествовали.
Пока я была беременной, со мной обращались, как с бесценным  сокровищем.
У меня были некоторые осложнения, и Абду был любящим и внимательным, как
никогда. А потом родилась Адриенна... - Фиби посмотрела на свой  стакан.
- Мне нужно еще выпить.
   - Налей себе.
   Фиби подошла к бару и наполнила стакан почти доверху.
   - Меня удивило, что Абду не обрадовался  рождению  дочери.  Она  была
таким хорошеньким здоровым младенцем, и это уже было чудом,  потому  что
до ее рождения у меня было два  раза  критическое  состояние,  грозившее
выкидышем. Я знала, что он мечтает о сыне, но никак не ожидала, что  его
разгневает рождение дочери. Меня это просто потрясло.  Роды  были  очень
тяжелыми, и то, что муж так отнесся к ребенку, оттолкнуло меня от  него.
Мы поссорились прямо в больнице.  Потом  стало  еще  хуже,  когда  врачи
сказали, что я больше не смогу иметь детей.
   Фиби отхлебнула из своего стакана и поморщилась.
   - С тех пор он очень изменился. Попрекал меня не только  тем,  что  я
родила дочь, а не сына, но и начал обвинять в том, что я соблазнила  его
и заставила забыть о своем долге и традициях.
   - Соблазнила? Что за чушь! - фыркнула Селеста, сбрасывая туфли.  -  Я
же помню, что этот человек не давал тебе покоя. Он тебя  просто  завалил
букетами белых роз, закупал целые залы в  ресторанах,  чтобы  обедать  с
тобой в интимной обстановке. Он хотел тебя и, черт возьми,  сделал  все,
чтобы тебя завоевать.
   - После рождения дочери Абду обо всем забыл и видел во мне испытание,
посланное аллахом, которого не выдержал, и за это возненавидел меня.  Он
воспринимал Адриенну как наказание, а не дар. Наказание за  то,  что  он
женился на