западной женщине, христианке и  актрисе.  Дочь  была  ему  не
нужна, да и от меня он не видел никакой пользы. Отослал  меня  в  гарем,
так как считал, что я должна быть ему благодарна за то, что он  со  мной
не развелся.
   - В гарем? Ты хочешь сказать, что там были одни женщины?
   Фиби снова села, держа свой стакан обеими руками.
   - В этом нет ничего романтического. С утра до ночи разговоры только о
мужчинах, деторождении и нарядах. И статус женщины там зависит от  того,
сколько у нее детей. - Фиби вздохнула и продолжила свой рассказ:
   - Женщины  там  ничего  не  читают,  не  работают,  не  водят  машин.
Единственное, что там можно делать,  это  сидеть  и  ждать,  когда  день
закончится. Иногда они группами отправляются по лавкам, одетые с  головы
до ног во все черное, чтобы не искушать мужчин.
   - Ну и нравы, Фиби. Мне просто не верится!
   - Это еще не все! Там везде религиозная полиция. Женщину могут побить
плетьми, если она скажет  что-нибудь  не  то,  если  сделает  что-нибудь
недозволенное, если наденет что-нибудь, что не положено носить.  Женщина
там не имеет права говорить с чужим мужчиной, не может обменяться с  ним
даже одним словом.
   - Господи, но ведь сейчас тысяча девятьсот семьдесят первый год.
   - Верно, но не для Якира. - С коротким смешком Фиби прижала ладонь  к
глазам. - В Якире время остановилось. Говорю тебе, что я потеряла  почти
десять лет жизни. Иногда мне кажется, что прошло сто лет, а иногда,  что
всего несколько месяцев. Когда оказалось, что у  меня  больше  не  может
быть детей,  Абду  взял  себе  вторую  жену,  потом  третью.  Закон  это
разрешает. Это закон, придуманный мужчинами для мужчин.
   Селестина вынула сигарету  из  фарфорового  держателя,  стоявшего  на
низеньком столике. Она рассматривала ее, пытаясь осмыслить  то,  что  ей
рассказывала Фиби.
   - Я читала кое-какие статьи о тебе и Абду в разных журналах.  Там  ты
ничего подобного не говорила.
   -  Попробовала  бы  я  это  сделать!  Мне  разрешалось   общаться   с
репортерами только потому, что муж нуждался в  рекламе  из-за  нефтяного
бума на Ближнем Востоке. Переписываться с  тобой  он  мне  категорически
запретил.
   - Я это поняла, - кивнула Селеста.
   - Для того чтобы понять все, что  там  происходит,  надо  побывать  в
Якире самой. Абду - человек честолюбивый и умный. Меня держали  в  доме,
пока я могла приносить хоть какую-то пользу.
   Селеста закурила  сигарету,  потом  медленно  выпустила  дым.  Ей  не
верилось, что хотя бы половина из того, что рассказала Фиби, не являлось
плодом ее больного воображения.
   - Но если  с  тобой  обращались  таким  образом,  если  ты  была  так
несчастлива, почему ты не собрала вещи и не уехала?
   - Вскоре после того, как родилась Эдди,  я  все  еще  надеялась,  что
смогу что-то изменить, чего-нибудь добиться. Все было тщетно. Знаешь, он
бил меня...
   - Боже мой, Фиби.
   Потрясенная Селеста подошла к подруге.
   - Ничего страшнее я не видела даже в кошмарах. Я плакала  и  кричала,
но никто не пришел мне на помощь.  -  Фиби  покачала  головой  и  отерла
выступившие было слезы. - Никто не посмел мне помочь. Однажды  он  избил
меня, а потом изнасиловал.
   - Но это чистое безумие! - Обняв Фиби, Селеста подвела ее к дивану. -
Неужели нигде нельзя было  найти  защиту  и  помощь?  В  полицию  ты  не
обращалась?
   Невесело рассмеявшись, Фиби отхлебнула маленький глоточек  из  своего
стакана.
   - В Якире мужчина по закону имеет право бить жену, если у  него  есть
на то  причина,  а  она  у  него  всегда  найдется.  Женщины  из  гарема
позаботились обо мне. Они и впрямь были очень добры ко мне.
   - Фиби, почему ты не передала с кем-нибудь письмо, не сообщила, что с
тобой происходит? Я смогла бы что-нибудь сделать. Я помогла бы тебе.
   - Даже если бы мне удалось тайком переслать тебе такое письмо, ты  не
смогла  бы  мне  помочь.  Абду  в  Якире  обладает  абсолютной  властью.
Религиозной, политической и юридической. Я стала  думать  о  побеге.  По
закону, чтобы уехать, я должна была получить разрешение Абду. Он никогда
не согласился бы, поэтому я надеялась улизнуть тайком. Но  у  меня  была
Адриенна. Мне не удалось бы бежать с ней,  а  без  дочери  я  уехать  не
могла. Она самое ценное, что у меня есть, Селеста. Думаю, я бы уже давно
покончила с собой, если бы не Эдди.
   - Она что-нибудь знает?
   - Надеюсь, что очень немногое. Она знает, как к ней  относится  отец,
но я пытаюсь убедить ее, что это только отражение  его  чувств  ко  мне.
Женщины ее любили, и думаю, она была там счастлива. В конце концов,  она
ведь не представляет иной жизни. Но  дело  в  том,  что  Абду  собирался
отослать ее из Якира.
   - Куда?
   - В Германию, в школу. И тогда я поняла, что надо действовать. Он уже
договорился, что в день своего пятнадцатилетия она выйдет замуж.
   - Боже! Бедная малышка.
   - Я не могла бы этого вынести. Я не могла примириться с тем,  что  ее
ждет такая жизнь. Вот почему приглашение в Париж показалось  мне  знаком
свыше. Я решила: теперь или никогда. Без тебя я ни за что не  смогла  бы
осуществить свой побег.
   - Я хочу во всем помогать тебе и дальше. Вот бы найти этого негодяя и
кастрировать его тупым ножом.
   - Я никогда туда не вернусь! Селеста! Если он найдет меня,  я  скорее
покончу с собой, чем вернусь.
   - Не говори об этом. В Нью-Йорке ты в безопасности.
   - Но речь идет об Эдди.
   - Она тоже здесь в безопасности.  -  Селеста  подумала  о  девочке  с
выразительными темными глазами. - Если он"  явится  сюда,  ему  придется
иметь дело со мной. Я обращусь в прессу, в госдепартамент.
   - Нет, нет, я не хочу огласки. Я боюсь рисковать из-за  Эдди.  Она  и
так уже знает больше, чем следовало бы.
   Селеста хотела что-то возразить, но, подумав, сказала:
   - Пожалуй, в этом есть смысл.
   - Я хочу все забыть, вернуться к работе и начать жизнь заново.
   - Это правильно, но сначала надо хорошенько отдохнуть, прийти в себя.
   - Мне нужна квартира, одежда. Эдди надо отправить в школу.
   - Обо всем этом мы поговорим позже. А пока поживи у меня,  успокойся,
постарайся адаптироваться. Девочке тоже нужно привыкнуть к Нью-Йорку.
   Фиби кивнула и тихо произнесла:
   - Ты знаешь, что хуже всего, Селеста? Я все еще люблю его...
   Адриенна молча поднялась по лестнице и направилась в свою комнату.

7

   Когда Адриенна проснулась, было уже  утро,  солнце  струилось  сквозь
щель между занавесками. Глаза девочки припухли от слез,  голова  гудела,
но она почувствовала, что хочет есть.
   Натянув платье, Адриенна  спустилась  вниз.  Квартира  показалась  ей
более просторной, чем накануне.  Девочка  была  слишком  голодна,  чтобы
исследовать квартиру, поэтому она направилась вниз в надежде на то,  что
найдет фрукты и хлеб. Она услышала голоса: говорили мужчина  и  женщина.
Потом последовал взрыв смеха. Снова заговорили люди -  по-видимому,  они
спорили. Адриенна осторожно двинулась  на  звук  и  добралась  до  кухни
Селесты.
   Комната была пуста, но откуда-то слышались голоса. Адриенна заметила,
что звук  идет  из  маленького  ящика,  в  котором  двигались  маленькие
человеческие  фигурки.  Околдованная  этим  зрелищем,  девочка   подошла
поближе, чтобы потрогать ящик. Люди не заметили ее и продолжали спорить.
Нет, вскоре догадалась Адриенна, это не  настоящие  люди,  а  только  их
изображение - как движущиеся говорящие картинки. Вероятно, люди в  ящике
были кинозвездами, как и ее мать. Забыв о пище, девочка оперлась локтями
о стойку в кухне и замерла, наблюдая за актерами.
   - Оставь все здесь. О, Адриенна, ты уже встала!
   Девочка выпрямилась и напряглась, ожидая, что ее будут бранить.
   Селеста подождала, пока мальчик-посыльный положит покупки на стол,  и
протянула ему деньги.
   - Благодарю вас, мисс Майклз. Мальчик подмигнул Адриенне и скрылся.
   - Твоя мама еще спит, но я подумала, что  пустой  желудок,  вероятно,
разбудит тебя. Боюсь, я и понятия не  имею,  что  едят  такие  маленькие
девочки, как ты, поэтому я предоставила решить этот вопрос бакалейщику.
   Селеста достала коробку рисовых хлопьев.
   - Надеюсь, тебе это понравится.
   Картинка в ящике изменилась - теперь это была реклама, - взрыв  звука
и цвета. Адриенна от удивления раскрыла рот.
   - Нравится? - Селеста положила руку на плечо  Адриенны.  -  У  вас  в
Якире нет телевидения?
   Слишком  потрясенная,  чтобы  ответить,  Адриенна   только   покачала
головой.
   - Ладно, значит, тебе  есть  чем  заняться.  В  другой  комнате  есть
телевизор побольше. Как насчет завтрака?
   - Я с удовольствием.
   - Что ты думаешь об этом?
   Адриенна посмотрела на яркую коробку. На ней были изображены  смешные
маленькие человечки в больших белых шляпах.
   - Я люблю рис.
   - Но это не совсем то, что  ты  думаешь.  Я  покажу  тебе.  По  знаку
хозяйки дома Адриенна взяла стул. Сидя за столом, она могла одновременно
видеть телевизор и Селесту.
   - Сначала наливай в миску молоко. Потом насыпаешь вот это.  А  теперь
послушай.
   - Шипит... - удивленно посмотрела на нее девочка.
   - Рисинки щелкают, потрескивают и раскрываются. - Селеста насыпала  в
миску сахар. - Попробуй.
   Адриенна нерешительно опустила в  миску  ложку.  Ей  было  непонятно,
зачем нужна пища, производящая  шум,  но  девочка  была  слишком  хорошо
воспитана и не хотела  показаться  неблагодарной.  Попробовав  еду,  она
улыбнулась:
   - Вкусно. Благодарю вас. Мне нравится американский рис.
   Селеста взъерошила волосы ребенка.
   - Думаю, я и сама съем миску с тобой за компанию. Когда Фиби вошла на
кухню, она увидела, что ее дочь  сидит  на  стуле  и  с  чопорным  видом
смотрит первую в своей жизни "мыльную оперу".
   - Боже, я уж и не припомню, когда  просыпалась  так  поздно!  Привет,
малышка.
   Адриенна тотчас же вскочила  и  побежала  обнять  маму.  Несмотря  на
мучительное похмелье, Фиби притянула к себе девочку, крепко обняла ее  и
спросила:
   - Что ты делала После того, как проснулась?
   - Я ела рисовые хлопья и смотрела телевизор.
   - Видишь,  Эдди  уже  становится  американкой.  Как  твоя  голова?  -
спросила подругу Селеста.
   - Плохо.
   - Ну уж у кого и есть право напиться, так это у тебя.
   Она бросила взгляд на экран телевизора, соображая, подходящая ли  это
программа для девочки восьми лет. Но, вспомнив о том, что ей  рассказала
Фиби, решила, что Адриенну  больше  бы  шокировала  "Улица  Сезам",  чем
"Главная клиника".
   - Ладно, я предлагаю тебе выпить кофе и съесть что-нибудь на завтрак.
   Свет, бьющий в окно, слепил Фиби, и она повернулась к нему спиной.
   - А не пройтись ли нам потом по городу?
   - Дорогая, я бы с радостью дала тебе что-нибудь из своей одежды,  но,
боюсь, тебе не подойдут мои наряды. Я знаю, у тебя много планов, поэтому
подумала, что начинать надо все сначала.
   Фиби прижала пальцы к глазам, подавляя желание подняться в спальню  и
снова лечь в постель, укрывшись с головой.
   - Ты права. Эдди, пойди причешись. Мы пойдем смотреть Нью-Йорк.
   - Девочка тебя обожает, - сказала Селеста, когда Адриенна ушла.
   - Знаю, - пытаясь побороть отчаянную головную боль, ответила Фиби.  -
Иногда я думаю, что она мне послана в награду за все, что я вытерпела.
   - Если ты плохо себя чувствуешь, мы можем остаться дома.
   - Нет, - возразила Фиби. - Ты права, надо начать с  самого  главного.
Кроме того, мне не хочется, чтобы Эдди сидела в четырех стенах. Ее и так
всю жизнь продержали взаперти. Но у меня почти нет денег...
   - О, если дело только в этом...
   - Селеста, ты и так слишком многое для нас сделала. У меня  почти  не
осталось гордости, но все же уважение к себе я должна сохранить.
   - Хорошо, ты возьмешь у меня деньги взаймы и отдашь, когда сможешь.
   Фиби со вздохом оглядела роскошную комнату подруги.
   - Мы с тобой обе начинали с нуля. Ты выплыла, а я пошла ко дну.
   Селеста присела на подлокотник софы и сказала:
   - Фиби, просто ты сделала не правильный выбор. Это  случается.  Такое
было и со мной. Но ты еще достаточно молода...
   - Будем надеяться на лучшее...
   Фиби чувствовала непреодолимое желание выпить.  Чтобы  побороть  его,
она заставила себя думать об Адриенне и жизни, которую мечтала дать ей.
   - У меня есть кое-какие драгоценности. Большую их часть мне  пришлось
оставить, но кое-что я все-таки захватила с собой. Продам  их,  а  потом
начну бракоразводный процесс. Уверена, что Абду обяжут содержать Эдди, а
я вернусь на работу. Думаю, нуждаться мы не будем.
   Фиби повернулась к окну и уставилась на безоблачное небо.
   - Я дам дочери все самое лучшее. Я обязана это сделать.
   -  Давай  подумаем  об  этом  позже.  А  сейчас  пойдем  купим  самое
необходимое.
   Адриенна в новом пальто с меховым воротничком стояла на углу Пятой  и
52-й улиц, крепко держась за руку матери.  Если  недолгое  пребывание  в
Париже открыло для нее новый  мир,  то  Нью-Йорк  позволил  заглянуть  в
другую вселенную. И она скоро стала ее частью.
   Люди, а их здесь было великое множество, очень удивляли ее. По одежде
она не сразу могла определить, мужчина перед ней или женщина. Почти  все
носили длинные волосы. Некоторые женщины предпочитали ходить  в  джинсах
или брюках. Видимо, законами Нью-Йорка это не запрещалось. Другие носили
юбки выше колен. Адриенна видела  юношей  с  бусами,  мужчин  в  деловых
костюмах и легких пальто.
   Здания в Нью-Йорке поднимались прямо в  небо.  Они  были  выше  любой
мечети и больше любого дворца. Адриенна гадала, были ли они построены во
славу аллаха или нет, и все ждала призыва муэдзина к молитве. Здесь, как
и в Париже, она не увидела ни одного здания, в  которое  запрещалось  бы
заходить женщинам.
   Некоторые торговцы раскладывали свои товары прямо на улице, но, когда
Адриенна попыталась остановиться, чтобы поглядеть на них,  мать  увлекла
ее  дальше.  Она  послушно  заходила  в  магазины,  но  покупки  ее   не
интересовали. Ей хотелось быть на  улице,  впитывая  новые  впечатления.
Здесь  были  запоминающиеся  запахи.  Вонь  выхлопов  от  сотен   машин,
грузовиков и автобусов, которые медленно ползли по  улицам,  оглашая  их
звуками клаксонов. В воздухе был терпкий запах дыма, какой бывает, когда
жарят каштаны, и она узнала этот запах. Нью-Йорк был достаточно  грязен,
но девочка этого не замечала. Она  жадно  впитывала  в  себя  окружающую
жизнь.
   Утомленная Селеста опустилась на стул в обувном отделе магазина "Лорд
и Тэйлор" и улыбнулась Адриенне. "Судя по ее лицу, - подумала она,  -  у
малышки накопилось  много  впечатлений".  Селеста  была  рада,  что  они
отпустили шофера и пошли пешком, хотя ноги у нее страшно болели.
   - Ну, как тебе понравился Нью-Йорк, Эдди?
   - А мы можем погулять и посмотреть еще?
   - Конечно! Пойдем туда, куда ты пожелаешь.  -  Селеста  всем  сердцем
привязалась к малышке и готова была выполнить любое ее желание.
   Фиби с трудом выдавила из себя улыбку и расстегнула пальто. Она очень
устала. Весь этот шум и  многолюдье  после  долгих  лет  затворничества,
тишины и уединения нервировали ее.  Кроме  того,  теперь  ей  предстояло
действовать  самостоятельно,  принимать  решения,  она   же   от   этого
совершенно отвыкла. Ее все время тянуло выпить или принять пилюлю.
   - Сейчас ко мне придет второе дыхание, и мы еще погуляем,  -  сказала
Фиби.
   Селеста обратилась к продавцу:
   - Мы хотим взглянуть на кроссовки для маленькой девочки.  Я  заметила
там одни - розовые в цветочек. А также, возможно, нам  потребуется  пара
белых.
   - Конечно. - Продавец присел на корточки, улыбаясь Адриенне. От  него
приятно пахло мятой. - Какого размера туфли нужны юной леди?
   Продавец  спрашивал  именно  ее,  Адриенну,  она  же  не  знала,  что
ответить, и бросила растерянный взгляд на мать.  Но  Фиби  с  рассеянным
видом уставилась в пустоту.
   - Почему бы не снять  с  нее  мерку?  -  вмешалась  Селеста,  заметив
замешательство девочки. Она  увидела,  как  расширились  глаза  малышки,
когда продавец взял в руки ее ножку, чтобы снять туфлю.
   - Он собирается измерить длину твоей стопы, чтобы посмотреть,  какого
размера туфли ты носишь.
   - Совершенно верно. - Жизнерадостный продавец снял туфлю  и  поставил
ногу Адриенны на доску, чтобы измерить ее. - Встань, детка.
   Адриенна судорожно глотнула, глядя прямо вперед поверх его головы, ее
лицо  залилось  краской.  Она  размышляла,  можно  ли  считать  продавца
обувного отдела кем-то вроде доктора.
   - Так, ясно. Теперь пойду посмотрю, что у нас есть.
   - Почему бы тебе не снять и вторую туфлю, Эдди? А  потом  ты  сможешь
походить в новых и проверить, удобно ли в них, - предложила Селеста.
   Адриенна наклонилась, чтобы расстегнуть пряжку.
   - А позволительно ли этому продавцу дотрагиваться до меня?
   Селеста прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
   - Да, его работа в  том,  чтобы  продавать  туфли.  А  чтобы  выбрать
подходящие, он должен определить размер  ноги  покупателя,  потом  снять
старую туфлю и надеть новую.
   - Это что-то вроде ритуала?
   Не зная, что и сказать, Селеста откинулась на стуле:
   - Да, что-то вроде этого.
   Удовлетворенная ответом,  Адриенна  спокойно  сидела,  ожидая,  когда
продавец вернется с коробками. Она наблюдала за ним, когда  он  продевал
шнурки в спортивные туфли в цветочек и надевал их ей на  ноги,  а  потом
зашнуровал и завязал шнурки бантом.
   - А теперь походи, деточка.
   Адриенна встала и сделала несколько шагов.
   - Они другие, - сказала она.
   - В хорошем или плохом смысле другие? - спросила Селеста.
   - В хорошем. Они мне очень  нравятся.  Благодарю.  -  Она  улыбнулась
продавцу. Впервые в жизни ей довелось  разговаривать  с  мужчиной  -  не
членом семьи.

***

   Три недели, проведенные Адриенной в Нью-Йорке, были едва ли не самыми
счастливыми и одновременно печальными днями  в  ее  жизни.  Ей  пришлось
узнать и увидеть столько нового! Какая-то часть ее существа  противилась
этому новому, что-то в ней, подчинявшееся строгим и незыблемым  правилам
поведения, восставало против кипучей жизни большого города. Но другая ее
часть раскрывалась этому новому миру и была им очарована.
   В Нью-Йорке ее образ жизни изменился  и  правила  поведения  тоже.  У
Адриенны была своя комната, много больше и светлее той, что отводили  ей
во дворце отца. Здесь она не была принцессой, но ее лелеяли и берегли.
   И все же она частенько проскальзывала ночью в постель  матери,  чтобы
утешить Фиби, если та плакала, или полежать рядом с ней, бодрствуя, если
Фиби спала. Она понимала, что душу ее матери терзают демоны,  и  это  ее
пугало. Случалось, что в течение нескольких дней  Фиби  казалась  полной
жизни, энергии и оптимизма. И тогда все в доме говорили о ее былой славе
и будущих успехах. Строились  планы  и  давались  обещания,  прерываемые
взрывами смеха. А потом через  день-другой  мать  мрачнела,  становилась
вялой и апатичной. Она жаловалась на головные боли и усталость  и  целые
часы сидела одна в своей комнате.
   В такие дни Селеста с Адриенной ходили в парк или в театр.
   Пища здесь тоже была другой, и девочке разрешалось есть все,  что  ей
только хотелось. Она быстро полюбила пепси и пила этот напиток прямо  из
охлажденной бутылки. Она съела свой первый хот-дог, не  подозревая,  что
сосиска сделана из запрещенной в мусульманских странах свинины.
   Телевидение стало ее учителем  и  развлечением.  Когда  ей  случалось
видеть,  как  женщины  обнимали   мужчин,   она   краснела.   Обычно   в
телевизионных постановках был счастливый конец, как в сказках, и часто в
них рассказывалось о том, как  влюбляются  и  теряют  голову  от  любви.
Благодаря телевизору Адриенна узнала, что женщины  в  этой  стране  сами
выбирают мужчин, за которых  хотят  выйти  замуж.  Впрочем,  они  иногда
предпочитали вообще не выходить замуж. Она начала  восхищаться  сильными
женщинами, способными преуспеть в мире мужчин.
   Но  больше,  чем  комедии  и   драмы,   Адрие