вить телеграмму. Срочную.  В  Соединенные  Штаты,  в
Нью-Йорк.
   Адриенна стояла у окна, прижав  руки  к  стеклу,  будто  могла  одной
только силой воли расплавить его и стать  частью  мира,  простиравшегося
снаружи, частью жизни, струившейся мимо. Девочка чувствовала - с матерью
творится что-то неладное. В глубине души она опасалась, что Фиби  больна
и их скоро отправят обратно, и  она  никогда  больше  не  увидит  такого
места, как Париж, не увидит женщин с обнаженными ногами  и  накрашенными
лицами, высоких домов с сотнями огней. Адриенна подозревала, что отец ее
будет доволен, если она увидит этот  мир,  но  не  соприкоснется  с  его
жизнью, почувствует ее аромат, но не узнает вкуса. Для  него  это  будет
еще одним способом наказать ее за то, что она не оправдала его ожиданий.
   Абду был легок на помине. Не  успела  она  о  нем  подумать,  как  он
появился в их апартаментах. Адриенна обернулась. Она была мала ростом  и
миниатюрна, как кукла. В ее внешности  уже  проступали  черты  восточной
мрачной красоты. Но Абду увидел  только  тоненькую  девочку  с  большими
глазами и упрямо сжатым ртом. Как  всегда,  взгляд  его,  обращенный  на
дочь, стал ледяным.
   - Где твоя мать?
   - Она в спальне.
   Когда Абду шагнул к двери, Адриенна спросила:
   - Можем мы куда-нибудь пойти сегодня вечером?
   - Вы останетесь здесь, - резко ответил он.
   Девочка была еще слишком  юной,  но  продолжала  упорствовать  тогда,
когда другие давно бы уже сдались.
   - Еще не поздно. Солнце ведь еще не село. Бабушка говорила  мне,  что
вечером в Париже кипит жизнь и многое можно увидеть.
   Очень редко она осмеливалась заговаривать с отцом,  но  еще  реже  он
снисходил до того, чтобы ее выслушать.
   - Ты останешься в гостинице, - повторил  Абду,  останавливаясь  перед
дверью спальни. - Учтите, вы здесь только потому, что я разрешил.
   - Почему ты это сделал?
   Девчонка имела наглость спрашивать, и он прищурил глаза.
   - Почему, тебя не касается. Но будь спокойна, если будешь  напоминать
мне о своем присутствии слишком часто, я избавлюсь от тебя.
   - Я кровь от крови твоей, плоть от плоти, - тихо сказала Адриенна.  -
Почему ты меня ненавидишь?
   - Ты еще и плоть от ее плоти.
   Абду повернулся, чтобы открыть дверь, и  в  этот  момент  из  спальни
появилась Фиби. На ее  щеках  горел  яркий  румянец,  глаза  возбужденно
блестели - она была похожа на лань, почуявшую опасность.
   - Абду, ты хотел меня видеть? Мне надо было принять ванну с дороги.
   Муж заметил нервозность жены. Ощутил запах страха. Ему было  приятно,
что она не  чувствует  себя  в  безопасности,  даже  находясь  в  другом
государстве.
   - Завтра я буду давать интервью. Мы позавтракаем здесь,  в  отеле,  в
девять часов утра в обществе репортера. Оденься соответственно случаю  и
приодень дочь.
   Фиби бросила взгляд на Адриенну.
   - Хорошо. А потом мне хотелось бы пройтись по магазинам, может  быть,
сводить Адриенну в музей.
   - Между десятью утра и четырьмя дня ты вольна заниматься чем  хочешь.
А потом ты будешь мне нужна.
   - Спасибо тебе. Особенно за возможность посмотреть Париж.
   - Следи, чтобы девочка не распускала язык,  иначе  она  увидит  Париж
только из окна.
   Когда он ушел, Фиби вздохнула с облегчением.
   - Эдди, пожалуйста, не серди его.
   - Чтобы его рассердить, достаточно уже того, что я существую.
   Увидев слезы на глазах дочери, Фиби нежно обняла ее.
   - Ты еще слишком молода, - сказала она, качая девочку на коленях, - а
уже так много пережила. Обещаю вознаградить тебя за все это.
   Фиби посмотрела куда-то поверх головы Адриенны, и глаза ее  приобрели
жесткое выражение.
   - Клянусь, я сделаю все, чтобы ты забыла свое горе.

***

   Адриенна никогда еще  не  ела  в  обществе  отца.  Боль,  которую  он
причинил ей накануне, быстро  развеялась,  и  она  с  жизнерадостностью,
свойственной ее возрасту, принялась мечтать о  том,  как  проведет  свой
первый день в Париже.
   Девочка была несколько разочарована, что им принесли завтрак в номер,
но ничего не сказала. Ей нравились  ее  новое  синее  платье  и  пальто,
поэтому жаловаться не приходилось. Вскоре появилась женщина-репортер,  и
их парижская неделя началась.
   - Я  очень  рада  этому  интервью,  ваше  величество,  -  проговорила
журналистка, уже очарованная Абду, и села за стол с ними вместе.
   Адриенна сложила руки на коленях и пыталась не пялить глаза на нее.
   У журналистки были длинные прямые волосы  цвета  спелого  персика,  а
ногти на руках красные, как и губы. Платье того же цвета плотно облегало
ее стройную фигуру. Когда женщина села, юбка высоко задралась на бедрах.
Говорила она по-английски с  сильным  французским  акцентом,  раскатисто
произнося "р". Адриенне женщина  показалась  столь  же  экзотичной,  как
какая-нибудь птица из джунглей, и столь же притягательной.
   - Для нас это особенное удовольствие, мадемуазель Грандо.
   Абду сделал знак, чтобы подавали кофе. Слуга тотчас  же  подскочил  к
столу.
   - Надеюсь, вы приятно проводите время в Париже.
   - Я всегда рад быть в этом прекрасном городе.
   Абду улыбнулся такой улыбкой, какой Адриенна никогда не видела на его
устах. Он показался ей доступным и обаятельным человеком. Однако на свою
дочь он взглянул так, как будто она была пустым местом.
   - Моя жена и я с нетерпением ждем сегодняшний бал.
   - А парижское общество ждет не  дождется  возможности  приветствовать
вас и вашу очаровательную жену. - Мадемуазель Грандо повернулась к Фиби:
   - Почитатели вашего таланта очень взволнованы. Они  считают,  что  вы
покинули их ради любви.
   Фиби улыбнулась, но  кофе,  который  она  пила,  вдруг  показался  ей
горьким и обжег горло. Сейчас она отдала бы все  свои  драгоценности  за
глоток виски.
   - Все, кто был  когда-нибудь  влюблен,  поймут  меня,  -  через  силу
улыбнулась Фиби.
   - Смею ли я спросить вас, не жалеете ли вы о том, что распростились с
такой блестящей карьерой в кино?
   Фиби посмотрела на Адриенну, и в глазах ее появилась нежность:
   - Разве можно испытывать  разочарование,  когда  во  многом  я  стала
гораздо счастливее, чем была.
   - Это похоже на сказку. Красивую женщину похищает шейх из  пустыни  и
увозит  в  таинственную  экзотическую  страну.  -   Мадемуазель   Грандо
повернулась к Абду:
   - Видно, Запад для вас имеет особое  значение,  раз  вы  влюбились  в
американку и женились на ней. Правда ли, ваше величество, что у вас есть
еще одна жена?
   Абду поднял хрустальный бокал с соком.  Его  лицо  выражало  вежливый
интерес, и казалось, что вопрос  насмешил  его,  но  пальцы  его  крепко
сжимали бокал. Ему было тошно оттого, что задавала вопросы женщина -  он
презирал ее.
   - Моя религия позволяет мужчине иметь  четырех  жен,  если  он  может
обеспечить им достойное содержание.
   - И в Соединенных Штатах, и в Европе женщины борются за равные  права
с мужчинами, и это движение с каждым годом набирает силу. Не считаете ли
вы, что в Якире возникнут проблемы из-за несоответствия культуры и  веры
между теми, кто приезжает в вашу страну, и местными жителями?
   - Да, мы другие, мадемуазель.  У  нас  иная  одежда,  иные  законы  и
обычаи. Люди Якира были потрясены, узнав,  что  западная  женщина  может
вступать в интимные отношения до брака. Тем не  менее  эти  различия,  я
уверен, не повредят деловым связям между нашими народами.
   Однако мадемуазель Грандо пришла сюда  не  столько  для  того,  чтобы
говорить о политике и нефти. Ее читатели хотели знать,  красива  ли  еще
Фиби Спринг и сохранил ли ее  брак  романтический  ореол.  Она  откусила
кусочек блинчика и улыбнулась Адриенне. Девочка была потрясающе красивой
- она унаследовала огромные черные глаза  отца  и  полные,  скульптурной
лепки губы матери. Хотя цвет  кожи,  волос  и  глаз  свидетельствовал  о
наличии бедуинских предков, на ее внешности лежал отпечаток красоты Фиби
Спринг. У девочки был тонкий овал лица, точеный профиль, ясные глаза,  в
ней чувствовалась какая-то уязвимость.
   - Принцесса Адриенна,  ваша  мать  одна  из  самых  красивых  женщин,
когда-либо появлявшихся на экране. Как вы к этому относитесь?
   Девочка заколебалась, но под  жестким  взглядом  отца  выпрямилась  и
взяла себя в руки.
   - Я горжусь ею. Я счастлива, что моя мама самая красивая  женщина  на
свете.
   Мадемуазель Грандо рассмеялась и обратилась к Фиби:
   - А есть ли надежда, что вы когда-нибудь сниметесь в новом фильме?
   Фиби сделала еще глоток кофе и мысленно взмолилась, чтобы ее  желудок
не воспротивился и принял его.
   - Для меня главное - семья. - Она  дотронулась  под  столом  до  руки
Адриенны и продолжила:
   - Конечно, я в восторге оттого, что  в  Париже  смогу  повидаться  со
старыми друзьями. Но, как вы сказали, мой выбор сделан в пользу любви. И
он окончателен. - Глаза Фиби на мгновение встретились с глазами Абду.  -
Если речь идет о любви, женщина способна на все.
   - Должно быть, то, что Голливуд потерял, Якир  приобрел,  -  заметила
журналистка. - Говорят, что сегодня  вечером  на  вас  будет  "Солнце  и
Луна". Кажется, это ожерелье считается одним из величайших  сокровищ  на
свете. Как  и  все  подобные  драгоценности,  "Солнце  и  Луна"  окутано
легендами, тайнами и романтикой, и людям, конечно, не  терпится  увидеть
это фантастическое ожерелье. Вы его наденете?
   -  "Солнце  и  Луна"  было  подарено  мне  мужем   в   честь   нашего
бракосочетания. В Якире считают, что цена ожерелья  соответствует  тому,
как оценивает мужчина свою  будущую  жену.  Это  нечто  вроде  приданого
наоборот. Если не считать моего главного сокровища  -  дочери  Адриенны,
это самое ценное, что мне  подарил  супруг.  Я  горжусь,  что  ношу  это
ожерелье.
   Фиби  снова  посмотрела  на  Абду,  и  на  этот  раз  в  ее   взгляде
промелькнуло нечто, похожее на вызов.
   - Сегодня вечером не будет женщины, которая не мучилась бы завистью к
вам, ваша светлость.
   Фиби улыбнулась, все еще продолжая сжимать под столом руку Адриенны.
   - Я могу только сказать, что мечтаю побывать на  балу.  Уверена,  это
будет восхитительный вечер.
   Снова глаза Фиби встретились с глазами мужа, и  она  поняла,  что  он
доволен ею.
   Когда они вышли из отеля, как и предвидела Фиби, их сопровождали двое
телохранителей и шофер. Она  испытывала  эйфорию,  оттого  что  одержала
первую победу. Фиби задержалась у конторки  администратора  и  попросила
свой паспорт, в который была вписана  Адриенна.  Стражи  в  этот  момент
болтали и, по-видимому, решили, что она спрашивает, какие  услуги  можно
получить в отеле, не заметив, как клерк вернулся  из  задней  комнаты  и
передал ей документ в кожаном переплете. Фиби была готова разрыдаться от
счастья... и впервые за долгие годы почувствовала, что  может  гордиться
собой. Она с трудом взяла себя в руки, чтобы не выдать своего торжества.
Фиби еще не выработала какого-то определенного плана, у нее была  только
непреклонная решимость покончить с опостылевшей жизнью.
   Сидя рядом с матерью в лимузине, Адриенна ерзала  от  возбуждения.  У
них было несколько часов свободного времени, прежде  чем  им  предстояло
вернуться  в  отель.  Девочке  не  терпелось  подняться  на  самый  верх
Эйфелевой башни, посидеть в кафе, а потом бродить,  бродить  по  Парижу,
впитывая музыку большого города, которая опять звучала в ее мозгу.
   - Нам надо пройтись по магазинам, - сказала Фиби, - и кое-что купить.
- Во рту у нее пересохло от волнения. - Здесь самые замечательные в мире
магазины. Обещай, Эдди, что ты не отойдешь от  меня  ни  на  шаг,  а  то
потеряешься.
   Адриенна чувствовала, что ее нервы на взводе. Когда мать  говорила  с
ней таким образом - очень быстро, нагромождая одно слово на другое, -  а
потом неизменно впадала в депрессию, затихала,  погружаясь  в  себя,  и,
казалось, отгораживалась от мира, становилась совершенно безучастной  ко
всему и всем, Адриенна приходила в ужас. Напуганная мыслью о  том,  что,
как она знала по опыту, должно непременно случиться, Адриенна продолжала
болтать, со страхом глядя на Фиби, в то время  как  они,  сопровождаемые
телохранителями, бродили по самым дорогим магазинам. Салоны,  в  которые
они входили, сверкали позолоченными столиками и яркой бархатной  обивкой
стульев. В каждый такой салон их приглашали с  почтительностью,  которой
Адриенна никогда не встречала  в  своей  стране.  Вокруг  нее  хлопотали
женщины с ухоженными лицами, подавая лимонад или чай и крошечное сладкое
печенье, в то время как хрупкие длинноногие манекенщицы  скользили  мимо
них в туалетах, сшитых по последней моде.
   Фиби с отсутствующим взглядом заказала дюжину платьев для коктейля  с
узкими бретельками, украшенных бисером, и строгих костюмов  из  шелка  и
полотна. Если бы ее план удался, ей никогда не  пришлось  бы  носить  ни
одного из этих нарядов, столь безоглядно ею купленных. Женщине казалось,
что в этом  была  некая  справедливость,  хотя  и  очень  маленькая,  но
невыразимо сладкая месть, так как Абду придется  заплатить  за  все  эти
платья. Фиби переходила из магазина в магазин, нагружая своих молчаливых
телохранителей коробками и пакетами.
   - До ленча еще успеем сходить в Лувр, - сказала  Фиби  дочери,  когда
они снова сели в лимузин. Она взглянула на свои часики, потом откинулась
на подушки и закрыла глаза.
   - А в кафе зайдем?
   - Посмотрим. - Фиби взяла Адриенну за руку. -  Хочу,  чтобы  ты  была
счастлива, дорогая. Только это имеет значение.
   - Мне нравится быть здесь с тобой. - Несмотря на то что они пили  чай
с печеньем в салонах кутюрье,  Адриенна  уже  проголодалась,  но  ей  не
хотелось в этом признаваться. - Здесь так много можно увидеть. Когда  ты
мне рассказывала о  местах  вроде  этого,  я  думала,  что  ты  все  это
сочинила. Но действительность лучше всякой сказки.
   Фиби ничего не ответила. Они ехали вдоль реки по самому  романтичному
городу на свете. Фиби опустила боковое стекло и вдохнула  воздух  полной
грудью.
   - Эдди, ты чувствуешь этот запах?
   Смеясь, Адриенна прижалась к матери еще  теснее.  Ветерок  овевал  ее
лицо.
   - Это запах воды?
   - Это запах свободы, - пробормотала Фиби. - Хочу, чтобы ты  запомнила
эту минуту на всю жизнь.
   Когда машина остановилась, Фиби легко поднялась с сиденья и двинулась
вперед медленной царственной походкой,  не  удостоив  телохранителей  ни
единым взглядом. Она вошла в здание Лувра, держа дочь  за  руку.  Внутри
была масса народа - студенты, туристы, влюбленные. Адриенна находила  их
такими же притягательными, как произведения  искусства,  на  которые  ей
указывала мать. Когда они шли по залам,  голоса  посетителей  отдавались
эхом от высоких потолков - они слышали  слова,  произносимые  на  тысячу
ладов, в которых можно было  различить  всевозможные  акценты.  Адриенна
увидела  мужчину  с  длинными,  как  у  женщины,  волосами,  в  джинсах,
порванных на коленях, с потрепанным рюкзаком за плечами.
   Поймав взгляд девочки, мужчина улыбнулся  и  подмигнул  ей,  а  потом
поднял вверх два пальца, сложив их в форме буквы V. Смущенная,  Адриенна
уставилась на свои башмаки.
   - Как все здесь изменилось! Кажется, что я попала в другой мир.
   Издав звук, подозрительно похожий  на  рыдание,  Фиби  наклонилась  и
обняла дочь.
   - Теперь делай все, что я скажу, - шепнула она Адриенне. - Не задавай
никаких вопросов. Крепко держись за меня.
   Прежде чем Адриенна успела кивнуть в знак согласия, Фиби  увлекла  ее
за собой в группу студентов. Быстро продвигаясь вперед,  работая,  когда
надо, локтями, она выбралась из толпы и  бросилась  бежать  по  длинному
коридору.
   За ее спиной раздались крики. Потерявшие  бдительность  телохранители
поняли, что их провели. Фиби подхватила Адриенну и помчалась, минуя один
марш лестницы за другим. Ей нужна была дверь, любая  дверь,  ведущая  на
улицу. Если бы ей удалось  найти  такую  дверь,  выбраться  на  улицу  и
раздобыть такси, то ее план имел бы  шанс  на  успех.  Коридор  змеился,
меняя направление, а она мчалась  по  нему,  расталкивая  посетителей  и
сотрудников музея. Ей надо было оторваться от погони.
   Фиби  мчалась  мимо  сокровищ  мирового  искусства.  Люди   удивленно
таращили на них глаза.  Волосы  Фиби  выбились  из  тщательно  сделанной
прически, разметались и рыжим каскадом  падали  на  плечи.  Наконец  она
увидела дверь и, спотыкаясь, бросилась к  ней.  Сердце  ее  готово  было
разорваться, когда она выбралась  из  здания  и  устремилась  вперед  по
улице.
   Фиби снова ощутила запах реки и свободы.  Наконец  она  остановилась,
чтобы  передохнуть,  -  красивая,  до   смерти   перепуганная   женщина,
прижимающая к себе ребенка. Ей достаточно было поднять руку, и у обочины
затормозило такси.
   - Аэропорт Орли, -  с  трудом  вымолвила  она,  оглядываясь  назад  и
заталкивая Адриенну в машину. - Пожалуйста, поторопитесь.
   -  Да,  мадам.  -  Шофер  сдвинул  набок  свою  шапочку  и  нажал  на
акселератор.
   - В чем дело, мама? Почему мы убежали из музея? Куда мы едем?
   Фиби закрыла лицо руками. Она сожгла за собой все мосты.
   - Доверься мне, Эдди. Пока я не могу тебе ничего объяснить.
   Когда тело Фиби начало сотрясаться  от  дрожи,  Адриенна  приникла  к
матери. Так, тесно прижавшись друг к другу, они выехали из Парижа.
   Когда девочка услышала рев самолетов, губы се задрожали:
   - Мы возвращаемся в Якир?
   Фиби порылась в кошельке и, не найдя мелких денег,  заплатила  шоферу
двойную  сумму  за  проезд.   Она   все   еще   ощущала   отвратительный
металлический привкус страха во рту. Теперь, если  муж  поймает  ее,  ей
конец. Сначала убьет ее, а потом всю жизнь будет мстить Адриенне.
   - Мы никогда больше не вернемся в Якир. Я увезу  тебя  в  Америку,  в
Нью-Йорк. Поверь мне, Эдди, это все потому, что я люблю тебя.  А  теперь
давай поторопимся.
   Они вбежали в здание аэропорта. На минуту Фиби оторопела от  сутолоки
и шума. Она уже много лет нигде не бывала, никуда не ездила  одна.  Даже
до своего брака Фиби путешествовала, окруженная  агентами,  секретарями,
костюмерами. Ее охватила паника, и опомнилась она  только  тогда,  когда
почувствовала, как маленькие пальцы Адриенны сжимают ее руку.
   Фиби заранее попросила Селесту заказать билеты,  и  они  должны  были
ожидать их на конторке "Пан-Америкэн". Торопясь к терминалу, Фиби молила
бога, чтобы Селеста  выполнила  ее  просьбу.  У  конторки  она  вытащила
паспорт из сумочки и с самой обворожительной из своих  улыбок  протянула
его клерку.
   - Добрый день. Для меня должны быть оставлены два оплаченных билета в
Нью-Йорк.
   Ее улыбка так ослепила клерка, что он заморгал глазами.
   - Да, мадам.
   Потрясенный встречей  со  знаменитой  киноактрисой,  молодой  человек
пробормотал:
   - Я видел ваши картины, мадам. Они восхитительны.
   - Благодарю вас. - Фиби почувствовала прилив отваги.  Значит,  ее  не
забыли. - Билеты в порядке?
   - Прошу прощения? О, да, да.
   Он поставил печать и что-то нацарапал на бумажке.
   - Здесь написан номер вашего рейса. У вас еще есть сорок пять минут.
   Ладони Фиби были  липкими  от  пота,  когда  она  протянула  руку  за
билетами и опустила их в сумочку.
   - Благодарю вас.
   - Пожалуйста, подождите, - остановил ее клерк.
   Она замерла на месте, вцепившись в руку  Адриенны,  и  чуть  было  не
бросилась бежать.
   - Не дадите ли мне автограф?
   Фиби прикрыла пальцами  глаза,  надавила  на  них  и  позволила  себе
рассмеяться коротким смешком.
   - Конечно, с удовольствием. Как ваше имя?
   - Меня зовут Анри, мадам. - Он протянул ей листок бумаги. - Я никогда
вас не забуду.
   Фиби расписалась, как всегда прежде,  своим  размашистым  почерком  с
росчерками.
   - Поверьте мне, Анри, я тоже никогда вас не забуду. - Она вернула ему
бумажку с автографом и улыбнулась. - Пошли, Адриенна. Нам надо успеть на
самолет. Благослови,  боже,  Селесту,  -  сказала  она,  когда  они  уже
двинулись к проходу.