авить  ее  плакать,  она  это
чувствовала.  И  если  сухие  глаза  -  единственный   способ   выразить
непокорность, то она не заплачет.
   - Так ты хочешь испортить моего сына? Даешь ему христианские  символы
под видом игрушек? От такой, как ты, надо было ожидать предательства.
   Абду  швырнул  рождественский  шар  об  стену,  и   тот   раскололся.
Испуганный Фахид прижался к ногам Адриенны.
   - Ступай туда, где твое место, - к женщинам. С этой минуты я запрещаю
тебе играть с Фахидом.
   Он подхватил сына и повернулся, чтобы уйти. Фахид протягивал к сестре
ручонки и горько плакал, но Абду был неумолим.

5

   Испытанное унижение только укрепило  дух  Адриенны.  Оно  сделало  ее
молчаливой и гордой. Фиби была очень обеспокоена переменой, произошедшей
с дочерью. Сама она уже примирилась со своей участью и жила только  ради
Адриенны. Ей казалось, что дочь довольна жизнью в Якире, что  эта  жизнь
ей подходит. У нее были титул и положение - все это оставалось при  ней,
несмотря на то что король ее не любил. У нее были  семья  и  подруги.  К
тому же жизнь в Якире начала постепенно меняться.  Привлекаемые  нефтью,
сюда, как и вообще на Ближний  Восток,  с  каждым  годом  прибывало  все
больше и больше людей. Фиби снова  стала  встречаться  с  репортерами  и
играть роль  королевы.  Хотя  Абду  с  трудом  переносил  представителей
западного мира, он нуждался в деньгах и  прогрессивных  технологиях.  Со
временем, надеялась Фиби, многое в Якире  переменится,  и  женщины  этой
страны получат свободу. Она лелеяла эту надежду  не  столько  ради  себя
самой, сколько ради Адриенны. Но вскоре поняла, что это  наступит  очень
не скоро.
   Адриенна  оставалась  тихой  и  послушной,  но  было  ясно,  что  она
несчастлива. Девочка играла с  подругами,  слушала  сказки  бабушки,  но
делала это как-то отрешенно. И Фиби стала  еще  отчаяннее,  чем  прежде,
скучать по дому. Она мечтала показать девочке мир, свободный от  суровых
законов и ограничений Якира. Но, отдаваясь своим мечтам, она не верила в
их осуществление. Поэтому по-прежнему находила прибежище там, где  могла
его найти, - в транквилизаторах и запрещенной в Якире выпивке.
   Однажды Фиби вызвали на половину Абду, и это  наполнило  ее  страхом.
Муж и жена теперь почти не оставались наедине.  На  публике,  если  Абду
того желал, они позировали перед кинокамерами,  изображая  романтическую
пару. Сногсшибательная киноактриса и элегантный король.
   Абду получил образование на Западе и мог,  обедая  с  президентами  и
премьер-министрами, оставить у них о себе  впечатление  как  о  человеке
просвещенном и открытом всему новому. Но его воспитали  в  Якире,  и  он
впитал учение ислама. В  юности  Абду  верил  в  возможность  слияния  с
западным миром. Теперь же он видел в  странах  Запада  угрозу,  а  в  их
образе жизни - вызов аллаху. И этому немало способствовала Фиби.
   Он смотрел на нее, стоящую перед ним в черном платье,  скрывавшем  ее
тело от шеи до щиколоток. Волосы ее были спрятаны под шарфом так, что ни
одна огненная прядь не выбивалась из-под него. Кожа ее казалась  бледной
и увядшей, а глаза тусклыми. "И все это из-за того,  что  она  принимает
наркотики", - с отвращением подумал Абду. Он знал  о  ее  пристрастии  к
таблеткам, но предпочитал делать вид, что его это не касается.
   Абду постучал пальцем по  краю  своего  письменного  стола  эбенового
дерева, понимая, что каждая минута ожидания усиливает страх жены.
   - Тебя пригласили в Париж принять участие в благотворительном бале.
   - В Париж?
   -  Кажется,  там  прошел  ретроспективный  просмотр  твоих   фильмов.
Возможно, люди хотят посмотреть на жену короля Якира - это их позабавит.
   Фиби вскинула голову. Муж смотрел на нее с улыбкой, ожидая протеста и
предвкушая удовольствие подавить малейшее проявление  ее  характера.  Но
женщина сказала спокойно:
   - Было время, когда и королю Якира  было  приятно  смотреть  на  Фиби
Спринг.
   Его улыбка померкла. Он с отвращением к самому себе вспоминал о своей
влюбленности. Ему было стыдно, что когда-то он восхищался этой женщиной.
   Фиби старалась выглядеть спокойной, говорить размеренным голосом:
   - Ты разрешишь мне поехать в Париж?
   - У меня там есть дела, и то, что ты будешь  сопровождать  меня,  мне
только на руку.
   - Да, да, конечно. - Фиби понимала, что должна скрыть  свою  радость,
но не могла удержать улыбку. - В Париже будет бал?
   - Платье для тебя уже заказано. Ты наденешь "Солнце и Луну" и  будешь
вести себя как достойная жена короля. Но если ты дашь мне малейший повод
для недовольства, я немедленно отправлю тебя назад.
   - Я все прекрасно понимаю. - Одна только мысль о  Париже  придала  ей
сил. - Адриенна...
   - О ней я уже позаботился, - перебил жену Абду.
   Фиби почувствовала страх за дочь.  Ей  не  следовало  забывать,  что,
когда  Абду  дает  что-нибудь  одной  рукой,  то  другой  он  что-нибудь
отнимает.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Это тебя не касается.
   - Пожалуйста, скажи, - настаивала Фиби. - Ведь она  мое  единственное
дитя. -  Она  опустила  голову,  но  не  смогла  заставить  свои  пальцы
успокоиться - они все время сжимались и разжимались.
   Абду удобнее уселся на стуле за письменным столом, но Фиби  сесть  не
предложил.
   - Она поедет в Германию, в школу. Моя дочь  должна  получить  хорошее
образование.
   - Нет! Боже мой, Абду, не отсылай ее так далеко от меня.  -  Забыв  о
гордости, Фиби обогнула стол и  упала  к  его  ногам.  -  Ты  не  можешь
отобрать у меня дочь. Ты ведь безразличен к ней. Не все ли  тебе  равно,
если девочка останется при мне?
   Абду взял жену за запястья и оторвал ее  руки  от  своей  одежды,  за
которую она в отчаянии цеплялась.
   - Адриенна принадлежит к царствующему дому Якира. То, что в се  жилах
течет и твоя кровь, - всего лишь еще одна  причина,  почему  ее  следует
удалить от матери и хорошенько вышколить, прежде  чем  она  обручится  с
Кадим-эль-Миша.
   - Обручится?! - Охваченная безумным страхом, Фиби снова  вцепилась  в
одежду мужа. - Она еще ребенок! Даже в Якире не выдают замуж детей.
   - Адриенна  выйдет  замуж  в  день  своего  пятнадцатилетия.  Мы  уже
договорились об этом.  Тогда,  возможно,  девчонка  будет  наконец  хоть
чем-то мне полезна как жена моего союзника. - Абду снова оторвал от себя
руки Фиби и заставил ее встать. - Будь благодарна за то, что я не  отдаю
ее в жены врагу.
   Лицо Фиби было совсем близко от его лица, она  дышала  с  трудом.  На
одну минуту женщину охватила столь слепящая ненависть, что ей захотелось
задушить этого человека голыми руками, вцепиться в  его  лицо,  увидеть,
как потечет его кровь. Если бы это могло спасти Адриенну, она бы  так  и
поступила. Но Фиби знала, что на мужа не подействовали бы  ни  сила,  ни
доводы. Она еще сохранила здравый смысл и способность хитрить.
   - Прости меня, я погорячилась. - Глаза ее наполнились  слезами,  -  Я
слаба и эгоистична. Я думала только о том, что теряю своего  ребенка,  а
не о том, какое благородство проявил ты, обеспечив  ее  будущее  хорошим
браком.
   Фиби  снова  упала  на  колени,  стараясь  принять  как  можно  более
смиренную позу, потом отерла глаза, будто внезапно пришла в себя.
   - Я глупая женщина, Абду,  но  не  настолько  глупа,  чтобы  не  быть
способной  чувствовать  благодарность.  В  Германии  она  научится  быть
хорошей женой. Надеюсь, ты будешь ею гордиться.
   Муж сделал нетерпеливый знак, чтобы жена поднялась.
   - Может быть, ты позволишь ей поехать с нами в Париж? - Фиби умоляюще
посмотрела на него. - Адриенна принадлежит к  царствующему  дому,  и  ей
пора приобретать опыт общения в свете. Пребывание  в  Европе  и  Америке
помогло тебе лучше понять мир.
   Первым побуждением Абду было отмести ее идею, но последние слова жены
заронили в нем  сомнение.  Он  считал,  что  время,  проведенное  им  за
границей, сделало его более мудрым правителем и истинным слугой аллаха.
   - Я подумаю об этом. Фиби склонила голову:
   - Благодарю тебя.
   Сердце ее стучало как молот, когда она возвращалась в  свою  комнату.
Ей хотелось выпить, проглотить одну из таблеток и забыться. Вместо этого
она заставила себя лечь на кровать и  спокойно  все  обдумать.  Она  зря
потеряла столько лет, надеясь, что  Абду  снова  станет  тем  человеком,
каким был когда-то, и что их прежние отношения возобновятся.
   Фиби была слабой,  робкой,  уступчивой  и  потому  десять  лет  жизни
провела в рабстве. Но она не хотела такой жизни для дочери. Ни за что на
свете!. Она не допустит, чтобы Адриенна стала узницей в чьем-то  гареме,
чего бы ей это ни стоило!
   И первой ступенью в осуществлении еще не вполне ей самой ясного плана
станет поездка в Париж. Она возьмет с собой Адриенну,  и  назад  они  не
вернутся.

***

   - Когда я поеду в Париж, то накуплю много красивой одежды, - говорила
Дюжа Адриенне, стараясь заставить себя не  завидовать  подруге.  -  Отец
говорил, что мы будем обедать "У Максима"  и что у меня будет все, чего я ни
пожелаю.
   Адриенна обернулась. Она нервничала, и  теперь  ее  ладони  постоянно
были влажными, но она не решалась вытереть их о платье.
   - Я привезу тебе подарок.
   Забыв о зависти, Дюжа улыбнулась:
   - Только один?
   - Зато особенный. - Она прижала  руку  к  животу.  -  Меня  почему-то
тошнит...
   - Если тебя будет тошнить, то ты никуда не  поедешь.  Возьми  себя  в
руки!
   Слуги уже понесли к машине вещи,  поэтому  Дюжа  обняла  Адриенну  за
плечи и повлекла из комнаты.
   - Лия дуется. Ей тоже хочется поехать в  Париж,  но  король  берет  с
собой только тебя и твою мать. Лия должна быть довольна тем,  что  снова
беременна. - Дюжа поцеловала Адриенну в щеку. - Я буду по тебе скучать.
   - Мы скоро вернемся.
   - Раньше ты никогда никуда не уезжала.
   Весь гарем был возбужден известием о  дальнем  путешествии,  хотя  за
границу отправлялись только двое.  Фиби  стояла,  окутанная  покрывалом,
руки ее теребили шелк платья, лицо казалось бесстрастным. Она задыхалась
от запаха благовоний и курений, обычных для гарема.
   Если бог ей поможет, она больше  никогда  не  увидит  снова  ни  этих
людей, ни  этого  места.  Впервые  она  была  благодарна  мусульманскому
обычаю, повелевавшему скрывать лицо под покрывалом - надо  было  следить
только за выражением своих глаз.
   Она ощутила укор совести, когда на прощание поцеловала  своих  сестер
по заточению, свекровь и кузин  по  мужу.  Ведь  она  почти  десять  лет
прожила рядом с этими женщинами.
   - Посади дочку у окна, - сказала Джидда Фиби, целуя и обнимая  ее  на
прощание. - Когда самолет взлетит, она сможет  увидеть  сверху  Якир.  -
Джидда улыбнулась, радуясь тому, что ее сын наконец-то проявил интерес к
ребенку, которого она втайне любила больше всех. - Не ешь слишком  много
французских сливок, дитя мое.
   Адриенна улыбнулась и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать бабушку.
   - Боюсь, что я растолстею. Когда вернусь, ты меня не узнаешь.
   Джидда рассмеялась и добродушно похлопала Адриенну  по  щечке  рукой,
ногти на которой были щедро накрашены хной.
   - Я тебя  всегда  узнаю.  А  теперь  иди  и  возвращайся  здоровой  и
невредимой.
   Они вышли за пределы гарема, миновали сад и оказались за стенами, где
их ожидала машина. Адриенна была слишком возбуждена, чтобы заметить, что
ее мать необычно молчалива. Она задавала матери вопрос за  вопросом,  но
та была задумчива и отвечала коротко.
   К  тому  времени,  когда  они  добрались   до   аэропорта,   Адриенна
чувствовала, что заболеет от возбуждения, а Фиби  было  не  по  себе  от
страха.
   Воздух был наполнен ревом моторов, какофонией  разноязычных  голосов;
этот гул то усиливался, то ослабевал.
   - Как здесь  много  иностранцев!  -  бормотала  Адриенна,  пробираясь
сквозь толпу вслед за своими  телохранителями,  старавшимися  расчистить
для них дорогу. - Зачем они сюда приезжают?
   - Деньги, - коротко  отозвалась  Фиби,  украдкой  бросая  взгляды  то
направо, то налево. Было жарко, так жарко, что  она  опасалась  потерять
сознание, но руки у нее были холодными как лед. - Поторопимся.
   Взяв Адриенну за руку, она  потащила  дочь  сквозь  толпу  туда,  где
поблескивал на солнце новый личный самолет Абду,  недавно  приобретенный
на нефтяные деньги. У Адриенны пересохло во рту.
   - Он такой маленький.
   - Не беспокойся, я с тобой.
   Внутри, в кабине, было роскошно, несмотря на  тесноту.  Сиденья  были
обиты дорогой тканью, красный как кровь ковер  покрывал  пол.  Крошечные
светильники, прикрепленные возле каждого  сиденья,  были  в  хрустальных
абажурах. Кондиционированный воздух благоухал сандаловым деревом  -  это
был любимый аромат короля. Слуги,  молчаливо  кланяясь,  ожидали,  когда
можно будет подавать еду и питье.
   Абду был уже на борту и сидел со своим  секретарем,  склонившись  над
кипой бумаг. Свой национальный костюм он сменил  на  деловой,  сшитый  в
Лондоне на заказ, но на голове его красовался восточный  головной  убор.
Пока жена и дочь усаживались, он ни разу не бросил взгляд в их  сторону.
Абду небрежно подал знак одному из своих людей.  Через  несколько  минут
моторы  заработали.  Когда  нос  самолета  оторвался  от  земли,  сердце
Адриенны екнуло.
   - Мама, я боюсь!
   - Скоро мы окажемся над облаками. - Фиби старалась  говорить  тихо  и
была рада, что Абду не обращал на них внимания. - Мы летим,  как  птицы,
Эдди. Смотри! - Она прижалась к щеке дочери.  -  Смотри,  Якир  остается
далеко внизу и позади.
   Адриенну мутило, но она постаралась взять себя  в  руки,  потому  что
боялась отца. Она  с  решимостью  стиснула  зубы  и  стала  наблюдать  в
иллюминатор. Фиби склонилась над дочерью и что-то тихо говорила ей, пока
та не уснула. Адриенна мирно спала, положив голову на  плечо  матери,  а
Фиби смотрела вниз на синие воды Средиземного моря и молилась.
   Когда они прибыли в Париж и выходили из здания аэропорта, Адриенна  с
жадностью оглядывалась по сторонам. Она всегда считала, что рассказы  ее
матери о чужеземных странах всего лишь сказки. Она  любила  слушать  эти
рассказы, но продолжала считать их не  более  чем  вымыслом.  Но  теперь
девочка попала в тот мир, который до сих пор  существовал  только  в  ее
воображении.
   Здесь даже ее мать казалась другой  в  элегантном  костюме  под  цвет
глаз, со свободно распущенными волосами. Но самое удивительное, что  она
сказала несколько слов  мужчине,  когда  они  проходили  через  таможню.
Адриенна опасливо взглянула на отца, ожидая, что тот  сделает  замечание
матери, но он промолчал.
   В этой стране женщины ходили иногда  одни,  иногда  рука  об  руку  с
мужчинами. Некоторые из них носили юбки, другие - довольно узкие  брюки.
Во всяком случае, ноги они не прятали. Некоторые молодые люди целовались
и обнимались, не обращая ни малейшего внимания на окружающих.
   Когда семья Адриенны покидала аэропорт, солнце уже садилось.  Девочка
ожидала, что  сейчас  услышит  призыв  муэдзина  к  молитве,  но  ничего
подобного не случилось. Здесь было шумно, все суетились, и тем не  менее
все происходило быстрее и более организованно, чем  в  аэропорту  Якира.
Мужчины и женщины вместе садились в такси. Без малейшего смущения  и  не
делая из этого тайны. Фиби пришлось почти силой втащить дочь в  лимузин,
так как та, вытягивая шейку, все время смотрела по сторонам.
   Какое счастье увидеть первый  раз  в  жизни  Париж  во  время  заката
солнца!  Когда  бы  потом  Адриенна  ни  вспоминала   этот   город,   он
представлялся ей таким, каким она его увидела в  первый  раз.  Наступали
сумерки, и Париж как бы оказался в плену между днем и ночью.
   Их большая машина промчалась мимо бульвара и стремительно ворвалась в
самое сердце города. Но голова Адриенны кружилась,  дыхание  прерывалось
не от скорости. Она подумала, что в таком месте должна играть музыка, но
не решилась попросить разрешения опустить стекло. Музыка возникла  в  ее
мозгу и звучала там все время, пока они ехали по берегу Сены. Вдоль реки
гуляли пары: длинные волосы и пышные юбки женщин развевались  на  ветру,
пахнущем водой и цветами. Это был запах Парижа. Адриенна видела  уличное
кафе, где люди сидели  за  столиками  и  пили  из  стаканов,  отливавших
красным и золотым, как солнечный свет.
   Если бы Адриенне сказали, что самолет доставил их на другую планету и
в другую эпоху, она бы этому охотно поверила.
   Когда машина остановилась у подъезда отеля, Адриенна подождала,  пока
выйдет отец.
   - Хотите сегодня осмотреть город?
   - Лучше завтра, - ответила Фиби и стиснула руку  дочери  так  крепко,
что девочка вздрогнула.
   Вместе со слугами, телохранителями и  секретарями  они  заняли  целый
этаж  отеля  "Крийон".  Фиби  с  дочерью  проводили  в   отведенные   им
апартаменты и оставили одних.
   - Не можем ли мы пойти  поужинать  в  место,  которое  называется  "У
Максима"? - спросила девочка, вспомнив разговор с подругой.
   - Не сегодня, дорогая.
   Фиби посмотрела в замочную скважину, страж был уже на месте, стоял за
дверью. Даже в Париже гарем оставался гаремом. Когда Фиби  обернулась  и
взглянула на дочь, лицо ее было бледным, но она  улыбалась  и  старалась
изо всех сил, чтобы голос ее звучал беззаботно.
   - Нам пришлют на ужин все, что пожелаешь, - сказала мать.
   - Вижу, что здесь мы будем жить по законам Якира, - вздохнула девочка
и оглядела комнату, обставленную изящной  мебелью.  Она  была  такой  же
роскошной, как и помещения в гареме. Но в отличие от их  гарема  в  этой
комнате имелись окна. Их можно было открыть, но Адриенна не решилась это
сделать. Она просто приблизилась к  окну  -  перед  ней  лежал  вечерний
Париж. Подмигивали огоньки, придавая городу праздничный вид. Она была  в
Париже, но ей не разрешали стать его частью.  Это  можно  было  сравнить
только с одним: как если бы ей дали  самую  прекрасную  драгоценность  в
мире и разрешили полюбоваться ею всего несколько минут, а потом отняли и
заперли в подвале.
   Как и ее дочь, Фиби  влекли  окно,  огоньки,  шумная  жизнь  большого
города. И ее тоска по всему этому стала еще сильнее, потому что когда-то
она была свободной.
   - Завтра будет самый волнующий день в твоей жизни. - Мать  прижала  к
себе Адриенну и поцеловала ее. - Ты ведь мне веришь, да?
   - Да, мама.
   - Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, клянусь.  -  Мать  прижала  к
себе дочь, потом внезапно выпустила ее. - А теперь  можешь  наслаждаться
видом из окна. Я вернусь через несколько минут.
   - Куда ты?
   - Всего лишь в другую комнату, не бойся.
   Фиби улыбнулась, надеясь подбодрить не только дочь, но и себя.
   - Посмотри в окно, малышка. В это время суток Париж прекрасен.
   Фиби закрыла дверь, отделявшую гостиную от ее  спальни.  Пользоваться
гостиничным телефоном было рискованно. Она уже  много  дней  обдумывала,
как ей поступить и что сделать, чтобы  все,  что  она  задумала,  смогло
осуществиться. С того момента, как Абду объявил о  путешествии,  она  не
прикасалась ни к пилюлям, ни к виски. Голова ее была ясной, как  никогда
еще за все эти годы. Настолько ясной, что она чувствовала себя несколько
странно. Звонить было опасно, но Фиби не могла придумать ничего  другого
и решила воспользоваться телефоном. Она надеялась только на то, что Абду
не заподозрит в  предательстве  женщину,  которая  покорно  терпела  все
унижения столько лет.
   Фиби сняла трубку. Она ощущала ее в своей руке как  чужеродное  тело,
как нечто, принадлежащее к другой эпохе, и была  готова  посмеяться  над
собой. Она была взрослой женщиной, жила  в  двадцатом  веке,  и  все  же
прошло чуть  ли  не  десять  лет  с  тех  пор,  как  она  прикасалась  к
телефонному аппарату. Ее пальцы дрожали, когда она набирала номер.
   - Вы говорите по-английски? - спросила Фиби французскую телефонистку.
   - Да, мадам. Чем могу служить?
   "Бог все-таки есть", - подумала Фиби  и  почувствовала  себя  немного
увереннее.
   - Мне нужно отпра