он сейчас заговорит, или закричит. Из его груди торчали острые концы кольев, пропитанные свежей и уже запекшейся кровью.
     Его глаза смотрели в упор на нее, но он ничего не видел. Она трясла его, кричала, пыталась поднять. Упрашивала и умоляла, и обещала, но он лишь смотрел на нее в упор. Она чувствовала запах крови, его крови и тяжелый аромат столь любимых им летних роз.
     Тогда она закричала. И кричала до тех пор пока не сбежались соседи.

ГЛАВА 2

     Кэмерон Рафферти ненавидел кладбища. И дело не в суеверии. Он был не из тех, кто обходит черных кошек или стучит по дереву. Причина была в том, что кладбищенская атмосфера противоречила его внутреннему состоянию, и он это ненавидел. Он знал, что не будет жить вечно - как полицейский он знал, что рискует жизнью больше остальных. Это его работа, также как жизнь-работа, а последующая пенсия - это смерть.
     Но пусть он будет проклят, если ему нравится, когда надгробные камни и букеты увядших цветов напоминают ему об этом.
     И, тем не менее, он пришел взглянуть на могилу, а большинство могил, как правило, собирают вокруг себя компанию и превращаются в кладбища. Это кладбище принадлежало католической церкви Нашей Девы Милосердной и располагалось на неровном холме в тени старой колокольни. Каменная церковь, небольшая, но крепкая, устояла перед непогодой и грехом сто двадцать три года. Участок земли, отведенный для почивших католиков, был огорожен ажурной железной решеткой. Большая часть острых наконечников покрылась ржавчиной, а многий и вовсе не было. Никто особенно не обращал на это внимания.
     В те дни, большая часть горожан разделилась между церковью всех религий Храмом Господним на улице Мэйи и Первой Лютеранской церковью прямо за углом на Поплар. Немногие другие предпочитали Храм Братьев в Уэй-сайд в южной части города и католическую церковь. За братьями было большинство.
     С тех пор, как в семидесятых количество прихожан стало сокращаться, службы в Нашей Милосердной Деве свелись к воскресной мессе. Священники из церкви Святой Анны из Хагерстауна неофициально сменяли друг друга во время служб, а один из них заезжал на уроки в воскресную школу и на последующую мессу в девять часов. А, помимо этого, у церкви Нашей Девы Милосердной особенных забот не было, кроме Пасхальных и Рождественских дней. И, конечно, свадеб и похорон. И независимо от того, как далеко забредали Е„ дети, они возвращались, чтобы лечь в землю около Нашей Девы.
     От этой мысли Кэм, которого крестили в купели прямо напротив высокой, тихой статуи Святой Девы, не почувствовал себя уютнее.
     Была приятная ночь, немного прохладная, немного ветренная, но небо было чистым, как бриллиант. Он предпочел бы сидеть у себя в лоджии с охлажденной бутылкой "Роллинг Рок", разглядывая звезды в телескоп. По правде говоря, он предпочел бы гнаться по темной аллее за убийцей-наркоманом. Когда преследуешь возможную смерть в пистолетом в руке, адреналин поступает быстро и не успеваешь осознать действительность. Но прогулка над разлагающимися телами, служила напоминанием о собственном конечном назначении.
     Заухала сова, заставив помощника шерифа Бада Хыоитта, следовавшего за Кэмом, вздрогнуть. Помощник робко улыбнулся и прочистил горло.
     - Жутковатое место, правда, шериф?
     Кэм уклончиво улыбнулся. В свои тридцать лет он был всего лишь на три года старше Бада и вырос возле той же дороги Дог Ран. Он встречался с сестрой Бада, Сарой, на протяжении безумных и лихорадочных трех месяцев в последнем классе школы Эммитсборо и присутствовал при том, как Бада вырвало после его первой упаковки из шести банок пива. Но он знал, что Баду доставляет удовольствие называть его шерифом.
     - Днем обычно об этом не думаешь, - продолжал Бад. У него было юное, простое розовое лицо. Волосы были в кудряшках цвета соломы и росли в непонятном направлении, независимо от того, как часто он мочил расческу и старался их пригладить. - Но ночью поневоле вспоминаешь все эти фильмы про вампиров.
     - Они не нечистая сила, а просто мертвецы.
     - Верно. - Но Баду хотелось, чтобы вместо обыкновенных патронов 38 калибра его револьвер был заряжен серебряной пулей.
     - Вот здесь, шериф.
     Двое подростков, выбравших кладбище для объятий, показывали ему дорогу. Они были ужасно испуганы, когда с воплями бежали по его улице и стучались к нему в дверь, но сейчас они бежали в паническом возбуждении. И им это нравилось.
     - Вот здесь, - указал семнадцатилетний парень в хлопчатой куртке и стоптанных кроссовках "Эир Джордане". В левом ухе у него был маленький золотой гвоздик - в городе, вроде Эммитсборо, признак глупости или отваги. Стоявшая рядом с ним девушка, участница группы поддержки бейсбольной команды, с женственными карими глазами, немного вздрогнула. Они оба знали, что в понедельник окажутся среди звезд школы Эммитсборо.
     Кэм осветил фонариком перевернутую надгробную доску. Могила принадлежала Джону Роберту Харди, 1881-1882, ребенку прожившему один короткий год и покоившемуся под землей больше столетия. Под упавшей доской могила зияла широкой пустой, темной дырой.
     - Видите? Точно как мы вам и сказали. - Парень слышно сглотнул. Белки его глаз сверкали в притушенном свете. - Кто-то выкопал.
     - Да, я вижу Джон. - Кэм наклонился, чтобы посветить фонарем в яму. Там ничего не было, кроме грязи и застарелого запаха смерти.
     - Думаете это были грабители могил, шериф? - Голос Джона дрожал от возбуждения. Ему было стыдно за то, что он затрясся и припустил, как заяц, после того, как они с Салли просто грохнулись в пустующую могилу, когда валялись в траве. Он предпочитал вспоминать, что он руку держал у нее под рубашкой. Ему хотелось, чтобы она это тоже помнила, поэтому он говорил со значением. - Я читал о том, как выкапывают могилы в поисках драгоценностей и частей тела. Они продают части тела на эксперименты и так далее.
     - Не думаю, что здесь им удалось что-нибудь обнаружить. - Кэм выпрямился. Хотя он и считал себя здравомыслящим человеком, но от вида открытой могилы у него по коже пробежали мурашки.
     - Давай беги, отведи Салли домой. Мы этим займемся. Салли посмотрела на него громадными глазами. Она втайне была влюблена в шерифа Рафферти. Она слышала, как ее мама сплетничала о нем с соседкой, болтая о его бурной молодости в Эммитсборо, когда он носил кожаную куртку и ездил на мотоцикле, и разнес Таверну Клайда в драке из-за девчонки.
     Он по-прежнему ездил на мотоцикле и ей казалось, что он может завестись, если захочет. Он был ростом шесть футов два дюйма и сложен крепко и жилисто. Он не носил глупой формы цвета хаки, как Бад Хьюитт, вместо этого на нем были поношенные джинсы и хлопчатая рубашка, подвернутая до локтей. Его черные как смоль волосы закрывали кудрями уши и воротник рубашки. У него было длинное и сухое лицо, и теперь лунный свет проявил удивительные тени под его скулами, заставив ее семнадцатилетнее сердце трепетать. С точки зрения Салли у него были самые сексуальные голубые глаза - темные и глубокие, и немного задумчивые.
     - Вы собираетесь позвать ФБР? - поинтересовалась она.
     - Мы с ними посоветуемся. - "Боже, снова семнадцать лет, - подумал он, затем тут же: ох-ох, нет, спасибо". - Следующий раз, когда решите уединиться, поищите другое место.
     Она очаровательно вспыхнула. Ночной ветер набросил волосы на ее простодушное лицо. - Мы только разговаривали, шериф.
     "Рассказывай сказки". - Как бы там ни было. Идите домой.
     Он смотрел, как они удалялись среди надгробных камней и досок, по влажной, липкой грязи и пучкам травы. Прижавшись друг к другу, они шли, уже возбужденно перешептываясь. Салли взвизгнула и захихикала, и последний раз взглянула через плечо на Кэма. "Дети, - подумал он, дернув головой, когда ветер ударил по непрочной кровле на крыше старой церкви. - Ни черта не знают о том, что вокруг творится".
     - Мне понадобятся снимки, Бад. Сегодня. И лучше мы огородим место веревкой и поставим пару табличек. Если мы вернемся утром, то уже все в городе будут знать об этом.
     - Не могу понять, откуда грабители могил могут быть в Эммитсборо. - Бад прищурился, стараясь принять официальный вид. Кладбище было дерьмовым местом, но, с другой стороны, это было самое интересное происшествие с тех пор, как Билли Рирдон угнал пикап своего отца и уехал развлекаться за город с пышногрудой девушкой Глэдхилл и шестью банками пива "Миллер". - Больше похоже на вандалов. Группа ребят с плохим чувством юмора.
     - Очень похоже, - пробормотал Кэм, но он снова присел у могилы, когда Бад отправился в патрульную машину за фотоаппаратом. Это не было похоже на вандалов. Где надписи краской, бессмысленные разрушения?
     Могила была выкопана аккуратно. И лишь только одна эта маленькая могила была осквернена.
     И куда, черт побери, делась земля? Вокруг ямы не было ни одной кучки. Значит ее увезли. Ради всего Святого, какой прок в двух тачках земли и старой могиле?
     Сова снова прокричала, затем расправила крылья и стала парить над церковным двором. Кэм вздрогнул, когда тень коснулась его спины.
     Поскольку на следующий день была суббота, Кэм поехал в город и припарковал машину возле закусочной "У Марты", места, куда издавна заходили пообедать и пообщаться жители Эммитсборо. С тех пор, как он вернулся в родной город шерифом, у него вошло в привычку проводить субботние утра там, за кофе и пирожками.
     Работа редко мешала исполнению ритуала. Обычно, он мог в субботу скоротать время с восьми до десяти за двумя или тремя чашечками кофе. Он болтал с официантками и завсегдатаями, слушал Лорретту Линн или Рэнди Трэйвиса по скрипучему музыкальному аппарату в углу, просматривал заголовки "Херальд Мэйл" и внимательно вчитывался в спортивный раздел. Здесь витал приятный аромат жареных сосисок и бекона, звон посуды, ворчание стариков за стойкой, судачивших об экономике.
     В Эммитсборо штат Мэриленд жизнь шла медленно и спокойно. Может быть поэтому он и вернулся.
     Городу с населением две тысячи человек, включая отдаленные фермы и дома в горах, потребовалось еще пять лет, со времен юности Кэма, прежде чем удалось переделать отстойные ямы в очистные сооружения. Все это было важными событиями для Эммитсборо, где в парке, рядом с площадью на пересечении Мэйн и Поплар с восхода и до захода ежедневно развевался флаг.
     Это был тихий, чистый городок, основанный в 1782 году Самюэлем Кью Эммитом. Расположившись в долине, он был окружен массивными горами и холмистыми фермерскими угодиями. С трех сторон его окружали поля кормовых трав, люцерны и кукурузы. С четвертой стороны были Допперские леса, названные так, потому, что они примыкали к ферме Допперов. Леса были дремучие, они занимали более двухсот акров. Морозным ноябрьским днем 1958 года старший сын Джерома Доппера, Доппер Младший, прогулял школу и направился в эти леса со своим ружьем 30 калибра через плечо, надеясь повстречать оленя с ветвистыми рогами.
     Его нашли на следующее утро рядом со скользким берегом ручья. Большая часть его головы отсутствовала. Казалось, будто Доппер Младший пренебрег осторожностью и, поехав по скользкой поверхности, выстрелил и попал не в оленя, а в Вечное Царство.
     С тех пор, детям доставляло удовольствие пугать друг друга у костра историями о безголовом и шатающемся из стороны в сторону призраке Младшего Доппера, вечно охотящегося в Допперских лесах.
     Ручей Антиетам разрезал южное пастбище Допперов, прорубал себе дорогу сквозь леса, где последний раз поскользнулся Доппер Младший, и устремлялся в город. После хорошего дождя он шумно бурлил под каменным мостом на Гофер Хоул Лэйн.
     В полумиле от города он расширялся, вырезая грубую окружность из скал и деревьев. Вода там двигалась спокойно и медленно, позволяя солнечному свету играть на ней сквозь летнюю листву. Рыбак мог найти себе удобный камень и забросить леску, и если он не был пьян и глуп, мог вернуться домой с форелью на ужин.
     За рыболовной запрудой земля начинала неровно подниматься вверх. Там, на втором перевале, была известняковая каменоломня, где Кэм проработал два потных, надрывных лета. Жаркими ночами ребята приезжали туда, как правило обпившись пива или после косяка, и ныряли со скал в глубокую, неподвижную воду. В семьдесят восьмом, после того, как трое утонули, каменоломню обнесли забором и поставили пост. Ребята по-прежнему продолжали нырять в каменоломню жаркими ночами. Им лишь приходилось для начала перелезть через забор.
     Эммитсборо находился довольно далеко от связывающего штаты шоссе, и поэтому там не было особенного движения, а поскольку от него до Вашингтона было два часа езды, то его никогда не расценивали как один из спальных районов столицы. Перемен было немного и случались они редко, что вполне устраивало жителей.
     Город мог похвастаться магазином скобяных товаров, четырьмя церквями, постом американского Легиона и несколькими антикварными магазинами. Был там рынок, которым владела одна семья в четырех поколениях, и станция обслуживания, побывавшая в стольких руках, что Кэм не мог сосчитать. Отделение библиотеки графства располагалось на площади и работало два дня в неделю и по утрам в субботу. Был в городе свой шериф, двое его помощников, мэр и городской совет.
     Летом на деревьях было много листвы и, если прогуливаться в тени, то скорее можно почувствовать запах свежескошенной травы, чем выхлопных газов. Люди гордились своими домами, и в крошечных двориках можно было обнаружить цветники и огородики.
     С приходом осени окружающие горы взрывались красками и по улицам распространялся запах горящей древесины и мокрых листьев.
     Зимой город напоминал открытку с картинкой "Жизнь прекрасна", когда снег облегал каменные стены, а Рождественские огоньки горели неделями.
     С точки зрения полицейского, это была не жизнь, а малина. Редкое хулиганство - дети бьют и забираются в окна - нарушение правил дорожного движения, раз в неделю происходят стычки разбушевавшихся пьяных или семейные ссоры. За те годы, что он снова был в родном городе, Кэму пришлось иметь дело с одним нападением с нанесением увечий, мелким воровством, несколькими случаями намеренной порчи имущества, редкими драками в баре и многочисленными случаями управления машиной в нетрезвом состоянии.
     Этого не хватило бы на одну ночь в Вашингтоне, где он был полицейским больше семи лет.
     Когда он принял решение сложить полномочия в Вашингтоне и вернуться в Эммитсборо, его коллеги говорили ему, что через полгода он вернется, взвыв от скуки. Он слыл настоящим полицейским с-улицы, потому что мог сохранять ледяное спокойствие и не взрываться, привык, даже приспособился к встречам с наркоманами и торговцами наркотиков.
     И ему это нравилось, нравилось ходить по острию ножа, патрулировать улицы, рыться в человеческих отбросах. Он стал детективом - стремление, тайно хранимое им с того дня, как он примкнул к полиции. И он оставался на улицах, потому что там чувствовал себя, как дома, потому что там ему было хорошо.
     Но вот, однажды летним днем, они с напарником преследовали двадцатилетнего мелкого торговца наркотиков с его кричавшим заложником в полуразвалившемся здании на Юго-Востоке.
     Все изменилось.
     - Кэмэрон? - Рука на плече Кэма прервала его воспоминания. Он посмотрел на мэра Эммитсборо.
     - Мистер Атертон.
     - Не возражаете, если я присоединюсь к вам? - Коротко улыбнувшись, Джэймс Атертон втиснул свое длинное, тонкое тело на виниловый стул рядом с Кэмом. Это был ангельский человек, с костлявым, немного меланхолическим лицом и бледно-голубыми глазами - Он напоминал подъемный кран - бледная, веснушчатая кожа, песочные волосы, длинная шея, длинные руки и ноги.
     Из кармана его спортивной куртки торчала шариковая ручка и очки для чтения в тонкой оправе. Он всегда носил спортивные куртки и черные блестящие башмаки на шнуровке. Кэм не мог вспомнить Атертона в теннисных туфлях, джинсах или шортах. Ему было пятьдесят два, он преподавал в школе и служил обществу. Он был мэром Эммитсборо, эта работа едва ли могла занять все его время, когда Кэм был еще подростком. Такое положение вещей прекрасно подходило Атертону и городу.
     - Кофе? - поинтересовался Кэм и автоматически позвал официантку, хотя она уже направлялась к ним с подносом в руках.
     - Спасибо, Элис, - поблагодарил Атертон, когда она налила.
     - Принести вам чего-нибудь на завтрак, мэр?
     - Нет, я уже завтракал. - Но тут же взглянул на десертную тарелку около кассы. - Эти пончики свежие?
     - Сегодняшние.
     Он слегка вздохнул, наливая сливки и насыпая в кофе две полные ложки сахара. - Едва ли у вас есть с яблочной начинкой - посыпанные корицей?
     - Один есть, на нем ваше имя, - Элис подмигнула ему и отправилась за пончиком.
     - Нет сил, - сказал Атертон, сделав первый глоточек кофе. - Между нами говоря, моя жена беспокоится, что я ем как лошадь и не толстею.
     - Как поживает миссис Атертон?
     - Мин в порядке. Сегодня устраивает ярмарку в средней школе. Чтобы собрать деньги на новую форму для оркестра. - После того, как Элис поставила перед ним пончик, Атертон взял вилку с ножом. Салфетка аккуратно лежала у него на коленях.
     Кэм улыбнулся. Ни один кусок яблока не оставит пятна на мэре. Аккуратность Атертона была постоянна, как восход солнца.
     - Я слышал у вас прошлой ночью было необычное происшествие?
     - Отвратительное. - У Кэма до сих пор стояла перед глазами темная, зияющая могила. Он взял остывающий кофе. - Мы все вчера сфотографировали и оградили место веревкой. Я рано утром туда заехал. Земля твердая и сухая. Никаких следов. Там чисто, как в операционной.
     - Может ребята слишком рано занялись проказами, - готовясь к Хэлоуину?
     - Я сначала так и подумал, - отметил Кэм. - Но на них это не похоже. Ребята обычно не так аккуратны.
     - Это не хорошо и не приятно. - Атертон ел пончик маленькими кусками, разжевывая и глотая перед тем, как говорить. - В таком городе, как наш, нам не нужна такая ерунда. Хорошо, конечно, что это была старая могила и поблизости нет родственников, кого это могло бы ранить. - Атертон положил вилку, вытер пальцы о салфетку, затем взял чашку. - Через несколько дней разговоры утихнут и люди забудут. Но мне бы не хотелось, чтобы подобное повторилось. - Он улыбнулся, так же, как он улыбался, когда отстающему студенту удавалось получить хорошую оценку. - Я знаю, что вы со всей ответственностью во всем разберетесь, Кэмэрон. Просто дайте мне знать, если я могу чем-нибудь помочь.
     - Так и сделаю.
     Вытащив бумажник, Атертон извлек две хрустящие, неизмятые бумажки по одному доллару, затем подсунул их уголками под пустую тарелку. - Я пошел. Надо показаться на ярмарке.
     Кэм посмотрел, как он вышел на улицу, обменялся приветствиями с несколькими прохожими и пошел вниз по Мэйн.
     Остаток дня Кэм провел за бумагами и обычным патрулированием. Но перед заходом он снова отправился на кладбище. Около получаса он там стоял, всматриваясь в пустую, маленькую могилу.
     Карли Джеймисон было пятнадцать лет, и она ненавидела весь свет. Первым объектом ее отвращения были родители. Они не понимали, что значит быть молодым. Они были такие скучные, живя в дурацком доме в дурацком Харрисбурге, штат Пенсильвания. "Старички Мардж и Фред", - подумала она, фыркнув, поправляя рюкзак и шагая задом наперед, небрежно выставив руку с поднятым большим пальцем, вдоль обочины Южного Шоссе номер 15.
     Почему ты не носишь красивые вещи, как сестра? Почему ты не учишься и не получаешь хорошие оценки, как сестра? Почему ты не убираешь в комнате, как сестра?
     К черту! К черту! К черту!
     Сестру она тоже ненавидела, идеальная Дженифер с ее святошеским отношением к жизни и детской одеждой. Дженифер была отличницей, уезжавшей в вонючий Гарвард на вонючую стипендию, учиться вонючей медицине.
     Ее высокие кроссовки "Конверсн" хрустели по гравию, а она шла и представляла себе куклу со светлыми волосами, идеальными прядями, облегавшими идеальное сердцеобразное лицо. Детские голубые глаза смотрели моргая, и на пух