Приглядывай за пассажирами!
     Феликс захлопал глазами и только тут вспомнил, что на нем по-прежнему украденная форма. Но едва он успел что-то понять, как пароход начал тонуть.
     "Будь я проклят, - думал он, стоя в толпе кричавших и молившихся. - Мы умираем".
     Из воды доносились крики, отчаянные крики людей, звавших на помощь. Феликс пробился к поручням, посмотрел вниз и увидел плававшие трупы и людей, барахтавшихся среди обломков судна.
     Он увидел еще одну спущенную на воду шлюпку. Можно было попробовать спрыгнуть в нее и спастись. Следовало подняться повыше и найти какую-нибудь опору. Самое главное - это оставаться на ногах.
     Он увидел хорошо одетого мужчину, который стащил с себя спасательный жилет и надел его на плакавшую женщину. "Значит, и богатые бывают героями, - подумал Феликс. - Они могут себе это позволить. А вот он предпочитает жить".
     Палуба снова ушла из-под ног Гринфилда, и он вместе со множеством других пассажиров покатился в воду. Феликс успел выставить руку и схватиться за перила. Пальцы намертво сжались, и он повис на одной руке. Вторая рука одновременно сжала спасательный жилет, свалившийся на него откуда-то сверху. Он быстро надел жилет, бормоча благодарственную молитву. "Это знак свыше, - подумал испуганный Феликс, широко открыв глаза. - Знак от господа, что я должен пережить эту катастрофу!"
     Когда дрожавшие пальцы Гринфилда справились с застежками, он увидел женщину, зажатую перевернувшимися шезлонгами. И маленького ребенка с ангельским личиком, которого она прижимала к себе. Женщина не кричала и не плакала. Просто качала маленького мальчика, как будто хотела, чтобы он уснул.
     - Матерь божья! - Проклиная себя за глупость, Феликс пополз по перекосившейся палубе и начал разбрасывать шезлонги, не дававшие женщине пошевелиться.
     - У меня сломана нога. - Женщина продолжала гладить ребенка по голове, и кольца на ее руке сверкали в ярких лучах весеннего солнца. Она говорила спокойно, но в ее широко раскрытых глазах застыли боль и тот самый ужас, от которого сжималось сердце самого Феликса. - Не думаю, что я смогу идти. Вы не возьмете моего ребенка? Пожалуйста, возьмите моего мальчика в шлюпку. И присмотрите за ним.
     Для выбора у Феликса была всего одна секунда. Окружавший их мир катился в тартарары. И тут ребенок улыбнулся ему.
     - Миссис, наденьте это на себя и крепче держите мальчика.
     - Мы наденем жилет на моего сына.
     - Он ему слишком велик. Это не поможет.
     - Я потеряла мужа. - Глаза, смотревшие на Феликса, который продевал ее руки в рукава жилета, были стеклянными, но говорила она спокойно, почти равнодушно. Наверное, от шока. - Он упал за борт. Боюсь, он мертв.
     - Но вы живы, не так ли? И мальчик тоже. - Запах страха и смерти не мешал ему чувствовать запах детского тела - нежный, чистый, невинный. - Как его зовут?
     - Стивен. Стивен Эдвард Каннингем Третий.
     - А теперь давайте посадим вас и Стивена Эдварда Каннингема Третьего в шлюпку.
     - Мы тонем.
     - Святая правда. - Он пополз, увлекая женщину за собой по мокрой наклонной палубе, впиваясь в нее ногтями.
     - Стивен, крепче держись за маму, - услышал он голос женщины. Она ползла следом и цеплялась за палубу так же отчаянно, как и сам Гринфилд. - Не бойся, - ласково сказала она, хотя ее голос прерывался от усилий. Ее тяжелые юбки намокли, а самоцветы, вправленные в кольца, были испачканы, кровью. - Ты должен быть смелым. Не отпускай маму, что бы ни случилось.
     Феликс видел, что мальчик, которому не могло быть больше трех лет, висит на шее у матери, как детеныш обезьяны. С верхней палубы на них сыпались шезлонги, столы и один бог знает что еще. Он подтащил женщину на пару дюймов, а потом одолел целый фут.
     - Осталось немного, - выдохнул Гринфилд, понятия не имея, так ли это.
     Что-то сильно ударило его в спину, и руки Феликса соскользнули.
     - Миссис! - крикнул он, сжал пальцы, но успел ухватить лишь рукав шелкового платья. Рукав оторвался, и Феликс беспомощно уставился на женщину.
     - Благослови вас господь, - сказала она, крепко обняла сына и вместе с ним скатилась в воду.
     Едва Феликс успел выругаться, как палуба встала дыбом и он полетел следом.
     Вода оказалась такой холодной и обжигающей, что у него перехватило дыхание. Ослепший и оглохший, он бешено замолотил руками, цепляясь за воду так же, как перед этим цеплялся за палубу. Когда Феликс вынырнул на поверхность и жадно втянул в себя воздух, то понял, что ад страшнее, чем ему казалось.
     Вокруг были одни мертвецы. Он был окружен бледными лицами, которые смотрели в небо ничего не видящими глазами. Рядом слышались крики тонувших. В воде плавали доски, шезлонги, перевернувшиеся шлюпки и ящики. Когда Феликс сумел добраться до разбитого ящика и с трудом вылезти из ледяной воды, его конечности совсем онемели.
     И тут ему стало еще хуже. В волнах, безжалостно освещенных солнечными лучами, плавали сотни трупов. Пока желудок извергал воду, которой он наглотался, Феликс пытался догрести до наполненной водой шлюпки. Откуда-то пришедшая зыбь уничтожила остров мертвых, разбросала трупы по всему морю и беспощадно оттащила Феликса от шлюпки.
     Огромный пароход, плавучий дворец, тонул у него на глазах. С него свисали спасательные шлюпки, бесполезные, как сломанные игрушки. Почему-то его изумило, что на палубах еще оставались люди. Некоторые стояли на коленях, другие пытались убежать от гнавшейся за ними судьбы.
     Потрясенный Феликс следил за тем, как в море сыпались все новые и новые кувыркавшиеся в воздухе куклы. Огромные черные пароходные трубы рухнули в воду неподалеку от того места, где он цеплялся за сломанный ящик.
     Когда эти трубы достигли поверхности, в них устремилась вода, засасывая в воронку людей.
     "Только не так, - думал он, слабо двигая ногами. - Человек не должен умирать так". Но море тянуло - нет, тащило его вниз. Феликс сопротивлялся, а вода вокруг кипела. Он задыхался, ощущал запах соли, нефти и дыма. Когда его тело ударилось о твердую стенку, Феликс понял, что стоит ему попасть в одну из труб, как он погибнет, словно крыса в засорившемся дымоходе.
     Он подумал о женщине и мальчике. Поскольку молиться за себя было бесполезно, Феликс вознес последнюю, как он считал, молитву в жизни за то, чтобы они выжили.
     Позже Гринфилду казалось, что его схватили какие-то невидимые руки и оттащили в сторону. Трубы утонули, а его отбросил и унес в сторону поток воды, черной от сажи.
     Хотя тело Феликса изнывало от боли, он все же сумел поймать плававшую неподалеку доску, навалился на нее, прижался щекой к дереву, сделал глубокий вдох и беззвучно заплакал.
     А потом увидел, как исчезла "Лузитания".
     Окружавшая ее вода кипела, бурлила и изрыгала дым. Дым и человеческие тела. Оцепеневший Гринфилд с ужасом следил за этой картиной. Всего несколько секунд назад он был одним из этих людей. Но судьба пощадила его.
     Он старался не слышать воплей, чтобы не сойти с ума. Тем временем вода успокоилась, и наступил полный штиль. Напрягая последние силы, Феликс забрался на доску. Он слышал хриплые крики чаек, молитвы и плач тех, кто барахтался в воде.
     "Наверное, я замерзну насмерть, - думал он, когда ненадолго приходил в себя. - И все же это лучше, чем утонуть".
     Именно холод заставил его очнуться. Тело окоченело, и даже слабый ветерок становился настоящей пыткой. Едва двигаясь, Феликс начал стаскивать с себя рваный китель стюарда. Его пронзила острая боль, от которой свело желудок. Он провел дрожавшей рукой по лицу и увидел на ладони не воду, а кровь.
     И рассмеялся безумным смехом. Что лучше, замерзнуть или истечь кровью? Наверное, лучше всего было утонуть. Тогда все было бы уже кончено. Феликс медленно стянул китель, рассеянно подумав, что у него что-то с плечом, и стер кровь с лица.
     Криков о помощи почти не было слышно. Кое-кто из уцелевших еще слабо стонал и молился, но большинство пассажиров, оказавшихся в воде, уже умолкло навеки.
     Гринфилд уставился на тело, проплывавшее мимо. Ему понадобилось время, чтобы узнать это лицо, белое как мел и покрытое бескровными порезами.
     Уайли...
     Впервые за все время этого кошмара Феликс почувствовал тяжесть в кармане. Там лежало украденное у человека, безжизненно смотревшего в небо бледно-голубыми глазами.
     - Тебе уже все равно, - стуча зубами, сказал Феликс, - но клянусь господом, если бы я знал, то не стал бы красть у тебя в последние минуты твоей жизни. Это похоже на осквернение могилы.
     Давно забытое религиозное воспитание заставило его молитвенно сложить руки.
     - Если я сегодня умру и окажусь у Небесных Врат рядом с тобой, то попрошу прощения у господа за этот грех. А если выживу, то постараюсь исправиться...
     Потом он снова потерял сознание и очнулся от шума мотора. Сбитый с толку, окоченевший, Феликс поднял голову. В глазах мутилось, но он увидел какое-то судно и сквозь звон в ушах услышал голоса людей.
     Он попытался крикнуть, но вместо этого хрипло закашлялся.
     - Я жив... - Его шепот подхватил ветер и отнес в сторону. - Я еще жив...
     Гринфилд не чувствовал прикосновения рук, вытащивших его на палубу рыболовецкого траулера, который назывался "Дэн О'Коннелл". Когда его укутывали одеялом и лили в горло горячий чай, он бредил. И не запомнил ни обстоятельств своего спасения, ни имен людей, которые пришли к нему на выручку.
     Феликс очнулся почти через двадцать четыре часа после того, как торпеда ударила в лайнер. Он лежал на узкой койке в маленькой комнате. В окно врывались яркие солнечные лучи.
     И на всю жизнь запомнил первое, что увидел, когда у него прояснилось зрение.
     Она была молода и хороша собой. У нее были туманно-голубые глаза и россыпь веснушек на маленьком носике и круглых щеках. Светлые волосы были собраны на макушке в тяжелый узел, грозивший рассыпаться в любую минуту. Она сидела и штопала носки. Посмотрев на Феликса, она улыбнулась и встала со стула.
     - Слава богу! Я уже начинала сомневаться, что вы выживете. Он слышал певучий ирландский акцент, чувствовал прикосновение мягкой руки ко лбу. И ощущал запах лаванды.
     - Что... - Собственный хриплый голос напугал его. В горле саднило, голова была словно набита клочьями ваты.
     - Сначала примите это. Лекарство, которое оставил вам врач. Он сказал, что у вас пневмония и резаная рана на голове, на которую пришлось наложить швы. И, похоже, с плечом у вас тоже что-то не в порядке. Но самое страшное позади, сэр, так что отдыхайте спокойно. Мы о вас позаботимся.
     - Что... случилось? Корабль... Красивые губы плотно сжались.
     - Проклятые немцы! Вас торпедировала подводная лодка. За это они будут гореть в аду. Сколько людей убили! Не пожалели даже грудных младенцев.
     Хотя по щеке ирландки текла слеза, это не мешало девушке поить Феликса лекарством.
     - Вам нужен покой. Вы спаслись чудом. Погибло больше тысячи человек.
     - Ты... - Пораженный ужасом, Феликс схватил ее за запястье. - Тысячи?
     - Больше. Сейчас вы в Куинстауне. Все хорошо. - Она склонила голову набок. - Вы американец, верно?
     "Близко к истине", - подумал Феликс, который не видел берегов родины больше двенадцати лет.
     - Да. Мне нужно...
     - Чай, - прервала она. - И крепкий бульон. - Девушка подошла к двери и крикнула:
     - Ма! Он проснулся и, похоже, спать больше не собирается. - Она оглянулась. - Я вернусь через минуту и принесу вам чего-нибудь горячего.
     - Пожалуйста... Кто вы?
     - Я? - Она снова улыбнулась. Ее улыбка была удивительно солнечной. - Я Мэг. Мэг О'Рейли. Вы находитесь в доме моих родителей. Пата и Мэри 0'Рейли, где будете жить, пока не поправитесь. А как вас зовут, сэр?
     - Гринфилд. Феликс Гринфилд.
     - Благослови вас бог, мистер Гринфилд.
     - Подождите... там была одна женщина и маленький мальчик. Каннингем.
     На ее лице отразилась жалость.
     - Сейчас составляют список спасшихся. Я проверю, когда смогу. А сейчас отдыхайте. Я схожу за чаем.
     Когда Мэг ушла, он повернулся лицом к окну и к солнцу. И увидел на столике у подоконника лежавшие у него в кармане деньги, гранатовые серьги. И сверкающую серебряную статуэтку.
     Феликс смеялся, пока плечи его не затряслись от рыданий.
     Он узнал, что О'Рейли зарабатывали себе на жизнь морем. Пат и два его сына принимали участие в спасательных работах. Феликс познакомился со всеми членами семейства, но сначала не мог удержать в памяти их имена. К Мэг это не относилось.

***

     Он цеплялся за нее так же, как недавно цеплялся в воде за доску, чтобы снова не соскользнуть в темноту.
     - Расскажите мне все, что вы знаете, - умолял он.
     - Вам будет тяжело слышать это. И говорить об этом тоже нелегко. - Мэг подошла к окну и посмотрела на деревню, в которой прожила все свои восемнадцать лет. Спасшиеся, подобно Феликсу, жили в местной гостинице или в домах по соседству. А мертвые, упокой их господь, лежали во временных моргах. Некоторых предстояло похоронить здесь, прах других отправить на родину. Вечной могилой всем остальным стало море.
     - Когда я услышала об этом, - начала Мэг, - то сначала не могла поверить. Траулеры были в море, и они отправились спасать тех, кто выжил. Большинство пришло к месту катастрофы слишком поздно. Они привезли на берег лишь мертвых. Господи помилуй, я своими глазами видела некоторых спасшихся, когда они сошли на берег. Женщины, маленькие дети, мужчины... Они все были полуголые и едва могли идти. Говорят, лайнер утонул меньше, чем за двадцать минут. Это правда?
     - Не знаю, - пробормотал Феликс и закрыл глаза. Девушка смотрела на Гринфилда, надеясь, что у него хватит сил выслушать остальное.
     - Кое-кто умер уже на берегу. Их раны оказались смертельными. Некоторые не выдержали переохлаждения. Списки быстро меняются. Нельзя без ужаса думать о семьях, которые надеются и ждут. И о скорби тех, которые знают, что их родные умерли такой страшной смертью. Вы говорили, что вас никто не ждет.
     - Да. Никто.
     Мэг склонилась к нему. Она лечила его раны, страдала вместе с Феликсом, когда тот бредил. Гринфилд находился на ее попечении всего три дня, но им двоим это время казалось вечностью.
     - Отдыхайте. В этом нет ничего плохого, - тихо говорила она. - Бог простит вас, если сегодня вы не пойдете на похороны. Вы еще не поправились.
     - Я должен идти. - Феликс смотрел на свое тело, в чужой одежде казавшееся особенно тощим и хрупким. Но живым.
     Тишина казалась неестественной. В день похорон все магазины и лавки Куинстауна закрылись. По улицам не бегали дети, соседки не останавливались поболтать или посплетничать. В тишине слышались глухой звук колоколов стоявшей на холме церкви Святого Колмака и горькие слова заупокойной молитвы.
     Феликс знал: если он проживет еще сто лет, то все равно не забудет этих скорбных звуков и негромкого, но отчетливого барабанного боя. Он следил за бликами солнца на меди инструментов и вспоминал, как то же самое солнце золотило медные лопасти винтов на корме "Лузитании", поднявшейся вверх перед тем, как корабль окончательно ушел на дно.
     "Я жив", - снова подумал он. Но вместо облегчения и благодарности почувствовал лишь вину и отчаяние.
     Опустив голову, он ковылял за священниками, скорбящими, мертвыми по благоговейно затихшим улицам. Дорога до кладбища заняла у Феликса больше часа и отняла у него все силы. К тому времени, когда Гринфилд увидел три братские могилы под высокими вязами, вокруг которых стояли мальчики-хористы с курильницами, ему пришлось тяжело опереться на Мэг.
     При виде маленьких детских гробиков его веки обожгли слезы.
     Феликс слушал тихий плач и негромкие слова заупокойной службы, но это его не трогало. Он все еще слышал и думал, что всегда будет слышать то, как тонущие люди взывали к господу. Но господь не слушал и позволил им умереть ужасной смертью.
     Затем он поднял голову и вдруг увидел женщину и мальчика с парохода. Слезы хлынули вновь, потекли по щекам как дождь, и он стал протискиваться сквозь толпу. Феликс добрался до нее, когда в воздух вознеслись первые аккорды "Пребудь со мной", и опустился на колени перед креслом на колесиках.
     - Я боялась, что вы умерли. - Она протянула руку и коснулась его лица. Вторая рука лежала в лубке. - Я не знала вашего имени и не могла навести о вас справки.
     - Вы живы... - Он увидел порез на ее лице, покрытом лихорадочным румянцем. - И мальчик тоже.
     Малыш спал на руках другой женщины. Как ангел, снова подумал Феликс. Мирно и безмятежно.
     Кулак страха, сжимавший его сердце, разжался. По крайней мере, одна молитва была услышана.
     - Он так и не отпустил меня. - Женщина беззвучно заплакала. - Во время падения я сломала руку. Если бы вы не отдали мне свой спасательный жилет, мы утонули бы. Мой муж... - Женщина посмотрела на могилы, и ее голос дрогнул. - Его так и не нашли.
     - Мне очень жаль.
     - Он бы тоже сказал вам спасибо. - Она снова подняла руку и коснулась ноги мальчика. - Он очень любил сына. - Женщина глубоко вдохнула. - От его имени благодарю вас за то, что спасли меня и нашего сына. Пожалуйста, скажите, как вас зовут.
     - Феликс Гринфилд, мэм.
     - Мистер Гринфилд. - Она наклонилась и поцеловала Феликса в щеку. - Я никогда не забуду вас. И мой сын тоже.
     Когда ее кресло увозили, женщина широко расправила плечи и держалась со спокойным достоинством, заставившим Феликса устыдиться своей слабости.
     - Вы герой, - сказала ему Мэг.
     Он покачал головой и стал пробиваться сквозь толпу, пытаясь оказаться как можно дальше от могил.
     - Нет. Это все она. Я - ничто.
     - Как вы можете так говорить? Я слышала ее слова. Вы спасли жизнь ей и маленькому мальчику. - Мэг устремилась за ним и заботливо поддержала.
     Феликс хотел стряхнуть ее руку, но у него не хватило сил. Поэтому он просто опустился на высокую кладбищенскую траву и закрьл лицо руками.
     - Ну, тише, тише... - Жалость заставила Мэг сесть рядом и обнять его. - Успокойтесь, Феликс.
     Он не мог думать ни о чем, кроме силы, читавшейся на лице молодой вдовы, и невинности ее сына.
     - Она была ранена и попросила меня взять мальчика. Спасти его.
     - Вы спасли их обоих.
     - Не знаю, почему я это сделал. Я думал только о себе. Я вор. Помните вещи, которые лежали у меня в кармане? Я украл их. Украл тогда, когда в пароход попала торпеда. Когда это случилось, я думал только о том, чтобы выбраться из этой истории живым.
     Мэг отодвинулась и сложила руки.
     - Вы отдали ей свой спасательный жилет?
     - Жилет был не мой. Я нашел его. Не знаю, почему я его отдал. Она была зажата между шезлонгами и цеплялась за мальчика. Цеплялась за остатки рассудка в самом центре ада.
     - Вы могли отвернуться от нее и спастись.
     - Я хотел. - Он вытер глаза.
     - Но вы этого не сделали.
     - Я никогда не пойму, почему. - Гринфилд знал только одно: спасение женщины и мальчика что-то круто изменило в нем самом. - Дело в том, что я второразрядный вор, оказавшийся на этом пароходе, потому что убегал от копов. Я обокрал человека за несколько минут до его смерти. Погибла тысяча людей. Я видел, как умирали многие. А я жив. Что это за мир, который позволяет спастись вору, а губит ни в чем не повинных детей?
     - Кто знает? Но сегодня какой-то ребенок выжил, потому что вы были рядом. Едва ли вы оказались бы там, где оказались, если бы не воровали.
     Феликс насмешливо фыркнул:
     - Что делать таким людям, как я, на палубе первого класса? Только воровать.
     - Послушайте меня. - Мэг вынула из кармана платок и вытерла ему слезы, как маленькому. - Воровать нехорошо. Это грех, и спорить тут не о чем. Но если бы вы думали о себе, эта женщина и ее сын погибли бы. Если грех позволяет спасти чьи-то невинные души, я считаю, это не такой уж большой грех. Кстати сказать, не так уж много вы и украли. Пару сережек, серебряную фигурку и несколько долларов.
     Почему-то это заставило его улыбнуться:
     - Честно говоря, я только приступал к делу. Ее улыбка б