двадцать секунд. Сквозь белую ткань ей почти не было видно никаких движений.
     У него нет никакой возможности позвать на помощь, думала она в отчаянии, когда стрелки на часах приблизились к трехминутной отметке. Он не может даже подать знак, когда в его легких кончится запас воздуха. Он может умереть еще до того, как успеют открыть этот белый занавес, до того, как Мышка разобьет стекло. Он может умереть в одиночестве и мертвой тишине, прикованный цепями к своему собственному честолюбию.
     - Три минуты, - произнесла она. На сей раз в голосе зазвучали нотки беспокойства, и зрители наклонились вперед.
     - Три двадцать, - сказала она и в страхе посмотрела на Мышку.
     - Три двадцать пять. Дамы и господа, пожалуйста, сохраняйте спокойствие, оставайтесь на местах, - она глотнула воздух, представляя себе, как сжимаются его легкие.
     - Три минуты сорок секунд.
     Где-то на галерке истерично завопила дама. По рядам прокатилась цепная реакция тревоги, и публика завелась. Многие вскочили с мест, когда стрелки часов приблизились к отметке четвертой минуты.
     - Боже мой, Мышка! За восемь секунд до конца Роксана отбросила в сторону сценический образ и отдернула занавес. Он упал как раз в тот момент, когда Люк отодвигал плечом платформу. Он вылез наружу мокрый и прилизанный, как выдра, жадно глотая воздух. Глаза его светились триумфом. Зал же взорвался криками и аплодисментами. Стоило выжидать еще тридцать секунд под водой после сбрасывания оков.
     Он стоял, тяжело дыша, с поднятой рукой. Он уже решил использовать эти драматические тридцать секунд в своем следующем выступлении. Ухватив руками платформу, он вначале поднял ее, оторвав от камеры, а затем бросил на сцену, после чего, весь мокрый, раскланялся.
     Люк порывисто схватил за руку Роксану, галантно наклонился и поцеловал ее пальцы, чем вызвал восторг у романтичных французов.
     - У тебя рука дрожит, - заметил он.
     Грохот аплодисментов заглушил эти слова. - Только не говори мне, будто ты волновалась, что у меня не получится.
     Вместо того, чтобы отдернуть руку, как ей и хотелось сделать, она улыбнулась.
     - Я испугалась, что Мышке придется разбивать стекло. Знаешь, сколько стоит его вставлять?
     - Вот это уже моя Роксана говорит, - он вновь поцеловал ее руку. - Люблю твой скаредный ум.
     На сей раз она отдернула руку. Поцелуй словно отпечатался на руке, и ей стало не по себе.
     - С тебя капает, Каллахан, - сказала она и отошла в сторону, оставив его на сцене одного.
     Роксана ненавидела сидеть и ждать. До чего же унизительно, думала она, ходить взад-вперед по гостиной пока Лили, развалясь, сидит на кушетке и смотрит по телевизору старый черно-белый фильм.
     Это все равно что часами сидеть под телефоном и ждать, когда мерзавец, который водит тебя в кино, снова позвонит и пригласит куда-нибудь. Заставлять женщину ждать - обычное дело у мужчин.
     Все это она высказала Лили.
     Та пробормотала что-то невнятное в знак согласия.
     - Надо сказать, они так поступают с незапамятных времен, - Роксана плюхнулась в кресло, тут же нервно вскочила и отдернула шторы. Внизу мерцали в сумерках Огни Города. - Пещерные люди уходили на охоту и заставляли женщин ждать их у костра. Викинги грабили и насиловали, пока их женщины сидели дома. Ковбои уезжали перед закатом солнца, моряки уходили в море на кораблях, солдаты шли на войну. А что же делали мы? - отвернувшись от окна, спросила Роксана. Ее яркое цветастое платье взметнулось, когда она круто повернулась. - Ждали вдовьей доли, ждали на вокзалах, носили пояса целомудрия, сидели у телефона. Лично я не хочу зависеть в своей жизни от мужчины.
     - Любовь. От любви все зависит, моя милая, а не от мужчины, - произнесла Лили, громко шмыгнув носом, когда на экране телевизора побежали титры.
     - Да ну ее к черту, эту любовь.
     - Э, нет. Любовь-это лучшее, что есть на свете, - Лили вздохнула, насмотревшись на роман, трагедию и море слез, пролитое героями только что закончившегося фильма. - Макс делает только то, что считает подходящим для тебя.
     - А как насчет того, что я считаю подходящим для себя? - спросила Роксана.
     - У тебя еще все впереди. - -Лили подвинулась, подогнув свое любимое платье из переливчатого синего шелка, отделанное розовыми страусовыми перьями. - Годы летят так быстро, Рокси. Сейчас ты это не чувствуешь. А потом заметишь, как они будут проноситься словно мгновения. Если не заполнишь их любовью, к концу жизни ничего не останется. Какую бы жизнь ты себе ни выбрала, если в ней будет любовь, то значит прожита она не зря.
     С Лили бессмысленно спорить, подумала Роксана. Она романтик до мозга костей. Роксана же гордилась своим практическим складом ума.
     - Неужели тебе никогда не хотелось пойти с ними на дело? Не хотелось участвовать?
     - Я и так участвую, - Лили улыбнулась. Она выглядела молодой, хорошенькой, довольной-жизнью женщиной. - Участвую тем, что нахожусь здесь. Я знаю, что Макс войдет в эту вот дверь, что у него будет тот самый взгляд. Взгляд, говорящий о том, что он сделал именно то, что хотел. И ему захочется рассказать мне обо всем, поделиться со мной. Я буду нужна ему, чтобы сказать, какой он сильный и умный.
     - И это все? - хотя Роксана и любила их обоих, слова Лили поразили и испугали ее. - Значит, ты просто резонатор для максова эго?
     Улыбка на лице Лили угасла. Свет в ее глазах померк.
     - Я здесь на своем месте, Роксана. За все те годы, что я живу с Максом, он ни разу не использовал меня, ни разу не обидел. Для тебя это, может быть, ничего не значит, а для меня этого более чем достаточно. Он мягкий, добрый, он дает мне все, что я только захочу.
     - Прости меня, мне очень жаль, - и ей действительно стало жаль в тот момент, когда она потянулась к Лили, чтобы взять ее за руку. Жаль, что именно она обидела Лили. Жаль, что ее непокорная душа не желала ни с чем мириться. - Просто мне противно от того, что меня не взяли, вот я и сболтнула лишнее.
     - Ой, сладкая моя, ну не можем же мы мыслить одинаково, чувствовать одинаково, быть одинаковыми. Ты... - Лили наклонилась и взяла лицо Роксаны в свои ладони, - ты дочь своего отца.
     - Наверно, он хотел иметь сына.
     Пальцы Лили напряглись. - Не думай об этом.
     - Люк пошел с ним, - ее самолюбие явно дало трещину, и сейчас из этой трещины сочилась досада, - а я сижу здесь, баклуши бью.
     - Рокси, ведь тебе еще только семнадцать.
     - В таком случае я ненавижу тот факт, что мне семнадцать, - Роксана вновь вскочила, легкий шелк взметнулся за ней, когда она прошагала к окну и резким движением открыла его. Она вдыхала воздух, будто пила воду. - Ненавижу все эти ожидания, все эти разговоры о том, что все еще впереди.
     - Понимаю тебя, - на губах Лили промелькнула улыбка. Она внимательно посмотрела на Роксану и на глаза ее навернулись слезы. До чего же она прекрасна, подумала Лили. Как многого ей хочется. Как хочется быть отчаянным, когда тебе семнадцать. Как прекрасно и как ужасно оказаться на том острие бритвы, которое называется женской зрелостью. - Могу дать тебе совет, хотя, может быть, это не совсем то, что ты хотела бы от меня услышать.
     Роксана подняла голову и закрыла глаза, наслаждаясь мягким воздухом весенней ночи. Как объяснить Лили эти обжигающие, рвущиеся на волю желания, если она не может объяснить их самой себе?
     - Слушать советы не вредно, вредно к ним прислушиваться, - сказала она.
     Лили засмеялась. Это было одно из любимых изречений Макса.
     - Ну тогда компромисс.
     Роксана тяжело вздохнула, услышав это слово, но Лили продолжала.
     - Компромисс - не такая уж болезненная штука, когда ты диктуешь его условия. - Она встала с кушетки. Ей было приятно от того, что Роксана повернулась к ней с задумчивым блеском в глазах. - Ты ведь женщина, неужели ты хочешь стать кем-то другим?
     Роксана слегка улыбнулась, вспомнив с каким облегчением и гордостью она увидела, как наконец начала развиваться ее грудь.
     - Нет, нет, не хочу.
     - Так и воспользуйся этим, милая моя, - Лили положила руку на ее плечо. Воспользоваться не значит...
     - Злоупотребить? - предположила Роксана, а Лили просияла от ее блестящей догадки.
     - Именно! Воспользуйся тем, что имеешь. Заставь это работать на себя. Твой ум, твою внешность, твою женственность. Крошка моя, женщины, которые так сделали, освободили себя много веков назад. Просто мужчины не всегда об этом знали.
     - Надо подумать, - решительно кивнув, Роксана чмокнула Лили в щеку. - Спасибо за совет. - Она застыла, услышав, как в дверном замке повернулся ключ, и заставила себе расслабиться. Стоящая рядом Лили задрожала от возбуждения. Это поразило и обрадовало Роксану. После стольких лет вместе, подумала она, когда Макс открыл дверь. Он все еще вызывает у нее такие чувства.
     Будет ли когда-нибудь и в ее жизни человек, способный быть таким же подарком судьбы, мелькнуло у нее в уме.
     Вслед за Максом вошел Люк. Он улыбнулся и бросил Роксане небольшой мешочек.
     - Еще не спишь? - переполненный радостью за успех дела Макс уже целовал Лили. - А что еще, Люк, нужно мужчине - прийти после успешного предприятия домой, где его ждут две очаровательные дамы?
     - А еще холодное пиво, - ответил Люк и направился к стойке комнатного бара. - В том склепе, наверно, было сто двадцать, когда мы отключили напряжение. Люк открыл банку с пивом и сразу залил половину этой банки в свое пepecoхшee горло.
     Он похож на дикаря, подумала Роксана, потряхивая мешочком. Мрачный, потный, настоящий самец. Пока Роксана смотрела на него, у нее самой пересохло в горле, и она повернулась к отцу. Вот это мужчина, не без гордости подумала она, он знает, что такое шик. Настоящий аристократический пират: блестящие усы, идеально отутюженные брюки, темный кашемировый свитер благоухает его одеколоном.
     Есть воры и воры. Такая мысль промелькнула у нее, когда она села на ручку кресла.
     - А где Мышка и Леклерк? - спросила Лили.
     - Спать пошли. А я пригласил Люка на стаканчик перед сном. Мальчик мой, может быть, откроешь бутылку "Шардонне" из морозильника.
     - Конечно, - открывая бутылку, Люк взглянул на Роксану. - Не хочешь посмотреть, что в мешке, Рокс?
     - Может быть, и хочу, - ей хотелось скрыть свое нетерпение, и совсем не хотелось бурно реагировать перед ними. Но когда она высыпала содержимое мешочка на ладонь, никакая сила воли не способна была сдержать ее восторженные возгласы.
     - Ух, ты, - выдохнула она. Бриллианты буквально жгли ей руки, - ух, ты, - повторила она.
     - Потрясающие, а? - Макс взял мешок и высыпал остатки в сложенные ладони Лили. - Русские белые, круглые, качество исключительное. Как ты думаешь, Люк, на полтора миллиона потянет?
     - Думаю, что ближе к двум, - он предложил Роксане рюмку вина; рюмку, предназначенную для Лили, он поставил на стол.
     - Может быть, ты и прав, - Макс пробормотал "спасибо", когда Люк подал ему рюмку. - Должен признать, что, стоя там, в этом склепе, хотелось стать алчным, - закрыв глаза, он предался воспоминаниям об этой сцене. - Снаружи блеск всей этой утилитарной стали, а внутри настоящий клад изумрудов, сапфиров, рубинов. Ах, Лили, какая работа! Камни прямо искрятся. Квадратные, круглые, багетки, всякие украшения в духе Тиффани, - он вздохнул. - Но этих красавцев гораздо легче перевезти и вложить в дело.
     Люку особенно запомнилась одна драгоценность - целая драматическая симфония из изумрудов, брильянтов, топаза и аметиста, вставленных в золотое ожерелье византийского стиля. Он представил себе, как надевает это ожерелье на шею Роксане, поднимает копну ее волос, застегивает замочек. Она выглядела бы в нем как королева.
     Он мог бы попытаться сказать ей, что хочет увидеть на ней это ожерелье, хочет подарить ей то, что ей никогда не подарит никто другой.
     Но она бы лишь рассмеялась.
     Люк покачал головой. В это мгновение Макс прервал его фантазии.
     - Что? Прости, не расслышал.
     - О чем задумался?
     - Да так, ни о чем. - Усилием воли Люк выбросил из сознания только что нарисованную картину. С его лица сошло хмурое выражение.
     - Я просто устал. Тяжелый был день. Я пошел спать.
     Материнский инстинкт оказался сильнее .блеска драгоценных камней. Лили тут же забыла о сверкающих в ее руках брильянтах.
     - Ой, Люк, милый, может, бутерброд съешь или еще чего-нибудь? Ты ведь даже не притронулся к ужину.
     - У меня все в порядке.
     Он поцеловал ее в левую щеку, потом в правую. Привычку так целовать он выработал за много лет.
     - Лили, Макс, спокойной ночи!
     - Поработал на славу, Люк, - вставил Макс. - Доброй ночи!
     Люк открыл дверь и, прежде чем выйти, оглянулся. Они сидели вместе: Макс в центре, обняв одной рукой Лили, уютно прислонившуюся к нему, и Роксана на подлокотнике кушетки со сверкающими камнями в руке. Семейный портрет, подумал он. Портрет его семьи. Он задержал свой взгляд на Роксане. Он сделает все, дабы не забыть о том, что она член его семьи.
     - Пока, Рокс.
     Он захлопнул дверь и пошел к своей комнате на другой стороне коридора. Он знал, что проведет остаток ночи в мыслях о предмете своих желаний, куда более недосягаемых, чем брильянты.

***

     На следующий день Роксана утерла ему нос. После короткой репетиции она вскочила на мотороллер, обхватила талию сидящего на нем красивого блондина, и, радостно взмахнув рукой, растворилась в столь обычном для Парижа бесконечном потоке машин.
     - Это еще кто? - спросил Люк. Макс остановился у цветочного лотка, чтобы купить гвоздику для своего лацкана.
     - А кого ты имеешь в виду?
     - Да этого нахала, с которым Роксана только что умотала.
     - А, этот мальчик, - Макс понюхал красный цветок и продел стебель в петлю на лацкане. - Антуан или Алястэр, не помню точно. Студент из Сорбонны. Художник, насколько я знаю.
     - И ты разрешаешь ей кататься с незнакомым парнем? Это было возмутительно, невыносимо, неимоверно больно.
     - С каким-то французским парнем?
     - Роксана знакома с ним, - подчеркнул Макс. Радуясь жизни как таковой, он сделал глубокий вдох. - Когда Лили переоденется, мы, я думаю, сходим пообедать в какое-нибудь симпатичное уличное кафе.
     - Как ты можешь думать сейчас о еде? - Люк повернулся к нему, сдерживая желание сжать пальцами его горло. - Твою дочь только что увез какой-то незнакомец. А вдруг это маньяк?
     Макс фыркнул, после чего решил выбрать на лотке розы для Лили.
     - Роксана с ним идеально справится.
     - Он глазел на ее ноги, - прорычал Люк. - Ну что ж, за это его трудно винить. А, вот и Лили. Он преподнес ей розы и отвесил земной поклон, увидев который Лили хихикнула.

***

     Роксана прекрасно провела время. Пикник на природе, запах полевых цветов, французский художник, читавший наизусть стихи под сенью каштана. Ей понравилась эта интермедия, мягкие, трепетные поцелуи, нежный шепот на самом романтичном в мире языке. Она впорхнула в комнату полная мечтаний, с загадочной улыбкой на устах и смеющимися глазами.
     - Где тебя черт носит?
     Она вскрикнула и попятилась, уставившись на Люка. Он сидел в кресле у окна с бутылкой пива в руке. В пепельнице, что стояла рядом, лежал окурок сигары. Смотрел он так
     Словно хотел убить.
     - Черт возьми, Каллахан, напугал меня до смерти. Что ты делаешь у меня в номере?
     - Жду, когда ты соизволишь вернуться. Ее сердце снова часто забилось. Она убрала волосы с плеч. Ветер растрепал их во время езды на мотороллере. Люк же подумал, что они выглядят, как волосы женщины, только что вставшей с кровати после долгого и бурного секса. Это был еще один мотив для убийства.
     - Не понимаю, о чем ты говоришь. Еще целый час до ухода в театр.
     Она позволила этому сукину сыну целовать себя. Уж он это знал. Сразу по ней увидел. Эти мягкие, припухшие губы, тяжелый взгляд, помятая блузка. Она разрешила ему разложить себя на траве и...
     Сама мысль была невыносима. Ему было тяжело, даже когда она гуляла с американскими парнями. Но с французом...
     У всякого человека есть предел.
     - Хотел бы я знать, что стряслось с твоими мозгами. Отдавала ли ты себе отчет, когда гуляла со льстивым французским подонком по имени Алястэр.
     - Я ездила на пикник, - резко бросила она, - и он никакой не льстивый и не подонок. Приятный, умный человек. Художник, - произнесла она таким тоном, словно перчатку бросила. - И, к твоему сведению, его зовут Ален.
     - Да мне насрать, как его зовут, - Люк медленно поднялся с кресла. Ему все еще казалось, будто он может себя сдержать. - Больше ты с ним гулять не будешь.
     Ошеломленная, она потеряла дар речи, но только на мгновение.
     - Черт возьми, да за кого ты себя держишь? - она и двинулась на него, приготовившись ударить в грудь ребром ладони. - Я имею право гулять с кем захочу.
     Он схватил ее за запястье и резким движением прижал к себе.
     - Черта лысого ты имеешь.
     Голова ее вскинулась вверх, глаза сощурились.
     - И кто же, ты думаешь, меня остановит? Ты? У тебя, Каллахан, нет права диктовать мне, что я должна делать, а что не должна. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.
     - Ну уж нет, - процедил Люк сквозь зубы. Его рука нырнула в ее волосы и сжалась в кулак. Он, казалось, уже ие способен был остановиться. Он чувствовал ее запах, смешанный с терпким запахом травы, солнечного света, полевых цветов. Звериная, убийственная ярость охватила его при мысли о том, что кто-то другой был так же близок к ней. Касался ее, чувствовал ее.
     - Ты разрешила ему прикасаться к себе руками. Если еще раз так поступишь, убью.
     Она могла бы засмеяться или закричать в ответ на эту угрозу, но увидела голую правду в его глазах. Единственным способом побороть подкативший к горлу страх было разозлиться.
     - Ты спятил! Если он и прикасался ко мне, то только потому, что я этого хотела. Потому что мне это нравится.
     Она знала: сейчас нельзя говорить такое, но не могла задуть огонь точно так же, как Люк не мог удержать его от разгорания.
     - И я хочу, чтобы ты немедленно убрал свои руки.
     - Хочешь? - голос его был тихим, мягким как шелк. Это еще больше испугало ее, больше, чем его унизительные угрозы. - А может, назовем все это бесплатным уроком? - Он проклинал себя даже в тот момент, когда закрыл ее губы своими.
     Она не сопротивлялась. Она вообще не была уверена в том, что дышит. Да и могла ли быть уверена, когда огонь загорелся так быстро, зажигая абсолютно все в ней? Даже мысли. Это совсем, совсем не было похоже на нежные поцелуи художника, на неуклюжие, а порой и развязные объятия парней, с которыми встречалась прежде. Это было что-то грубое, почти звериное, пугающее. Интересно, подумала она, есть ли на свете женщина, которой хотелось бы иных поцелуев.
     Их губы слились воедино. Прикосновение щетины, которую он забыл сбрить, лишь усиливало головокружительное ощущение того, что наконец-то она находится в руках мужчины. Нескрываемая агрессивность, рвущаяся наружу страсть, безудержная ярость перетекали от него к ней, воплощаясь в поцелуе, не похожем ни на что иа свете. Этот единственный, потрясающий момент был всем, о чем она могла лишь мечтать.
     Все еще сжимая в кулаке ее волосы, он потянул ее голову назад. Если ему суждено было сегодня отправиться в преисподнюю, то он по крайней мере мог сказать, что не зря прожил жизнь, если в ней был такой момент. Он не думал, не осмелился подумать об этом, и все же ввел свой язык в пространство между раскрытыми губами и полностью растворился в ней.
     Она была его мечтой, больше, чем мечтой. Нежная, сильная, сексуальная. Она быстро и бурно отреагировала, издав протяжный стон. Ее тело напряглось и задрожало в его объятиях, ее губы ответили страстью на столь же сильную, горячую страсть, и слились с его губами, успев прошептать его имя. Он поглотил ее стон, как голодный крошку хлеба.
     Он отчаянно жаждал повалить ее на кровать. Разорвать на ней одежду и вонзиться в нее. Дойди до ее реберной дуги, когда она сомкнется вокруг него