,   с   безукоризненным
совершенством. На ней была широкополая  соломенная  шляпа  с  бледно-голубой
лентой вокруг тульи, в тон длинной  юбке  и  накрахмаленной  блузке,  поверх
которой надет скромный серый фартук. В ушах раскачивались жемчужины, круглые
белые маленькие луны, матово светящиеся под стать ее любимым гардениям.
   Маргарет не красила волосы, и они побелели как снег, хотя ей было  только
пятьдесят три года. Она  считала  седину  символом  и  возраста,  и  чувства
собственного достоинства. Кожа у нее была гладкая, несчастья и тревоги никак
на ней не сказались. И контраст красивого молодого лица и копны  белоснежных
волос был потрясающ.
   Она тщательно следила  за  своей  фигурой,  безжалостно,  как  скульптор,
лепила ее, отсекая все ненужное с помощью  диеты  и  физических  упражнений.
Нежеланные фунты веса были столь же нетерпимы ею, как  ненужные  растения  в
саду. Уже восемь  лет  Маргарет  вдовела  и  так  естественно  вошла  в  это
положение, что было трудно припомнить ее в иной роли.
   Кейд знал, что мать  им  недовольна.  Свое  неудовольствие  она  выражала
сдержанно, как  и  одобрение.  Он  не  мог  вспомнить,  когда  она  ласково,
по-матерински тепло прикоснулась к нему. И  он  не  помнил,  что  когда-либо
ожидал этой ласки и теплоты.
   Однако она была его матерью, и он делал  все  от  него  зависящее,  чтобы
сгладить отношения. Он знал, и очень хорошо,  что  небольшая  трещина  может
превратиться в пропасть молчания.
   Вокруг ее головы летала маленькая желтая бабочка, но Маргарет не обращала
на нее внимания. Она знала о ее присутствии, как знала и то, что он подходит
к ней, широко шагая по вымощенной кирпичом дорожке. Она и на это не обращала
внимания.
   - Хорошее утро, - начал он, - весна щедра на цветы.
   - Ну небольшой дождь нам бы не помешал.
   - Прогноз  обещает  его  сегодня  вечером.  -  Он  наклонился  к  ней  на
расстоянии руки. В зарослях азалий сумасшедше жужжали шмели.  -  Почти  весь
хлопок уже пропололи. Надо поехать проверить скот. Несколько молодых  бычков
придется охолостить. Я все время езжу туда-сюда по  делам.  Тебе  ничего  не
надо купить?
   - Мне нужна жидкость против сорняков. И она подняла голову. Глаза  у  нее
были не такие синие, как у него, а спокойного, бледно-голубого цвета. Однако
взгляд их был так же прям, как его.
   - Если, конечно, ты не возражаешь против  употребления  ее  из  моральных
соображений.
   - Это твой сад, мама.
   - А поля твои, насколько мне помнится. И  делай  с  ними  что  хочешь.  И
недвижимость тоже принадлежит тебе. И  ты  сдаешь  ее  в  аренду  кому  тебе
заблагорассудится.
   - Это верно. - Кейд тоже мог быть холодным и отчужденным.  -  И  доход  с
полей и недвижимости  идет  на  поддержание  "Прекрасных  грез".  Во  всяком
случае, пока они моя собственность.
   Она безжалостно отщипнула головку маргаритки.
   -  Доход  с   имения   -   не   единственное   соображение,   коим   надо
руководствоваться в жизни.
   - Но этот доход чертовски облегчает нам жизнь.
   - Нет нужды в подобных выражениях, - строго одернула сына Маргарет.
   - Прости, а я думаю,  что  есть.  Я  по-новому  веду  дела,  и  это  себя
оправдывает. Но ты отказываешься признавать мои достижения. А  что  касается
недвижимости,  то  у  меня  тоже  есть  свои  представления.  Папин   способ
хозяйствования не для меня.
   - Неужели ты думаешь, что он позволил  бы  боденовской  девчонке  ступить
хоть одной ногой в наши владения?
   - Не знаю.
   - И не хочешь знать. - И Маргарет снова вернулась к сорнякам.
   - Возможно, и не хочу. - Кейд отвернулся. - Я не  могу  жить,  все  время
спрашивая себя, чего бы он не сделал или не захотел. Но я твердо  знаю,  что
Тори Боден не виновата в том, что  случилось  восемнадцать  лет  назад.  Она
вернулась в свой дом. Имеет на это право, и ничего не поделаешь.
   "Посмотрим, - подумала Маргарет, когда сын ушел. - Посмотрим,  что  можно
предпринять".

***

   Настроение у Кейда испортилось на целый день. Не имеет значения,  сколько
раз он пытался сблизиться с матерью и сколько раз был отвергнут: каждый  раз
было больно. Хватит пытаться объяснять ей перемены в ведении хозяйства.  Его
преданность усадьбе, чувство долга перед нею и горделивая любовь к ней  были
не менее жгучи, чем у матери. Но  для  Кейдаемля  всегда  была  одушевленной
субстанцией, она дышала и менялась в соответствии с временами  года.  А  для
матери это было нечто статичное,  как  тщательно  охраняемый  памятник.  Или
могила.
   Он терпеливо сносил недоверие матери, так же терпеливо,  как  насмешки  и
неприязнь соседей. Он пережил неисчислимые бессонные ночи в первые три  года
владения фермой. Страх, тревога, что он ошибается, что его  ждет  крах,  что
наследство, полученное им, скользнет меж пальцами и  он  утратит  его  из-за
своего нетерпения и упрямого желания делать все по-своему.
   Однако он оказался прав, и в первый год, когда Кейд собрал и продал  свой
урожай, он напился от радости в тиши своего, когда-то отцовского, кабинета в
Круглой башне.
   Сердцем его владела земля. Он не мог объяснить этого чувства и никогда не
пытался, но он любил усадьбу "Прекрасные грезы", как некоторые мужчины любят
женщин: всем сердцем, одержимо, ревниво.
   К тому времени, как он покончил с большей частью  своих  дел,  прохладное
утро превратилось в жаркий влажный день. По дороге Кейд заехал  в  тепличное
хозяйство Клэмпеттов, чтобы купить матери жидкость для уничтожения сорняков.
Повинуясь импульсу, он выбрал рассаду розовых люпинов и понес ящик в лавку.
   - Бери еще один ящик, и я сброшу двадцать процентов,  -  предложил  Билли
Клэмпетт, попыхивая сигаретой "Кэмел" как раз под  плакатиком  "Не  курить",
который его мать повесила на стене.
   - Тогда я возьму два с сорокапроцентной  скидкой  и  заберу  на  обратном
пути.
   Кейд поставил ящик с рассадой на прилавок. Они с Билли  учились  в  одной
школе, но никогда особенно не дружили.
   - Как идут дела?
   - Не быстро, но уверенно, - ухмыльнулся Билли, не выпуская  сигарету  изо
рта. Глаза у него были темные  и  колючие.  Тусклые  волосы  неопределенного
цвета он коротко стриг, и они торчали, как иглы у  ежа.  Со  времен  средней
школы он прибавил в весе, а,  точнее  сказать,  приобрел  рыхлость,  ведь  в
школьной команде Билли был лучшим нападающим.
   - Хочешь сменить цветочный узор на клумбах? - поинтересовался он.
   - Нет.
   Кейд подошел к полке с горшками. Он выбрал два серо-зеленых и поставил на
прилавок.
   - И еще мне нужен  опрыскиватель  для  сорняков.  Билли  сунул  окурок  в
бутылку, спрятанную под прилавком. Нечего  оставлять  мамаше  доказательства
своего греха, иначе она его загрызет.
   - Вот не думал, что ты интересуешься такими вещами.
   - И еще нужна земля для цветов, - не обращая  внимания  на  его  реплику,
сказал Кейд.
   - Могу прибавить и торф. А хочешь какой-нибудь инсектицид?
   - Нет, спасибо.
   - Вот уж  действительно  не  нужны  тебе  эти  инсектициды,  пестициды  и
химические удобрения. Твои урожаи экологически чисты, об этом даже в журнале
пропечатали.
   - Когда это ты начал читать? - любезно осведомился Кейд. - Или ты  только
картинки рассматриваешь?
   - Не задирай нос, приятель, - буркнул Билли. - Просто  у  тебя  были  два
удачных года. Дурацкое счастье привалило, и все тут, если хочешь  знать  мое
мнение.
   - А я и не собираюсь узнавать. Ты пробьешь чек?
   - Рано или поздно ты сам  себя  накажешь.  Размножаешь  здесь  саранчу  и
болезни.
   День выдался длинный и нудный, а Кейд Лэвелл был любимой мишенью насмешек
у Билли. Маменькин сынок никогда не отбрехивался в ответ.
   - У тебя растения больны, они заразят все посевы в округе. И  тебе,  черт
возьми, придется за все это расплатиться сполна.
   - Запомню твое предупреждение, - сдержанно ответил Кейд.
   Он вынул несколько купюр из бумажника и бросил их на прилавок.
   - Пойду отнесу ящик в машину, пока ты будешь пробивать чек.
   Свой взрывной темперамент он давно посадил на цепь, словно  злую  собаку.
Холодная ярость, если сорвется, не знает удержу  и  может  принять  жестокие
формы, но Билли  Клэмпетт  не  стоит  усилий  и  времени,  которые  придется
затратить на самообуздание, убеждал он себя, укладывая покупки в багажник.
   Когда  он  вернулся,  на  прилавке  стоял  пакет   с   опрыскивателем   и
двадцатифунтовый мешок с землей для цветов.
   - С тебя три доллара и шесть центов. - Билли намеренно  долго  отсчитывал
сдачу. - Раза два встречал твою сестренку в городе. Она классно выглядит.
   Он взглянул на Кейда и многозначительно улыбнулся.
   Кейд сунул сдачу в карман и сжал кулак, которым ему очень хотелось дать в
зубы этому ухмыляющемуся болвану.
   - А как поживает твоя жена, Билли?
   - Дарлин поживает прекрасно. Опять беременна, уже третьим. Хорошего сынка
я ей заделал. Когда я пашу поле или седлаю женщину, я это делаю как следует.
   Глаза у него сверкнули, а ухмылка стала еще шире.
   - Спроси свою сестренку.
   В одно мгновение рука Кейда  выскочила  из  кармана  и  прежде,  чем  оба
сообразили, что происходит, схватила Билли за шиворот и вздернула вверх.
   - Заткни свой грязный рот и не  забывай,  -  тихо  сказал  Кейд,  -  кому
принадлежит дом, в котором ты живешь. Попомни это, Билли, и не приближайся к
моей сестре.
   - Ты денежками умеешь  сорить,  а  пустить  в  ход  кулаки,  как  мужчине
полагается, тебе слабо, у тебя яиц на это не хватит.
   - Держись подальше от моей сестры, - повторил Кейд, - или свои потеряешь.
   Кейд  отшвырнул  его,  собрал  покупки  и  вышел.  Отъехав  на  несколько
кварталов, он остановился, закрыл глаза и ждал, пока ярость уляжется. Он  не
знал, что хуже: подраться с Клэмпеттом или терпеть  мысль,  что  его  сестра
позволяет такому ничтожеству, как Билли, касаться себя.
   Он развернул машину и поехал к рынку. Припарковав машину в двух кварталах
от магазина Тори, вплотную за грузовиком Дуайта,  и,  постаравшись  погасить
свою злость, Кейд вынул горшки и понес их к двери  магазина.  Еще  не  войдя
внутрь, он услышал тонкое  повизгивание  пилы.  В  магазине  он  увидел  уже
установленные подпорки для прилавка и первый ряд полок. Тори предпочла сосну
и уже покрыла дерево светлым лаком. "Хороший выбор, - подумал Кейд. - Просто
и со вкусом". На полу сгрудились инструменты и  банки  с  краской  и  лаком.
Пахло опилками и потом.
   - Привет, Кейд! - К нему подошел Дуайт. Кейд  дернул  его  за  голубой  с
золотистыми прожилками галстук.
   - Какой ты красавчик сегодня.
   -  Недавно  было  совещание  с  банкирами.  -  Вспомнив,  что   оно   уже
завершилось, Дуайт ослабил  узел  галстука.  -  Зашел  проверить,  как  идет
работа, по дороге в контору.
   - Дело подвигается быстро.
   - Клиентка точно знает, чего хочет и когда. - Дуайт закатил глаза. - Надо
тебе сказать, что у нее бульдожья хватка.
   - А где она?
   - В заднем помещении. - Дуайт кивнул  в  сторону  закрытой  двери.  -  Не
путается  под  ногами,  не  мешает,  надо  отдать  ей   справедливость.   Не
вмешивается при условии, что все делается по ее плану и желанию.
   Кейд снова окинул взглядом уже сделанное.
   - Надо признать, план у нее хороший.
   - Да, приходится это признать. Послушай, Кейд, - Дуайт смущенно  замялся.
- У Лисси есть подруга...
   - Нет!
   - Дай мне сказать...
   - Я и так все заранее знаю. У нее есть подруга,  созданная  как  раз  для
меня. Почему мне этой  единственной  не  позвонить,  или  не  прийти  к  вам
обедать, когда она будет, или просто встретиться,  чтобы  выпить  по  бокалу
вина?
   - Ну а почему  бы  и  нет?  Лисси  будет  пилить  мне  шею,  пока  ты  не
согласишься.
   - Твоя жена, твоя шея, твоя проблема. Скажи Лисси, что я "голубой"  и  ты
только-только узнал об этом, или соври еще что-нибудь.
   - Ловко придумано, - и Дуайт расхохотался. - Как  только  я  ей  об  этом
скажу, она начнет высчитывать,  кто  из  знакомых  мужчин  удостоился  твоей
благосклонности.
   - Господь милосердный!
   - Да, это вполне возможно.
   - Ну тогда скажи, что у меня прочная тайная связь, - нашелся Кейд.
   - С кем?
   - Ну ответь что-нибудь. - И Кейд, махнув рукой, пошел к закрытой двери. -
Ну, просто-напросто скажи, что я отказался.
   Он постучал и вошел, не дожидаясь ответа.  Тори  стояла  на  стремянке  и
меняла флюоресцентную трубку наверху.
   - Погоди, дай я это сделаю.
   - Я сама умею. Это входит в обязанности арендатора, а не хозяина.
   Ему снова напомнили, что он владелец помещения.
   - Вижу, что стекло на двери уже заменили.
   - Да. Спасибо.
   - Похоже, починили и кондиционер.
   - Это верно.
   - Если ты хочешь от меня отделаться, так и скажи.
   Он отвернулся, сунув руки в карманы.  В  подсобке  Тори  поставила  полки
металлические. Серые, некрасивые, но прочные. Практично. Они уже были забиты
картонными коробками, на каждой красовался аккуратно приклеенный номер.  Она
купила стол, тоже солидный и удобный. На нем уже стояли компьютер,  телефон,
лежала аккуратная стопка  бумаг.  За  десять  дней  Тори  почти  все  успела
организовать и ни разу не попросила о помощи. Хотелось бы ему не чувствовать
себя от этого уязвленным.
   На Тори были черные шорты, серая футболка и серые  кроссовки.  Хорошо  бы
она не казалась ему сейчас такой соблазнительной.
   Она спустилась, закончив возиться с лампой. Кейд обернулся  и  взялся  за
стремянку.
   - Я уберу.
   - Да я сама это сделаю.
   Он потянул стремянку к себе, она - к себе.
   - Черт побери, Тори!
   Внезапный огонек ярости, вспыхнувший  у  него  во  взгляде,  заставил  ее
отступить. Он со стуком сложил стремянку и отнес ее в  небольшой  встроенный
шкаф. И, глядя ему  в  спину,  она  вдруг  почувствовала  себя  виноватой  и
испытала проблеск симпатии к  нему.  Странно  было  сознавать,  что  она  не
чувствует  ни  страха,  ни  трепета,  которые  всегда  испытывала  рядом   с
рассерженными мужчинами.
   - Присядь, Кейд.
   - Зачем?
   - Потому что у тебя усталый вид. Она подошла к мини-холодильнику,  вынула
бутылку кока-колы, сняла крышку и протянула ему.
   - Вот, остынь немного.
   - Спасибо.
   Он упал на стул возле стола и сделал долгий глоток.
   - Плохой день?
   - Да, бывали много лучше.
   Молча Тори открыла сумку, достала коробочку с аспирином и  протянула  ему
две таблетки. Он удивленно вскинул брови.
   Сильно покраснев, она промямлила:
   - Мне показалось, что...
   - Очень ценю заботу.
   Он проглотил аспирин и неожиданно спросил:
   - А может, ты подсластишь пилюлю и посидишь у меня на коленях?
   - Вот еще!
   - Жаль. А как насчет обеда и кино? Только не говори "нет",  даже  не  дав
себе труда подумать, - сказал он, прежде чем она успела ответить.  -  Просто
обед и просто кино. Черт побери, просто пицца или бургер. Чисто по-дружески.
Обещаю не просить тебя выйти за меня замуж.
   - Приятно слышать, но ответ будет "нет".
   - Да ты хоть подумай пять минут, -  обиженно  сказал  Кейд.  Он  поставил
бутылку на стол и поднялся. - Выйдем на улицу. Я кое-что тебе привез.
   - Но я еще не закончила здесь.
   - Неужели ты будешь спорить со мной и возражать на любое мое предложение?
Как это утомительно.
   Он решительно взял ее за руку, потащил к двери и потом на улицу.
   Тори могла, конечно, заупрямиться, просто из  принципа,  но  в  помещении
работали два плотника. Будет меньше ненужной  болтовни,  если  она  спокойно
выйдет за порог вместе с Кейдом.
   - Вот взгляни; - начал он, указав на горшки  и  увлекая  ее  за  собой  к
машине. - Если они тебе не  понравятся,  ты  их  сможешь  поменять  в  лавке
Клэмпеттов. То же самое и с этим. - Он остановился и вынул из багажника ящик
с рассадой. - Но мне кажется, они хорошо подходят.
   - Подходят к чему?
   - Тебе и твоему помещению. Рассматривай их как подарок.
   Он сунул один ящик в ее руки, достал второй и пакет с землей.
   Тори замерла на месте, смущенная и тронутая. Она и хотела поставить ящики
с цветами у входа в магазин. Правда, представляла себе  петунии,  но  левкои
были даже красивее.
   - Ты добр. И внимателен. Спасибо.
   - Пользуйся на здоровье. Куда их поставить?
   - Мы их оставим снаружи. Я их посажу. Они пошли  вместе  по  тротуару,  и
Тори искоса посмотрела на него.
   - Твоя взяла. Заходи за мной около шести. Я не откажусь от пиццы. А потом
можно подумать и о кино.
   - Отлично.
   Он поставил цветы и землю около витрины.
   - Я вернусь.
   - Да, знаю, - пробормотала она, глядя в его удаляющуюся спину.

Глава 8

   "Может быть, люди и не умирают от  скуки,  -  решила  Фэйф,  -  но,  черт
возьми, непонятно, как они с ней уживаются". Когда в детстве она жаловалась,
что ей нечего делать, взрослые сразу  же  придумывали  какое-нибудь  скучное
поручение, а она ненавидела домашние дела почти так же  сильно,  как  скуку,
однако некоторые уроки жизни усваиваются с большим трудом.
   Фэйф, томясь от скуки за кухонным столом, откусила  печенье.  Уже  больше
одиннадцати, а она все еще не одета, все  еще  в  шелковом  халате,  который
купила, когда ездила в Саванну в апреле. И халат этот ей тоже надоел. Одно и
то же, день за днем, месяц за месяцем.
   - У вас опять припадок  ennui  ,  мисс  Фэйф?  -
спросила с ужасающим французским акцентом  Лайла.  Она  иногда  пользовалась
французскими словечками, так  как  ее  бабушка  была  креолкой,  но  главным
образом потому, что они приятно щекотали ее самолюбие.
   -  Здесь  никогда  ничего  не  происходит.  Каждое  утро  такое  же,  как
вчерашнее, и день проходит впустую.
   Лайла самозабвенно терла стойку с посудой. Она уже  час  занималась  этим
делом, ожидая, когда Фэйф забредет в кухню. Она имела на нее виды.
   - Наверное, вам нужно побольше двигаться. - И Лайла  взглянула  на  Фэйф.
Глаза у нее были добрые, карие. Взгляд совсем  бесхитростный,  отшлифованный
долгой практикой.
   Она знала ту, на которую нацелила свой мнимо  бесхитростный  взгляд.  Она
нянчила мисс Фэйф со дня ее рождения, и Лайла любовно вспомнила, как  крошка
верещала и размахивала кулачонками, не принимая мир, в  который  только  что
пришла. Лайла сама с двадцати лет стала  частью  мира  Лэвеллов.  Ее  наняли
помогать по дому, когда миссис Лэвелл вынашивала мистера Кейда.
   Тогда ее волосы, ныне цвета соли  с  перцем,  были  черны,  как  вороново
крыло, а бедра чуточку поуже, чем сейчас, но она следила за собой и считала,
что с возрастом превратилась в зрелую женщину с прекрасной фигурой. Цвет  ее
кожи напоминал карамель, которую она растапливала и потом обмакивала  в  нее
яблоки к каждому Хэллоуину  .  Она  любила
подчеркнуть цвет лица яркой губной помадой и  всегда  носила  ее  в  кармане
фартука. Замужем она никогда не была. Не то чтобы не представлялось  случая.
У Лайлы Джексон в  свое  время  имелось  немало  поклонников,  но  выйти  за
кого-нибудь из этих красавцев  замуж?  Это  совсем  другой  коленкор.  Лайла
предпочитала оставить все как есть, то  есть  иметь  поклонника,  который  в
условленный час звонит в дверь и сопровождает ее, куда ей заблагорассудится.
И пусть обхаживает ее весь вечер, чтобы она была к нему благосклонна.
   А выйти замуж означало  бы,  наоборот,  ухаживать  за  ним,  терпеть  его
характер, видеть, как он чешется за столом и рыгает. Нет,  она  предпочитала
другой образ жизни и поэтому сейчас живет в прекрасном доме, и, черт побери,
"Прекрасные грезы" принадлежат ей не  меньше,  чем  хозяевам.  Лайла  любила
мужское  общество,  но  не  желала  отягощать   себя   разными   проблемами.
Прижиматься к кому-нибудь время от времени было очень приятно, и она себе  в
этом не отказывала.
   А вот теперь Лайла  с  жалостью  смотрела  на  мисс  Фэйф.  Недостатка  в
мужчинах у нее не было, но проблем было гораздо больше. И большую  часть  из
них она создает себе сама! Некоторые цыплята,  по  убеждению  Лайлы,  всегда
ходят по птичнику кругами.
   - Может быть, вам проехаться куда-нибудь? - предложила Лайла.
   - Куда?