и присутствующих она закончила тоном полной безнадежности:
     - Мы просто друзья!
     - Самое безопасное, когда за тобой очень ухлестывают, это подружиться, - глубокомысленно изрекла Кейт. - По себе знаю. А вы не могли бы как-нибудь на днях нарисовать моих детей? Прошу Мегги, но она не хочет.
     - Я уже объясняла тебе сто раз - я художник по стеклу, - сказала та. - И вообще не приставай к человеку. Она все свои картины подрядилась отдавать Рогану.
     - Ничего я не подрядилась! - в отчаянии воскликнула Шаннон. Господи, что они все к ней пристали!
     - Вот видишь! - Кейт торжествующе взглянула на Мегги. - Значит, она не будет задаваться, как некоторые, и нарисует, что просят. - Она снова обратилась к Шаннон:
     - Я приведу их всех, когда и куда скажете.
     - Отстань от девушки, Кейт, - вмешалась мать. - Лучше признайся, какую новость ты принесла нам всем. Я сразу увидела по твоему лицу!
     - Верно! Совсем забыла. Знаете, кто там сейчас у входа? Никогда не догадаетесь. Мейв Конкеннан собственной персоной!
     Послышались удивленные возгласы:
     - Вот это да!
     - Она не бывала на наших сейли лет двадцать!
     - Наверно, это к снегу!
     - Или к землетрясению!
     Брианна и Мегги обменялись взглядами и дружно двинулись к выходу.
     - Надо найти для нее тарелку, - деловито сказала Брианна.
     - И присмотреть, чтобы она ни с кем не затеяла свары, - добавила Мегги. - Пошли с нами, Шаннон, ты так благотворно повлияла на нее прошлый раз.
     - Ну... я не знаю... зачем?
     Но Мегги схватила ее за руку и потащила за собой. Что это ее сегодня, словно какой-нибудь манекен, переставляют с места на место?
     - Удивительно, что музыка не перестала играть, - говорила Мегги, пока они шли. - Значит, наша мать не добралась еще до музыкантов.
     - Мегги! - одернула ее Брианна. - Зачем ты так? - Они уже входили в гостиную. - Боже! - воскликнула Брианна.
     Это был возглас крайнего и радостного удивления, потому что она увидела: их мать сидит на стуле у стены с Лайамом на коленях, и что самое удивительное - ее нога отбивает ритм в такт веселой музыке! Весьма возможно, эти движения совершались бессознательно, но важен сам факт. И что на лице не написано отвращение или хотя бы неприятие. Сплошные чудеса, да и только!
     Лотти Салливан тоже была здесь - кружилась в танце с таким же пожилым и полноватым кавалером, как она сама.
     Однако на Шаннон появление Мейв Конкеннан не произвело такого ошеломляющего впечатления, как на остальных. Она вообще сразу же забыла о ней, потому что увидела Мерфи. Тот стоял на другом конце комнаты со скрипкой, прижатой к плечу, глаза полузакрыты, быстрые пальцы левой руки движутся по струнам.
     Он тоже заметил Шаннон, расплылся в улыбке и подмигнул, а потом с новой силой принялся водить смычком, а игроки на волынке и аккордеоне усердно помогали ему.
     - Что они играют? - спросила Шаннон у Бри-анны.
     - Называется рил святого Стивена, - ответила та, - наш хороводный танец. Невозможно устоять, верно? У меня ноги сами собой танцуют!
     - Вот и давай удовлетворим их желание, - сказал внезапно появившийся, как джинн из бутылки, Грей. - Пошли.
     И он увлек ее на середину комнаты.
     - Как легко и красиво она танцует, - не могла не восхититься Шаннон, наблюдая за Брианной.
     - Могла бы стать танцовщицей, обернись все по-другому, - сказала Мегги. - Ну, молитесь за меня, я пошла!
     Она направилась туда, где сидела мать.
     - Ну и дела! - услышала Шаннон голос рядом с собой. Это произнесла мать Мерфи. - Мейв Конкеннан сидит рядышком с Мегги на вечеринке, держит на коленях внука, и нога у нее танцует! И даже вроде улыбается, если меня глаза не подводят.
     - Вы, наверное, давно с ней знакомы, миссис Бреннан?
     - Чуть не с пеленок! Во всяком случае, много лет. И знаю - чего уж теперь скрывать! - как она испортила всем жизнь. И Тому, и себе, и девочкам. Но, кажется, сейчас успокоилась немножко. Дай-то бог!
     Шаннон молча кивнула. Она по-прежнему чувствовала стеснение в обществе этой женщины.
     - Вы уж простите мою дочку, - продолжала миссис Бреннан, - за ее болтовню на кухне. Она всегда сначала ляпнет, а потом думать начинает.
     - Ну, что вы, все в порядке, - пробормотала Шаннон. - Просто, что услышала, то и сказала.
     - Значит, простили? - улыбнулась миссис Бреннан. - А вот и другая моя дочь, Эйлин, и ее муж Джек. Вы познакомитесь с ними?
     Шаннон познакомилась не только с ними, но и с другими сестрами Мерфи, с его братом, а также с многочисленными племянниками, племянницами и двоюродными братьями. У нее распухла голова от обилия имен и от добрых пожеланий, а рука онемела от пожатий.
     И почти каждый из этой семьи считал своим долгом принести ей что-нибудь на тарелке или в бутылке, а Кейт, ни на секунду не умолкая, щебетала ей прямо в ухо.
     Время летело быстро, музыка делалась - или ей казалось? - все громче, воздух все жарче. Взрослые ели, пили, бродили, танцевали. Дети с гиканьем носились между ними; те, что помладше, постепенно засыпали у кого-то на руках.
     Царила атмосфера неподдельного веселья, благодушного флирта, полной отдачи танцам и музыке. И все это - естественно, непринужденно, раскованно. Люди чувствовали себя как рыба в воде - это сразу было видно. Они, не задумываясь и не мудрствуя лукаво, щедро отдавали дань традициям.
     "Это бы все запечатлеть на холсте, - подумала Шаннон. - Только как лучше - в ярких, броских тонах или в мягких, пастельных? И как быть с голосами, с музыкой? Каким образом их выразить? А без них картина будет неполной".
     Ох, как чудесно спела старинную балладу о любви древняя миссис Конрой! И ничего, что у нее такой надтреснутый голос - зато сколько подлинного чувства!
     Шаннон смеялась вместе со всеми над разудалой пьяной песенкой, спетой веселым пожилым толстяком; с замиранием сердца следила, как Брианна и Кейт исполнили какой-то, как ей показалось, немыслимо сложный танец. И вместе со всеми хлопала так, что покраснели ладони, когда музыка прекратилась и музыканты объявили, что намерены отдохнуть.
     К ней подошел Мерфи.
     - Не очень скучно?
     - Наоборот! Так здорово! Угощайтесь. - Она протянула ему свою тарелку. - У вас не было ни минуты, чтобы поесть. Все для народа!
     Он усмехнулся.
     - Зато честно заработал сандвич с ветчиной.
     - На чем вы еще умеете играть, кроме скрипки и концертины?
     - На всем понемножку... Видел, вас крепко атаковала моя семья?
     - Как их много! И все вращаются вокруг Мерфи, как планеты вокруг солнца, да?
     Он засмеялся, затем подмигнул и сказал:
     - Пришло время и для нас с вами потанцевать. Видите, другие музыканты уже спешат на смену? Он взял ее за руку, но она покачала головой.
     - Нет, Мерфи, я уже объясняла нескольким любезным джентльменам, что с удовольствием наблюдаю за танцующими, но сама так не умею. Все эти жиги, рилы, они не для меня.
     - Ничего, научитесь. - Он настойчиво вел ее в центр зала. - Сейчас они заиграют обычный вальс, я попросил их.
     Она в ужасе взглянула на него.
     - Вальс? В жизни его не танцевала. Он захохотал.
     - Вы шутите.
     - Ни капельки! Его почти не танцуют в тех клубах, где я бываю. Лучше я посижу, а вы идите.
     - Не бойтесь. Я покажу вам. - Его рука обняла ее за талию. - Положите руку мне на плечо. Вот так.
     - Я знаю позу, - сказала она с обидой. - Не совсем же я идиотка. Но что касается шагов, всех этих па...
     Он уже повел ее в танце, и она, невольно опустив голову, стала смотреть на ноги.
     - Счет тоже знаете, надеюсь?
     - Мерфи! Не издевайтесь!
     - Тогда - раз, два, три. Раз, два, три. На два и три быстрее. Ага, уже пошло! Молодчина!
     Ей нравилось все больше - сам танец, объятия. Однако она не приняла поощрения:
     - Не хвалите меня. Я довольно тупая ученица. Со мной надо много заниматься.
     - Мне совсем не трудно обнимать вас.
     - Мерфи! Мы же договорились. И не глазейте на меня так!
     - Я не могу иначе, когда танцую вальс. Так полагается. - Он несколько раз прокрутил ее вокруг их общей невидимой оси. - Чтоб вы знали: самое первое правило в вальсе - смотреть друг другу прямо в глаза. Тогда голова не закружится.
     "Может, оно и правда так, - подумала Шаннон, - но только в том случае, если глаза, в которые смотришь, не такие глубокие, абсолютно синие и не с такими длинными ресницами".
     - У вас ресницы совсем как у девчонок! - не удержалась она.
     - Да, помню, мы с сестрами в детстве спорили, у кого длиннее, и мерили их школьной линейкой.
     У нее кружилась голова - от танца, от выпитого пива, от его рук, от его глаз. Шаннон была как в полусне.
     - Какие удивительные глаза. - Кто-то словно говорил это вместо нее. - Я вижу их, когда сплю. И не могу не думать о вас, Мерфи. Почему так? Стараюсь - и не могу.
     Внутри у него все застыло, он как будто перестал слышать. Тишина. Потом снова прорвались звуки музыки, голоса. Он ощутил свое тело и прижатое к нему другое... ее - всю, от головы до ног.
     Она, вероятно, тоже не могла не почувствовать его состояние. Как он весь напрягся.
     - Дорогая, - сказал он с беспомощной усмешкой, - честное слово, я делаю все, чтобы выполнить обещание, которое вам дал, но...
     - Знаю. - Кажется, она произнесла это довольно громко. Но разве есть сейчас кто-то в этой комнате, помимо них двоих? И разве музыка играет не исключительно для нее и для него? - И, что касается вас, вы никогда не нарушите вашего слова, верно?
     Показалось ли ему, что она искушает его, или так оно и было? Он прижал ее еще крепче. Если такое было возможно.
     - Раньше за мною подобное не водилось, - ответил он на ее вопрос. - Но не вводите меня в грех. Уж не хотите ли сами, чтобы я не сдержал обещания?
     - Не знаю... ничего не знаю. - Она закрыла глаза, ее голова упала ему на плечо. - Я не отвечаю за свои слова, за то, что делаю. Мне нужно сесть, подумать. Я не могу нормально думать, когда вы прикасаетесь ко мне!
     Опять последние слова она почти выкрикнула, забыв, что они здесь совсем не одни.
     - Вы уже сделали свое дело, Шаннон, - ответил он ей тихо. - Свели меня с ума. - Он перестал танцевать, ослабил объятия. - И я скажу вам вот что. - Он уже вывел ее из круга танцующих и шел с ней вдоль одной из стен комнаты в поисках свободного места. - Вот что я скажу. Теперь дело за вами. Я не буду ни о чем больше спрашивать вас. Ни о чем просить. И причина тут не в гордости. Просто теперь ваша очередь решать.
     Да, тут не гордость - Шаннон была мысленно согласна с ним. Тут скорее честь. Такое же старинное слово, как "ухаживание". Если не старше.
     - Хватит тебе увиваться за девушкой! - Толстяк О'Малли хлопнул Мерфи по плечу. - Спой что-нибудь для нас.
     - Я занят, Тим.
     - Совсем он не занят! - Шаннон постаралась улыбнуться как можно непринужденней. - Правда, Мерфи, спойте. Я никогда не слышала, как вы поете.
     Поддерживая просьбу, она положила руку на его плечо.
     - Ну, раз публика настаивает. Что бы вы хотели?
     - Вашу любимую. Которая для вас больше всего значит.
     - Ладно. Только не исчезайте.
     - Куда же я исчезну?
     В ее тоне была какая-то смиренная безнадежность. Или ему почудилось?
     Мерфи отошел от нее, и вскоре рядом появилась Брианна.
     - Ну, как тебе твое первое сейли? - спросила она.
     - Прекрасно.
     - У нас не было такого вечера с того времени, как мы поженились с Греем. А когда возвратились после нашего медового месяца, нам устроили "бейкакс".
     - Это еще что такое?
     - Старый ирландский обычай. Люди после наступления темноты переодеваются в разные необычные одежды и заходят к вам в дом. О, Мерфи сейчас будет петь! Интересно, какую...
     - Свою самую любимую.
     - Значит, "Четыре зеленых поля".
     Мерфи уже начал, и все сразу стихли. Он пел в сопровождении простой свирели.
     И снова Шаннон не могла не удивиться. Она и не представляла, что в этой груди, в этом горле может жить такой голос - чистый, как ручей, естественный, как небо.
     Он пел песню о печали и о надежде, об утратах и о рождении вновь. И в помещении стояла тишина, как в церкви, а все глаза были устремлены на певца.
     А в общем, песня была о любви - к Ирландии, к земле, к родным и близким.
     Вслушиваясь в песню, Шаннон испытывала те же чувства, что и во время танца - они были даже сильнее. И главное среди них не возбуждение, нет, но приятие, согласие. И предчувствие, предвкушение. Все барьеры, построенные ею, рушились внутри нее. Они беззвучно падали и исчезали, таяли в незатейливой мелодии.
     Она была побеждена его голосом. Растворена в нем. В простых, безыскусных словах баллады. Теплые радостные слезы текли по ее щекам, и она не замечала их.
     Когда он закончил, никто не хлопал в ладоши. По комнате прокатился легкий гул, означавший благодарность, признательность певцу и безымянным авторам слов и музыки.
     Глаза Мерфи остановились на Шаннон, после чего он сказал что-то мужчине, который подыгрывал ему на свирели. Тот кивнул, и вот зазвучала веселая плясовая мелодия. Танцы возобновились.
     Она знала: он понял ее мысли, прежде чем сделал хотя бы один шаг по направлению к ней. Когда же подошел, она молча встала и взяла руку, которую он протянул.
     Они не сразу смогли выйти из дома - чуть ли не каждый останавливал его и хотел поговорить. Все то время, что они выбирались наружу, Мерфи ощущал, как дрожит ее рука, и еще крепче сжимал свои пальцы.
     Он повернулся к ней, когда они уже были за дверью.
     - Ты уверена?
     - Да, Мерфи. Но это ничего не изменит. Ты должен понять...
     Он поцеловал ее. Неторопливо, ласково, настойчиво. Не выпуская ее руки из своей, обошел дом, направился в сторону конюшни.
     - Сюда? - У нее расширились глаза, она испытала одновременно и смущение, и азарт. - Но ведь люди так близко! Мы не можем...
     Мерфи рассмеялся.
     - Игры на сене оставим для другого раза, Шаннон, любовь моя. Я возьму здесь кое-что с веревки.
     - Но куда же мы идем?
     Он снял два одеяла, сложил их, перекинул через руку, она вновь ощутила его пальцы на своем предплечье.
     - Идем туда, откуда все началось, - просто сказал он.
     Каменный круг! Сердце у нее снова гулко забилось.
     - Но как? Там же, в доме, твои гости!
     - Не думаю, что наше отсутствие будет замечено. - Он остановился, взглянул на нее. - Тебя это очень беспокоит?
     - Нет. - Она решительно покачала головой. - Совсем не беспокоит.
     Они шли через поле. Над ними светила луна - ярким ровным светом.
     - Ты любила считать звезды? - вдруг спросил он.
     - Не знаю. - Она подняла голову к небу. - Кажется, нет. Не пробовала. Он тихо засмеялся.
     - Дело не в количестве, а в том, что это невозможно. Какое это чудо - небо, звезды, бесконечность. Когда я гляжу на тебя, у меня такое же чувство. Это - чудо.
     Внезапно он схватил ее, поднял над землей и порывисто поцеловал - каким-то совсем юношеским неумелым поцелуем.
     - Можешь ты представить себе, что я несу тебя по темной витой лестнице в комнату с огромной кроватью, на которой пухлые подушки и розовые простыни с кружевной оторочкой? Как в книжках.
     - Мне ничего не надо представлять. - Она уткнулась лицом, губами в его шею. Внутри нарастало возбуждение. - Сегодня мне нужен только ты. И ты здесь, со мной.
     - Да, здесь. - Он повернул голову, окинул взглядом темное поле. - Мы здесь, с тобой.
     Каменный круг застыл под луною, словно в ожидании.

Глава 16

     Под мерцающими звездами, под яркой, как свет маяка, луной он нес ее к центру круга.
     Стояла полная тишина, только уханье совы время от времени доносилось до них, почти растворяясь по пути в гробовом безмолвии.
     Он поставил ее на землю, расстелил одно из одеял, бросил на него другое. Потом опустился на колени у ее ног.
     - Что ты делаешь?
     Еще минуту назад она была спокойна и полна решимости, а сейчас - снова вся напряглась.
     - Я снимаю с тебя туфли.
     В самом деле, что может быть проще и натуральней? Но почему в его движениях столько соблазнительного, даже непристойного?
     Он тоже снял обувь, аккуратно поставил возле ее туфель. Когда он приподнимался, его руки скользнули по всему ее телу - от колен до плеч.
     - Ты дрожишь? Тебе холодно?
     - Нет. - Разве может быть холодно, когда внутри такое пламя? - Мерфи, я уже говорила. Я не хочу, чтобы ты думал, что это может значить что-то, кроме того, что значит. Будет нечестно с моей стороны, если...
     С улыбкой он обеими руками обхватил ее лицо, поцеловал в губы.
     - Да, да, я знаю. "У красоты свой смысл существованья". Так написал один поэт.
     Какой странный человек! В одной руке штурвал трактора, грабли, лопата, в другой - стихи. И руки, несмотря ни на что, мягкие, нежные.
     Он гладил ее плечи, спину, волосы. Его губы были терпеливы и в то же время настойчивы. Они требовали от нее все большего. И сами давали большее.
     Она все еще немного дрожала, вжимаясь всем телом в его тело. Легкий вздох - радости, удовольствия - вырвался из ее губ. Он ей ответил тем же.
     Слабый ветер шелестел в траве. Она воспринимала это как музыку, как песню, которую трава переняла у Мерфи и сейчас поет сама.
     Он слегка отстранился, снял с ее плеч куртку, которую накинул на нее перед выходом из дома. И опять его руки нежно гладили все ее тело, щеки, волосы.
     Она полагала, что неплохо знает приемы и средства, к которым прибегают мужчины на пути к взаимному и полному наслаждению, но сейчас происходило что-то новое, необычное. Или ей казалось? Это было какое-то медленное, терпеливое продолжение танца - вальса, которому он недавно учил ее, а ей оставалось, как и тогда, слушаться его, зная, что все у них получится, ведь учитель у нее сам Мерфи.
     Он осторожно расстегнул пуговицы ее блузки, распахнул полы, прижал ладонь к маленькой груди. Там, где сердце.
     Словно ток прошел по ее телу.
     - О, Мерфи!
     - Сколько я мечтал об этой минуте! Твоя кожа, ее запах, вкус... - Он начал снимать с нее блузку. - У меня грубые руки, прости.
     - Нет, совсем нет.
     Как она дрожит, как откидывает назад голову при самом легком прикосновении к ее груди, скрытой пока под кружевным лифчиком. Как готовится уступить, сдаться. От этого, он чувствовал, сходит с ума. Но все откладывал момент - хотя и ощущал его, - когда в его руках окажутся ее маленькие тугие груди.
     Вновь он прижал губы к ее губам, уже откровенно раскрытым, ждущим, как и все ее тело.
     - Я хочу... - бормотала Шаннон. - Хочу тебя больше, чем могла вообразить.
     Не спуская с него глаз, она принялась расстегивать ему рубашку, стащила ее с плеч и с восхищением увидела мускулистое тело, к которому приникла с какой-то почтительной робостью.
     Мерфи расстегнул ей брюки, они заскользили вниз по ее ногам. Поддерживая Шаннон за руку, он помог ей перешагнуть через них.
     Она снова прижалась к нему, но он нежно отстранил ее и покачал головой. Терпение в любви тоже имеет свои пределы.
     - Иди ко мне, - хрипло прошептал Мерфи. - Ложись рядом.
     Он бережно опустил ее на одеяло, впился в губы. Его руки касались всего ее тела с какой-то ужасающей нежностью. Материя, кое-где покрывавшая его, только усиливала желание. Когда же его пальцы и губы проникли под лифчик и коснулись соска, тело ее резко изогнулось.
     - Ради всего на свете... - выдохнула она. - Сейчас! Скорей!
     Словно прикосновение шелковой ткани, его губы ласкали ее грудь. Обеими руками она изо всех сил прижимала его к себе, движения тела становились все яростней и бесстыдней. Она молила его бессвязными словами - бессвязными еще и потому, что его губы, язык, зубы мешали ей говорить.
     Внезапно она почувствовала, что не может больше - дышать, ожидать, жить. Пламя обожгло ее целиком, она боялась, что сгорит, исчезнет, растворится. Со стоном она расцепила руки, сомкнутые у него на спине, и, как бы в поиске опоры, ухватилась за одеяло, за землю.
     Дрожь пронзила ее тело. Дрожь, тре