ди! - вновь окликнула Ева.
     Помощнице пришлось припустить, чтобы догнать начальницу.
     - Возьмите мой самолет! - крикнул им вдогонку Рорк.
     Ева оглянулась. Он стоял в широком проеме дверей огромного зала - высокий, великолепный, - и ей вдруг захотелось быстро вернуться к нему, хоть на миг прикоснуться ртом к этим чудесным губам.
     - Может быть, - пожала она плечами, и они с Пибоди повернули к лифту.

***

     Ева все-таки решила взять самолет Рорка: она в конце концов сжалилась над Пибоди, а кроме того, было сэкономлено время. В отношении погоды оправдались самые худшие ожидания: Мэн встретил их жутким холодом. Естественно, Ева забыла перчатки и, выйдя из самолета на пронизывающий ветер, сунула руки глубже в карманы.
     К ним тут же подошел работник аэропорта в теплой спецодежде и протянул ей автомобильный пульт.
     - Что это? - спросила Ева.
     - Ваш транспорт, лейтенант Даллас. Машина стоит на стоянке - уровень два, место пять.
     - Опять Рорк, - пробормотала Ева и положила пульт замерзшими пальцами в карман.
     - Я провожу вас, - сказал человек в спецодежде.
     - Да, пожалуйста, проводите.
     Они прошли через летное поле и оказались в здании аэровокзала. В секторе для владельцев частных самолетов было тепло и стояла почти благоговейная тишина. Это резко отличало его от многолюдных залов для пассажиров регулярных рейсов, где царила суета, теснились люди, сновали разносчики еды и сувениров.
     Когда они спустились на лифте вниз, Еве показали сверкающего новеньким лаком черного красавца, рядом с которым даже кичливые вседорожные автомобили детективов из других отделов Центрального управления показались бы детскими машинками.
     - Если вы предпочитаете другую модель, то можете выбрать любую из имеющихся машин, - сказал провожатый, заметив ее скептический взгляд.
     - Нет-нет. Все в порядке. Спасибо.
     Когда они остались вдвоем с Пибоди, Ева вскипела:
     - Он должен прекратить это!
     Пибоди с восхищением провела рукой по блестящему крылу и спросила:
     - Но почему?
     - Да потому! - единственное, что смогла выговорить Ева. - Выведи на экран карту и определи, как побыстрее добраться до Моники Роуван.
     Они сели в машину, и Пибоди начала изучать бортовую систему компьютерного обеспечения.
     - Вот это да! Никогда не видела ничего подобного!
     - Когда выйдете из состояния шестнадцатилетней, сержант, все-таки определите этот чертов маршрут!
     - Да тут никогда не станешь старше, - проворчала Пибоди, но приказ выполнила.
     Монитор моментально показал карту лучшего маршрута. Из компьютера послышался мягкий, бархатистый баритон:
     - Не желаете ли получать аудиоподсказки во время этой поездки?
     - Думаю, сами справимся, умник, - огрызнулась Ева, направляя машину к выезду со стоянки.
     Однако компьютерный баритон не унимался:
     - Расстояние поездки составляет шестнадцать с половиной километров. Оценочное время вашего пребывания в пути в это время дня и при установленных ограничениях скорости - двенадцать минут восемь секунд.
     - О, мы можем это побить, - улыбнулась Пибоди, бросив быстрый взгляд на Еву. - Так ведь, лейтенант?
     - Мы здесь не для того, чтобы кого-нибудь "побивать".
     Ева пристойно проехала парковочный гараж, территорию аэропорта и центральные ворота. Перед ними открылось шоссе - длинное, широкое и абсолютно свободное. "Черт побери, я тоже человек!" - подумала Ева и дала по газам.
     - Эй, парень! Я хотела бы такую, - засмеялась Пибоди, глядя, как за окном побежал окружающий пейзаж. - И за сколько продается такая прелесть?
     - Эта модель стоит сто шестьдесят две тысячи долларов, без включения налогов, оплаты услуг и документации, - ответил компьютерный баритон.
     - Мать честная!
     - Все еще чувствуешь себя шестнадцатилетней, Пибоди? - усмехнулась Ева и сделала скорость угрожающей.
     - Да! Я хочу прибавки к жалованью!
     Они миновали гостиничные комплексы на окраине города и пустынные зоны отдыха. Движение постепенно уплотнялось, но оставалось размеренным, и на дороге не было тесно. Ева сразу заскучала по Нью-Йорку с его своенравными улицами, хамоватыми торговцами и толкотней прохожих.
     - И как только люди могут жить в таких местах? - сказала она Пибоди. - Все эти маленькие городки похожи друг на друга как две капли воды.
     - Некоторым нравится одинаковость. Это успокаивает. Между прочим, когда я была маленькой, мы с мамой побывали в Мэне. По-моему, ездили в Маунт-Дезерт-Айленд, национальный парк.
     Ева передернула плечами:
     - В национальных парках полно деревьев, путешественников, и тебе обязательно показывают каких-то загадочных маленьких жучков.
     - Да, а в Нью-Йорке жучков вроде бы нет... - задумчиво сказала Пибоди.
     - Ну, я привыкла каждый день встречать на кухне одного знакомого таракана.
     - Приходите с ним ко мне в гости. У меня они собираются на вечеринки.
     - Идет.
     Ева свернула направо. Улица сузилась, и пришлось постепенно сбавлять ход. Дома здесь были старенькими и теснились грустными компаниями, лужайки хранили печать тихой убогости. Там, где стаял снег, проглядывала безжизненная желтизна зимней травы. Ева остановила машину у щербатого тротуара и заглушила двигатель. Баритон произнес:
     - Поездка подошла к концу. Она заняла девять минут и сорок восемь секунд. Пожалуйста, не забудьте запереть дверь с помощью шифра.
     - Мы добрались словно по воздуху! - в восторге воскликнула Пибоди.
     - Перестань ухмыляться и надень на себя лицо копа. Кажется, Моника выглядывает в окошко.
     Ева прошла по нерасчищенной дорожке к двери дома и постучалась в дверь. Ждать пришлось долго, хотя, как прикинула Ева, от окна до двери было не больше трех шагов. Впрочем, она не рассчитывала на радушный прием - и не встретила его.
     Дверь приоткрылась всего лишь на щелку, в которой показался угрюмый серый глаз.
     - Что вам нужно?
     - Лейтенант Даллас из нью-йоркской полиции. Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов, миссис Роуван. Можно войти?
     - Это не Нью-Йорк, и здесь у вас нет никаких прав и полномочий.
     - У нас к вам всего несколько вопросов, - повторила Ева. - И у нас есть официальное разрешение. Для вас, миссис Роуван, будет проще, если мы сделаем это здесь, чем если вас препроводят для допроса в Нью-Йорк. - Ева извлекла значок и показала его Монике. - Нам не хотелось бы причинять вам неудобства. Мы не отнимем у вас много времени.
     - Не хочу, чтобы у меня в доме околачивалась полиция, - проворчала женщина, но дверь открыла. - Ни к чему здесь не прикасайтесь!
     Ева вошла в крошечную прихожую, которую только в насмешку можно было бы назвать холлом. Ее площадь составляла не более квадратного метра, пол был покрыт поблекшим, нещадно изношенным линолеумом.
     - Вытирайте ноги. Вытирайте свои поганые полицейские ботинки, прежде чем войдете в мой дом!
     Ева послушно отступила и вытерла ноги о коврик. Это дало ей еще минуту, чтобы разглядеть Монику Роуван.
     Фотография в досье вполне соответствовала натуре. Ева видела перед собой женщину с суровым лицом и мрачным взглядом серых глаз. Глаза, кожа и волосы, казалось, имели одинаково блеклый цвет. На Монике был длинный, до пят, фланелевый халат. Хозяйка, видимо, боялась холода: в доме было жарко, и Ева сразу почувствовала себя неуютно в своей куртке и джинсах. Стоило Еве только подумать об этом, как Моника рыкнула:
     - Закройте дверь! Нечего выпускать из дома тепло! Знаете, во сколько обходится отопление в этих краях? Коммунальной компанией заправляют государственные трутни.
     Пибоди тоже вытерла ноги, ступила внутрь и, закрыв за собой дверь, оказалась вплотную прижатой к спине Евы. Моника свирепо смотрела на них, скрестив руки на груди.
     - Теперь спрашивайте, что вы там собирались спросить, и проваливайте!
     С гостеприимством местных янки все было понятно, но Ева решила не обращать на это внимания.
     - Здесь тесновато, миссис Роуван. Может, нам пройти в гостиную и присесть?
     - Только побыстрее. У меня еще есть дела.
     Она повернулась и провела гостей в гостиную игрушечных размеров. Обстановка была довольно убогой, но поражала чистотой. Ева подумала, что если бы сюда случайно залетела какая-нибудь пылинка, она вылетела бы вон с воплем ужаса. Тощий кот неторопливо поднялся с ковра, издал одно скрипучее "мяу" и снова улегся на место.
     - Задавайте ваши вопросы и уходите. Мне нужно закончить работу по дому.
     Пибоди включила запись, Ева повторила обычную преамбулу допроса и спросила:
     - Вы понимаете ваши права и обязанности, миссис Роуван?
     - Я понимаю лишь то, что вы явились в мой дом без приглашения и мешаете мне работать! Мне не нужен никакой слюнявый либеральный адвокат. Они все - государственные марионетки, наживающиеся на честных людях. Давайте к делу.
     - Вы были замужем за Джеймсом Роуваном?
     - До тех пор, пока ФБР не убило его и моих детей.
     - Вы не жили с ним к моменту его смерти?
     - Это еще не говорит о том, что я не была его женой!
     - Согласна, мэм. Не говорит. А можете сказать, почему вы жили отдельно от него и детей?
     - На вопросы, касающиеся моей частной жизни, я отвечать не обязана. - Моника снова сложила на груди руки. - У Джейми голова была занята многими проблемами. Он был большим человеком. Долг любой жены - не мешать мужу реализовывать свои возможности, потребности и желания.
     - А как же ваши дети? Вы не принимали во внимание их потребности и желания?
     - Джейми хотел, чтобы дети были при нем. Он обожал их.
     "Тебя-то он, судя по всему, не слишком обожал", - подумала Ева и вслух спросила:
     - А вы, миссис Роуван, обожали своих детей?
     Ей не следовало задавать такой вопрос, и Ева разозлилась на себя за то, что он сорвался у нее с уст. Моника резко вскинула голову на жилистой шее и разразилась тирадой:
     - Как вы смеете спрашивать меня об этом?! Я вынашивала в себе каждого из них по девять месяцев и рожала в муках и крови! Я выполняла свой долг по отношению к ним - содержала их в чистоте и сытости. Правительство давало мне за это жалкие гроши. Какой-то презренный коп в этой стране имеет больше, чем сидящая с детьми мать! Интересно, кто вставал к ним по ночам, когда они начинали орать? Кто убирал за ними? А ведь нет больших грязнуль, чем дети. Мне приходилось трудиться, стирая руки до костей, чтобы держать дом в чистоте.
     "Хватит о материнской любви", - решила Ева, напомнив себе о том, что это не касается существа вопроса.
     - Вы, очевидно, были осведомлены о деятельности вашего мужа. Что вы можете сказать о его отношении к террористической группе "Аполлон"?
     - Пропаганда и ложь! Ложь ФБР! - Моника только что не сплюнула при этих словах. - Джейми был великим человеком, героем! Если бы он стал тогда президентом, эта страна не была бы сейчас в таком дерьме.
     - Вы работали с ним?
     - Место женщины - поддерживать чистоту в доме, готовить приличную еду и рожать детей. - Она скривила губы в презрительной усмешке. - Вы обе, наверное, хотели бы стать мужчинами. Но я-то знаю, для какой работы господь создал женщину.
     - Муж разговаривал с вами о своей работе?
     - Нет.
     - Вы встречались с кем-либо из людей, связанных с ним по роду его деятельности?
     - Я была его женой. Я обеспечивала чистоту дома, в который приходили те, кто верил в него.
     - Уильям Хенсон верил в него, миссис Роуван?
     - Уильям Хенсон был верным и блестящим человеком.
     - Вы не знаете, где я могла бы найти этого верного и блестящего человека?
     Моника прищурилась, и Еве показалось, что в глубине ее глаз мелькнула усмешка.
     - Псы из ФБР охотились за ним и в конце концов убили - как они убили всех тех, кто был верен.
     - Серьезно? У меня нет данных, подтверждающих его смерть.
     - Заговор. Тайный сговор. Дымовая завеса, - отрывисто, словно рубя что-то на кухне топориком, произнесла Моника; при этом из ее рта вылетали брызги слюны. - Честных людей вытаскивали из домов, бросали за решетку, морили голодом, пытали, казнили...
     - Миссис Роуван, а вас вытаскивали из дома? Бросали за решетку, пыхали?
     Моника пожала плечами:
     - Я была им не нужна.
     - Вы можете назвать мне имена тех, кто верил в вашего мужа и сейчас еще жив?
     - Прошло более тридцати лет. Эти люди приходили и уходили, я никого из них не помню.
     - Может, вы знаете что-то об их женах, детях? Возможно, вы встречались с ними на досуге...
     - У меня был дом, за которым я должна была следить. Я не располагала временем для светского безделья.
     Ева быстро обвела взглядом комнату, но не обнаружила ни одного экрана.
     - Вы следите за новостями, миссис Роуван? В частности, за текущими событиями?
     - Я занимаюсь своими делами, и мне неинтересно, чем занимаются другие люди.
     - В таком случае вы можете не знать, что вчера террористическая группа, именующая себя "Кассандрой", устроила взрыв в отеле "Плаза" в Нью-Йорке. Погибли сотни людей. В их числе женщины и дети.
     В ее серых глазах что-то дрогнуло, но взгляд тут же стал прежним. Тем же тоном Моника ответила:
     - Им следовало находиться у себя дома.
     - И вам абсолютно безразлично, что группа террористов убивает ни в чем не повинных людей, и что эта группа имеет отношение к вашему покойному мужу?
     - Неповинных нет! - отрезала Моника.
     - И даже вы не относитесь к невинным, миссис Роуван? - Не дожидаясь ответа, Ева сразу задала другой вопрос:
     - Связывался ли с вами кто-нибудь из "Кассандры"?
     - Я живу сама по себе. Ничего не знаю про взрыв в вашем отеле. Но если вы спрашиваете, я отвечу, что стране станет лучше, если весь этот город к дьяволу взлетит на воздух! А теперь убирайтесь из моего дома, иначе я вызову моего общественного представителя!
     Ева решила добавить к общей картине еще один штрих:
     - Последний вопрос, миссис Роуван. Насколько я знаю, ваш муж и его группа никогда не требовали денег. Что бы они ни делали, они делали это по идейным соображениям. А "Кассандра" держит целый город в заложниках из-за денег. Одобрил бы это Джеймс Роуван?
     - Я ничего не знаю об этом. Я просила вас покинуть мой дом.
     Ева достала из кармана визитную карточку и приставила ее к одной из улыбающихся статуэток на столе.
     - Если вы что-то вспомните и решите связаться со мной, я буду вам очень признательна. Спасибо за потраченное на нас время.
     Ева и Пибоди направились к выходу, сопровождаемые стуком каблуков Моники. На улице Ева с наслаждением вдохнула свежего воздуха.
     - Поехали обратно, Пибоди, в этот город, который купается в дерьме.
     Пибоди передернула плечами:
     - Я бы предпочла, чтобы меня вырастили бешеные волки, нежели такая баба.
     Ева оглянулась и увидела тусклый серый глаз, подсматривающий сквозь щелку в занавесках.
     - А где разница?

***

     Моника дождалась, когда уехала машина, затем подошла к столу и взяла оставленную карточку. "Может быть, с "жучком?" - подумала она. Джейми в свое время хорошо ее научил. Моника поспешила на кухню, бросила карточку в утилизатор и включила его. Удовлетворенная результатом, она подошла к настенному телефону. "Сюда они тоже могли поставить "жучок". Все может быть. Поганые копы!" Оттопырив губы, Моника достала из ящика приборчик для защиты от прослушивания и приставила его к аппарату.
     Она выполнила свой долг - и выполнила безукоризненно. Давно настала пора компенсации. Моника набрала номер. Услышав ответ, она сказала:
     - Я требую свою долю. Только что здесь была полиция и задавала мне вопросы. Я ничего не сказала им, но в следующий раз могу сказать. Могу кое-что поведать лейтенанту Даллас из Управления полиции Нью-Йорка, из-за чего она навострит ушки.
     Одновременно вытирая рваной дезинфицирующей салфеткой бледное пятнышко на счетчике, она повторила:
     - Я требую свою долю, "Кассандра". Я ее заработала.

ГЛАВА 15

     "Дорогой товарищ!
     Мы "Кассандра", хранители верности.
     Время дорого, и потому в данном обращении мы вынуждены ограничиться одним поручением. Направляем данные, которые понадобятся тебе для проведения давно просроченной казни. Желательно сделать это в ближайшие дни. Мы хотели осуществить все сами в подходящий момент, но обстоятельства складываются таким образом, что приговор нужно привести в исполнение безотлагательно.
     Вспомни о нас на сегодняшнем собрании.
     "Кассандра".

     Зак не выходил из квартиры весь вечер. Он боялся, что если выбежит на улицу за едой, в это время может позвонить Кларисса. Зак ругал себя за то, что не дал ей номера своего сотового.
     Тем временем он занимал себя делом - в квартире было множество мелких поломок, которые игнорировала его сестра. Он прочистил сток в ванной, отремонтировал оконные створки, чтобы они лучше закрывались, повозился с регулятором температуры воды на кухне и взял себе на заметку, что нужно до отъезда в Аризону подновить освещение в квартире. Если будет время. Если им с Клариссой не придется в тот же вечер уезжать на Запад...
     Почему она не звонила?
     Когда Зак поймал себя на том, что уставился на телефон, он пошел на кухню и сосредоточился на утилизаторе. Он разобрал машинку, почистил ее и собрал, пытаясь представить, как все будет происходить, когда он приедет с Клариссой домой.
     Не было сомнений в том, что его семья примет ее. В догматы квакеров не входило давать убежище любому нуждающемуся без расспросов или условий, но Зак хорошо знал тех, кто его вырастил. Они были открытыми и щедрыми людьми.
     Единственное, что беспокоило его, это острый глаз матери. Она видела сына насквозь и распознала бы его чувства, как бы он ни пытался их скрыть. Зак знал, что она не одобрит его романтическую связь с Клариссой. Ему даже казалось, что он слышит мамин голос, словно она находилась в одной комнате с ним:
     "Ей нужно исцеление, Зак. Ей требуется время и незанятое пространство вокруг, чтобы разобраться с тем, что происходит внутри ее. Отойди в сторону и будь ей другом. Ты не имеешь права на большее. И она тоже".
     Зак понимал, что его мать была бы права, если бы сказала так. Но он понимал так же хорошо, что слишком глубоко любит Клариссу, чтобы отказаться от нее. Единственное, что Зак твердо мог себе обещать, это то, что он будет относиться к Клариссе бережно и мягко - так, как к ней следовало относиться. Он уговорит ее пройти лечение, которое поможет ей вновь обрести чувство собственного достоинства. Он представит ее своей семье, чтобы Кларисса увидела, что означает семья.
     Он будет терпелив.
     А когда она вновь обретет покой, он займется с ней любовью - настолько осторожно и нежно, что она поймет прелесть отношений между мужчиной и женщиной, забудет боль и страх.
     Зак знал, что страх наполняет ее. Следы ударов на теле заживут, но душевные раны могут долго саднить. Ему хотелось, чтобы уже только за это поплатился Брэнсон. Зак стыдился того, что жаждет возмездия, - эта жажда противоречила всему, к чему он пришел в своей вере. Но хотя он старался думать только о Клариссе, о том, как она расцветет вдали от этого города, словно цветок в пустыне, все же его кровь взывала к правосудию.
     Ему хотелось видеть Брэнсона за решеткой - одинокого, испуганного, молящего о пощаде, как молила Кларисса.
     Зак говорил себе, что желать этого бессмысленно: ведь дальнейшая жизнь Брэнсона ничего не будет значить для счастья и восстановления Клариссы, если она будет вдали от него. Но его квакерская убежденность в том, что нельзя вмешиваться в решение чужой судьбы, в то, как другой человек шел к своему предопределению, подвергалась суровому испытанию. Как ни убеждал себя Зак, что упорство человека в осуждении и наказании себе подобных лишь препятствует их переходу на более высокий уровень сознания, он знал, что уже осудил Б. Дональда Брэнсона и хотел его наказания. Зак пытался запрятать, убить, стереть в себе эту часть сознания, но всякий раз при взгляде на телефон в ожидании звонка Клариссы он непроизвольно сжимал паль