е густым бурым мехом. Как успел
узнать  Кьюнайн,   людям  эти  существа  казались  плюшевыми  игрушками.
Некоторым из них было трудно воспринимать дроллов на полном серьезе, что
являлось  грубой,   непростительной  ошибкой.   В   действительности  же
обитатели планеты Дролл были здравомыслящими, толковыми, уравновешенными
существами.  Если  Эбрихима  можно  было  счесть,  с  точки  зрения  его
соплеменников, несколько легкомысленным, то уж его тетушка была одним из
самых  серьезных и  умных  существ,  каких  только приходилось встречать
дройду.
 Несомненно,  всем  участникам  партии  последнее  довольно  тревожное
открытие Анакина попортит немало крови и заставит поломать голову.  Ведь
задача группы - понять, как работает система управления репульсором. Как
представлялось Кьюнайну,  на  плечи дроллов ложилась самая тяжелая часть
работы.
 Разумеется, кроме ожидания. Поскольку ждать приходилось всем.
 - Ну,  что же ты,  Кьюнайн?  - проговорил Анакин. - Чего ты встал как
вкопанный? Шевели протезами!
 Очередная загадка  детской  психологии.  Сами  они  могут  копаться и
медлить,  сколько заодно,  когда их  ждут,  когда же этим "цветам жизни"
приходится ждать, хоть малость, то их любая скорость не устраивает.
 - Иду, Анакин. Одна нога здесь, другая - там! - отозвался дройд.

 Поставив наземь ящик,  который он  извлек из  недр  "Сокола",  Джесин
поднял  голову  вверх  и  увидел  Кьюнайна и  Анакина,  возвращавшихся в
лагерь.
 - Наконец-то.  Появились - не запылились, - проговорил подросток. - А
я-то уж думал: они никогда не придут. Теперь мы можем садиться за стол.
 - Вот еще,  - заворчала Джайна. - Пусть бы оба еще немножко погуляли.
- Поставив ящик,  девочка помахала рукой младшему брату, Тот ответил тем
же.
 - Ну,  что  же  ты?  -  обратился к  сестре Джесин.  -  Эти  пайки из
неприкосновенного запаса не такие уж и плохие.
 - Да  не  такие уж  и  хорошие.  Особенно,  когда приходится есть  их
миллион раз подряд.  А  называются они неприкосновенными -  эти запасы -
потому,  что к ним ни в коем случае нельзя прикасаться. Прикоснись к ним
- и ты покойник.
 - Ха-ха.  До чего остроумно.  Эту шутку я  слышу от тебя тоже миллион
раз. А мне она и в первый-то раз не очень понравилась.
 - Что поделаешь?  -  согласилась Джайна с  критикой брата.  -  Ничего
нового тут никак не придумывается, ну хоть тресни.
 - Что правда, то правда, - заметил Джесин. - Все одно и то же, ничего
новенького.
 Можно было бы  сходить на корабль и  посмотреть на судовой хронометр.
Если бы  не это и  не настойчивое требование Чубакки есть и  спать через
определенные промежутки времени,  ты  ни  за  что бы  не узнал,  сколько
времени они тут торчат. Свет в камере неизменно яркий - льется откуда-то
сверху.  В огромной этой пещере царит тишина. Слышны лишь их собственные
шаги и разговор.  Но стоит издать хоть один звук,  как неизвестно откуда
слышится множество слабых  и  далеких эхо.  Словно  осенние листья,  они
падают вниз,  и  шорох их  слышится еще  долго.  Один  звук  сливается с
другими:   смех  Анакина  смешивается  с  ворчаньем  Чубакки,  жужжанием
какого-нибудь механизма,  стуком складного стула, ударившегося о стол, и
негромкими серьезными голосами обоих дроллов,  что-то  обсуждающих между
собой.
 Когда же  в  лагере кипит работа и  все заняты своим делом,  то  весь
объем  огромной полости  наполняется негромкими,  отражающимися от  стен
звуками,  и  камера репульсора кажется уже не такой мрачной и пустынной.
Но  стоит всем  замолчать и  перестать двигаться,  как  снова воцаряетс
тишина, которая звучит гораздо громче любого грохота: настолько странным
кажется это  место,  настолько древними кажутся эти  сверкающие чистотой
серебристые стены,  настолько  чужим  и  исполненным неведомой  энергией
кажется все это исполинское сооружение.
 Труднее всего приходится ночью -  вернее,  в  тот промежуток времени,
который они  считают ночью.  На  ослепительной поверхности стен все  еще
отражается яркий,  немеркнущий свет,  а всем,  кто тут находится,  нужно
ложиться на боковую.  Дети забираются в  свои спальники в тени "Сокола",
Чубакка  устраивается на  своей  койке  на  борту  корабля,  оба  дролла
размещаются на откидывающихся сиденьях в ховере тетушки Марчи, а Кьюнайн
располагается на  стенде для  подзарядки своих  батарей.  Становится так
тихо,   что  малейший  звук,   отражаясь  от  стен  и  сводов,  слышитс
нескончаемо долго. Кашель, шорох, храп Эбрихима, детское всхлипывание во
сне  -  все  эти звуки словно уносятся куда-то  в  поднебесье,  а  затем
медленно опускаются вниз.
 "Едва  ли  это  самый  лучший образ жизни",  -  мелькнуло в  голове у
Джесина.  Да и жизнь ли это?  Скорее -  ожидание чего-то.  Все обитатели
этой пещеры -  даже Анакин - похоже на то, знают, что вечно - даже очень
долго -  так продолжаться не может.  Где-то там, во внешнем мире, бушует
война. Рано или поздно одна из сторон отыщет эту камеру, и тогда...
 Что будет тогда, трудно себе даже представить.

 - Веди себя прилично,  Анакин, - одернула мальчика герцогиня Марча. -
И перестань колотить по ножке стола. Ты производишь столько шума, а эхо,
раздающееся вокруг,  способно свести  меня  с  ума.  -  Покачав головой,
пожилая дама взглянула на своего племянника Эбрихима.  -  Признаюсь тебе
честно,  племяш. Никак не могу понять этих человеческих детенышей. Какую
пользу извлекает Анакин из  того,  что он сидит,  ссутулясь,  как старый
гриб, и барабанит ногами?
 - Мне  давно уже  не  приходилось общаться с  ними,  дорогая тетушка,
чтобы дать вам исчерпывающий, научно обоснованный ответ. Однако отважусь
заметить,  что даже их  родители порой не  понимают цель поступков своих
чад.  Причем  несмотря на  то  обстоятельство,  что  упомянутые родители
некогда сами были детьми, - отозвался ученый-дролл.
 - Признаться,  меня это не очень удивляет. Полагаю, что и наши малыши
могут доставить немало хлопот,  но  должна заметить,  что не  помню теб
таким же дурно воспитанным, как Анакин.
 - Не  смейте  так  разговаривать при  нас!  -  возмущенно  воскликнул
Соло-младший.  Эти дроллы хуже взрослых людей.  Им  только бы  цыкать на
малышню. - Я просто думал о своем.
 - О чем это о своем? - поинтересовалась Джайна.
 Ну все на него бочку катят, даже собственная сестра - и та туда же!
 - О своем, и все тут! - нахмурился Анакин.
 - В том, что ты думал, нет ничего плохого, - назидательно проговорила
тетушка Марча.  -  Я  уверена,  что мир стал бы  лучше,  если бы  мы все
занимались тем же,  что и ты.  Но если бы ты смог думать и не шуметь, ты
сделал бы нам большое одолжение. Договорились?
 - Договорились,  -  отозвался мальчуган, все еще не сменивший гнев на
милость.  Но  он  понимал,  что  ему повезло:  к  нему перестали лезть с
расспросами -  где  был  да  зачем.  Если его станут расспрашивать и  он
скажет правду, то ему придется рассказать все. А если соврать и Джесин с
Джайной уличат его  во  лжи,  то  будет  и  того  хуже.  Иногда братец и
сестрица ничуть не отличаются от взрослых!
 Если  бы  он  рассказал,  что  думал о  том  самом пульте управления,
покопаться в  котором не  позволил ему Кьюнайн,  то-то было бы шуму.  Он
знал,  что с этим пультом можно чего-то добиться. Добиться чего-то очень
важного.  Чего именно,  он  пока не  знает.  Но  это будет иметь большое
значение -  для всех для них.  Он это чувствует.  Ему казалось, что этот
пульт зовет его,  просит,  чтобы он к  нему вернулся и  освободил его от
злых чар,  расколдовал машины. Тогда они смогут выполнить ту работу, дл
которой они и предназначены.
 Но  теперь все  это  не  имеет никакого значения.  Ведь никто его  не
просил  об  этом.  А  думать  он  может  обо  всем,  о  чем  ему  только
заблагорассудится.

 - Ну,  что же вы,  милая тетушка?  - обратился Эбрихим к герцогине. -
Уже поздно.  Все спят,  кроме нас. Мы и так многого добились, на сегодн
хватит.  - Оба дролла, устроившись в ховере, проверяли записи, сделанные
в  течение дня.  Эбрихим был прав.  Больше у них не осталось сил,  чтобы
продолжать работать.
 - Хотя мы и добились чего-то,  но это лишь самое начало,  - возразила
герцогиня Марча.  -  Теперь мы имеем какое-то представление о  том,  как
расположена клавиатура,  что обозначают надписи и  цвета кнопок.  Но как
нам научиться управлять этой установкой,  как надежно выключать ее - эту
огромную машину, которая работает, самое малое, несколько десятков тысяч
лет? Возможно, и больше? Мы не знаем, каким образом получает энергию вс
эта  система.  Предположим,  что  мы  научились,  как отключать источник
питания.  Куда же тогда будет направлена эта энергия,  если она не будет
поступать   сюда?   Если   сюда   направляется  энергия   геологического
происхождения,  как я  подозреваю,  то не вызовем ли мы широкомасштабные
сейсмические явления?  Мне представляется,  что данная камера - это лишь
часть какой-то большой системы.  Подозреваю,  что это всего только сопло
энергетической установки,  представляющей собой как  бы  единое целое со
здешним миром. Мы имеем дело с механизмом, способным перемещать планету.
Механизм этот  такой  мощности,  что  может  и  разрушить планету,  если
использовать его не по назначению.  Я  даже не представляю себе,  как мы
когда-либо сумеем узнать все, что нам следует знать.
 Не удержавшись от улыбки, Эбрихим ответил:
 - Конечно же,  мы  ничего не  узнаем,  если не попросим Анакина найти
основной пульт управления этим механизмом и  не  поручим ему разобратьс
во всей этой механике.
 - Разве  можно говорить такие вещи,  племяш?  -  воскликнула,  широко
раскрыв в ужасе глаза,  тетушка Марча.  -  Даже в шутку.  Подобные шутки
подчас становятся явью.

 Анакин очнулся так  внезапно,  что  даже вздрогнул от  неожиданности.
Открыв глаза, он лежал, разглядывая днище космического корабля. Привстал
в  постели и оглянулся.  Джайна и Джесин крепко спали.  У Чубакки всегда
был  такой глубокий сон,  что  Анакин даже не  стал о  нем беспокоиться.
Эбрихим и  Марча забрались в  ховер.  Мальчуган посмотрел в  их сторону.
Освещение аппарата было выключено, окна закрыты шторами, люк задвинут.
 Оставалось усыпить бдительность Кьюнайна. Как правило, дройд по ночам
подключался  к  портативной  зарядной  установке,  располагавшейся между
ховером и  "Соколом",  и  стоял спиной к космоплану.  Анакину было также
известно, что громада "Сокола" экранирует почти все сенсорные устройства
дройда. Если ему удастся расположиться так, что корабль будет находитьс
между  ним  и  Кьюнайном,  то  незаметно исчезнуть не  составит никакого
труда.
 Стараясь не  производить никакого шума,  он  скинул с  себя одеяло и,
перевернувшись,  опустился на ладони и коленки.  Ползком выбрался из-под
"Сокола" и очутился в репульсорной камере, залитой ярким светом.
 Жмурясь,  поднялся на  ноги.  Какое это забавное ощущение -  крастьс
среди ночи, ясной, как день. Впрочем, о таких пустяках думать некогда. А
то еще кто-нибудь проснется и заметит его исчезновение.
 Босиком,  в  одном лишь  нижнем белье,  Анакин сразу же  направился к
коридору, шедшему по периметру основания конусообразной камеры. Время от
времени Анакин оглядывался через плечо с  целью убедиться,  что  "Сокол"
по-прежнему находится между ним и Кьюнайном.
 Добравшись до кольцевого коридора, Анакин уверенно шагнул в ближайший
портал. Коридор, до которого ему было необходимо добраться, находился на
противоположней стороне камеры, но это его не заботило. Возможно, кто-то
другой  и  заблудился бы  в  лабиринте боковых коридоров,  но  только не
Анакин. Он чутьем угадывал, куда ему нужно идти.
 Безошибочно  отыскивая  дорогу,  он  шел  запутанными  проходами,  не
колеблясь  поворачивая  на  перекрестках  в   нужную  ему  сторону.   Он
чувствовал,  как приближается к  нему пульт управления.  Вот он,  совсем
рядом.
 Вот и панель -  такая же, какой он ее оставил. Крышка открыта, кнопки
ждут, когда к ним прикоснутся его пальцы. С минуту мальчуган разглядывал
клавиатуру,  затем  протянул руку  ладонью  вниз  и  в  таком  положении
задержал ее. Закрыв глаза, стал мысленно ощупывать внутреннее устройство
панели -  со  всеми  ее  цепями,  логическими контурами,  потенциалами и
предохранителями,  вмонтированными  в  нее.  Система  эта  находилась  в
состоянии сна  в  течение долгого -  очень долгого времени.  Она  ждала,
когда появится кто-нибудь, кто сумеет пробудить ее к жизни.
 И  вот настала пора.  Он  знает -  знает совершенно определенно,  как
нужно заставить ее  работать.  Никакой Кьюнайн не будет его подначивать,
не станет напоминать о разных ловушках и прочих пустяках.  Он знает.  Он
твердо уверен.
 Протянув руку,  Анакин Соло нажал на среднюю кнопку панели из пяти на
пять кнопок.  Зеленая кнопка превратилась в красную.  Отлично.  Подождав
несколько секунд,  он растопырил пальцы и одновременно утопил все четыре
угловые кнопки.  Они загорелись -  но  не  красным,  а  оранжевым огнем.
Мальчуган  нахмурился.   Он  ожидал  не  совсем  такого  результата,  но
расстраиваться не стал.  Поедем дальше.  Начав сверху, он стал двигатьс
по  часовой стрелке и  стал нажимать на  среднюю кнопку каждого внешнего
ряда по очереди. На этот раз кнопки загорелись алым. Так-то лучше. Снова
послышался звон, но теперь он повторялся вновь и вновь.
 Еще раз закрыв глаза,  Анакин протянул руку к панели с кнопками.  Ну,
конечно.  Именно так. Начав с правой нижней кнопки и двигаясь по часовой
стрелке,  он стал поочередно утапливать угловые кнопки.  При этом вместо
оранжевого появлялся нужный красный свет. Мгновение помедлив, он нажал и
на последнюю кнопку.  Правильно ли он поступает? Ох, и влетит ему за его
художества -  как  пить дать,  влетит.  А  стоит ли  ему  стараться,  не
напрасны ли будут его хлопоты?
 Ну, уж нет. Назад он не повернет.
 Мальчуган нажал на последнюю оранжевую кнопку. Она окрасилась алым, и
звон  тотчас же  усилился,  тональность его  повысилась.  Сзади  Анакина
послышался низкий гул, и он оглянулся.
 Участок пола  начал  двигаться в  сторону.  На  долю  секунды мальчик
засомневался:  уже не ловушка ли это? Но следом за этим из-под пола стал
медленно подниматься непривычной формы пост управления. Пост этот был из
такого же серебристого металла,  что и стены камеры,  и снабжен сиденьем
еще более непривычного вида,  словно бы предназначенным не для человека,
а существа с иной анатомией.
 Подпрыгивая на  одном месте от  восторга,  забыв обо  всех сомнениях,
Анакин уселся в  необычное крохотное кресло и  даже не заметил,  что оно
приноравливается к  нему,  приподнимая юного оператора и  подвигая его к
приборам управления,  что  позволило бы  ему  без  труда  манипулировать
рычагами и  клавишами.  Анакин целую  минуту разглядывал приборы,  затем
вытянул вперед руки, расставил пальцы. Закрыл после этого глаза и тотчас
погрузился  в  сложный,   великолепный  мир  переключателей,   контуров,
соединений,  который скрывался под ручками, рычагами, наборными дисками,
усеявшими пульт. Показатели мощности, емкость конденсаторов, регулировки
верньеров,    подсистемы   наведения,    предохранительные   устройства,
ограничения  защиты,   регулировка  тягового  импульса.  Что  они  собой
представляют,   для   чего  предназначены,   как  они  все  работают  по
отдельности и  вместе -  все  это  поступало в  его сознание.  Казалось,
древние механизмы разговаривают с ним, рассказывают свои истории.
 Он знал о них все. Теперь он знал о них всю их подноготную.
 Мальчуган  положил  руки  на  пульт  управления и  почувствовал,  как
поступает  к  нему  информация.   Пробудить  механизм.   Надо  пробудить
механизм.  Вся эта система слишком долгое время была погружена в спячку.
Она  сама  хотела очнуться,  возродиться,  чтобы  выполнять работу,  дл
которой  была  предназначена.  Он  двигался  словно  во  сне,  повинуясь
приказам Силы,  которая сообщала ему,  что он  способен сделать то-то  и
то-то. Анакин понимал, что в душе у него живет желание заставить систему
начать действовать, что машина без человека мертва. И все же у него было
такое  ощущение,   будто  это  машина  подсказывает  ему,   что  следует
предпринять. Машина, а не собственное его чутье и способности. Потяни на
себя тот длинный рычаг, чтобы включить стартовое устройство. Поверни тот
диск  и  подсоедини к  машине систему передачи лучистой энергии.  Набери
серию  команд  с  помощью  клавиатуры из  пяти  кнопок  на  пять,  чтобы
отключить  отсекатели.  Где-то  в  глубине  почва  содрогнулась,  возник
низкий,  мощный гул,  который начал  усиливаться.  Звон  слышен был  все
громче, удары колокола становились все более частыми.
 На  совершенно ровном участке панели вдруг  возник светящийся нарост.
Нарост стал расти и  превратился в  рычаг,  похожий на  ручку управлени
космическим аппаратом. Анакин машинально ухватился за нее пальцами левой
руки,  не  замечая,  что  рычаг  стал  изменять  свои  очертания,  чтобы
соответствовать анатомическому строению  руки  мальчика.  Над  рукояткой
прямо  в  воздухе  повис  голографический дисплей,  представлявший собой
полый куб,  состоящий из сетки кубов меньшего размера -  по пять во всех
трех измерениях. Все малые кубы были прозрачными. Однако Анакин заметил,
что один из них,  находившийся в  дальнем левом углу внизу,  окрасился в
зеленый цвет.
 Мальчуган медленно,  осторожно потянул рукоятку на себя.  Зеленый куб
стал  алым,  а  три  прозрачных  кубика,  с  которыми  он  соседствовал,
загорелись зеленым огнем.  Кубик на  углу стал оранжевым,  второй ряд  -
зеленым,  а новый ряд кубиков стал красным. Цвета перемещались от одного
кубика к другим,  пока весь полый куб из зеленого не превратился в алый,
а затем -  в огненный, ярко-оранжевый. Снова задрожала почва, мощный гул
стал еще более мощным, грозным, внушительным. Казалось, гигантская масса
энергии только и ждет, чтобы вырваться на свободу.
 Анакин выпустил из  рук  рычаг.  В  этот  момент звон прекратился.  В
камере,  где находился пульт управления, неожиданно установилась тишина:
мощный гул стих,  превратившись в  звук столь низкой частоты,  что он не
воспринимался человеческим ухом.
 Рычаг  начал  уменьшаться  в  размерах  и  затем  исчез  под  гладкой
поверхностью панели.  А вместо него в центральной части панели появилась
новая кнопка.  Вот  уже  это  не  кнопка,  а  диск диаметрам около шести
сантиметров и  сантиметр высотой.  На  глазах  у  мальчика кнопка  стала
изменять  свой  цвет.  Серебристый уступил  место  зеленому,  зеленый  -
пурпурному,  пурпурный -  оранжевому, однотонный оранжевый превратился в
пульсирующий оттенок расплавленного железа и  затем -  в тусклый красный
цвет солнечного заката.
 В   камере   царила  тишина.   Разинув  рот,   Анакин  смотрел,   как
зачарованный,  на  оставшуюся кнопку,  На  его одежде,  лице,  в  глазах
вспыхивали и гасли отблески пульсирующего оранжевого света.
 Кнопка. Она притягивала его к себе, звала. Возможно, дело было и не в
кнопке,  а  в нем самом,  в его неистребимом стремлении заставить машины
работать, что-то делать - стремлении, вырывавшемся из глубины его души.
 Возможно. Впрочем, какое это имеет значение.
 Он протянул левую руку к кнопке. Задержал ее з воздухе.
 Затем утопил кнопку.

 Из вершины центрального конуса вылетали молнии,  ударявшие поочередно
в каждый из конусов поменьше,  осыпая их искрами и снопами пламени.  Вс
огромная  пещера  наполнилась оглушительным грохотом,  гулом  и  треском
почвы, рвущейся на части. Ослепительный свет, заливший камеру, отразилс
от ослепительной ее серебристой поверхности.
 В  ответ  из  вершин малых конусов ввысь устремились молнии,  которые
рассыпались яркими  брызгами,  вонзившись в  вершину большого конуса.  И
тотчас огонь и  искры погасли,  словно их  и  не  было.  От  стен камеры
отражались раскаты  грома,  похожие на  воинственные клики  разгневанных
древних богов.
 И основание,  и стены пещеры ходили ходуном от ударов грома.  "Сокол"
раскачивался из стороны в сторону, и Чубакку,