том, что единственное, что им остается, - это религиозное служение.
   "Грустная это жизнь, дорогая  сестра,  когда  человек  обязан  каяться  в
грехе, который он не совершал, как раз в то время, когда у  него  появляется
желание совершить его.
   И счастлива женщина, которая знает, как осмотрительно вести  себя  и  при
этом не сдерживать своих желаний! Ибо чрезмерность в любовных делах приводит
к скандалам, но черствеет женская душа  без  любви.  Не  отвергайте  слишком
сурово искушения, которые в этой стране предстают перед девицами, с  большей
скромностью, чем  надо.  Поддавайтесь  сладостям  искушения,  а  не  диктату
гордости".
   Луиза  прочла  этот  совет  с  обычной  своей  детской  улыбкой,   и   ее
проницательный ум заработал быстрее. Она уступит в подходящий момент - в тот
момент, который будет наиболее выгоден ей и Франции.

***

   Герцог Монмут, получивший выговор от короля за  свое  участие  в  деле  с
Ковентри, был готов обидеться.
   - Но, отец, - говорил он. - Я старался защитить  вашу  честь.  Должен  ли
поданный держаться в стороне,  когда  достоинство  его  короля  подвергается
оскорблениям?
   -  В  мою  честь  так  часто  старались  попасть,   что   она   покрылась
непроницаемым панцирем, сын мой. Прошу  вас  на  будущее,  предоставьте  мне
самому защищать ее.
   - Не могу видеть, как пачкают ваше королевское достоинство.
   - Ох, Джемми, оно уже так измазано, что еще какая-то малость грязи  будет
едва ли заметна.
   - Но чтобы эти мужланы смели осуждать вас...
   - Ковентри не мужлан. Он - дворянин. Монмут рассмеялся.
   - Он до конца своих дней будет носить на лице напоминание о том, что  ему
следует исправлять его манеры.
   - Нет, это напоминание о том, что нам следует исправлять наши, - серьезно
сказал король. - Но прекратите эти дикие выходки, Джемми. Я их  не  одобряю.
Теперь поговорим о другом. Как вам нравится возможность отправиться со  мной
в Ньюмаркет? Мы оба примем участие в гонках и посмотрим, кто победит.
   На лице Монмута мрачная улыбка сменилась на довольную. Он был  совершенно
очарователен, когда улыбался. Он так живо напоминал о красоте своей  матери,
что Карлу казалось, будто он снова молод.
   Джемми очень хотелось отправиться в Ньюмаркет. Не то чтобы его привлекали
бега или общество отца, нет. Просто Джемми придавал большое  значение  тому,
что его будут видеть рядом с отцом. Ему нравилось  видеть  многозначительные
обмены взглядами среди придворных, слышать, как кричат люди: "Смотрите,  вон
герцог Монмутский, внебрачный сын короля! Говорят, его величество так  любит
юношу, - а кто в этом усомнится, видя их вот так рядом? -  что  сделает  его
своим  законным  наследником".  Джемми  воображал,  что  многие  люди  будут
довольны, если это случится. А почему бы и нет? Разве он не похож во всем на
принца? И разве он не протестант? И разве не растут с каждым  днем  слухи  о
переходе брата короля в католическую веру? Монмут с друзьями  позаботится  о
том, чтобы этих слухи не прекращались.
   Обдумывая поездку в  Ньюмаркет,  он  пребывал  в  прекрасном  настроении.
Король души в нем не чает. Что бы он ни делал, Карл продолжал благоволить  к
нему. Все знают об этом. Все больше и больше людей будет становиться на  его
сторону. Они будут говорить, что у него есть естественные права на трон. Все
еще раз убедятся, что, несмотря на неприятность с сэром Джоном Ковентри,  он
не утратил и доли благоволения со стороны короля.
   Он обратился к Албемэрлю и Сомерсету.
   - Давайте пойдем в  город,  -  сказал  он.  -  У  меня  возникло  желание
поразвлечься.
   Албемэрль был рад присоединиться к другу. Его,  как  и  других,  удивляло
доброе отношение короля к Монмуту. Неприятность с сэром Джоном Ковентри была
довольно серьезной, и все же король постарался замять ее из-за замешанных  в
ней людей. Албемэрль  уверовал,  что  дружба  с  таким  влиятельным  молодым
человеком  может  быть  ему  очень  полезной.  Сомерсет   разделял   взгляды
Албемэрля.
   Было забавно бродить по городу в сумерках и искать  приключений.  Что  за
веселье было встретить какого-нибудь важничающего горожанина, которого несли
в портшезе, и, внезапно перевернув кресло, вывалять  его  в  уличной  грязи!
Иногда поздно вечером можно было встретить на улице  юную  девушку,  а  если
юная девушка гуляет поздно вечером, то чего же она еще ждет, как не внимания
таких юношей, как Монмут с друзьями?
   Они добрались до одной из таверн  при  гостинице  и  заказали  ужин.  Они
сидели и пили, разглядывая  проходящих  молодых  миловидных  женщин.  Хозяин
гостиницы заранее принял меры в этом отношении, заперев  жену  и  дочерей  в
дальней комнате и горячо надеясь, что распутный герцог ничего  не  прослышал
об их красоте.
   Монмут и на самом деле еще не прослышал об этом,  поэтому  удовлетворялся
предложенным хозяином вином; когда они  выбрались  на  улицу,  то  были  так
пьяны, что шатались из стороны в сторону, и  приходилось  придерживаться  за
стены домов, чтобы не упасть.
   Они были именно в таком состоянии, когда  увидели  приближающихся  к  ним
пожилого мужчину с девочкой.
   - Ну, - воскликнул Монмут пьяным голосом, - вот и развлечение.
   Девочка была почти ребенком и, когда трое  пьяных  мужчин  преградили  им
путь, она в страхе прижалась к своему деду.
   - Подойди, моя славная, - икая, говорил Монмут. - Ты почти  ребенок,  но,
клянусь,  тебе  пришло  время  расстаться  с  детством.  Если  ты   еще   не
рассталась...
   Старик, определив по изящной одежде и  манере  говорить,  что  перед  ним
придворные, испуганно выкрикнул:
   - Добрые господа, позвольте мне и внучке пройти.  Мы  бедные  и  скромные
люди.., моей внучке всего лишь десять лет.
   - Достаточно взрослая! - воскликнул Монмут и схватил ребенка.
   Ее вопли заполнили улицу, послышался голос:
   - Что там такое? Кто зовет?
   - На помощь! - пронзительно кричала девочка. - Грабят! Убивают!
   - Держитесь! Держитесь там, иду! - ответил голос.
   Три герцога повернулись на  голос  и  посмотрели  в  ту  сторону.  К  ним
подходил старый городской сторож, высоко подняв фонарь. Он был так стар, что
едва ковылял.
   - Вот подходит доблестный рыцарь! - рассмеялся  Монмут.  -  Признаюсь,  я
весь дрожу от страха.
   Девочка схватила деда за руку, и они заторопились прочь.  Пьяные  герцоги
не заметили, что они ушли, так как все их внимание сосредоточилось теперь на
городском стражнике.
   - Милорд, - сказал сторож, - я обязываю вас вести себя спокойно.
   - По какому праву? - спросил Монмут.
   - Именем короля.
   Это показалось Монмуту забавным.
   - А знаете ли вы, приятель, с кем говорите?
   - С  благородным  лордом.  С  воспитанным  дворянином.  Прошу  вас,  сэр,
спокойно отправляйтесь к себе домой и отдыхайте,  пока  не  протрезвеете  от
выпивки.
   - А знаете ли, - сказал Монмут, - что я сын короля?
   - Тем не менее, сэр, я должен просить вас... Монмут вдруг  рассердился  и
ударил старика по лицу.
   - Опускайтесь на колени, сэр, когда обращаетесь к сыну короля.
   - Милорд, - начал было старик, - я стражник,  в  чьи  обязанности  входит
поддерживать спокойствие...
   - Опуститесь на колени, когда  говорите  с  сыном  короля!  -  воскликнул
Албемэрль.
   - На колени!  -  закричал  Сомерсет.  -  Становись  на  колени  прямо  на
мостовую, пес, и нижайше проси прощения,  потому  что  ты  посмел  оскорбить
благородного герцога.
   Старик, помня о недавнем нападении на сэра Джона Ковентри, начал дрожать.
Он просительно протянул руку и дотронулся до камзола Монмута. Герцог  ударом
отбросил  его  руку,  а  Албемэрль  и  Сомерсет  силой  заставили  стражника
опуститься на колени.
   - Итак, - властно спросил Монмут, - что ты там говоришь, старикан?
   - Я говорю, сэр, что я выполняю  свой  долг...  Сомерсет  ударил  старика
ногой, тот громко вскрикнул от боли. Албемэрль снова ударил его ногой.
   - Он и не думает каяться, - заметил Монмут. - Он обращается с нами, как с
псами.
   И он нанес старику удар ногой в лицо.
   Пьяный угар овладел Монмутом, он уже  забыл  о  девочке  с  дедом,  своих
первых жертвах. Теперь им владела мысль о том, что надо внушить старику, что
он обязан относиться к сыну короля с должным  уважением.  Монмут  подозревал
всех, не выражающих ему немедленного нижайшего  почтения,  в  том,  что  они
насмехаются  над  ним  из-за  того,  что  он  незаконнорожденный  сын.   Ему
необходимо было видеть в два раза больше почтения, чем  самому  королю,  так
как ему важно было, чтобы люди помнили о том, кто он такой, тогда как король
в таких напоминаниях не нуждался.
   Стражник, чувствуя убийственное равнодушие Монмута к  своей  просьбе,  из
последних сил встал на колени.
   - Милорд, - сказал он, - умоляю вас не делать ничего  такого,  что  может
плохо сказаться на вашей репутации и добром имени...
   Но Монмут был слишком пьян, и, кроме того, его мучила мысль  о  том,  что
его достоинству нанесли оскорбление.
   Поэтому он пнул старика ногой с такой свирепостью, что тот ничком упал на
камни мостовой.
   - Ну же! - завопил Монмут. - Давайте покажем этому болвану, что случается
с теми, кто оскорбляет сына короля.
   Албемэрль и Сомерсет последовали его призыву. Они  злобно  навалились  на
старика, пиная его и избивая. Изо рта у стражника побежала кровь, он  поднял
руки, закрывая лицо. Он  жалобно  просил  пощадить  его.  А  они  продолжали
вымещать на нем свою смертоносную ярость.
   Вдруг человек затих, и в его позе появилось что-то такое,  что  отрезвило
трех герцогов.
   - Пошли, - сказал Албемэрль. - Давайте уходить отсюда.
   - И побыстрее, - добавил Сомерсет. Троица, покачиваясь, пошла  прочь;  но
из-за приоткрытых ставен за ними следили, и многие их узнали.
   Еще до рассвета новость распространилась по городу.
   Старый стражник, Питер Вермилл, был убит герцогами Монмутом, Албемэрлем и
Сомерсетом.

***

   Карл был не на шутку встревожен. Люди жаловались,  что  на  улицах  стало
небезопасно.  Бедный  старый  городской  стражник  был  убит  за   то,   что
обеспечивал покой горожан.
   Все были настороже. Что теперь будет? Милорд Албемэрль,  который  недавно
унаследовал  благородный  титул,  милорд  Сомерсет,  который  принадлежал  к
известному роду,  и  милорд  Монмут,  сын  самого  короля,  были  виновны  в
убийстве. Горожане Лондона говорили, что убийство  бедного  старика  следует
приравнять к убийству самых знатных людей страны.
   Король  послал  за  сыном.  Он  был  значительно  менее  приветлив,   чем
когда-либо прежде.
   - Почему ты так ведешь себя? - спросил он.
   - Этот человек мешал нам веселиться.
   - А ваше веселье.., состояло в нарушении покоя горожан?
   - Это из-за молодой потаскушки и ее деда. Если бы они вели себя тихо, все
было бы хорошо.
   - Вы красивый юноша, Иаков, - сказал король. - Неужели вы не можете найти
склонных к знакомству дам?
   - Она бы тоже готова была склониться, если бы мы уладили дела с дедом.
   - Значит, вашим делом было насилие? - спросил Карл.
   - Все это было ради забавы, - проворчал Монмут.
   - Меня трудно чем-нибудь ужаснуть, -  сказал  Карл,  -  но  изнасилование
всегда представлялось мне одним из самых отвратительных преступлений.  Кроме
того,  оно  говорит  о  том,  что  мужчина,  совершивший   его,   -   крайне
непривлекательная личность.
   - Как это так?
   - Коль скоро девушку делают жертвой, а не партнером.
   - Эти люди вели себя оскорбительно по отношению ко мне.
   - Иаков, вы слишком придирчивы до того, что касается оскорблений.  Будьте
осторожны. Многие скажут, что, коль скоро он  выискивает  оскорбления,  так,
может быть, он их и заслуживает?
   Монмут молчал. Отец никогда не был с ним так холоден.
   - Вы знаете, как наказывают за убийство? - спросил Карл.
   - Я ваш сын.
   - Есть люди, которые называют меня дураком за то, что я признал вас своим
сыном, - возразил Карл жестко.
   Монмут вздрогнул. Карл знал его больное место.
   - Но.., ведь нет никаких сомнений. Карл рассмеялся.
   - Существует самое большое сомнение. Обдумав то, что мне теперь  известно
о вашей матери, я сам начал сомневаться.
   - Но.., отец, вы давали мне понять, что у вас  никогда  не  было  никаких
сомнений.
   Карл поправил свои кружевные манжеты.
   - Я думал, что у вас будут любовницы.  Этого  я,  безусловно,  ожидал  от
своего сына. Но вести себя подобным образом в отношении  беспомощных  людей,
проявлять такое преступное отношение к тем, кто не в состоянии дать отпор...
Такие вещи мне вообще непонятны. Я знаю, у меня много слабостей. Но то,  что
я вижу в вас, настолько чуждо мне, что я стал думать, что вы все-таки не мой
сын.
   Прекрасные темные глаза широко раскрылись от ужаса.
   - Отец! - воскликнул герцог. - Это не так. Я ваш сын. Посмотрите на меня.
Разве я не похож на вас?
   - Вы такой красавец, а я такая образина! - ответил король просто.  -  Тем
не менее я никогда не прибегал к насилию. Немного любезности с моей  стороны
- и дело всегда оказывалось решенным.
   Думаю, вы все же не Стюарт. Вас сейчас проводят отсюда.  Мне  нечего  вам
больше сказать.
   - Отец, вы считаете... Вы не можете...
   - Вы совершили преступление, Иаков. Серьезное преступление.
   - Но.., как ваш сын...
   - Помните, что у меня на этот счет есть сомнения.
   Лицо герцога исказилось от горя. Карл не смотрел на него. Он был  слишком
мягок и глуп, когда  дело  касалось  этого  юноши.  Он  слишком  многое  ему
позволял - ив результате испортил его, заласкал.
   Ради самого Джемми следует попытаться  добавить  к  его  взбалмошности  и
гордости немного дисциплины и спокойного  здравого  смысла,  чтобы  он  смог
понимать нрав народа, которым он так горячо надеялся править.
   - Идите теперь в свои апартаменты, - заключил он.
   - Отец, я побуду с вами. Я заставлю вас сказать, что вы  уверены  в  том,
что я ваш сын.
   - То было повеление, милорд, - сказал Карл твердо.
   Какое-то   время   Монмут,   весьма   капризный   мальчишка,   стоял    в
нерешительности, затем он решительно подошел к Карлу и  взял  его  за  руку.
Карл стоял, не шелохнувшись, грустно и пристально глядя в окно.
   - Папа, - обратился к нему Монмут, - это я, Джемми...
   То было старое, детское обращение, так  забавлявшее  Карла  в  те  давние
времена, когда он приходил навещать Люси,  мать  этого  мальчика,  а  малыш,
тревожась, что не получит от короля своей доли внимания,  старался  привлечь
его к себе.
   Карл оставался неподвижным как статуя.
   - В свои апартаменты, - сухо сказал он. - Оставайтесь там,  пока  вам  не
дадут знать, что будет дальше.
   Карл отнял свою руку и отошел от него.
   Монмуту ничего больше не оставалось, как покинуть покои короля.
   Когда он ушел, Карл продолжал пристально глядеть в окно. Он смотрел вниз,
на реку за низкой стеной  с  ее  полукружьями  бастионов.  Но  он  не  видел
проплывающих  судов.  Что  делать?  Как  избавить   глупого   мальчишку   от
последствий этой безумной выходки? Неужели он  не  знает,  что  из-за  таких
поступков начинают шататься троны. Народ будет недоволен. К тому же  еще  не
улеглись страсти после скандала с Ковентри.
   Если  бы  у  него  был  более  сильный  характер,  эти  трое  понесли  бы
справедливое  наказание  за  убийство.  Но  как  можно  говорить  о  сильном
характере, когда дело касается человека, к которому испытываешь самые нежные
чувства, на какие только способен?..
   Он должен предпринять отчаянный шаг. Но  сделает  он  это,  чтобы  спасти
мальчишку. Чего бы он только не сделал ради этого в сущности ребенка! Но  он
должен всеми силами устоять против  искушения  дать  ему  то,  чего  он  так
страстно желает, - корону. Этого он не сделает ни при каких обстоятельствах.
При всей своей любви к нему он скорее  предпримет  меры  для  его  наказания
через повешение. Джемми должен получить хороший урок, ему следует  научиться
быть скромным. Бедный Джемми, неужели это  из-за  боязни  выглядеть  слишком
скромным проделал он эту выходку? Если бы он был законным сыном.., он мог бы
быть совершенно другим человеком. Если бы  его  воспитывали  с  определенной
целью, как будущего монарха - как в свое время воспитывали его. Карла,  -  у
него бы не было необходимости доказывать всем и каждому, что он сын короля.
   "Я ищу извинений для него не потому, что он их заслуживает, а потому, что
я его люблю, - подумал Карл. - Плохая привычка".
   Потом он сделал то, что, как он знал, он и должен был сделать.  Это  было
слабостью, но как мог он, любящий отец, поступить иначе?
   Он предал  гласности  свое  помилование  "Нашему  дорогому  сыну  Иакову,
герцогу Монмуту, в связи  со  всеми  преднамеренными  или  непреднамеренными
убийствами или другими тяжкими преступлениями, совершенными когда бы  то  ни
было им одним или вместе с другой личностью или личностями..."
   Так-то вот! Дело было сделано...
   Но в будущем Джемми должен исправить свое поведение.

***

   Пока король грустно размышлял о безумствах Монмута,  его  известили,  что
жена его брата, Анна Гайд, заболела. Ей так плохо, говорилось в известии,  и
она так страдает, что ни один из врачей не может помочь ей ничем.
   Карл поторопился в апартаменты брата.  Он  нашел  Иакова  обезумевшим  от
горя, он сидел, закрыв лицо руками, Анна и Мария, ничего не понимая,  стояли
по обе стороны от него.
   - Иаков, что за ужасная неожиданность? - спросил король.
   Иаков опустил руки, поднял лицо и  посмотрел  на  брата,  печально  качая
головой.
   - Я опасаюсь, - начал он, - я очень опасаюсь...
   И  он  задохнулся  от  рыданий.  Увидев  своего  любимого  отца  в  таком
состоянии, обе маленькие девочки разразились громким плачем.
   Карл прошел в спальню, где лежала Анна Гайд. Лицо ее было так искажено от
боли, что ее трудно было узнать.
   Карл опустился на колени у ее постели и взял ее за руку.
   Ее губы пытались улыбнуться.
   - Ваше величество... - начала было она.
   - Ничего не говорите, - нежно сказал Карл. - Я вижу, насколько это трудно
для вас. Она крепко сжала его руку.
   - Мой.., мой добрый друг, - прошептала она. - Прежде всего добрый друг...
Потом уже король.
   - Анна, моя дорогая Анна, - сказал Карл. - Мне тяжело видеть вас в  таком
состоянии.  -  Он  повернулся  к  врачам,  стоявшим  у  постели.  -  Все  ли
необходимое было сделано?
   - Все, ваше величество. Боли начались  так  внезапно,  что  мы  опасаемся
внутреннего воспаления. Мы перепробовали все лечебные средства.  Мы  пускали
ее светлости кровь... Мы давали ей слабительное. Мы прикладывали пластыри на
болезненную область и горячие утюги к голове. И пробовали все средства. Боль
не стихает.
   Иаков пришел постоять у постели больной жены. Малышки были с ним  вместе:
Мария держала его за руку, Анна цеплялась за камзол.  Слезы  текли  из  глаз
Иакова, так как Анна была почти без сознания от боли. Всем, кто находился  в
спальне, было ясно, что жизнь покидает ее.
   Иаков вспоминал о своих изменах в течение их супружеской жизни. Сама Анна
тоже не всегда  была  верной  женой.  Иаков  с  горечью  вспоминал,  как  он
пренебрегал ею в первое время после женитьбы, и думал, не его ли вина в том,
что они отдалились друг от друга уже в то время.
   Сейчас ему бы хотелось, чтобы их супружество было  более  удачным.  Может
быть, думал он, если бы я  вел  себя  иначе,  настойчивее,  когда  моя  мать
возражала против моей женитьбы на ней, если  бы  я  протестовал,  действовал
более решительно, Анна  не  потеряла  бы  ко  мне  уважения  и  мы  были  бы
счастливее вдвоем.
   Но прошлое не вернешь. Анна умирала, и их супружеской жизни пришел конец.
Он смятенно думал, что теперь будет без нее делать, так как на протяжении их
совместной жизни он привык уважать ее ум и полагаться на ее советы.
   Оставались две его маленькие дочери, нуждающиеся  в  материнской  заботе.
Если у короля не появится законный наследник, старшая из этих малышек  может
взойти на трон.
   - Анна!.. - взывал он