аться обмороки. Молодые люди,  которыми  она
успешно  управляла  когда-то,  уже  достигли  зрелости.  Самыми  важными
фигурами стали три Генриха; королева-мать, когда-то державшая в руках их
судьбы, оказалась задвинутой в тень - не потому, что ее разум  ослаб,  а
потому, что при  полностью  сохранившемся  рассудке  тело  Катрин  стало
дряхлым.
   Она никогда не сдавалась в прошлом; она не сделает  это  сейчас.  Она
продолжит начатое; трон должен быть сохранен для Генриха, несмотря на то
что он по глупости отдалился от матери и пытался удержать в своих  руках
власть, ослабленную безумием его фаворитов, дерзостью Наваррца и тайными
надеждами герцога Гиза.
   Дом Валуа никогда не находился в таком опасном положении, как сейчас;
Катрин воспринимала это, как кошмар. Если она не сумеет  переломить  ход
событий, произойдет то, чего она всегда боялась сильнее всего.
   Филипп Испанский предложил Гизу помощь в  виде  трехсот  тысяч  крон,
шести тысяч ландскнехтов и  двенадцати  тысяч  уланов  при  условии  его
разрыва с королем и установления во Франции  инквизиции  и  католической
веры.
   Эпернон, более умный, нежели Жуаез,  уцелел  на  полях  сражений.  Он
подкупил швейцарских  наемников,  нанятых  гугенотами;  они  перешли  на
сторону короля и влились в ряды королевской швейцарской гвардии.  Сейчас
Эпернон находился вместе с гвардией под Парижем и ждал от короля приказа
вступить в город. Гиз заявил о своем намерении войти в Париж, а также  о
том, что ему известно о заговоре гугенотов, якобы  решивших  восстать  и
отомстить католикам за Варфоломеевскую ночь, перебив их. Король запретил
Гизу входить в Париж.
   Катрин лежала в постели в великолепном  дворце  "Отель  де  Суассон",
который она построила специально для  себя.  Слабость  не  позволяла  ей
встать; Катрин страдала, ощущая приближение неминуемой катастрофы.
   Король находился в Лувре; его надежно охраняла  швейцарская  гвардия;
народ Парижа пребывал в состоянии напряженного ожидания. Париж находился
на грани восстания.
   Перед глазами Катрин стояли мрачные, зловещие улицы Парижа.  Один  из
ее карликов, стоявший у окна, взволнованно повернулся к ней.
   - Мадам, - крикнул он, - сюда едет герцог Гиз.
   Преодолев боль, Катрин приподнялась.
   - Ерунда! Король запретил герцогу приезжать в Париж. Гиз  не  посмеет
это сделать.
   Это невозможно, подумала она. Невозможно.  Он  не  посмеет  приехать.
Короля защищает швейцарская гвардия, но парижане будут на стороне  Гиза,
если он явится сейчас в город.
   Возбужденный карлик запрыгал, стал хлопать в ладоши, дергать кисти на
своем красном камзоле.
   - Мадам, я клянусь, это герцог де Гиз!
   - Уберите его! - закричала Катрин. - Устройте ему порку. Я научу  его
не лгать мне.
   Карлик  захныкал  и  стал  указывать  пальцем  на   окно;   остальные
присоединились к нему.
   Катрин услышала крики, доносившиеся с улицы. Значит,  Генрих  де  Гиз
пренебрег приказом короля.
 
*** 
 
   Генрих де Гиз решил встретиться с королем. Запретив герцогу входить в
Париж,  король  продемонстрировал,  что  он  не  осведомлен  о   текущих
событиях. Меньше всего  следовало  запрещать  человеку,  видевшему  себя
будущим правителем Франции, появляться в столице.
   Гиз знал, что он идет навстречу опасности. Короля, несомненно, хорошо
охраняли" войдя в Лувр, Гиз оказался бы среди врагов. Поэтому  он  решил
вступить в город, изменив свой внешний вид, явиться  к  Катрин,  которая
называла себя его  другом,  и  объяснить  ей  свои  намерения,  а  также
настоять на том, чтобы она проводила  его  в  Лувр.  Она  еще  сохранила
некоторое  влияние  на  своего   глупого   сына   и,   вероятно,   могла
поспособствовать сохранению мира между ними,  пока  Гиз  будет  излагать
королю требования Лиги. Но Гиза быстро узнали даже  в  длинном  плаще  и
шляпе с полями, закрывавшими  лицо,  потому  что  мало  кто  во  Франции
обладал такой фигурой, как герцог. Как  только  Генрих  вошел  в  город,
побежавший вслед за ним молодой человек закричал:
   - Монсеньор, покажите себя людям. Больше всего  на  свете  они  хотят
увидеть вас.
   Гиз поплотнее запахнул плащ и надвинул шляпу на глаза. Но это ему  не
помогло; слишком многие узнали  его.  Вскоре  вокруг  герцога  собралась
толпа.
   - Это сам Меченый. Слава Богу, он пришел спасти нас.
   Люди стали выбегать из домов. Слух о  том,  что  их  герой  вернулся,
быстро распространялся по городу.
   - Да здравствует Гиз! - кричали парижане. - Меченый здесь!
   Они целовали его плащ, прикасались четками к одежде герцога.
   - Да здравствует опора церкви!
   Перед ним бросали цветы,  на  шею  герцога  повесили  венок.  Мужчины
демонстрировали ему свои ножи. "Если к нашему великому  принцу  протянет
руки изменник, мы сумеем расправиться с ним".
   Гиз протискивался через истеричную толпу.
   - В Реймс! - крикнул кто-то; толпа подхватила эти слова.
   Наконец герцог подъехал к "Отель де Суассон".
   Убедившись в том, что к ней приближается Гиз, Катрин отправила  гонца
к королю, чтобы сообщить ему о появлении герцога  в  Париже.  Затем  она
приготовилась принять герцога.
   Когда он опустился на колени у ее кровати, она тотчас поняла, что  он
не столь спокоен и уверен в себе, как обычно.
   - Мадам, - сказал он, - я решил сначала прийти к вам, зная о том, что
вы - мой друг.
   - Вы поступили мудро, - отозвалась она. - Но почему вы в  Париже?  Вы
не знаете, что это может стоить вам жизни?
   Рев толпы, казалось, зазвучал громче в тишине, наступившей после этих
слов. Поступок Гиза мог стоить  ему  жизни,  но  сколько  других  жизней
потребует толпа взамен этой?
   - Я знаю это, - ответил Гиз, - поэтому прежде всего я явился  к  вам.
Вы согласились со мной в том, что король не осмелится  выступить  против
Лиги. Он должен принять ее требования. Задержка  опасна  для  него...  и
Франции. Я должен  срочно  увидеть  короля;  я  прибыл  сюда,  чтобы  вы
проводили меня в Лувр.
   Она знала, что должна пойти вместе с ним. Несмотря на  свою  болезнь,
она боялась отпустить его одного. Кто знает,  что  способен  сделать  ее
сын, вообразив, что сила на его стороне? Возможны  ужасные  последствия.
Сейчас сын нуждается в ней больше, чем когда-либо.
   Она велела фрейлинам помочь ей одеться и забралась  в  паланкин.  Его
понесли по улицам; герцог Гиз шагал рядом.
   Даже Катрин, пережившая  много  опасных  лет,  не  испытывала  прежде
чувств, подобных тем, что одолевали ее, когда она двигалась от "Отель де
Суассон" к Лувру. Она едва сдерживала циничный смех.  Самая  ненавистная
парижанам  женщина  находилась  сейчас  рядом  с  самым  обожаемым   ими
человеком. Мадам Змея, итальянка, королева Иезавель! Ее нынешним  другом
и союзником был Генрих де Гиз,  Меченый,  самый  родовитый  и  обожаемый
французский принц.
   Насмешки и приветствия звучали одновременно; Катрин слушала их.
   -  Вот  она!  Королева-мать  боится  показать  свое   лицо.   Убийца!
Итальянка! Вспомните королеву Наварры! Вспомните дофина  Франциска!  Это
было давно. Это было началом. Несчастья  посыпались,  когда  мы  пустили
итальянку во Францию.
   Если бы  Меченый  не  находился  рядом,  толпа  разбила  бы  паланкин
королевы-матери, люди вытащили бы из него Катрин, заживо  содрали  бы  с
нее кожу и принялись бы пинать труп. Прежде они скрывали свою ненависть,
теперь же выражали свои чувства во всеуслышание, были готовы  бросать  в
Катрин камни, пустить в ход ножи. Настроение Парижа изменилось,  раскаты
грома звучали все громче.
   Но рядом с ней был  герой,  готовый  защитить  ее.  Ему  адресовались
приветствия, ей - оскорбления.
   - Как он красив! - кричали люди. - Вот он! Настоящий  король!  Неужто
мы и дальше будем терпеть этих гадин... этих итальянцев?
   Глупцы! Где тут логика? Катрин хотелось  закричать:  "Моя  мать  была
француженкой, отец - итальянцем. Отец герцога  -  француз  -  во  всяком
случае, уроженец Лоррена, но его мать - итальянка!"
   Люди ответили бы ей: "Да, но ты - дочь торговцев, а он  -  принц.  Ты
воспитывалась в Италии, а он - во Франции. Его оружие - шпага, а твое  -
яды, использовать которые ты научилась на твоей подлой родине".
   Катрин откинулась на спинку  паланкина.  Она  испытывала  не  столько
страх, сколько прилив сил. Она взбодрилась от близости враждебной толпы,
почувствовала себя лучше, чем в постели  среди  фрейлин.  Она  забыла  о
своих недугах.
   Выражение ее лица не изменилось, когда она услышала крик:
   - В Реймс! Монсеньор, когда вы поедете в Реймс?
   Они добрались до Лувра, где их приняли в мрачной тишине. В  коридорах
и на лестницах стояли  гвардейцы.  Герцог  прошел  мимо  них  с  внешней
невозмутимостью, но, несомненно, даже он должен  был  испытывать  страх.
Катрин с удовлетворением заметила, что его лицо  потеряло  свой  обычный
здоровый цвет. Он выглядел как человек, входящий в логово  льва.  Король
Генрих ждал их; его руки дрожали, глаза выдавали испытываемый им  страх.
Один из придворных, услышав о приближении герцога, предложил  убить  его
на пороге королевской комнаты. Генрих заколебался.  Он  хотел  устранить
Гиза, но не осмеливался отдать приказ о его уничтожении.
   Он все еще находился в состоянии мучительной  нерешительности,  когда
герцог и Катрин вошли в комнату для аудиенции. Генрих стоял в  окружении
советников и гвардейцев. Как только он увидел герцога, его  гнев  тотчас
вырвался наружу.
   - Почему вы явились сюда? - спросил он. - Вы получили мой приказ?
   Герцог не сказал, что он  не  подчиняется  ничьим  приказам,  но  его
дерзкий вид намекал на это. Катрин предостерегающе  взглянула  на  Гиза,
потом повернулась к сыну - она знала, что ярость способна  толкнуть  его
на любую глупость.
   - Я велел вам не приезжать или нет? - закричал король.  -  Велел  вам
подождать?
   - Ваше Величество,  меня  не  предупредили  о  том,  что  мой  приезд
неугоден вам, - холодным тоном заявил Гиз.
   - Это так! - крикнул король. - Именно так!
   - Ваше Величество, нам необходимо поговорить о делах.
   - Это решать мне.
   Король поискал глазами человека,  предложившего  убить  Гиза;  Катрин
перехватила этот взгляд и поняла его значение.
   - Мой сын, - быстро произнесла Катрин, - я должна поговорить с тобой.
Подойди сюда.
   Она отвела его к окну. Возле Лувра собралась толпа.  Люди  сжимали  в
руках палки и ножи. Они кричали: "Да здравствует Гиз! Да здравствует наш
великий принц!"
   - Мой сын, - пробормотала Катрин, - время не пришло. Этот  способ  не
годится. У тебя есть твоя гвардия, а у него - Париж.
   Король дрогнул. Как и его брат Карл, он боялся народа. Он помнил, что
люди на улицах встречали его молчанием; если кто-то раскрывал рот, то не
для того чтобы произнести  приветствие,  а  чтобы  бросить  ему  в  лицо
оскорбление:  "Парикмахер,   собственной   жены!   Содержатель   нищих!"
Произносившие эти слова мгновенно исчезали  в  толпе,  которая  скрывала
предателя, смеясь при этом над королем.
   Как ненавидел он этого высокого худощавого человека, чья мужественная
красота нравилась людям! Как смеют  они  обращаться  с  Гизом,  точно  с
королем, и оскорблять их настоящего правителя?
   - Мама, - сказал он, - ты права. Не сейчас... еще не время.
   Он повернулся к  герцогу,  и  после  короткого  обсуждения  аудиенция
закончилась.
   - Я снова приду к вам, Ваше Величество,  -  сказал  герцог,  -  когда
почувствую, что смогу надеяться на удовлетворительный ответ.
   Когда герцог ушел, Генрих в ярости сказал:
   - Кто король этой страны? Генрих Валуа или король Парижа?
   Катрин смущенно посмотрела на него, спрашивая  себя,  что  произойдет
теперь.
 
*** 
 
   Гиз обосновал свою штаб-квартиру в личном особняке,  расположенном  в
парижском пригороде Сент-Антуане. Он не  знал  точно,  что  ему  следует
делать. Большая часть армии была на стороне короля; Гиз мог рассчитывать
в основном на поддержку толпы. Стоя  у  окна  и  глядя  на  этих  людей,
неистово приветствовавших его со слезами на мрачных лицах, Генрих де Гиз
думал  о  том,  что  истерическое  обожание  может  внезапно   смениться
ненавистью. Он не являлся частью народа, был аристократом и  не  доверял
простым людям. Его честолюбие достигло апогея, но  он  знал,  что  легче
всего поскользнуться в конце дороги.
   Он решил подождать.
   Утром следующего дня герцог явился к королю, но не один, а с четырьмя
сотнями вооруженных людей. Встреча оказалась бесплодной.
   Напуганный король отказался воспользоваться советом матери и остаться
в Лувре, не выдавая своего страха; она умоляла сына не  отдавать  особых
распоряжений для его защиты и ни в коем случае не удваивать  охрану.  Но
король не прислушался к ее словам; он послал за Эперноном и  швейцарской
гвардией, которая находилась под Парижем.
   Люди смотрели на шагающих солдат. Теперь толпа знала, что ей  делать.
Вызвав  иностранцев,  король  объявил  войну  своему  народу,   говорили
парижане. На улицы вышли торговцы, студенты, трактирщики, отцы семейств,
матери, дети, к ним присоединились нищие и  бездомные.  Король  выставил
против Парижа иностранных солдат, и Париж приготовился  дать  отпор.  Из
тайников достали оружие, на улицах натянули цепи, взвели баррикады.  Все
церкви и общественные заведения закрылись. Сражение началось.
   Люди  убили  пятьдесят  швейцарских  гвардейцев,  остальные  сдались,
объявив разъяренной  толпе,  что  они  -  добрые  католики.  Французская
гвардия сложила оружие; король укрылся в Лувре.
   Улицы были заполнены кричащей толпой.
   Гиз стоял у окна, с  притворным  изумлением  глядя  на  демонстрацию,
словно она не имела к нему отношения Катрин,  несмотря  на  ее  болезнь,
мужественно прошла по улицам от "Отель де Суассон" до  "Отель  де  Гиз".
Люди молча пропускали ее; они знали, куда она идет.
   Гиз принял Катрин холодно. Теперь он был хозяином положения.  Король,
сказал он ей, должен  немедленно  назначить  его  наместником  страны  и
выполнить требования Лиги.
   Катрин была в отчаянии.
   - Я - слабая, больная женщина, - сказала она. - Что я могу сделать? Я
не управляю этим королевством.  Мой  дорогой  герцог,  к  чему  все  это
приведет? К чему вы подстрекаете народ? К убийству короля и  замене  его
новым?  Вы  забываете  о  том,  что  смерть  порождает  смерть.   Нельзя
показывать людям, что они могут запросто убить короля.
   Когда она ушла, Гиз задумался над ее словами; он не мог выбросить  их
из головы. Прежде чем  занять  трон,  он  должен  сделать  все  для  его
удержания. Ему не нужен короткий триумф.
   Люди на улицах становились нетерпеливыми. Король  был  их  пленником;
они жаждали крови.
   Вечером Гиз вышел в город; он был без оружия и держал  в  руке  белый
жезл. Люди сгрудились вокруг него. "Да здравствует Гиз!  Да  здравствует
Меченый!"  Они  думали,  что  он  поведет  их  к  Лувру,  что  под   его
руководством они вытащат дрожащего короля из дворца, что он прикажет  им
убить Генриха Валуа, как  некогда  он  приказал  уничтожить  Гаспара  де
Колиньи.
   Для них все было просто. Они хотели убрать одного короля и  поставить
на его место другого. Они думали, что это  положит  конец  их  бедам.  В
жизни Генриха де Гиза наступил  важнейший  час,  но  герцог  пребывал  в
неуверенности, не мог решить, что ему делать.
   Он хотел действовать осторожно. Хотел убедиться в  том,  что  одержал
победу.
   - Мои друзья, не кричите "Да  здравствует  Гиз!"  -  обратился  он  к
толпе. - Я благодарю вас за выражение вашей любви ко мне. Но сейчас... я
прошу вас  кричать  "Да  здравствует  король!".  Никакого  насилия,  мои
друзья. Пусть баррикады останутся. Мы должны действовать осторожно. Я не
хочу, чтобы кто-нибудь из вас потерял жизнь из-за нашего легкомыслия. Вы
будете ждать моих указаний?
   Толпа одобрительно заревела. Он был их героем. Его слово - закон.  Он
должен лишь заявить о своих желаниях.
   Он велел им привести пленников - швейцарцев, которые упали перед  ним
на колени.
   - Я знаю, что вы - добрые католики, - сказал он. - Вы свободны.
   Затем герцог освободил французских гвардейцев; он понял, что поступил
мудро. Теперь он стал кумиром солдат,  потому  что  спас  им  жизни.  Со
слезами на глазах они обещали преданно служить ему.
   Люди падали на колени, благословляя Гиза. Мудрейший французский принц
остановил кровопролитие, говорили  они.  Народ  обожал  Гиза,  ждал  его
приказов. Парижане пойдут за ним на смерть... или в Реймс.
   Временно опасность была снята. Гиз написал правителю Лиона,  попросил
его направить в Париж людей и оружие.
   "Я  справился  со  швейцарцами,  -  писал  он,  -  и  перебил   часть
королевской гвардии. Я внимательно слежу за Лувром и  получаю  подробные
отчеты обо всем происходящем  там.  Победа  столь  значительна,  что  ее
запомнят навсегда".
   Гиз взял под контроль "Отель де Вилль" и  Арсенал.  В  городе  звучал
колокольный звон. Испанские шпионы пытались  спровоцировать  немедленное
убийство  монарха,  коронацию  Гиза  и  установление   инквизиции,   что
автоматически привело бы к подавлению гугенотов.
   Сестра Гиза, герцогиня  де  Монпансье,  шагала  по  улицам  во  главе
процессии, призывая народ сплотиться вокруг  ее  брата.  Эта  энергичная
женщина уже была  известна  Парижу  как  "фурия  Лиги".  Она  отличалась
безудержность".  Она  распространяла  по   городу   памфлеты,   заказала
художнику  картину  с   изображением   Элизабет   Английской,   мучающей
католиков. Она подталкивала народ к революции, к убийству Генриха  Валуа
и коронации ее брата.
   Но Генрих де Гиз не мог решиться на уничтожение монарха.  Он  не  мог
разделять эмоциональный подъем, охвативший его сестру. Он видел  дальше,
чем она. Удержать титул короля Франции труднее, чем титул короля Парижа.
Стремясь  к  первому,  можно  потерять  второй.  Иезуиты   из   Сорбонны
собирались на улицах перед университетом и заявляли  о  своей  решимости
отравиться в Лувр  и  добраться  до  Генриха.  Гиз  знал,  что  в  самое
ближайшее время один из этих фанатиков, многие из которых  считали,  что
получить терновый венец мученика легче всего,  вонзив  кинжал  в  сердце
врага Рима, может прокрасться к королю и убить его.
   Он не мог рассчитывать на поддержку достаточно многочисленной  армии.
Он должен помнить о том, что глупо чрезмерно полагаться на Испанию. Если
его положение окажется слабым, Англия может выступить против французских
католиков. У герцога были враги  в  Нидерландах;  он  знал,  что  Филипп
скорее растратит попусту своих людей и  деньги  в  этой  стране,  нежели
поможет подняться на трон Франции человеку, в чьей преданности он не был
уверен. Нельзя также забывать об армиях Наваррца; его  блестящая  победа
над Жуаезом не выходила из памяти герцога.
   Если бы короля убили сейчас, король Парижа немедленно стал бы королем
Франции. Герцог еще не созрел для такой ответственности.
   Он выставил  стражу  вокруг  Лувра,  объявил,  что  отвечает  за  все
происходящее во дворце, но оставил один выход неохраняемым. Пусть король
бежит и тем  самым  временно  ликвидирует  ситуацию,  разрешить  которую
человек, собиравшийся в конце концов подняться на трон, пока что не мог.
   Итак, ворота, которые вели в Тюильри,  остались  без  охраны;  вскоре
друзья короля обнаружили это.
   Катрин решила срочно поговорить с сыном.
   - Отъезд из Парижа был бы твоей  самой  большой  ошибкой.  Ты  должен
остаться. Я знаю, что тебе страшно, но, уехав, ты бы оставил Париж Гизу.
Ты не должен признавать себя побежденным.
   Король шагал по своим покоям, делая вид, будто обдумывает  ее  слова.
Он пристально посмотрел на Катрин.
   - Мама, - произнес с нервным смешком Генрих, - в  последнее  время  я
спрашивал себя, кому ты служишь... мне или твоей "старушечьей трости".
   Она засмеялась раскованно, как когда-то в прошлом.
   -  Похоже,  ты  глупец.  Кому  я  служила,  кроме  тебя?  Если  я   и
демонстрировала этому человеку мое дружелюбие, то лишь для  того,  чтоб