Я последовала за ней, улыбаясь воображаемой картине. Когда я зашла в дом,
внизу ее уже не было. Наверное  она  бегом,  перепрыгивая  через  ступеньки,
отправилась к себе.
   Сейчас она больше походила на того нормального,  счастливого  ребенка,  в
которого я хотела ее превратить. Поднявшись по  темной  лестнице  на  второй
этаж, я вдруг услышала сдавленный вздох, и чей-то голос произнес:
   - Элис!
   На мгновение я вся оцепенела,  но  затем  заметила  Селестину  Нэнселлок.
Мертвенно бледная, она стояла на ступеньках лестницы,  крепко  вцепившись  в
перила. Мне показалось, она вот-вот упадет в обморок.
   Я поняла, что это она сказала  "Элис".  Увидев  меня  в  ее  платье,  она
подумала, что я действительно Элис... или ее призрак.
   - Мисс Нэнселлок, - сказала я, чтобы успокоить ее. - Я даю уроки верховой
езды.
   Она слегка пошатнулась, лицо сделалось серым.
   - Мне очень жаль, что я напугала вас, - продолжила я.
   - Мне вдруг показалось... - прошептала она.
   - Вам следует присесть, мисс Нэнселлок. Вы сильно испугались. - Я  быстро
поднялась к ней и взяла ее за руку. - Может быть, зайдете ко мне  и  немного
отдохнете?
   Она кивнула, и я заметила, что она вся дрожит.
   - Мне очень жаль, что я расстроила вас, - сказала я, распахивая  дверь  в
свою спальню. Мы вошли в комнату, и я помогла ей сесть в кресло.
   - Хотите, я велю принести бренди? - спросила я. Она отрицательно  качнула
головой.
   - Все в порядке. Вы действительно напугали меня, мисс Лей. Теперь я вижу,
что это из-за костюма.
   - На лестнице довольно темно, - сказала я. Она снова повторила.
   - Мне вдруг показалось...
   Затем она взглянула на меня то ли со страхом,  то  ли  с  надеждой.  Она,
похоже, думает, что перед ней  действительно  призрак  с  лицом  гувернантки
Марты Лей, которое с минуты  на  минуту  может  измениться,  принять  другие
очертания.
   Я поспешила успокоить ее.
   - Это только одежда, - сказала я.
   - У миссис  Тре-Меллин  была  точно  такая  же  амазонка.  Я  так  хорошо
запомнила воротничок и манжеты. Мы вместе ездили гулять  верхом..,  даже  за
день до того, как она...  Мы  были  большими  друзьями,  знаете  ли,  всегда
вместе, а потом... - Она отвернулась и вытерла слезы.
   - Вы подумали, что я Элис Тре-Меллин, вставшая из могилы.
   - Это так глупо с моей стороны. Однако странно,  что  у  вас  точь-в-точь
такая амазонка, как у нее.
   - А это и есть ее амазонка, - сказала я. Она вздрогнула. Протянула  руку,
она дотронулась до платья. Зажав складку юбки между большим  и  указательным
пальцем, она замерла с отсутствующим видом, словно глядя куда-то в  прошлое.
Я быстро объяснила:
   - Я учу Элвину верховой езде, но подходящей для этого одежды  у  меня  не
было. Она отвела меня в  комнату,  которая,  как  я  знаю  теперь,  когда-то
служила гардеробной ее  матери,  и  нашла  это  платье.  Я  спросила  миссис
Полгрей, могу ли я носить его, и та заверила меня, что  в  этом  нет  ничего
предосудительного.
   - Теперь мне понятно, - сказала Селестина. -  Всему  нашлось  объяснение.
Прошу вас, мисс Лей, не рассказывайте никому о моей глупости.  Я  рада,  что
нас никто не видел.
   - Но любой на вашем месте мог испугаться, тем более, что...
   - Что?
   -  Тем  более,  что  присутствие  Элис..,  миссис  Тре-Меллин  все  время
ощущается в этом доме.
   - Ее присутствие?
   - Возможно, это только иллюзия, обман чувств, простая  игра  воображения.
Но мне действительно кажется, как впрочем и многим другим в этом  доме,  что
Элис не обрела покоя.
   - Какие странные вещи вы говорите! Почему вы думаете, что Элис не  обрела
покоя? Кто вам это сказал?
   - Я... Я не могу припомнить, - заколебалась я. - Возможно, это только мое
воображение. Может быть, никто ничего и не говорил, и эта мысль сама  пришла
мне в голову. Мне очень жаль, что я расстроила вас.
   - Не нужно извиняться, мисс Лей. Вы были очень добры ко мне.  Я  чувствую
себя значительно лучше. - Она встала.  -  Не  говорите  никому  о  том,  что
случилось. Так значит, вы обучаете Элвину верховой езде.  Я  рада.  Скажите,
как вы с ней поладили? Мне показалось,  когда  вы  только  приехали,  Элвина
испытывала к вам некоторую враждебность.
   - Она из тех детей, которые враждебно относятся  к  дисциплине.  Да,  мне
кажется, мы постепенно  становимся  друзьями.  Этому  очень  помогают  уроки
верховой езды. Кстати, мы их держим в секрете от ее отца.
   Селестина  Нэнселлок  была  несколько  шокирована  моими  словами,  и   я
поспешила разъяснить:
   - Он знает про уроки. Естественно, я сначала спросила его позволения.  Но
он совершенно не догадывается о том, что она уже добилась  больших  успехов.
Именно это мы и держим в секрете. Мы готовим ему сюрприз.
   - Понятно, - сказала Селестина. - Мисс Лей, я надеюсь, Элвина не  слишком
переутомляется во время уроков?
   - Переутомляется? Но почему? Она нормальный здоровый ребенок.
   -  Она  очень  эмоциональна.  Честно  говоря,  я  сомневаюсь,  что  с  ее
темпераментом она станет хорошей наездницей.
   - Она еще достаточно мала, поэтому у нас есть возможность формировать  ее
характер, а это обязательно отразится на ее темпераменте. Ей очень  нравятся
уроки, и она ждет не дождется, когда сможет удивить своего отца.
   - Итак, вы с Элвиной становитесь друзьями. Я рада это слышать, мисс  Лей.
Мне пора. Еще раз спасибо за вашу доброту. И помните.., никому ни слова.
   - Конечно нет, если вы так хотите.
   Она улыбнулась и вышла.
   Я подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение - боюсь,  это  вошло  у
меня в привычку с тех пор, как я здесь. Я тихо сказала вслух:
   - Если бы не мое лицо... Это могла бы быть Элис. - Затем, слегка  прикрыв
глаза, отчего мое  отражение  несколько  смазалось,  я  мысленно  нарисовала
совершенно иное лицо.
   Да, это, должно быть, было ударом для Селестины.
   И мне было ведено молчать, а я с готовностью согласилась. Интересно,  что
скажет Коннан Тре-Меллин, когда узнает, что я разгуливаю в одежде его жены и
пугаю таких рассудительных людей, как Селестина Нэнселлок, подкарауливая  их
в темных углах.
   Мне кажется, ему не понравится, что я могу быть так похожа на Элис.
   А поскольку мне нужно это платье для того, чтобы продолжить уроки -  ведь
я совершенно твердо решила, что мы будем заниматься и что я не откажу себе в
удовольствии сказать ему: "Я же вам говорила!" - то я ничуть не меньше,  чем
Селестина Нэнселлок, была заинтересована, чтобы  никто  ничего  не  узнал  о
нашей странной встрече на лестнице.
   Прошла еще неделя, моя жизнь текла своим чередом. Занятия как в классной,
так и  вне  ее  продвигались  довольно  успешно.  Раза  два  приезжал  Питер
Нэнселлок, но мне удалось избежать встречи с ним. Я очень  хорошо  запомнила
предостережение Коннана Тре-Меллина, сознавая его правоту. Я заставила  себя
признаться, что мне нравится общество Питера, и, может статься, что легко  и
незаметно во мне произойдет перемена, когда я с  нетерпением  стану  ожидать
его прихода. У меня не было ни малейшего желания  ставить  себя  в  подобное
положение, поскольку я  и  без  Коннана  Тре-Меллина  сознавала,  что  Питер
Нэнселлок настоящий повеса.
   Временами я думала о его брате Джеффри  и  пришла  к  выводу,  что  Питер
должен быть сильно похож на него; а думая о Джеффри, я вспоминала и о дочери
миссис Полгрей. Она никогда не говорила о своей Дженифер, тихой  и  скромной
Дженифер, с "самой тонкой талией на всем белом свете",  которая  не  устояла
перед обаянием Джеффри и уступила ему среди, луговых трав и ночных фиалок. А
потом она однажды зашла в море и больше не вернулась.
   Я содрогнулась, думая о том, какие ужасные ловушки поджидают неосторожных
женщин: таких же непривлекательных как я, вынужденных зарабатывать  себе  на
жизнь и зависеть от капризов своих хозяев, или  других  -  красивых,  но  не
менее несчастных. На свою беду они ненадолго привлекают  внимание  распутных
повес и однажды осознают, что жизнь может предложить им единственный выход -
смерть.
   На некоторое время я забыла про малышку Джилли, потому  что  меня  больше
интересовали уроки с Элвиной и личность ее отца.  Джилли  была  таким  тихим
ребенком, что забыть про нее было  нетрудно.  Иногда  я  слышала  ее  тонкий
голосок, нескладно напевающий  что-то  в  доме  или  в  лесу.  Комната  четы
Полгреев находилась прямо под моей спальней, а Джилли  жила  рядом,  поэтому
когда она пела у себя в комнате, я хорошо ее слышала. И каждый раз  говорила
себе: если она может выучить песни, она может научиться всему остальному.
   По-видимому, я слишком часто позволяла себе предаваться мечтам,  так  как
рядом с картиной, на которой Коннан Тер-Меллин вручает своей дочери приз  за
первое место в конных  состязаниях,  одновременно  одаривая  меня  взглядом,
полным восхищения и преклонения перед  моим  талантом,  в  моем  воображении
рисовалась еще одна картина, на которой Элвина и Джилли сидят бок о  бок  за
одной партой. Я даже слышала слова:  "Если  бы  не  мисс  Марта  Лей,  этого
никогда бы не произошло. Они просто  волшебница,  как  хорошо  она  понимает
детей! Посмотрите, сколько она сделала для Элвины.., а теперь и для Джилли".
   На самом же деле Элвина оставалась все такой же упрямой, а  Джилли  такой
же неуловимой, и у нее, как говорили сестры Тэпперти, было  "на  чердаке  не
все в порядке".
   Затем мое более или менее мирное существование было  нарушено:  произошли
два события, которые сильно обеспокоили меня.
   Первое событие было довольно незначительным, но, как ни старайся, я никак
не могла выбросить его из головы.
   Однажды во время урока, пока Элвина писала сочинение, я просматривала  ее
тетрадь по арифметике, исправляя ошибки.  Перевернув  несколько  страниц,  я
наткнулась на листок бумаги. Он был весь в рисунках. Я уже обнаружила, что у
Элвины определенно был талант к рисованию, и при первой удобной  возможности
собиралась  поговорить  об  этом  с  Коннаном   Тре-Меллином.   Ведь   такие
способности  нужно  развивать!  Сама  я  могла  научить  ее  только  основам
рисования, но  мне  казалось,  что  она  достойна,  чтобы  с  ней  занимался
квалифицированный учитель рисования.
   Это были изображения лиц. В одном из них я узнала себя. Неплохо.  Неужели
у меня на самом деле такой чопорный вид? Надеюсь, не всегда. Хотя, возможно,
она видит меня именно такой. Было там и изображение ее отца, даже несколько.
Его тоже не составляло труда узнать. На обратной стороне  листка  я  увидела
изображения девочек. Было трудно понять, кого она хотела  нарисовать.  Себя?
Да нет... Вот  это,  похоже,  Джилли.  Однако  одно  лицо  чем-то  неуловимо
напоминало и Элвину.
   Я долго смотрела на эти странные лица и так задумалась, что не  заметила,
как Элвина, перегнувшись через парту, выхватила листок из моих рук.
   - Это мое, - сказала она.
   - А это - ужасно дурные манеры, - отомстила я.
   - Вы не имеете права брать мои вещи.
   - Дорогая моя, листок был в твоей тетради.
   - Ему там не место.
   - Тогда его и наказывай, - легко ответила я. Потом  добавила,  уже  более
серьезным тоном:
   - Прошу тебя, не вырывай ничего у людей из рук. Это очень некрасиво.
   - Извините меня, - сказала Элвина, но голос ее еще звучал дерзко.
   Я вернулась к  проверке  примеров,  большинство  из  которых  она  решила
неверно. Арифметика не была ее любимым предметом. Возможно,  именно  поэтому
вместо того, чтобы решать задачи, она рисовала разные лица. Почему  она  так
рассердилась? И зачем нарисовала эти лица так, что они  напоминали  сразу  и
Джилли и ее саму?
   -  Элвина,  -  сказала  я  ей,  -  тебе  нужно  уделять  больше  внимания
арифметике.
   В ответ она что-то буркнула невразумительное.
   - Ты совсем не усвоила правило умножения.  Если  бы  ты  считала  так  же
хорошо, как рисуешь, я была бы тобой очень довольна.
   Она промолчала.
   - Почему ты не захотела показать  мне  свои  рисунки?  Некоторые  из  них
получились действительно хорошо.
   Снова молчание.
   - Особенно мне понравилось изображение твоего отца.
   Даже сейчас при одном лишь упоминании его имени, на  ее  губах  появилась
нежная, хотя и немного грустная, улыбка.
   - А лица этих девочек? Скажи мне, кто они? Это ты или Джилли?
   Улыбка словно примерзла к ее губам. Затем она быстро спросила:
   - А вам как кажется, мисс?
   - Дай-ка мне еще  раз  взглянуть  на  них.  Поколебавшись,  она  все-таки
протянула мне листок; ее глаза горели от нетерпения.
   Я принялась внимательно рассматривать лица девочек, затем сказала:
   - Вот это может быть либо Джилли, либо ты.
   - Значит, вы все-таки думаете, что мы с ней похожи?
   - Н-нет. Мне до сих пор это и в голову не приходило.
   - А сейчас вы так думаете?
   - Ты в том возрасте, когда дети бывают похожи друг на друга.
   - Я совсем не похожа на нее! - закричала она. - Я совсем  не  такая,  как
эта.., идиотка.
   - Элвина, ты не должна так говорить. Неужели ты  не  понимаешь,  как  это
жестоко?
   - Да, вы правы. Но все равно, я не такая, как она. Я не  хочу,  чтобы  вы
так обо мне говорили. Если вы еще раз так про меня скажете, я попрошу  отца,
чтобы он прогнал вас. Он это сделает.., если я  попрошу  его  об  этом.  Мне
стоит его только попросить, и вы отсюда уедете.
   Она перешла на крик, пытаясь убедить себя сразу в двух вещах: в том,  что
она ни капельки не похожа на Джилли, и что ей  достаточно  только  о  чем-то
попросить отца, как любое ее желание будет исполнено.
   Почему? Снова задала я себе этот вопрос. В чем причина такой ярости?
   На ее лице застыло замкнутое выражение.
   Спокойно взглянув на часы, приколотые к корсажу серого платья, я сказала:
   - У тебя осталось ровно десять минут, чтобы  закончить  сочинение.  -  И,
придвинув к себе учебник арифметики, я сделала вид, что  внимательно  изучаю
его.

***

   Второе происшествие расстроило меня еще сильнее.  День  прошел  спокойно.
Закончив занятия с Элвиной, я, как обычно,  пошла  гулять  в  лес,  а  когда
вернулась, у парадного крыльца стояло два экипажа. Один из них  я  узнала  -
это Питер и Селестина Нэнселлок приехали из Маунт Уиддена. Второй экипаж был
мне не знаком: очень красивая карета с  гербом.  Интересно,  чей  это  герб,
подумала я, прежде чем спохватилась, что меня это не должно касаться.
   С заднего крыльца я быстро поднялась к себе. Ночь была теплая, и, сидя  у
открытого окна, я слышала звуки музыки, которые доносились из окон гостиной.
Я догадалась, что Коннан Тре-Меллин принимает гостей.
   Мое воображение немедленно нарисовало их сидящими в одной из тех  комнат,
где я так и не была. А почему, собственно, это тебя задевает? Ты всего  лишь
гувернантка. Коннан Тре-Меллин, элегантно одетый, наверное, сидит сейчас  за
карточным столом или слушает музыку вместе с гостями.
   Я узнала "Сон в летнюю ночь" Мендельсона, и меня вдруг охватило страстное
желание быть рядом с ними. Странно, что никогда раньше я не испытывала такой
потребности ни в доме тети Аделаиды, когда она устраивала свои вечера, ни на
обедах у моей сестры Филлиды. Теперь же меня снедало  любопытство,  и  я  не
удержалась от соблазна позвонить и вызвать Китти или Дейзи,  которые  всегда
все знали и с радостью делились своими знаниями с любым, кто  был  готов  их
слушать.
   На мой звонок пришла Дейзи. Она выглядела радостно взволнованной.
   - Я хочу умыться, Дейзи, - сказала я ей. - Принесите, пожалуйста, горячей
воды.
   - Сию минуту, мисс, - ответила она.
   - Сегодня в доме гости, не так ли?
   - О да, мисс. Хотя сегодняшний вечер ничто по сравнению с теми  приемами,
которые бывали здесь раньше.  Думаю,  теперь  хозяин  будет  чаще  принимать
гостей, ведь год уже прошел. Так говорит миссис Полгрей.
   - Здесь, наверно, было очень тихо в прошлом году.
   - Но так ведь полагается.., после смерти в семье.
   - Конечно. А кого сегодня принимает мистер Тре-Меллин?
   - Приехали мисс Селестина и мистер Питер.
   - Я видела у крыльца их карету. - Заметив интерес и  нетерпение  в  своем
голосе, я устыдилась: чем я лучше этих болтливых служанок?
   - Я могу сказать, кто еще приехал.
   - Кто же?
   - Сэр Томас и леди Треслин. У нее был такой заговорщицкий вид, будто  мне
следовало знать что-то очень важное об этих гостях.
   - Вот как? - спросила я с интересом, чтобы она продолжала.
   Миссис Полгрей говорит, - сказала Дейзи, - что  ему  впору  в  постели  с
грелкой лежать, а не по гостям разъезжать да с дамочками кокетничать.
   - Разве он болен?
   - Да ему уж когда за семьдесят-то перевалило, и сердечко у него неважное.
Миссис Полгрей говорит, что с таким-то сердцем недолго и на тот свет угодить
и без особых стараний. Не то, что...
   Она замолчала и лукаво уставилась на меня. Меня так и  подмывало  сказать
ей, чтобы она продолжала, но я понимала, что  это  ниже  моего  достоинства.
Разочарованная, она замолчала, но затем опять продолжила:
   - А она-то штучка непростая.
   - О ком это вы?
   - Как это о ком, да о леди Треслин, конечно. Вы бы только  видели  ее.  У
нее вырез на платье вот до сих пор, а на плече такие  цветы  -  красивее  не
бывает. Она - красавица, сразу видно, ждет не дождется...
   - Насколько я понимаю, она не одних лет со своим мужем?
   Дейзи хихикнула:
   - Говорят, между ними почти сорок лет разницы, хотя она делает  вид,  что
будто бы все пятьдесят.
   - Похоже, она вам не очень-то нравится.
   - Мне-то? Ну и что, что она мне не нравится. Кое-кому так даже очень!
   Дейзи снова залилась смехом, а я стояла и смотрела на ее неуклюжую фигуру
в тесном платье и слушала ее захлебывающийся смех. Мне было стыдно  за  себя
из-за того, что я сплетничаю с прислугой, поэтому я сказала ей:
   - Так принесите же воду, Дейзи. Я хочу умыться.
   Дейзи успокоилась и отправилась за водой, оставив  меня  с  более  точной
картиной того, что в тот момент происходило в гостиной.
   Я все еще думала о  них,  когда,  умывшись  и  вынув  из  волос  шпильки,
готовилась ко сну.
   Музыканты играли вальсы Шопена, и эта музыка  манила  меня  и  влекла  за
собой прочь из моей комнатки к недоступным наслаждениям: и вот я уже изящная
красавица, желанная гостья салонов и  гостиных,  таких  как  в  этом  замке,
блистающая остроумием, очарованием, перед которой никто не может устоять.
   Меня поразили такие мысли. Какое отношение ко всему  этому  имеет  бедная
гувернантка вроде меня?
   Я подошла к окну. Теплая и солнечная погода стояла  уже  так  долго,  что
трудно было предположить, что она  продержится  еще  несколько  дней.  Скоро
пойдут осенние туманы, а вслед за ними задуют штормовые ветры с  юго-запада,
которые в этих краях, по словам Тэпперти, "страшенные".
   Пахло морем, и слышно было, как волны мягко и ритмично бьются о скалы.  В
бухте Меллин снова начинали шептать "голоса".
   Внезапно в одном из окон в неосвещенной части дома я увидела свет, и  мне
стало жутко. Я знала, что светится окно той самой комнаты, где мы с  Элвиной
нашли для меня амазонку - окно гардеробной Элис.
   Штора была опущена. Как странно! Еще вечером она была  поднята.  Я  знала
это наверняка: с тех самых пор, как я выяснила, что в этой комнате  когда-то
жила Элис, у меня появилась привычка смотреть в ту сторону всякий раз, когда
я подходила к своему окну; привычка, которая меня не радовала, и от  которой
я тщетно пыталась избавиться.
   Штора была из легкого материала, потому что за ней я совершенно отчетливо
видела  свет.  Довольно  слабый,  но  ошибки  быть  не  могло.  Перед  моими
изумленными глазами светлое пятно переместилось,  словно  кто-то  прошел  по
комнате со свечой в руке.
   Я стояла, не в силах оторвать глаз от того окна, и вдруг на  штору  упала
тень - тень женщины.
   Я услышала  рядом  чей-то  голос:  "Это  Элис!"  -  и  поняла,  что  сама
произнесла вслух ее имя.
   Это сон, я сплю, я все себе вообразила.
   Но силуэт женской фигуры снова появился на шторе.
   Мои руки, судорожно сжимавшие подоконник