от тех лет, что разделяют нас.
   Она обхватила его голову своими руками и поцеловала Генриха.
   - Как ты восхитителен, мой Генрих. Видишь, я называю тебя моим. Но  я
не должна это делать.
   - Почему? - спросил он. - Почему... не должна?
   - Тебе не следует больше приезжать в Ане, мой  дорогой.  Понимаешь...
мы - друзья; это все. Я всегда буду  считать  тебя  моим  самым  дорогим
другом. Но ты уже не мальчик. У тебя есть жена...
   - Но какое отношение имеет она к нашей дружбе?
   - Самое непосредственное, Генрих. У тебя есть жена... и ты  навещаешь
меня. Можем ли мы рассчитывать на то, что свет с пониманием отнесется  к
нашей дружбе? Люди будут усмехаться. Мадемуазель д'Эйлли - мне следовало
сказать, мадемуазель д'Этамп, - уже оклеветала нас, Генрих.
   - Как она посмела!
   - Мой дорогой, она смеет многое. Ее положение позволило  сделать  это
безнаказанно.
   - Я всегда ненавидел ее. Как она осмелилась опорочить тебя! Будь  она
мужчиной, я бы вызвал ее на дуэль.
   - Мой дорогой рыцарь! Королевский сын не  может  вызвать  кого-то  на
дуэль. Ты легко забываешь о своем положении. Я должна была показать тебе
моей любовью и восхищением, что ты достоин всеобщего уважения. Я сделала
это Господи, я рада, что это задание было поручено мне.  Каждая  минута,
которую я проводила с тобой, дарила мне счастье. Но теперь все  кончено.
У тебя есть жена. Ты должен завести детей. Ты больше не мальчик, который
может навещать женщину, не боясь сплетен.
   - Диана, я не боюсь их. Только ты важна для меня. Пусть люди говорят,
что хотят. Я должен приезжать к тебе. Я люблю тебя... только  тебя.  Все
остальное в моей жизни не имеет для меня никакого значения. Я  несчастен
- ты изменила мою жизнь настолько, что я не в силах обходиться без тебя.
Если люди скажут, что я люблю тебя, они будут правы.
   - Наша дружба - безрассудство, - сказала Диана.
   Он встал и повернулся  к  ней  спиной.  Она  знала,  что  он  охвачен
волнением и собирается сказать то, что не  смеет  произнести,  глядя  на
нее.
   Он пробормотал:
   - Если...  люди  скажут...  что  я...  твой  любовник,  а  ты...  моя
возлюбленная... я только обрадуюсь. Я не буду стыдиться  этого.  Я  могу
лишь мечтать об этом.
   Она молчала;  внезапно  он  повернулся  и,  бросившись  к  ее  ногам,
уткнулся лицом в черно-белое атласное платье Дианы.
   Она раздела его, потом скинула с себя  платье  и  все  остальное.  Ее
налитое, зрелое тело оставалось упругим, стройным. Она  могла  по  праву
гордиться им. Мужчин всегда восхищали ее груди - удивительно крупные для
столь изящной женщины, твердые, высокие. Спасибо кормилицам, позволившим
ей, матери двух детей, сохранить свою привлекательность. Взяв Генриха за
руку, она подвела его к роскошному  алькову,  напоминавшему  шатер.  Они
легли рядом. Губы Генриха потянулись к соскам Дианы - сначала к правому,
потом к левому. Она всегда была для него  прежде  всего  матерью  -  той
матерью, которой он рано лишился. Он делал все инстинктивно, пока что ей
не  было  нужды  направлять  его.  Однако  она  помнила  о  своей   роли
наставницы. Ее большие соски быстро твердели под  его  языком.  Обхватив
длинными пальцами голову любовника, она оторвала ее от своей  груди.  Не
будучи от природы очень темпераментной, Диана нуждалась в  длительных  и
разнообразных ласках, предшествовавших полной близости.
   - Поцелуй меня, - попросила Диана.
   Он не сразу сообразил, что она ждет от него.
   - Там, внизу, - пояснила женщина.
   Голова Генриха скользнула к ее животу. Юноша уткнулся лицом в  черный
шелковистый  треугольник.  Раздвинул  руками  бедра  Дианы.  Он  получал
наслаждение,  исполняя  желание   своей   возлюбленной.   Когда   Генрих
прикоснулся языком к ее  розовой,  блестящей  от  влаги  плоти,  женщина
вздрогнула, застонала. Генрих  понял,  что  истинная  любовь  не  ведает
стыда. Он способен сделать свою Диану счастливой! Это было важнее всего.
   Диана парила в небесах. Когда ее возбуждение  достигло  предела,  она
вскочила, заставила Генриха лечь на спину и  оседлала  его.  Их  слияние
было  долгожданным,  полным,  изнуряющим.  Заметив,  что  Генрих  теряет
контроль над собой, она приказала!
   - Остановись!
   Дав ему успокоиться, она вновь предалась любви.  Диана  долгое  время
обходилась без мужчины и теперь, похоже, наверстывала  упущенное.  Когда
горячая волна прокатилась по ее трепещущему телу, женщина ахнула. Спустя
несколько мгновений страсть  Генриха  в  очередной  раз  приблизилась  к
своему апогею.  Диана  приподнялась,  и  в  этот  момент  струя  горячей
жидкости ударила в грудь Генриха. Он блаженно застонал.
   - Это только начало, мой дорогой, - прошептала Диана. - У нас еще все
впереди.
   Он провел неделю в Ане. Он не ездил на охоту. Проводил с Дианой дни и
ночи. Он был в экстазе; его переполняли чувства. Застенчивость  уступала
место опыту.
   Это восхитительно, когда тебя так любят, думала она.
   Он много говорил, что было для него необычно;  он  сидел  у  ее  ног,
целовал руки Дианы, открывая перед ней свое сердце. Объяснял, почему  он
ненавидит  образ  жизни  отца,  признавался,  что   всегда   мечтал   об
одной-единственной любви.  Он  почти  не  надеялся,  что  обретет  такое
счастье. Он сожалел о том, что является сыном короля.  Из-за  этого  ему
пришлось жениться на девушке, которую  он  не  любит.  Он  предпочел  бы
жениться на  Диане.  Он  был  бы  безмерно  счастлив,  если  бы  Церковь
благословила их союз. Он желал одну лишь Диану;  он  не  захочет  никого
другого до конца своей жизни. Она не должна говорить с ним  о  возрасте.
Какое значение имеет возраст  для  влюбленных?  Он  хотел,  чтобы  Диана
знала, что она навсегда завоевала его сердце.
   - У тебя есть еще обязательства перед твоей женой,  -  напомнила  ему
Диана.
   -  Теперь  это  невозможно.  Я  буду  испытывать  еще  более  сильное
отвращение, чем прежде. Твой образ ни на минуту  не  покинет  меня.  Так
было со дня нашего знакомства.
   - Мой дорогой, - сказала она, - ты - просто чудо.
   - Я? - Он искренне удивился. - Но я недостоин тебя.
   - Нет, нет. Ты молод, прекрасен и честен.  Ты  очаровал  меня.  Я  не
перенесла  бы  теперь  разлуки  с  тобой.  Генрих,  не  позволим  никому
разлучить нас.
   - Никогда! - поклялся он.
   Они обменялись кольцами.
   - Я всегда буду носить твое кольцо.
   Они поцеловались.
   - Это - наши брачные клятвы, - сказал он ей.
 
*** 
 
   Франциск послал гонца в Ане, требуя немедленного возвращения  Генриха
в Париж.
   Он засмеялся:
   - Я отказываюсь ехать.
   - Генрих, будь благоразумным. Ты не должен сердить отца.
   - У меня нет желания возвращаться в Париж. Есть  только  одно  место,
где я хочу быть - здесь, рядом с тобой... в Ане. Это - наш  дом,  Диана.
Твой и мой.
   - Не надо делать так, чтобы наша любовь принесла нам обоим несчастья,
- взмолилась она. - Помни о той безграничной  власти,  которой  обладает
твой отец. Его легко разгневать. Он знает, что ты со мной.  Я  не  смогу
защитить тебя от его ярости, ты должен защитить меня.
   Она знала, что этих слов будет достаточно, чтобы отравить его назад в
Париж.
   Двор находился в Фонтенбло, любимой резиденции Франциска. Король  еще
обустраивал дворец по своему вкусу; сейчас он был увлечен  работами  Иль
Россо,  украшавшими  личную  галерею   Франциска.   Фонтенбло   окружали
нетронутые леса и ухоженные сады; рядом протекала Сена в  миниатюре,  на
берегах которой раскинулись виноградники.
   Франциск испытывал усталость.  Он  пытался  возродить  в  себе  былой
энтузиазм к новой войне с Италией.  Он  не  переставал  думать  об  этой
стране и хотел присоединить ее  территории  к  своим  владениям.  Смерть
Климента была жестоким ударом; папа умер, не  успев  выплатить  приданое
Катрин.
   Его также волновали мелкие  домашние  проблемы.  Он  чувствовал  себя
неважно. У него образовался абсцесс, который беспокоил Франциска. С  ним
уже случались подобные  вещи.  Врачи  уверяли,  что  нарыв  прорвется  и
исчезнет. Франциск, как Генрих Английский и Карл Испанский,  страдал  от
последствий излишеств.
   Анна, не любившая Диану, обратила внимание короля на то, что у Катрин
нет детей. На что  может  надеяться  бедное  дитя,  сказала  мадемуазель
д'Эйлли, если ее муж проводит все свое время с  этой  женщиной  из  Ане?
Король должен объяснить сыну, в чем состоит его долг.
   Франциск с улыбкой реагировал на то,  что  его  любовница  испытывала
ревность к женщине, которая была старше ее на десять лет,  но  почти  не
уступала Анне в красоте, однако он признавал,  что  в  словах  фаворитки
содержится доля правды.
   За два года брака у молодой  пары  не  появилось  ребенка.  Это  было
особенно плохо еще и потому, что дофин до сих пор не женился. Дофин  сам
по себе представлял проблему. Ему срочно требовалось найти жену.  Король
устал, его беспокоил абсцесс; Италия оставалась  недосягаемой,  несмотря
на то что Генрих вступил в невыгодный для него брак.
   Когда Генрих предстал перед  Франциском,  король  сразу  увидел,  как
изменился его второй сын. Любовник, одержавший  победу!  Значит,  Диана,
отвергавшая отца, выбрала сына. В своем ли уме вдова сенешаля?
   Король жестом отпустил приближенных.
   - Итак, - сказал он, - ты покинул двор без разрешения. Твое поведение
всегда оставляло желать  лучшего.  От  тебя  пахнет  испанской  тюрьмой.
Безумие! Я не потерплю твои крестьянские выходки при моем дворе.
   Генрих молчал, хотя в его мрачных глазах бушевала ярость.
   - Где ты пропадал? - спросил король.
   - Тебе это известно. Ты послал за мной в Ане.
   - В Ане! Ты развлекался со своей старой любовницей!
   Кровь хлынула к лицу принца. Рука потянулась к шпаге.
   Франциск засмеялся.
   - Боже мой! Она зажгла в тебе огонь. Объяснила, что шпага - не просто
аксессуар к мужскому костюму мешающий при ходьбе.
   Намек на его неуклюжесть заставил Генриха заговорить.
   - Пример, который ты всегда подавал нам...
   - Продолжай, продолжай! - приказал король и заговорил  сам,  имитируя
голос сына:
   - ...не заслуживает того, чтобы я и мои братья следовали ему! Это  ты
хочешь сказать, верно? Сын  мой,  не  смей  равнять  себя  с  дофином  и
герцогом Ангулемским. Они - мужчины.  Они  наслаждаются  жизнью,  но  не
становятся рабами одной женщины, не выставляют себя на посмешище.
   Снова рука Генриха потянулась к шпаге, он сделал шаг вперед. Господи,
подумал король. Этот дикарь начинает мне нравиться.
   - Люди охотно смеются над другими, - сказал Генрих, - но редко -  над
собой.
   - О! В этом есть намек. Пожалуйста, объясни, что ты имеешь в виду.
   - Я равнодушен к насмешкам. Что дает людям право смеяться над  чистой
любовью? Мораль двора, установленная тобой,  способна  вызвать  слезы  у
ангелов.
   Диана, подумал король. Ты хорошо выполнила мое задание.
   - Ты проявляешь высокомерие. Не делай так, чтобы  к  моему  презрению
добавился гнев.
   - Я не боюсь твоего гнева.
   - Да? - насмешливо сказал король. - Я заточу тебя в темницу... там ты
не сможешь встречаться со своей любовницей.
   - Ты забавляешься за мой счет.
   Король подошел к сыну и положил руку ему на плечо.
   -  Послушай  меня,  Генрих.  Поступай  как  хочешь.  Заведи  двадцать
любовниц. Почему нет?  Иногда  безопасней  иметь  двадцать  женщин,  чем
хранить верность одной. Я больше не сомневаюсь в  том,  что  ты  сумеешь
дать достойный отпор любому насмешнику. Но эти поездки в Ане могут иметь
серьезные последствия. Существует еще маленькая герцогиня, твоя жена.
   - Ну и что?
   - Она молода, не лишена привлекательности; сделай  ей  ребенка  и  со
спокойной совестью отправляйся в Ане или в любое другое  место  хоть  на
месяцы. Никто не пил так жадно из фонтана любви, как я, однако я никогда
не забывал о моем долге перед домом и страной.
   Генрих молчал.
   - Подумай об этом, - мягко добавил  Франциск.  -  Больше  я  не  буду
отвлекать тебя от удовольствий. Бог видит, я рад тому,  что  ты  наконец
повзрослел; я уже перестал надеяться на  это.  Женщина  -  важная  часть
жизни мужчины. Они рожают нас, дарят  наслаждения  и  детей.  Я  радуюсь
тому, что ты развиваешься нормально. Разбирайся сам с  насмешниками!  Но
прошу тебя об одном: помни о твоем долге перед женой и домом Валуа.
   Франциск улыбнулся, глядя на мрачное лицо сына,  и  дружески  хлопнул
Генриха по плечу. Будем друзьями, говорил этим Франциск. В конце  концов
ты - мой сын.
   Блестящие прищуренные глаза короля  стали  задумчивыми.  Он  гордился
своим гордым, сильным сыном.
   Но Генрих отвернулся от отца,  мысленно  перенесся  в  свое  детство,
вспомнил мрачную испанскую тюрьму.
   Франциск легко забывал все неприятное, так  уж  он  был  устроен,  но
Генрих всегда помнил своих друзей... и своих врагов.  Он  отверг  любовь
отца, которую  тот  предлагал  ему.  Генрих  мог  любить  только  одного
человека.
   На следующий день он с гордостью и вызовом принял участие  в  турнире
под черным и белым цветами Дианы де Пуатье.
 
ЖЕНА КАТРИН 
 
   Весь двор смеялся над любовью Генриха к Диане. Он,  имея  юную  жену,
свою ровесницу, бежал из ее постели к женщине, которая была  старше  его
на  двадцать  лет.  Это  напоминало  новеллу  Боккаччо  или   сюжет   из
"Гептамерона" королевы Наваррской.
   Когда Катрин услышала об этом, она испытала такое потрясение, что  ей
захотелось  запереться  в  своих  покоях.  Ее  охватила  ярость.   Какое
унижение! Весь двор потешается над Генрихом, его любовницей и несчастной
заброшенной женой!
   Посмотрев в зеркало,  она  с  трудом  узнала  себя.  Ее  лицо  обрело
восковой оттенок; ярким пятном выделялась лишь кровь на закушенной губе.
Глаза девушки были полны ненависти. Она повзрослела.
   Она принялась ходить по комнате, бормоча проклятья в адрес Генриха  и
Дианы. Она мысленно умоляла короля отправить ее назад  в  Италию.  "Ваше
Величество, я не в силах переносить это унижение".
   Она громко засмеялась над своей глупостью, потом упала на  кровать  и
заплакала.
   Все дело в унижении, сказала себе Катрин.
   Она повторяла это с упорством, которое встревожило ее.
   Других причин для переживаний нет, уверяла она себя.
   Почему она должна страдать? Многие королевы до нее  терпели  подобное
унижение. Почему она должна мучиться?
   Причина в том, что Диана  намного  старше  ее.  Это  делает  ситуацию
унизительной.
   Затем в душе Катрин прозвучал дразнящий голос.  Какое  тебе  дело  до
всего этого? У тебя нет детей. Возможно, теперь их и не будет. Состоится
развод, тебя отправят в Рим. Ипполито по-прежнему в Риме.
   Ипполито - кардинал.
   Но дразнящий голос не умолкал. Подумай, Катрин.  Тебя  ждет  счастье.
Воссоединение с красивым Ипполито.
   Я не буду об этом думать. Это дурно.
   Она снова принялась расхаживать по комнате, подошла  к  зеркалу.  Она
смеялась; она плакала.
   Мужайся, говорили ее губы. Ты  должна  жить  среди  этих  придворных,
улыбаться Диане, никогда не выдавать жестом или взглядом свою  ненависть
к ней, желание вонзить кинжал в ее сердце, капнуть яду в ее бокал.
   Она не узнавала печальное и злое лицо, которое видела в зеркале.  Эти
глупцы считали ее холодной. Она... холодная! В ней бушевала ярость,  она
сходила с ума от ревности.
   Она боялась посмотреть в глаза правде.
   - Люблю ли я Ипполито? - спросила  Катрин  свое  отражение.  -  Какие
чувства питала к  нему?  Это  было  детским  увлечением  без  страсти  и
ревности. Сейчас эти эмоции сжигали ее душу. Нет, она любит не Ипполито.
   Внезапно она громко рассмеялась.
   - Я способна убить ее, - пробормотала Катрин.  -  Она  отняла  его  у
меня.
   Сколько женщин произносили эти слова? - подумала она. Глядя  на  свои
сверкающие итальянские глаза, Катрин ответила себе: "Многие. Но мало кто
верил в то, что говорил. Я  люблю  Генриха.  Он  -  мой.  Я  не  просила
выдавать меня замуж за него. Меня принудили к этому. И  теперь  я  люблю
его. Многие женщины ревновали, говорили: "Я готова  убить  ее".  Но  эти
слова были пустым звуком. Я - другой человек. Я действительно  могла  бы
убить ее".
   Губы Катрин  мрачно  искривились.  "Если  бы  только  она  умерла,  -
прошептала она в зеркало, запотевшее от ее  дыхания,  -  я  бы  добилась
того, чтобы он стал полностью моим. Я бы любила его с такой страстью,  о
какой он и не мечтал. Во мне пылает огонь желания. Если бы  она  умерла,
он был бы со мной. Мы должны завести детей... ради этой страны... его  и
моей".
   Она стиснула руки и увидела в зеркале женщину  с  жаждой  убийства  в
глазах и молитвой на устах.
   Потребовалось  несчастье,  чтобы  разбудить  ее,  вызвать   к   жизни
подлинную Катрин. В этот момент она поняла себя лучше,  чем  когда-либо.
Каким бледным и сдержанным было ее  лицо!  Только  в  сверкающих  глазах
таилась  жажда   убийства.   Людям   они   должны   казаться   кроткими,
бесстрастными. Улыбающаяся маска будет скрывать истинную Катрин от мира.
***
 
   Как легко принимать решения и как  трудно  выполнять  их!  Часто  она
уединялась, ссылаясь на головную  боль,  чтобы  поплакать  тайком.  Люди
говорили: "Бедная маленькая итальянка!  Она  очень  слаба.  Может  быть,
отсутствие детей связано не только с Дианой, но и с этим".
   Однажды,  услышав  шутливую  фразу  о  своем  муже   и   Диане,   она
почувствовала, что не в  силах  терпеть  это.  Она  добралась  до  своих
покоев, отпустила служанок, сказав им, что  хочет  отдохнуть,  легла  на
кровать и заплакала, как ребенок.
   Что она могла сделать? Славные Космо и Лоренцо  Руджери  снабдили  ее
духами и косметикой. Она взяла у них любовное зелье.
   Оно оказалось бессильным. Диана владела более сильными средствами.  И
когда Генрих пришел к жене, голос его зазвучал смущенно и виновато. "Мой
отец настаивает на том, чтобы мы завели ребенка", -  сказал  он,  словно
его появление требовало объяснения.
   Почему она любила  его?  Он  не  был  остроумен  и  занимателен.  Его
постоянное присутствие в ее мыслях и снах  было  необъяснимым.  Он  был,
конечно, учтив и ласков, стремился скрыть, что их близость ему неприятна
- правда, безуспешно. По всем законам человеческой природы Катрин должна
была его ненавидеть.
   Что могла предпринять юная и  неискушенная  в  делах  любви  девушка,
чтобы отнять его у опытной женщины? У Катрин  не  было  подруг,  которые
могли дать ей совет.  Что,  если  она  поделится  своими  страданиями  с
королем во  время  верховой  прогулки  в  составе  Узкого  Круга?  Какое
сочувствие он проявит! Какую доброту и сострадание! А потом, несомненно,
расскажет историю, украсив ее деталями, своей фаворитке, мадам  д'Этамп.
Они позабавятся вдвоем за ее счет.
   Никто не может позаботиться о Катрин, кроме  нее  самой.  Она  должна
всегда помнить об этом. Поэтому ей следует скрывать свои горькие  слезы;
никто не должен знать, как страстно, с чувством собственности она  любит
этого застенчивого молодого человека - своего мужа.
   Услышав, что к комнате кто-то приближается, она настороженно села  на
кровати. В дверь робко постучали.
   Она ответила сухо и твердо:
   - Кажется, я просила не беспокоить меня.
   - Да, мадам герцогиня, но здесь молодой человек - граф Себастиано  ди
Монтекукули. Он хочет видеть вас. Он очень взволнован.
   - Пусть он подождет, - сказала она. - Я еще немного буду занята.
   Она вскочила  с  кровати,  осушила  свои  глаза,  напудрила  лицо.  С
беспокойством посмотрела на свое отражение. Невозможно было скрыть,  что
она  плакала.  Как  глупо   давать   волю   чувствам!   Ни   при   каких
обстоятельствах  нельзя  проявлять  слабость.  Злость  и  обиду  следует
прятать в сердце.
   Через десять минут она разрешила впустить графа. Он  низко  склонился
над ее рукой, потом посмотрел на Катрин печальными глазами.
   - Герцогиня, - сказал граф, - я вижу, что недобрые вести уже дошли до
вас.
   Она молчала, раздраженная тем, что он заметил следы переживаний на ее
лице и проявил бестактность