,  чем
мрачный протестантизм. Но я повторяю своего деда. Англия стоит принципа, как
когда-то он говорил о Париже.
   - В Дуврском договоре вы обещали провозгласить себя католиком.
   - В подходящее время, - быстро ответил Карл.
   - И это будет?..
   - Когда мой народ согласится принять короля-католика.
   - Вы имеете в виду.., никогда, пока вы живы?
   - Кто знает? Кто знает?
   Какое-то время Луиза молчала. Религия всегда  будет  для  Карла  вопросом
практической целесообразности, каким она  была  и  для  его  деда,  спасшего
Францию от несчастья, к которому  толкал  страну  религиозный  конфликт.  Ей
придется забыть о своем большом желании выполнить  эту  часть  своего  долга
перед Францией. Но она должна постараться  укрепить  привязанность  Карла  к
своей родине не только для того, чтобы доставить  удовольствие  французскому
королю, но и для того, чтобы упрочить свое положение.
   - Если бы у вас были деньги, - продолжала она, -  если  бы  у  вас  было,
скажем, четыре миллиона ливров в течение трех лет, вы бы смогли решить  свои
проблемы, не созывая парламента?
   - Вы полагаете, что Людовик заплатит...
   - На условиях, о которых мы можем договориться...
   Карл снял с колен свою болонку и простер к Луизе руку.
   - Луиза, мой ангел-хранитель, - сказал он, - давайте  поговорим  об  этих
условиях.

***

   До созыва следующего парламента Карл должен был ежегодно получать  двести
тысяч фунтов за соблюдение нейтралитета по отношению к политике Людовика  на
Европейском континенте. Карл увидел возможность править  без  парламента,  в
котором он нуждался в прошлом лишь для выделения денег, необходимых ему  для
управления страной.
   Когда собрался новый парламент, у  короля  было  непроницаемое  выражение
лица.
   Он обратился к лорду-канцлеру с тем, чтобы тот объявил его предложение, и
лорд-канцлер заявил, что парламент распускается.
   Карл покинул палату лордов, которые были  так  ошеломлены,  что  даже  не
протестовали. Когда он  позвал  своего  камердинера,  чтобы  тот  помог  ему
переодеться, Карл смеялся.
   - Ваше достоинство возросло по  сравнению  с  тем,  каким  оно  было  еще
четверть часа тому назад, - заметил он. - Лучше  иметь  одного  короля,  чем
пятьсот.
   Чуть погодя он продолжил начатое рассуждение со свойственным  ему  добрым
юмором:
   - Ибо, - говорил он, - я буду жить  без  парламентов,  в  крайнем  случае
созывая его лишь для утверждения каких-либо  временных  законоположений  или
новых законов для всеобщего блага страны, так  как,  слава  Богу,  дела  мои
теперь в таком прекрасном состоянии, что мне нет необходимости  просить  мой
парламент утвердить мои доходы.
   Вот так  Карл,  ставший  подлинным  правителем  своей  страны  с  помощью
субсидий французского короля, решил не созывать  парламент  до  конца  своей
жизни. И не созывал.
   Вскоре он покончил с террором.  Шафтсбери  был  заключен  в  Тауэр.  Отса
арестовали  за  устную  клевету.  Монмута  тоже  арестовали,   хотя   вскоре
освободили. Шафтсбери бежал в Голландию.  Жизнь  постепенно  возвращалась  в
мирное русло.

Глава 10

   В доме неподалеку от Уайтхолла сидели за столом, сгрудившись,  люди.  Они
переговаривались шепотом и изредка  один  из  них,  тихонько  подкравшись  к
двери, открывал ее резко, но без шума, дабы удостовериться, что за дверью их
никто не подслушивает.  Во  главе  стола  сидел  высокий,  красивый  молодой
человек, чьи глаза горели честолюбием. Монмут был уверен, что еще  до  конца
года он станет королем Англии.
   Он слушал разговоры о "рабстве" и  "католицизме",  от  которых  эти  люди
клялись навсегда избавить Англию. "Католицизм" и "рабство" - эти слова имели
особое значение; первое слово обозначало герцога Йоркского, второе - короля.
   Монмутом овладело беспокойство. Он ненавидел католицизм. Но  рабство?  Он
не мог не думать о глазах, в которых сиял свет особой любви  к  нему,  и  он
делал вид, что не понимает, о чем идет  речь,  когда  говорили  об  унижении
рабства.
   Рамболд, один из главных конспираторов, говорил:
   - Нет  места  более  подходящего  для  нашей  цели.  Моя  ферма  Рай-хаус
укреплена, как замок. Она расположена близко от дороги,  сужающейся  в  этом
месте так, что может проехать лишь одна карета. Когда рабство  и  католицизм
проедут обратно в Лондон после скачек в Ньюмаркете, мы заблокируем проезд.
   Полковник Джон Рамсей спросил:
   - Мы можем опрокинуть телегу. Этого будет достаточно?
   - Вполне. - Рамболд осмотрел сидящих за  столом  людей:  Ричард  Нелторп,
Ричард Гуденаф, Джеме Бертон, Эдвард Уейд и много других - все как на подбор
добропорядочные сельские жители; знать была представлена  графом  Эссекским,
лордом Уильямом Расселом и Алгерноном Сиднеем.
   Эссекс сказал:
   - Мы  будем  держать  наготове  сорок  вооруженных  человек.  Они  быстро
справятся со своей работой.
   - А  если  случится  осечка?  -  спросил  капитан  Уолкот,  еще  один  из
заговорщиков. - Что, если на помощь католицизму и рабству подоспеет охрана?
   - Тогда, - ответил Рамболд, - мы можем отступить к Рай-хаусу. Как  я  уже
говорил, ферма укреплена, как замок, и может выдержать осаду  до  той  поры,
пока будет  сформировано  новое  правительство.  Милорд  Монмут  остается  в
Лондоне.
   - И, - вступил в разговор Сидней, - он должен будет лишь выйти к народу и
провозгласить себя королем.
   Все они смотрели на молодого герцога, но Монмут их не видел. Он вспоминал
комнату в доме за границей, растрепанную и красивую женщину, на чью  постель
он,  крошечный,  забрался.  Он  вспоминал,  как  играл  в  солдатиков  с  ее
конфетами, он представил себе приезд высокого  человека,  который  подбросил
его  к  потолку  и  подхватил,  когда  он  летел  вниз.  Он  вспомнил   свой
возбужденный смех, вспомнил это удивительное переживание - чувство глубокого
волнения, когда тебя подбрасывают, и спокойную уверенность в том, что  руки,
поймавшие тебя, очень надежны.
   И вот теперь они требуют, чтобы он  способствовал  убийству  его  доброго
отца.
   "Ты не смеешь этого!" - сказал ему его внутренний голос.
   Но мысль о сверкающей короне и власти, право на которую приходит вместе с
короной, не удавалось прогнать.

***

   Карл зажил беззаботной жизнью.
   Став менее энергичным, чем прежде, он оставил себе трех фавориток - и они
его вполне устраивали. Была Луиза - и он никогда не забывал, что  это  совет
Луизы и  ее  переговоры  с  французами  обеспечили  ему  содержание,  дающее
возможность править без парламента, - и он считал  ее  своей  женой.  Именно
Луиза принимала зарубежных гостей, так как она разбиралась в политике,  чего
никогда нельзя было сказать о Екатерине. Луиза считала себя королевой Англии
и играла эту роль с таким самообладанием и уверенностью,  что  многие  и  на
самом деле стали принимать ее за королеву. Теперь Луиза чувствовала себя так
уверенно, что без колебаний  оставила  Англию,  чтобы  побывать  у  себя  на
родине. Там ее принимали, как королеву, потому что французский  король  даже
больше короля Англии сознавал полезность ее  услуг.  Она  потребовала  права
сидеть на табурете в присутствии королевы Франции -  и  это  право  было  ей
пожаловано. Людовик воздал ей большие почести,  и  повсюду  ее  принимали  с
величайшим уважением. Как всегда практическая, Луиза занялась тем, что мудро
распорядилась  огромным  богатством,  накопленным  в  Англии.  Это  и   было
настоящей причиной ее приезда во Францию.  Странно  устроена  жизнь,  но  по
приезде в Англию она была принята с большим почетом, чем когда бы то ни было
раньше. Англичане, узнав о почтении, с которым за ее шпионскую  деятельность
отнесся к ней король Франции, теперь были готовы оказывать ей то уважение, в
котором прежде всегда отказывали.
   Еще была Гортензия - невозмутимо прекрасная,  образованная,  беззаботная,
очень похожая характером на короля, -  все  еще  самая  красивая  женщина  в
королевстве, ибо красота ее была такого свойства, что, казалось, ей ничто не
может повредить; и хотя она  непрерывно  меняла  любовников  и  до  позднего
времени сидела за карточным столом, все это она делала с таким  спокойствием
и  безмятежностью,  что  ни  малейших  следов  беспорядочной  ее  жизни   не
отражалось на ее лице с красивым овалом и совершенными чертами. Она была так
прелестна, что в нее влюблялись мужчины всех возрастов. Даже ее  собственный
племянник, принц Евгений де Савой-Кариньян, влюбился в  нее,  когда  посетил
Лондон, и дрался из-за нее на дуэли с бароном де Байнером, сыном  одного  из
генералов Густава-Адольфа; Байнер был  убит  на  этой  дуэли,  и  при  дворе
Версаля все удивлялись, что женщина, уже ставшая бабушкой,  могла  возбудить
такую страсть в сердце юноши, бывшего вдобавок ее племянником. Но  Гортензия
продолжала спокойно играть в карты,  менять  любовников,  изредка  принимать
короля; она не стремилась к  власти,  как  Луиза;  ее  устраивало  положение
любовницы от случая к случаю, дававшее ей право менять любовников, когда  ей
заблагорассудится.
   И еще была Нелл. Роль Нелл после некоторых раздумий  Карл  определил  как
роль матери-утешительницы. Именно к Нелл он шел и развлечься, и успокоиться.
Нелл меньше других преследовала соображения выгоды в  отношениях  с  Карлом.
Нелл просто любила его, не всегда как любовника или  короля,  она  понимала,
что в нем, несмотря на его цинизм, осталось много мальчишеского, и была  ему
товарищем по развлечениям, она была его любовницей, когда  он  этого  хотел,
она была его отрадой и утешением, когда это было нужно.
   Недавно он заложил камень в основание госпиталя в Челси,  который  должен
быть приютом для  беспомощных  старых  солдат  и  солдат-инвалидов;  на  это
благотворительное дело его подвигла Нелл с сэром  Стивенсом  Фоксом,  бывшим
многие годы казначеем в армии. Он часто улыбался, вспоминая ее воодушевление
и то,  как  она,  увидев  планы  госпиталя,  подготовленные  Реном,  сердито
протестовала по поводу  того,  что  госпиталь  слишком  мал.  Затем,  лукаво
смеясь, она повернулась к королю.
   - Я прошу ваше величество сделать его размером  по  крайней  мере  с  мой
носовой платок, - попросила она. Он тогда ответил:
   - Не могу отказать вам в такой скромной просьбе.
   После этого она смутила его и Рена тем,  что,  разорвав  свой  платок  на
полоски, составила из них квадрат и поместила в него  подготовленные  планы,
заполнившие  лишь  небольшую  часть  составленного  ею  квадрата.  Это   так
позабавило Карла, что он согласился  несколько  увеличить  размеры  будущего
госпиталя.
   Он пришел к заключению, раздумывая над этим во время легких  недомоганий,
которые случаются даже у таких крепких людей, как  он,  что  Нелл  для  него
важнее всех других его любовниц. Луиза  восхищала  его  как  умная  женщина,
сумевшая из неизвестности достичь прочного положения у трона,  стать  опорой
сидящих на троне, Гортензией можно восхищаться за ее красоту, но потерю Нелл
ему было бы вынести всего труднее.
   Но он был счастливый человек.  Он  мог  сохранить  их  всех.  Содержание,
получаемое им от Людовика, давало ему возможность выполнять свои собственные
обязательства его государства. Он может заниматься научными опытами в  своей
лаборатории, он может сидеть у реки и рыбачить, он может пойти на спектакль,
предложив Луизе одну руку, а Нелл - другую.  Он  может  проводить  время  на
Уайтхолле и в Виндзоре, в Винчестере и в Ньюмаркете.
   Многих из его друзей уже не было с ним. Бекингем после поражения народной
партии оставил общественную деятельность и удалился в  Хелмсли,  в  Йоркшир.
Ему не хватало веселого общества Джорджа,  но  там,  где  появлялся  Джордж,
появлялись неприятности. Умер Рочестер. Никто больше не приклеит  остроумные
стишки на двери спальни, но эти его стишки были по-настоящему  оскорбительны
и часто вызывали недовольство людей. Иаков, его брат, вернулся в  Англию,  и
хотя он предсказывал Иакову неприятности по  его  восшествии  на  престол  и
опасался, что ему не удастся долго на нем усидеть, время от времени он давал
ему советы о том, как править, чтобы не собирать парламент и благодаря этому
избегать смертельного соперничества между вигами и  тори,  которое  едва  не
ввергло страну в революцию. Однако он может  сказать  себе,  что  управление
страной станет заботой Иакова и ни одна из могущих возникнуть  неприятностей
не достанет его в могиле. Его дражайший сын Монмут наконец  понял,  что  вел
себя глупо. Он понял, что никогда ему не получить короны.
   - Ну, Джемми, - сказал Карл. - Только представь себе всех  моих  сыновей,
которые так же, как ты, могут претендовать на получение престола.  И  Джемми
озадаченно заморгал, а Карл обнял его за плечи и продолжал. - Я желаю, чтобы
ты выбросил эти мысли из головы, потому что ничего, кроме страданий, они  не
могут принести ни тебе, ни мне.
   После этого Джемми посмотрел на него так, как смотрел, когда был ребенком
и запускал свои маленькие  ручки  в  его  карманы  в  поисках  конфет.  Карл
вспомнил, как спрашивал его: "Ну, Джемми, так ты  рад  конфетам  или  своему
отцу?" А маленький Джемми подумал и вдруг  бросился  обнимать  его  за  шею.
Джемми, став молодым  человеком,  не  изменился,  подумал  Карл.  Он  жаждет
получить корону, но знает, что это опасное желание.
   В таком состоянии находились его дела, когда он направлялся  в  Ньюмаркет
на сезонные скачки. Герцог Йоркский отправился вместе с ним, и их  постоянно
видели вместе, лучших друзей, самых любящих братьев. Карл хотел дать  понять
всем, что, поскольку у него нет надежды на законного сына,  его  брат  Иаков
является единственным законным наследником престола.
   В один из дней  они  собирались  отправиться  из  Ньюмаркета  домой,  как
всегда, через Ходдесдон в Херфордшире, мимо Рай-хауса.
   У Рай-хауса группа людей с нетерпением ожидала появление кареты  с  двумя
братьями. Все планы были подготовлены.  Была  приготовлена  телега,  которая
перекроет дорогу. Заговорщики ждали в Рай-хаусе. В Лондоне ждал  Монмут.  Он
едва сдерживал свое нетерпение.
   Но заговорщики напрасно ждали карету у ловушки, потому  что  за  день  до
намеченного отъезда Карла в Ньюмаркете  вспыхнул  большой  пожар  и  сгорело
много домов. Тот, в котором жили Карл  и  Иаков,  не  пострадал,  но  король
решил, что они могут уехать в Лондон и раньше намеченного дня.
   Так вот и случилось, что, когда они доехали до узкого участка дороги, где
могла  проехать  лишь  одна  карета,  они  его  благополучно  миновали,   не
подозревая, что в доме по соседству их враги обсуждали план, как убить их на
следующий день.

***

   Лишь  несколько  недель  спустя  Карлу  представили   важные   документы.
Оказалось,  что  было  обнаружено  письмо  некоего  Джозефа  Килинга   лорду
Дартмуту, в нем давался отчет о  заговоре,  который  должен  был  увенчаться
успехом вблизи Рай-хауса. Некоторые из организаторов заговора, чувствуя, что
могут выгадать, выдав основных заговорщиков теперь, когда заговор не удался,
были готовы публично рассказать обо  всем,  что  планировалось,  и  обвинить
участников заговора.
   Много разговоров ходило о подобных заговорах. Совсем  недавно  страну  до
ярости взбудоражил мучной заговор, организованный католиками в  отместку  за
все выдуманные лихорадочным воображением Тита Отса заговоры папистов. В  том
случае документы, касающиеся заговора, который должен был опираться на армию
и привести к установлению пресвитерианской республики, были предположительно
обнаружены в мучном чане. Поэтому думали, что король  осмеет  это  раскрытие
нового заговора, если не будут представлены более весомые доказательства.  К
счастью, помимо писем Килинга, было обнаружено и несколько  писем  Алгернона
Сиднея, и когда последние были доставлены Карлу, он уже не мог сомневаться в
существовании заговора в Рай-хаусе.
   Эссекс, Рассел и Сидней были арестованы  вместе  с  другими.  Среди  имен
людей, имевших отношение к заговору, упоминалось имя,  из-за  которого  Карл
пришел в ужас. Не было сомнений, что планировалось убийство, и Джемми в этом
участвовал. Джемми был одним  из  заговорщиков,  собиравшихся  убить  своего
отца!..
   Страна пришла в ярость. Требовали смерти  всех  предателей.  Популярность
короля ныне была так же велика, как в  первые  дни  реставрации  королевской
власти. Он нравился людям, непринужденный и приветливый, он всегда был готов
поговорить с самым скромным из них как мужчина с мужчиной  -  и  именно  это
нравилось в нем больше всего. Над его веселой жизнью  посмеивались.  "Почему
он не может себе это позволить?" - спрашивали люди. "Кто бы отказался  иметь
гарем при возможности?" Его смерти все боялись, так как понимали, что ему не
удалось окончательно ликвидировать угрозу гражданской  войны.  Именно  Карл,
правящий без парламента, с его решимостью сохранить в Англии мир, и  живущий
на субсидии от Людовика, смог обеспечить мирное течение жизни, которому  все
радовались в те дни.
   Рассел и Сидней были  казнены.  Эссекс  покончил  жизнь  самоубийством  в
тюрьме. Для определения наказания этим  людям  был  назначен  новый  лорд  -
главный судья. Им стал Джордж Джеффрис, известный своей суровостью.
   Рай-хаусский заговор закрепил триумф Карла, так как партия вигов потеряла
всякую популярность. Раскрытие и ликвидация заговора была как  нельзя  более
кстати в этом смысле.
   Карл чувствовал себя теперь в большей безопасности, чем когда  бы  то  ни
было с первых дней Реставрации; но триумф его был горьким.
   Он не мог оторвать глаз от  имени,  которое  то  и  дело  мелькало  среди
документов:  Иаков,  герцог  Монмут.  Иаков...  Малыш  Джемми..,  устроивший
заговор с целью убить своего собственного отца...
   После неудачи рай-хаусского заговора Джемми  успел  где-то  укрыться,  но
писал отцу умоляющие письма: "Я участвовал в этом заговоре, отец,  но  я  не
думал, что они собирались вас убить".
   А как же тогда, сын мой, говорил сам себе Карл, могли они посадить вас на
трон?
   Он знал, что, если бы очень хотел, вытащил бы Джемми из его  укрытия.  Он
мог бы поместить Джемми в Тауэр вместе с другими  несостоявшимися  убийцами.
Но он не мог заставить себя сделать  это.  Перед  его  глазами  стоял  образ
маленького Джемми, который, стоя на материнской кровати, протягивал ему  его
королевский меч.
   Он не хотел знать, где прячется Джемми. Если бы  он  узнал  об  этом,  он
обязан был бы отправить его в Тауэр.
   Утешения он искал у Нелл. Нелл  было  совестно,  и  в  то  же  время  она
сердилась на себя за то, что когда-то она помогала принцу Задавало, она дала
ему в своем доме приют и  просила  короля  встретиться  с  ним.  Теперь  она
осознала, что сохранила его для того, чтобы он попытался лишить своего  отца
жизни.
   - Не могу больше о нем слышать! - сказала Нелл. В то же время  она  могла
понять горе короля. Он любил этого мальчишку. Тот был его сыном. Он был  ему
так же дорог, как маленький лорд Берфорд.
   Луиза выражала свое возмущение Монмутом, но король  чувствовал,  что  она
довольна. Глаза Луизы хранили тайну, но король знал, что было  время,  когда
она надеялась, что ее  сын,  герцог  Ричмондский,  может  стать  наследником
престола. Луиза была неподдельно напугана тем, как близко он был от  смерти,
но этот ее страх на самом деле был страхом за безопасность  ее  собственного
положения.
   Гортензия  выразила  ужас  характерным  для  нее  спокойным  образом.  Но
Гортензия совершенно не заботилась о будущем и даже не задумалась о том, что
с ней станется, если умрет ее благодетель.
   Карл держал в руках письмо от Джемми.
   "Какая  польза  будет  вам,  государь,  оттого,  что  вы   лишите   жизни
собственного ребенка, который лишь ошибся и рисковал  своей  жизнью  во  имя
спасения вашей?"
   Это заставило Карла улыбнуться. Джемми был уверен, что принял  участие  в
заговоре только лишь для того, чтобы удержать заговорщиков от жестокости. Он
никогда не согласился бы убит