.
   Из дома вышла женщина, за ней выбежали другие дети.
   - Мальчик... - начала женщина и взглянула на меня в удивлении. Я не  была
уверена, знает ли она, кто перед нею. - Жак, что ты делаешь?
   Малыш отвернулся от нее  и  поудобнее  устроился  на  моих  коленях.  Это
заставило меня принять окончательное решение - он мой.  Провидение  подарило
его мне. Кивком головы я подозвала к себе женщину, и  она  подошла  ближе  к
коляске.
   - Вы его мать? - спросила я.
   - Нет, мадам, я бабушка, а его мать,  моя  дочь,  умерла  прошлой  зимой,
оставив на моих руках пятерых детей.
   Я торжествовала: "На моих руках!" Это было знаменательно.
   - Я возьму маленького Жака. Усыновлю его и воспитаю как своего ребенка.
   - Он самый непослушный из них...
   - Он мой, - сказала я, поскольку уже любила его. - Отдайте его мне  и  вы
никогда об этом не пожалеете.
   - Мадам.., вы...
   -  Я  королева,  -  сказала  я.  Она  сделала  неуклюжий  реверанс,  а  я
продолжила:
   - Вы получите вознаграждение. -  При  виде  ее  благодарности  мои  глаза
наполнились слезами, поскольку, как и мой муж,  я  любила  помогать  бедным,
узнав о трудностях их жизни. -  А  этот  малыш  будет  как  мой  собственный
ребенок.
   Малыш неожиданно сел и начал плакать:
   - Не хочу королеву. Хочу к Марианне...
   - Его сестренка, мадам, - сказала бабушка. -  Он  очень  своенравный.  Он
убежит. Я поцеловала его.
   - Не от меня, - сказала я. Однако он попытался вывернуться. Я подала знак
мадам Кампан, чтобы она записала имя женщины и напомнила мне о том, что  для
нее нужно что-нибудь сделать, и распорядилась о возвращении во дворец.
   Маленький Жак брыкался всю дорогу и  пронзительно  кричал,  что  хочет  к
Марианне и своему братику Луи. Он был смелым малышом.
   - Ты не представляешь, дорогой, какой это счастливый  день  для  тебя,  -
говорила я ему, - и для меня тоже.
   Я рассказывала ему об игрушках,  которые  у  него  будут,  о  собственном
маленьком пони. Что он думает об этом? Он остановился и сказал:
   - Хочу Марианну.
   - Это преданный малыш, которого не подкупишь, - сказала я и крепко обняла
его. Он стал вырываться, словно дикий зверек. Его шерстяной чепец  свалился,
и я пришла в восторг, поскольку без  него  он  оказался  еще  прелестнее.  Я
думала, насколько привлекательнее он будет выглядеть  в  одежде,  которую  я
придумаю для него. Скоро мы снимем это красное платье и маленькие деревянные
сабо.
   Во дворце удивились, увидев меня ведущей за руку маленького крестьянского
мальчика. Он был так  поражен  при  виде  всего  окружающего,  что  перестал
плакать.
   Это назвали самым последним безрассудным поступком королевы. Но мне  было
все равно. Наконец-то у меня был ребенок, пусть даже  не  от  моей  плоти  и
крови. Я немедленно нашла для него няньку,  жену  одного  из  моих  слуг,  у
которой были свои дети и которая, по моему мнению, была хорошей  матерью.  Я
отдала распоряжение о  том,  чтобы  он  был  одет  соответствующим  образом,
поскольку в его жизни наступил новый этап. Затем с помощью  мадам  Кампан  я
занялась приготовлениями к тому, чтобы  отправить  братьев  и  сестер  моего
нового любимца в школу.
   Те дни были самыми счастливыми в моей жизни  за  долгое  время.  Когда  я
видела своего  приемыша  в  белом,  отделанном  кружевами  платье  с  поясом
розового цвета, украшенном серебряной бахромой, и в маленькой шляпе с пером,
он казался самым красивым  созданием,  которое  мне  приходилось  когда-либо
видеть.
   Прижав его к груди, я плакала над ним, и на этот раз он не противился. Он
смотрел мне в лицо своими изумленными красивыми голубыми глазами  и  называл
меня "мама".
   Я называла его Арман. Это была его  фамилия,  и  мне  казалось,  что  она
больше подходит при дворе, чем имя Жак. Каждое утро его приносили ко мне,  и
он сидел на моей постели до церемонии вставания;  мы  вместе  завтракали,  а
иногда и обедали. Изредка к  нам  присоединялся  и  король;  постепенно  его
любовь к маленькому Арману росла.
   Его капризы могла усмирять только я. Он любил сидеть на постели и  играть
перьями и украшениями моих  головных  уборов.  Когда  я  особенно  тщательно
одевалась к какому-либо балу или банкету, я специально показывалась ему.
   Раз я любила его, то и он любил меня? Мне не приходила  в  голову  мысль,
что у ребенка могут быть глубокие эмоции - возможно, более глубокие, чем мои
собственные.

***

   Ни у кого не было сомнений в  том,  что  отношения  между  мужем  и  мной
неудовлетворительны. Хотя он никогда не  проявлял  ко  мне  никаких  чувств,
кроме доброты, было очевидно, что компанию с другими он  предпочитает  моему
обществу. Больше всего времени  он  проводил  с  Гаменом.  Я  совершенно  не
касалась   политики.   Людовик   ясно   дал   понять,   что,   несмотря   на
снисходительность ко мне - он терпел  мою  расточительность,  оплачивая  мои
долги, экономил, чтобы сбалансировать  мои  расходы,  и  даже  разрешил  мне
приблизить к себе крестьянского ребенка, - он  не  собирался  позволять  мне
вмешиваться в государственные дела.
   Беспокойство матушки Мерси, Вермона  и  Кауница  было  очевидным.  У  нее
имелись враги в Европе, главным из которых был Фридрих Прусский,  прозванный
многими Великим, а матушкой - Извергом.
   У Фридриха повсюду были  шпионы,  поэтому  он  был  хорошо  осведомлен  о
неспособности короля Франции  вести  нормальную  супружескую  жизнь,  и  ему
пришла в голову мысль, что опытная  женщина  может  добиться  того,  что  не
удалось неискушенной девице. Такой женщиной была  хорошо  известная  актриса
театра Комеди Франсез Луиза Конта. Она была более чем красива:  чувственная,
опытная, с огромным обаянием; за ней ухаживали многие придворные вельможи.
   Такая любовница - Фридрих был уверен в этом - могла бы помочь королю.  Во
всяком случае, стоило попытаться. Но  прежде  чем  поощрять  такую  любовную
связь,  необходимо  было  удостовериться,  что  восхитительная  Конта  будет
дружественна по отношению к Пруссии.  Если  бы  не  бдительность  Вермона  и
Мерси, я не знаю, что получилось бы из этого, но в одном  уверена:  мой  муж
никогда не изменял мне.
   Мерси, однако, вскоре написал об этом матушке. Какое волнение должно было
подняться в  Хофбурге!  Я  представляю  совещания  между  Иосифом  и  мамой.
Самомнение Иосифа стало проявляться более,  чем  когда-либо,  и  в  качестве
главы семьи он считал,  что  его  долг  состоит  в  том,  чтобы  следить  за
благополучием в ней и сохранением" доброго имени ее членов.
   Он посетил Неаполь и встретился с Каролиной; ее поведение не  понравилось
ему. Бедная Каролина! Что годы сделали с нею? В Неаполе она позорила  своего
мужа, за которого с такой  неохотой  вышла  замуж.  Иосиф  сделал  ей  массу
внушений. Каролина оправдывалась тем, что она не заводила любовника  до  тех
пор, пока не забеременела от своего мужа.  То  есть  до  тех  пор,  пока  не
обеспечила законное наследование престола, а остальное  не  имеет  значения.
Мария Амалия вела скандальную жизнь в Парме с момента своего приезда туда. И
вот я во Франции поражаю весь мир легкомыслием и расточительностью,  однако,
по крайней мере, остаюсь верной мужу, хотя, если верить слухам,  меня  можно
обвинить во всех смертных грехах.
   Теперь дошла  очередь  и  до  моего  дома.  Блестящая  и  привлекательная
артистка может "похитить любовь моего мужа и будет вечно благодарна злейшему
врагу матушки, который поднимет ее до такого высокого положения.  Необходимо
принять действенные меры. Это нужно было сделать давно.
   Мой  брат  Иосиф  собирался  приехать  в  Версаль,  чтобы  разобраться  в
положении дел и подумать, что можно предпринять.

Глава 12

Важный гость

   Говоря по правде, я очень боюсь за твое счастье, поскольку  полагаю,  что
так долго это больше не может продолжаться...Перемены могут  быть  жестокими
и, возможно, по твоей собственной вине.
   Император Иосиф - Марии Антуанетте

   Моя  семейная  жизнь  приняла  надлежащую  форму.  Вчера   попытка   была
повторена, и она оказалась даже более успешной, чем в  первый  раз...  Я  не
думаю, что уже забеременела, но надеюсь, что это случится в любой момент.
   Мария Антуанетта - Марии Терезе

   ...Надеюсь, что следующий год не пройдет без того, чтобы я не подарил Вам
племянника или племянницу... Именно Вам мы обязаны этим счастьем.
   Людовик XVI - императору Иосифу

   До меня дошли новости, что мой  брат  прибыл  в  Париж  и  остановился  в
австрийском посольстве, где его принимает Мерси.  Я  хотела  бы  знать,  что
Мерси говорит обо мне моему  брату  в  данный  момент.  Едва  ли  что-нибудь
лестное. Я вспомнила обо всех наставлениях, полученных из  Вены.  Ничего  не
скрывалось от моего брата, императора Австрии, правящего вместе с матушкой.
   Последний раз я видела его, когда прощалась со своим домом и он на первом
этапе поездки в Париж сопровождал меня. Я вспомнила, как зевала, слушая  его
рассуждения о моем блестящем будущем, о том, как много лошадей  подготовлено
для моей поездки. Тогда мне было не жалко распрощаться с Иосифом, но  сейчас
я была очень рада увидеть члена своей семьи.
   Иосиф дал указание не устраивать никакой суматохи,  никаких  церемоний  в
связи с его приездом. Он даже совершал поездку не как император  Австрии,  а
как граф Фалькенштейн, и прибыл в посольство под сильным дождем  в  открытой
карете.  Конечно,  в  этом  не  было  необходимости.  Он  мог  прибыть  и  с
государственным визитом.
   Я догадывалась, что он  будет  читать  мне  нравоучения  по  поводу  моей
экстравагантности, - это было именно то, о чем он особенно сожалел, так  как
сам вел спартанский образ жизни. Он всегда стремился  быть  правителем,  чьи
первые помыслы посвящались улучшению жизни народа, и часто совершал  поездки
инкогнито, тайно творя добро, но злые языки говорили, что он  всегда  любил,
чтобы его узнавали в самый разгар  приключений.  Тогда  он  мог  патетически
заявить: "Да, я император".
   Я отказывалась верить в это - мало ли злопыхательских сплетен, но в конце
визита Иосифа я уже не была так уверена в обратном.
   Сегодня, подумала я, будет важный день.
   Я находилась в своей туалетной комнате. Мои волосы  свободно  спадали  на
плечи, так как монсеньер Леонар еще трясся по дороге из  Парижа  в  Версаль,
когда я услышала звук копыт  во  дворе.  Была  половина  десятого,  и  я  не
обратила на это внимания, поэтому крайне удивилась, узнав, что прибыл  аббат
Вермон и с ним посетитель, который хочет видеть  меня.  Этот  посетитель  не
стал ждать, чтобы о нем объявили, и без церемоний зашел в комнату.
   - Ты... - вскричала я. - Это и вправду ты, Иосиф!
   Я почувствовала себя ребенком, словно перенеслась в Шенбрунн. Я подбежала
к нему и обняла, Иосиф также был растроган,  и  когда  он  заключал  меня  в
объятия, в его глазах стояли слезы.
   - Моя маленькая сестренка... Моя красивая маленькая сестра!
   - Иосиф, как я рада видеть тебя! Это было так давно... Я так много думала
о тебе и о нашей дорогой мамочке, о доме...
   Я бессвязно заговорила на немецком, неосознанно перейдя на родной язык.
   Иосиф сказал, что рад меня видеть, и совсем не напоминал строгого  брата,
который отчитывал меня за проделки в Вене. Мы, немцы, сентиментальные  люди.
Живя так долго среди французов, я совсем забыла об этом.
   Мы продолжали болтать. А как дорогая мамочка? А что с парками  Шенбрунна?
Так ли играют фонтаны, как раньше? Что с нашим маленьким театром в Хофбурге,
где мы обычно ставили пьесы? Как слуги? Что  с  моими  собаками,  которых  я
оставила?..
   Мы смеялись и плакали, и Иосиф сказал, что я выросла красавицей.  Я  была
миленьким маленьким  созданием,  когда  уезжала,  теперь  я  стала  красивой
женщиной. Если бы он смог встретить такую же красивую  женщину,  как  я,  то
снова бы женился.
   В общем, наше свидание было волнующим. Прошел целый час или  около  того,
прежде чем он приступил к неприятной задаче, которая привела его во Францию.
Конечно,  она  заключалась  в  том,   чтобы   прочитать   мне   нравоучения,
покритиковать меня и научить, как исправить глупости.
   Когда моя почти истерическая радость прошла, я взглянула  на  него  более
спокойно и, должна признать, несколько критически. Едва ли  его  можно  было
считать привлекательным. Он был одет подчеркнуто просто.  Цвет  его  костюма
был известен при дворе  как  красновато-коричневый,  поскольку  Роза  Бертен
сшила мне платье такого же оттенка, но только из  шелка,  и  король,  увидев
его, вскричал, что это цвет блохи. С того момента красновато-коричневый цвет
стал модным. Но он едва ли  подходил  моему  брату.  Мне  не  нравились  его
ботинки, придававшие ему облик простолюдина. А его прическа  определенно  не
подходила императору. Он ссутулился и значительно постарел с  того  времени,
когда я видела его последний раз.
   - Ты думаешь о том, что я не похожу на императора Австрии. Признайся.
   - Ты выглядишь как мой брат Иосиф, и этого достаточно.
   - А, они научили тебя говорить модные комплименты, но я прямой человек  и
люблю  откровенность.  Теперь  давай  побудем  совершенно  одни  -  я   хочу
поговорить с тобой.
   - Не проводить ли тебя  к  королю,  который  очень  хочет  встретиться  с
тобой?
   - Все в свое время, - сказал Иосиф. - Во-первых, я хотел бы  услышать  из
твоих собственных уст, есть ли в слухах правда. Ты должна быть откровенна со
мной, поскольку именно из-за этого  я  в  Версале,  по  этому  и  по  другим
вопросам. И я должен знать правду - всю, без утайки.
   Я провела его в небольшой кабинет и заперла дверь.
   - Вся Европа, - заявил он, - судачит о вашей  супружеской  жизни.  Правда
это или нет, что король не способен осуществлять брачные отношения?
   - Это правда.
   - Хотя он делал много попыток?
   - Он сделал много попыток.
   - И  доктора  исследовали  его  и  нашли,  что  необходимо  хирургическое
вмешательство, чтобы сделать его нормальным мужчиной?
   Я кивнула.
   - Он уклоняется от операции? Я снова кивнула.
   - Понимаю. Его нужно убедить, чтобы он выполнил свой долг.
   Иосиф принялся ходить по комнате взад в вперед, разговаривая сам с собой.
Несмотря на его простую одежду, у него был вид члена императорского дома.  Я
начала сомневаться, такой ли уж Иосиф  простой  человек,  за  какого  выдает
себя. Он задал много интимных вопросов, и я откровенно на них  отвечала.  Он
сказал:
   - Я приехал вовремя.
   Я послала служанку сообщить королю, что во дворце мой брат, и я предлагаю
привести его без промедления,  затем  взяла  Иосифа  под  руку  и  повела  в
апартаменты короля. Людовик поспешил навстречу моему брату и обнял его.
   Я отметила, что король выше, и  хотя  он  никоим  образом  не  был  самым
элегантным человеком при дворе, он выглядел привлекательнее рядом с Иосифом.
Но  у  Иосифа  были  манеры  старшего  брата.   Ему,   возможно,   нравилось
путешествовать инкогнито, но он сразу же давал понять, что, по  его  мнению,
король Франции стоит ниже императора Австрии. Людовик был одет  в  пурпурный
бархат,  так  как  носил  траур  по  королю  Португалии,  который  скончался
незадолго до этого.
   Они обменялись любезностями, и Людовик  заверил  моего  брата,  что  весь
дворец в его распоряжении, на что Иосиф, засмеявшись, покачал головой:
   - Нет, брат, я предпочитаю жить как простой человек. Мое жилье в  Версале
меня вполне устраивает. У меня две достаточно хорошие комнаты в доме  одного
из ваших банщиков.
   - Там вы, конечно, не найдете комфорта, к которому привыкли.
   - Я не уделяю много внимания комфорту, брат, и я не привык  к  нему,  как
вы. Походная кровать и медвежья шкура - вот все, что мне надо.
   Во время разговора он осматривал  покрытое  позолотой  помещение,  и  его
взгляд стал  печальным,  как  будто  он  увидел  что-то  греховное  в  нашем
великолепии.
   Он должен встретиться с членами королевской семьи и с некоторыми  из  его
министров, сказал король. Ну и, конечно, с монсеньером Морепа.  И  все  утро
было посвящено приему людей и их представлению Иосифу.  Я  чувствовала  себя
несколько неудобно - мои волосы не были причесаны, и  не  было  времени  для
этой продолжительной процедуры. Бедный монсеньер Леонар, догадывалась я, был
в отчаянии, но, естественно, я не могла покинуть брата. Если бы  он  сообщил
время прибытия - это было бы удобнее для всех! Но  простые  привычки  Иосифа
осложняли нашу жизнь во время его пребывания в Париже.
   Мы пообедали в моих апартаментах. Никаких  церемоний,  потребовал  Иосиф.
Поэтому внесли стол, и мы сидели на стульях, что было не совсем удобно. Обед
проходил в высшей степени неофициально, но ни один из нас не чувствовал себя
раскованным, и я была уверена,  что  и  Людовик,  и  я  держались  бы  менее
напряженно, если бы мы ели в нормальных условиях.
   В течение следующих нескольких дней мы много беседовали. Иосиф приехал во
Францию  с  тройной  целью:  убедить  меня  отказаться  от   легкомысленного
поведения, укрепить союз между Францией и  Австрией  и,  возможно,  наиболее
важным делом было выяснить правду о нашей  неудовлетворительной  супружеской
жизни и выправить положение. Иосиф считал, что  он  способен  справиться  со
всеми тремя задачами.
   В первые дни мы испытывали сентиментальные чувства от нашей встречи, хотя
я замечала, что он считает французский двор весьма экстравагантным местом  и
настроен критически.
   На второй день  брат  ужинал  в  узком  кругу  с  семьей  в  апартаментах
Элизабет. Я хотела, чтобы Элизабет понравилась ему, как нравилась мне -  она
превращалась со временем в обворожительное создание.  Мне  пришла  в  голову
мысль, что Иосифу нужна жена, он уже пережил два несчастливых брака - первый
с красивой и странной Изабеллой, которую любил, а  затем  с  женой,  которую
ненавидел. Его единственный ребенок умер. Он был императором Австрии, и  ему
необходим наследник, хотя, конечно, у него есть братья - наследники.
   Мне показалось, что Артуа смеется над моим братом за  его  спиной.  Он  и
граф Прованский могли посчитать Иосифа неэлегантным и некультурным.  Поэтому
это была нелегкая церемония принятия пищи. О,  Боже,  как  я  хотела,  чтобы
Иосиф вел себя как нормальный представитель королевского дома,  прибывший  с
визитом!
   В этот вечер, кажется, что-то произошло со всеми тремя братьями.  Позволю
себе предположить, что это было вызвано  высокопарностью  Иосифа.  Когда  мы
поднялись, граф Прованский вытянул ногу. Людовик споткнулся и упал на графа,
и они стали бороться. К ним присоединился Артуа. Это была не более чем игра,
но она показалась Иосифу необычной. Я видела и ранее,  как  мой  муж  и  его
братья поднимают возню, чаще в шутку, но порой доходило до гнева,  поскольку
граф Прованский так ревниво относился к Людовику, что борьба давала отдушину
его чувствам. Что касается самого Людовика, он всегда наслаждался  подобного
рода  игрой,  возможно,  потому,  что  обычно  выходил  победителем.  Артуа,
конечно, был достаточно вредным, чтобы удивить и шокировать посетителя.
   Элизабет и я с  ужасом  обменялись  взглядами,  но  Иосиф  проигнорировал
возившихся молодых людей и  заговорил  с  нами,  не  проявляя  ни  малейшего
удивления.
   Позднее я сказала ему:
   - Мадам Элизабет уже вполне сформировавшаяся женщина!
   А он ответил твердо:
   - Лучше бы король был вполне мужчиной. Мне очень хотелось показать Иосифу
Малый Трианон, и на следующий день я взяла его туда в  сопровождении  только
двух дам, сказав Иосифу:
   - Трианон - мое убежище, где я могу жить просто.
   С гордостью я показала ему английский парк, который был  почти  завершен.
Он не проявил никакого интереса и снова начал читать мне нравоучения.  Разве
я не понимаю, что иду к катастрофе? Я окружила себя  мужчинами  и  женщинами
сомнительной морали. Не будет ничего удивительного, если подвергнут сомнению
и мою собственную нравственность.
   - У тебя пустая голова! - вскричал он. - Ты ни о чем