ти, раздаваемые другим.
   - Ах, Нелли, я вынужден быть осторожным, вы же знаете.
   - Ваше величество всегда осторожничали с мадам Каслмейн, как  я  понимаю.
На тех, кого вы по доброте душевной считаете своими детьми, хотя  так  никто
больше не считает, сыплются почести. А для тех, которые несомненно  являются
вашими сыновьями, у вас не находится ничего, кроме доводов о своей бедности.
   - Всему свое время, - ответил озадаченный король. - Говорю вам,  у  этого
мальчика будет титул не хуже, чем у других.
   - Настолько не хуже, что никто не сможет его назвать  просто  хорошим,  в
этом я не сомневаюсь!
   - Я вижу, что на этот раз  Нелли  по-настоящему  рассвирепела.  Защищаете
детеныша, а?
   - Да, - ответила Нелли. - И уже не первый год, милорд король.
   - Я бы хотел, чтобы вы поняли, что этого я пока еще не могу сделать. Если
бы вы были благородного происхождения...
   - Как мать  принца  Задаваки?  Карл  невольно  улыбнулся  тому  прозвищу,
которое она дала Джемми. Он сказал:
   - Люси давно умерла. Джемми уже юноша. А этому маленькому Карлу еще расти
и расти. Потом, я думаю, у него будет такой же  великолепный  титул,  как  у
любого из его братьев.
   - Что же,  его  матери  остается  теперь  лишь  умереть,  -  драматически
воскликнула Нелл. - Что - в реку мне прыгнуть? Или пронзить себя мечом?
   Юный Карл, смутно угадывая настроение матери, поднял горький плач.
   - Успокойся, успокойся, - успокаивал король. - Твоя мама  не  умрет.  Это
она так играет, сынок.
   Но юный Карл никак не мог утешиться. Нелл выхватила его у короля.
   - Нет, нет, Карлуша, - говорила она, - это все была игра. Папа прав.  Нас
может беспокоить лишь одно: величие твоего отца дает тебе право  на  высокое
положение, но шлюха-мать обрекает тебя на унижение.
   Тут она рассмеялась и принялась плясать по комнате джигу  вместе  с  ним,
пока он не засмеялся, - и король смеялся вместе с ними.
   Ему так понравилась эта сцена, что он не смог удержаться и пообещал Нелл,
что он подумает, что можно сделать для мальчика. Кроме  того,  он  вспомнил,
что ее сестра Роза бедствовала, и ей он обещал пенсию в сто фунтов в год,  о
которой Нелл для нее просила.
   Что касается самой Нелл, то ему было так хорошо с ней даже  тогда,  когда
она ссорилась ради своего сына, что он сделает ее герцогиней;  правда  же  -
сделает!
   - Герцогиней?.. - повторила Нелл слова короля, и глаза ее засияли. -  Это
мне будет здорово приятно.  Маленьким  Карлуше  и  Джемми,  у  которых  отец
король, конечно, следует иметь мать-герцогиню, не меньше.
   Король уже пожалел, что был так неосторожен, но Нелл продолжала:
   - Я могла бы быть герцогиней Плимутской. Этот титул  кто-нибудь  в  конце
концов получит. Почему бы не Нелли? Барбаре повезло не меньше.
   - Всему свое время, - смущенно сказал король.
   Но Нелл была счастлива. Герцогиня Плимутская  -  это  почетно  и  для  ее
мальчиков. А почему бы и нет? На самом деле, почему и нет?!

***

   Нелл не стала герцогиней Плимутской. Она смело попросила  соответствующие
документы, которые закрепили бы ее право на этот титул, но ей было заявлено,
что они не могут быть предоставлены.
   Король ей сказал, что он сделал это предположение в шутку; он попросил ее
понять  положение  страны.  Она  вела  войну,  которая  потребовала   больше
расходов, чем предполагалось; голландцы были полны решимости  отстоять  свою
страну; не достигнув желаемого результата открытием плотин, которое  вызвало
лишь краткое замешательство у захватчиков, юный,  но  решительный  Вильгельм
Оранский, правитель и капитан-генерал, проявлял и дальше свои  блистательные
способности полководца.
   -  Кто  бы  мог  ожидать  таких  способностей  от  этого  моего  молодого
неповоротливого племянника?! - восклицал  Карл.  -  Никогда  не  забуду  его
пребывание  при  моем  дворе.  Небольшой  бледный  паренек,  который  боялся
танцевать, чтобы не запыхаться из-за своих слабых легких. Он был угрюмым,  и
мне пришлось что-то предпринять, чтобы  взбодрить  его,  вот  я  и  попросил
Бекингема усиленно поить его вином, и что, вы  думаете,  вышло?  Он  впал  в
оцепенение? Только не он! Тут-то и проявился его подлинный характер.  Прежде
чем ему успели помешать, он разбил окна в апартаментах фрейлин -  так  он  к
ним рвался. "Дорогой племянник, - сказал я ему, - у нас  при  дворе  принято
прежде всего просить позволения у  дам.  Возможно,  на  ваш  взгляд,  нудный
английский обычай, но, боюсь, что его тем не менее следует уважать".  Ох!  Я
мог бы предвидеть скрытые достоинства в молодом  человеке,  который  казался
таким чопорным, а после нескольких  бокалов  проявил  себя  как  развратник.
Тогда он был пьян от вина. Ныне он пьян от честолюбия и желания спасти  свою
родину. Снова мы убеждаемся, что этот  мой  племянник  может  проявить  себя
по-настоящему замечательным молодцом.
   - Мы говорили  о  герцогине  Плимутской,  а  не  о  герцоге  Оранском,  -
напомнила ему Нелл.
   - Ну да, мы говорили о герцогине Плимутской, -  согласился  король.  -  В
таком случае позвольте вам  объяснить,  что  война  обходится  дорого.  Люди
недовольны вербовщиками  и  налогами,  но  и  те  и  другие  необходимы  для
поддержания нашего морского флота. Когда люди злы, они ищут кого-нибудь,  на
ком можно свою злость выместить.
   Когда их просят платить налоги, они отвечают:
   "Пусть король платит налоги, пусть поменьше тратится на своих женщин,  и,
может быть, эти деньги пригодятся для  обеспечения  флота".  Нелли,  я  пока
ничего не могу сделать. Клянусь вам, я не забуду наших сыновей.  Клянусь,  я
не забуду и о вас.
   - Джентльмены так легко дают клятвы!.. - заметила  Нелл.  -  А  король  -
первый джентльмен страны.
   - Тем не менее это  обещание  я  непременно  сдержу.  Вы  знаете,  как  я
отношусь к мальчикам. Их невозможно было бы не любить. Нет, Нелл, потерпите.
Ну, развеселите меня. Ибо, имея голландцев, с одной стороны, французов  -  с
другой, а парламент - за спиной, я нуждаюсь в легкой разрядке.
   Тут Нелл смягчилась, так как она его действительно любила  -  его  лично,
этого самого доброго из людей, хотя подчас и дававшего обещания, которые  он
не мог сдержать, она, кроме  того,  помнила  слова  милорда  Рочестера:  она
должна успокаивать короля.
   Если она будет донимать его своим язычком, как это  делала  Барбара,  она
оттолкнет его от себя.  Ей,  маленькой  продавщице  апельсинов  и  артистке,
следует  быть  такой  же  умной,  как  эта  гранддама  из   Франции,   самая
значительная из ее соперниц.

***

   Карл очень беспокоился. Он считал, что его подданные не будут  продолжать
поддерживать ведение  войны.  Он  понимал,  что  надо  действовать.  Людовик
захватил большие участки Голландии и даже расположил суд в Утрехте, но Карлу
было ясно, что, как только Людовик  разобьет  голландцев,  он  обратит  свои
взоры на другие страны и попытается сделать своего союзника Карла рабом.
   Поэтому он планировал заключить с Голландией сепаратный мир, сделав  все,
что было в его силах, чтобы они согласились на условия, которые  не  вызвали
бы недовольства Людовика.
   Вильгельм Оранский был все же его племянником, и это не  годится,  заявил
он, что между ними идет борьба.
   Он решил послать в Голландию двух эмиссаров, чтобы разузнать о намерениях
молодого Вильгельма, он выбрал  Арлингтона,  одного  из  самых  компетентных
членов  "кабального"  совета  министров,   и   преисполненного   энтузиазмом
Бекингема, на которого он все еще возлагал большие надежды. Кроме того,  ему
хотелось компенсировать бедняге Джорджу столь нелюбезный отказ по поводу его
просьбы.
   Он был уверен, что Вильгельм, этот молодой человек двадцати одного  года,
будет склонен заключить мир на его условиях. Он не требовал слишком многого:
он хотел признания требования Англии, чтобы ее  флоту  салютовали  все  суда
других государств; он требовал субсидии в двести тысяч фунтов  стерлингов  в
счет военных расходов; он,  наверное,  к  тому  же  потребует  контроля  над
портами Слейс, Флашинг и Брилл: субсидию для  ловли  сельди;  новых  правил,
касающихся английской и голландской торговли в  Ост-Индии;  возможности  для
английских плантаторов в Суринаме не торопясь продать свою  собственность  и
уехать; а так как Вильгельм был его племянником, он помог бы ему  обеспечить
благоприятные условия в его собственной стране.
   Бекингем, всегда готовый участвовать в любой новой опасной затее, был рад
довести до сведения принца Оранского эти условия, Он высадился в Голландии в
качестве кроткого миротворца; его и Арлингтона радостно приветствовал народ,
так как эти два  члена  совета  министров  были  протестантами  и  голландцы
надеялись, что они искренне поддерживали их  сторону.  К  ним  присоединился
Монмут,  а  все  знали,  что  внебрачный  сын  короля  тоже  был  убежденным
протестантом - хотя только потому, что его  дядя,  предполагаемый  наследник
престола, подозревался в приверженности к католицизму.
   Но вдовствующая  принцесса  Амалия,  бабка  Вильгельма,  имевшая  прочное
влияние в стране, не испытывала доверия к английским эмиссарам и не скрывала
этого.
   Даровитый Арлингтон был подавлен и сокрушен, Монмут молчал,  но  Бекингем
изо всех сил пытался уверить ее в их доброжелательности.
   - Мы - добропорядочные голландцы, ваше высочество, - заявил он принцессе.
Она ответила:
   - Мы не требуем  от  вас  так  уж  много,  милорд  герцог.  Нам  было  бы
достаточно, чтобы вы были добропорядочными англичанами.
   - О! - воскликнул неугомонный Бекингем. - Мы  не  только  добропорядочные
англичане, но и добропорядочные нидерландцы. Мы относимся к Нидерландам  как
к супруге, а не как к любовнице.
   - На  самом  деле,  -  сказала  принцесса,  -  я  думаю,  вы  используете
Нидерланды совсем как свою жену.
   На это Бекингему нечего было сказать, он понял,  что  она  слышала,  что,
когда он ввел свою любовницу Анну Шрусбери в дом своей жены  и  оскорбленная
жена запротестовала, что для нее и Анны  нет  места  под  одной  крышей,  он
ответил:
   "Я об этом уже подумал, мадам. Поэтому велел подать вашу карету".
   Из-за этого он почувствовал, что не может надеяться на то, что  принцесса
быстро пойдет на уступки. Поэтому он настойчиво  добивался  встречи  с  юным
Вильгельмом, считая, что уж над ним-то легко одержит победу.
   Он  помнил,  что  это  в  его  апартаментах  Вильгельм  упился  во  время
пребывания в Лондоне. Он вспомнил, как трудно было заставить юношу пить, так
как его отношение к вину, казалось, было таким же, как к  азартным  играм  и
театру; но ему все-таки удалось его напоить, и  до  чего  же  забавным  было
видеть чопорного молодого голландца разбивающим  окна,  чтобы  добраться  до
фрейлин! Нет! Он не предвидел  никаких  значительных  трудностей  с  молодым
Вильгельмом...
   - Рад видеть  ваше  высочество  в  таком  добром  здравии,  -  воскликнул
Бекингем и продолжал говорить Вильгельму, что король Франции видел  условия,
выставленные королем Англии,  и  согласился,  что  они,  учитывая  поражение
Голландии, вполне законны.
   - Здесь сыграло роль то, что ваш дядя очень любил свою сестру, вашу мать.
Его величество помнит, что он обещал сестре следить за вашим  благополучием.
Именно поэтому, несмотря на то что ваша страна  оказалась  завоеванной,  его
величество, король Англии, будет настаивать, чтобы вас провозгласили королем
Голландии.
   Теперешний молодой человек  разительно  отличался  от  юнца,  пытавшегося
взять штурмом покои фрейлин. На его холодном лице читалась решимость изгнать
захватчиков из своей опустошенной страны.
   Он холодно ответил:
   -  Я  предпочитаю  оставаться  правителем-статхаудером.  Эту  обязанность
возложили на меня штаты. Кроме того, я, заодно со всеми голландцами,  отнюдь
не считаю, что мы покорены.
   - Ваше высочество, вы ничуть не пострадаете. Вас провозгласят королем,  а
Франция и Англия с этим согласятся.
   - Полагаю, что моя совесть и честь  обязывают  меня  учитывать  мой  долг
прежде моих интересов.
   Два голландских государственных деятеля, сопровождавших его, Беверлинг  и
ван Беунинг, мрачно кивнули, а Вильгельм продолжал:
   - Англичане должны быть нашими союзниками против французов. У наших стран
одна религия. Какую пользу извлечет Англия, если Голландия станет всего лишь
провинцией Франции, а я марионеткой? Вообразите это, друзья мои.  Голландию,
управляемую Людовиком через меня. К чему стремится Людовик?  К  завоеваниям.
Да, разделавшись с моей страной он, вполне возможно, обратит свои взоры и на
вашу!
   - Ей-Богу,  -  тихо  проговорил  Бекингем,  -  в  том,  что  говорит  его
высочество, заключена большая доля истины.
   Непостоянный герцог тут же переметнулся на сторону голландца.  Он  увидел
угрозу католицизма, нависшую  над  Англией.  Ему  захотелось  и  тут  и  там
добавить новые условия, которые превратили бы Англию и Голландию в союзников
против французов.
   - Но его высочество забывает,  -  сказал  Арлингтон,  -  что  страна  уже
завоевана.
   - Здесь, в Голландии, с этим не согласны, - снова подчеркнул Вильгельм.
   - Вы остановили наступление Людовика, - вступил в  разговор  Бекингем,  -
затопив свою землю.  Но  с  наступлением  зимних  морозов  она  легко  может
оказаться вновь открытой для наступления.
   Вильгельм твердо возразил:
   - Вы не знаете нас, голландцев. Мы находимся в большой опасности, но есть
способ никогда так и не увидеть свою страну  побежденной  -  это  умереть  у
последней плотины.
   Что еще можно было сказать такому фанатику-идеалисту, каким был этот юный
принц? Напрасно было говорить ему, что его идеалы являются свойством  юности
- и только... Вильгельм Оранский был убежден, что ему  суждено  спасти  свою
страну.
   Арлингтон, Бекингем и Монмут побывали в расположении  лагеря  Людовика  у
Хезвика. Голландцу Вильгельму были представлены новые условия  договора,  но
они были отвергнуты столь же решительно, как и прежние.
   Вскоре  стало  известно,  что  штаты  Бранденбург,  Люнебург  и  Мюнстер,
преисполненные желания положить конец завоеваниям католика Людовика,  готовы
присоединиться к Вильгельму  Оранскому  в  его  борьбе  против  захватчиков.
Людовик, обнаружив, что война потребовала  огромных  расходов,  но  принесла
небольшую выгоду, решил отступить и отвел свои армии обратно,  к  Парижу,  а
английским дипломатам ничего больше не оставалось делать,  как  вернуться  в
Англию.
   Луиза была довольна.
   Бекингем потерпел ужасную неудачу. Он истратил  массу  денег  -  счет  за
расходы, который он представил,  достиг  четырех  тысяч  семисот  пятидесяти
четырех фунтов и одного пенса, а не привез ничего, кроме  насмешек  в  адрес
своей страны.
   Его вместе  с  Арлингтоном  народ  Англии  обвинял  в  развязывании  этой
глобальной войны с голландцами.
   В Англии не только Луиза решила, что пора положить конец  государственной
деятельности герцога.

***

   Наконец-то Карл мог гордиться Монмутом. Что  бы  он  ни  делал  дома,  за
границей он зарекомендовал себя хорошо.
   Карл слушал обстоятельный рассказ о том, как сражался  его  сын  у  ворот
Брюсселя. Рядом с ним шел капитан Джон Черчилль, и трудно было сказать,  кто
из этих двух молодых людей - Черчилль или Монмут - проявил большую отвагу.
   - ..Пробежать можно было только по одному, - рассказывал Карлу  свидетель
боя. - Мы шли строем с саблями в руках на заграждение неприятеля. Был там  и
господин д'Артаньян со своими мушкетерами, и они  проявили  себя  настоящими
храбрецами. Господин д'Артяньян очень старался убедить герцога не  рисковать
жизнью и не идти во главе своих солдат по тому проходу, но милорд герцог  не
послушал его совета. Господин д'Артаньян был убит, но герцог вел своих людей
с такой отвагой и с таким презрением к смерти,  которые  редко  встречаются.
Многие скажут вашему величеству, что никогда не  видели  более  отважного  и
молниеносного боя.
   Джемми вернулся домой, пройдя с отрядом в торжественном марше  по  улицам
Лондона  до  Уайтхоллского  дворца,  а  люди  сотнями  выходили   из   домов
посмотреть, как он проходит.
   Он стал старше, но остался таким же красивым.  Лицо  его  пылало,  отчего
глаза казались более яркими и блестящими. Женщины, глядящие из окон, бросали
Монмуту цветы, и на улицах раздавался крик:  "Отважный  Джемми  возвращается
домой с отрядом!"
   Это было то, чего он так жаждал. Именно этого признания. Этой славы.
   И Карл с некоторой тревогой видел, что люди были вполне  готовы  признать
славу этого мальчика - отчасти потому, что он был  красив,  отчасти  потому,
что отважен, но главным образом потому, что герцог Йоркский был католиком, а
они поклялись, что  на  троне  Англии  никогда  не  должен  снова  восседать
католик. Джемми казался теперь более серьезным, и Карл надеялся, что его сын
осознал, что лучше отказаться от всех его опасных идей.
   У Джемми появилась новая любовница, Элинор Нидхэм, совершенно  покорившая
его. Ему хотелось завести две своры английских гончих  в  Чарлтоне.  У  него
родился сын, нареченный Карлом,  и  сам  король  с  герцогом  Йоркским  были
крестными отцами.
   Это был гораздо более подходящий для молодого человека образ жизни, думал
король. И взгляд его, когда он смотрел на юного Монмута, был полон любви.

***

   По Англии  распространились  слухи,  что  герцог  Йоркский  вскоре  снова
женится и для него уже выбрали принцессу  Марию-Беатрису,  сестру  правящего
герцога Моденского. Девушка была совсем юной - ей было четырнадцать  лет,  -
красивой и казалась  способной  иметь  детей.  Но  у  нее  был  единственный
недостаток: она была католичкой.
   Этот брак доставил Луизе массу волнений. С  тех  пор  как  она  уехала  в
Англию, Людовик дал ей три основных задания. Она должна была  способствовать
союзу с Францией против  Голландии,  заставить  Карла  публично  объявить  о
принятии католической веры, а также устроить брак между герцогом Йоркским  и
принцессой, которую выберет для него Людовик.
   Людовик выбрал богатую  вдову  герцога  де  Гиза,  бывшую  до  замужества
Елизаветой Орлеанской, второй дочерью Гастона, брата  Людовика  XIII.  Луиза
подчеркивала в разговорах с Карлом и Иаковом преимущество  этого  брака,  но
она была достаточно  умна,  чтобы  понимать,  что  не  должна  слишком  явно
работать на пользу Франции.
   Герцог Йоркский, испытывая чувство раскаяния после смерти жены, расстался
со своей любовницей Арабелой  Черчилль,  но  почти  немедленно  после  этого
возникла связь с Екатериной Седли, дочерью сэра Чарльза Седли. Екатерина  не
была красавицей, но, как  обмолвился  как-то  его  брат,  было  похоже,  что
любовниц Иакова выбирал для него его священник в качестве  епитимьи.  Однако
Иаков  вопреки  всем  традициям  решил,  что,  хотя  он  легко  относится  к
отсутствию красоты у любовницы, он не может согласиться с ее  отсутствием  у
жены и что мадам де Гиз, уже не юная и не красивая, ему не  подойдет.  Таким
образом, потерпев неудачу с французской женой, Луиза была готова  поддержать
выбор Марии-Беатрисы, так  как  та  тоже  была  католичкой,  а  католическая
герцогиня Йоркская, конечно, не будет препятствовать выполнению одной из  ее
основных обязанностей - способствовать тому, чтобы  король  открыто  признал
свой переход в католичество.
   Поэтому Луиза чувствовала, что, хотя ей не удалось убедить короля  и  его
брата выбрать мадам де Гиз, она не  вызывала  недовольство  короля  Франции,
направив свои  усилия  на  то,  чтобы  состоялся  брак  с  Марией-Беатрисой,
особенно  если  учесть  то,  что  по  всей  стране  выражалось  недовольство
католическим браком герцога.
   По Англии прокатывалась новая волна протеста против  католицизма.  Прошло
уже много времени  после  костров  у  Смитфилда,  но  еще  были  живы  люди,
помнившие отголоски тех дней.
   - Не хотим папства! - кричали люди на улицах.
   Луизе все еще не удалось получить никакого обещания от Карла относительно