лото. Не сомневаюсь.
   Он всегда добивается чего хочет.
   Пока мы разговаривали, мимо нас прошел старик. По крайней мере,  мне  так
сначала показалось. Внезапный приступ кашля сотряс его,  и  он  согнулся  от
боли.
   - Бедняга, - сказала я. - Ему необходимо лечь в постель. Ему нужен врач.
   Я хотела заговорить с ним, но Стирлинг положил мне руку на плечо.
   - Он один из  многих.  У  него  обычная  шахтерская  болезнь  -  чахотка.
Каменная пыль действует на легкие и в конце концов убивает свою жертву.  Тут
ничего не поделаешь.
   - Ничего! - воскликнул я. - Ты хочешь сказать, что  люди  спускаются  под
землю, хотя знают, что могут заболеть этой ужасной болезнью?
   - Это просто риск, - спокойно ответил Стирлинг. - И они идут на это.
   Я была в ярости, думая о человеке, который посылал  этих  несчастных  под
землю, обрекая их на безвременную и мучительную смерть.
   - Это ужасно, - сказала я. - Так больше не может продолжаться.
   Стирлинг в ответ рассмеялся.
   - Твоя беда, Нора, что у тебя слишком  мягкое  сердце.  Жизнь  жестока...
Особенно здесь. Хотя даже в уютной Англии, случается, умирают неожиданно. Не
нужно слишком серьезно относиться к таким вещам.
   - Я всегда серьезно относилась к смерти. Бессмысленной смерти.
   Я подумала об отце, об этом человеке - один погиб,  другой  умирал  из-за
золота - и возненавидела его еще больше.  Золото  представлялось  мне  живым
существом, злой, алчной, хитрой и капризной женщиной. Богиня Золота - что-то
вроде Цирцеи, которая иногда дарила свои ласки тем, кто служил ей,  но  лишь
для того, чтобы добиться новых жертв, оторвать еще больше людей от их домов,
от их семей, от спокойной, безмятежной жизни и обречь на смертельный риск.
   - Я хочу увидеть то место, где был убит мой отец, - сказала я.
   - Почему ты не хочешь забыть обо всем этом?
   - Забыть о том, что мой отец был убит?!
   - Воспоминания ничего не изменят.
   - Ты бы смог забыть, если бы убили твоего  отца?  Стирлинг  вздрогнул.  Я
знала, что мир без всемогущего Линкса для него не существует.
   - Успокойся, Нора. Уедем отсюда. Он повернулся и повел лошадь к дороге. Я
последовала за ним.
   - А теперь, - повторила я, - отвези меня на то место...
   Оно было очень красивым - спокойное, тихое -  и  пока  мы  стояли  там  в
молчании, тишину нарушало лишь пение  птицы-колокольчика.  Вот  эвкалиптовая
роща. Здесь мог прятаться убийца. За ней -  холм,  скорее  высокая  гора,  с
которой сбегал ручей. Как прекрасно!
   - И здесь он встретил свою смерть, - сказала я с горечью. -  Он,  который
так любил жизнь, столько мечтал. Это не должно было случиться. Он умер.., за
золото. Я ненавижу золото.
   - Пойдем, Нора, - сказал Стирлинг. - Он умер, но у тебя есть мы,  у  тебя
есть я.
   Я посмотрела на него, Стирлинг подъехал ближе, взял меня за руку  и  сжал
ее.
   - Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, Нора, - сказал он серьезно. -  Ты
увидишь.
   Весь этот день и следующий тоже я не переставала думать об отце и  о  том
несчастном, умирающем от чахотки. А  потому,  занимаясь  прополкой  в  саду,
совершенно не заметила, как ко мне подошел Линкс. Он молча смотрел на меня.
   - Вы уже давно здесь стоите? - с вызовом спросила я.
   Он поднял бровь.
   - Я не отвечаю на вопросы, заданные таким дерзким тоном.
   - А я не выношу, когда на меня глазеют.
   - Я не люблю невежливых людей.
   - Я тоже,  -  отпарировала  я,  распрямляясь.  Горькие  воспоминания  так
разозлили меня, что я уже не боялась, как отнесется к моим словам Линкс.  Он
решил не обижаться.
   - Рад видеть, что ты трудишься, - сказал он. - Не терплю лентяев в доме.
   - Может быть, хотите, чтобы я работала на вашем руднике?
   Он сделал вид, что раздумывает над моим предложением.
   - Ив каком качестве, смею поинтересоваться?
   - Насколько я знаю, у меня есть акции в вашей компании.
   - Немного, очень немного. Они не дорого стоят.
   - Пожалуй, как и сам рудник.
   - Ты что, большой специалист в горном деле?
   - Я ничего в этом не понимаю и не собираюсь понимать. И вообще  не  желаю
иметь ничего общего с этим вашим золотом.
   - Я думаю, нам пора поговорить. - сказал он. - Надо кое-что узнать друг о
друге.
   - Мне бы хотелось знать о том, что касается меня.
   - После ужина приходи в библиотеку.
   Он ушел, а я  вернулась  к  прерванному  занятию.  В  саду  сильно  пахло
шалфеем. Уж сегодня-то я не струшу. Я скажу  ему  все,  что  думаю  об  этом
руднике,  где  молодые  сильные  парни  на  глазах  превращаются  в  больных
стариков.
   Вечером за столом Линкс не появился, но когда я пришла в  библиотеку,  он
уже ждал меня там, отхлебывая что-то из рюмки. Видимо, ужинал один, что, как
я позже поняла, бывало нередко.
   - А, мисс Нора, входите. Садитесь сюда, чтоб я мог вас видеть.
   Я села. В комнате было довольно темно. Горели  только  две  из  множества
керосиновых ламп.
   - Выпейте рюмку портвейна.
   Я отказалась, потому что его слова прозвучали скорее как приказ, а не как
приглашение.
   Он взял графин и налил себе еще рюмку. Тогда я впервые разглядела,  какие
у него руки - с тонкими длинными пальцами, на мизинце поблескивало кольцо  с
резным нефритом. Он держался так,  что  его  легко  можно  было  представить
хозяином старинного английского дома.
   - Ты хотела знать, что тебя ждет у нас,  -  продолжал  он.  -  Ты  -  моя
подопечная. Я -  твой  опекун.  Так  решил  твой  отец  незадолго  до  своей
безвременной кончины.
   - Наверное, он предчувствовал смерть. Линкс покачал головой.
   - У него частенько появлялись сумасбродные идеи. Он очень увлекался  ими,
однако в глубине души знал, что их нельзя  осуществить.  Только  когда  дело
касалось тебя, он возвращался к действительности.
   - Почему он выбрал именно вас? Бровь опять поднялась вверх.
   - Ты хочешь сказать, что я недостоин такого доверия?
   - Он слишком мало знал вас.
   - Мы знали друг друга достаточно хорошо. Так что тебе придется  смириться
с этим. К тому же у тебя все равно нет выбора.
   - Вообще-то я могу заработать себе на жизнь.
   - В руднике? Ты, кажется, это  предложила?  Даже  если  устроишься  здесь
прислугой или кем там еще, много получать не будешь, поверь мне.
   - У меня есть акции. Их можно продать.
   - Повторяю, они недорого стоят. Все знают, что этот  рудник  не  приносит
прибыли.
   - Зачем же продолжать там работу?
   - Надежда. Мы всегда на что-то надеемся.
   - А пока вы надеетесь, люди умирают?
   - Ты говоришь о своем отце. Но разбойников хватает повсюду. Любой из  нас
может оказаться жертвой.
   - Я думаю о том бедняге, которого мы недавно  встретили.  Он  умирает  от
чахотки.
   - Так что же, я должен закрыть из-за этого рудник?
   - Да!
   Он рассмеялся.
   - Ты не понимаешь, что говоришь. Если я закрою рудник, что  случиться  со
всеми моими рабочими? Они умрут с голода через две недели.
   - Я не хочу иметь ничего общего с этим рудником.
   -  Ладно,  мы  продадим  твои  акции,  а  деньги  положим  в   банк.   Но
предупреждаю: сумма не превысит и сотни фунтов. А если мы нападем на жилу...
   - Я не хочу иметь ничего общего с добычей золота.
   Он вздохнул и посмотрел на меня своими блестящими глазами.
   - Ты не очень правильно поступаешь. Как говорится,  над  тобой  властвуют
чувства.  Ты  думаешь  сердцем.  Из-за  этого  станешь  попадать  в  сложные
ситуации, а вызволять тебя оттуда не будет смысла.
   - Вы не такой, вы думаете головой.
   - Она для того и предназначена.
   - А сердце?
   - Чтобы контролировать циркуляцию крови. Я засмеялась, и он тоже.
   - Тебе что-то еще хотелось бы узнать?
   - Да, какую работу я должна здесь выполнять?
   - Работу? Помогай Аделаиде и, вообще, будь ей младшей сестрой. Теперь это
твой дом.
   Я впервые обвела глазами  комнату:  вдоль  одной  стены  стояли  шкафы  с
книгами, на стенах висели картины, точь-в-точь  как  в  библиотеке  обычного
английского дома. На полированном  дубовом  столе  была  раскрыта  шахматная
доска, словно кто-то собирался  играть.  Я  вскрикнула  -  эти  великолепные
шахматы были мне хорошо знакомы: фигуры из темной и светлой слоновой  кости,
а в коронах короля и королевы сверкали бриллианты, клетки доски были сделаны
из пластин белого и темно-розового мрамора.
   - Это шахматы моего отца, - сказала я с возмущением.
   - Он оставил их мне.
   - Теперь они мои.
   - Он оставил их мне.
   Я подошла, взяла в руку белую королеву и так ясно представила себе  отца,
что чуть не заплакала. Линкс стоял возле меня.
   - Здесь написано твое имя, - сказал он, указывая на один из квадратов.
   - Мы все оставляли на доске свои имена, когда выигрывали  в  первый  раз.
Вот имя моего дедушки. Эти шахматы принадлежали нашей семье десятки лет.
   - А потом ими завладел посторонний. - На одной из клеток в  центре  доски
крупными буквами было выведено его имя.
   - Значит, вы обыграли моего отца?
   - Ну, иногда побеждал и он.
   - Отец был хороший шахматист Думаю, что  я  выигрывала,  только  если  он
поддавался мне.
   - Я тебе поддаваться не стану - Вы предлагаете мне сыграть?
   - Почему бы нет? Я очень люблю играть в шахматы.
   - На доске моего отца, - заметила я.
   - Давай договоримся. В тот день, когда  ты  меня  обыграешь,  они  станут
твоими.
   - Я должна играть на то, что по праву принадлежит мне?
   - Нет, на право вернуть их.
   - Согласна. Когда начнем?
   - Почему не сейчас? Ты как?
   - Хорошо, - ответила я.
   Мы уселись друг против друга. Я ясно видела его золотистые  брови,  белые
изящные кисти, зеленый нефрит. У Стерлинга  руки  были  немного  шире,  и  я
поймала себя на том, что постоянно сравниваю его с Линксом. Они похожи, хотя
сын был скорее бледным  отражением  своего  отца.  Мне  было  неприятно  так
думать, словно своими мыслями я предавала Стирлинга. Линкс  заметил,  что  я
смотрю на его руки, и вытянул их вперед.
   - Видишь резьбу на камне? Это голова рыси Так меня называют Это кольцо  -
моя печатка. Я получил ее много лет назад от своего тестя.
   - Очень красивый нефрит - И очень тонкая резьба. Подходит мне,  правда  Я
кивнула и взялась за королевскую пешку. Довольно быстро  я  поняла,  что  не
пара Линксу, однако так старалась, что получила мат только минут через сорок
пять - результат, которого он, вероятно, ожидал на пятой минуте.
   - Мат, - сказал он уверенно, и я увидела, что выхода у  меня  нет.  -  Но
игра была неплохая, - продолжал Линкс, - надо нам  с  тобой  еще  как-нибудь
сыграть - Если считаете меня достойным партнером, - ответила  я  -  Уверена,
что вы можете найти шахматиста вашего класса  -  Мне  понравилось  играть  с
тобой. И не забывай, тебе нужно отыграть  эти  шахматы.  К  тому  же,  я  не
собираюсь  поддаваться.  Если  ты  выиграешь,  знай,  это  будет   настоящая
победа...
   Взволнованная, я долго не могла  сомкнуть  глаза  в  ту  ночь.  А  когда,
наконец,  заснула,  мне  приснилось,  что  шахматные  фигуры  ожили,   а   у
короля-победителя были глаза Рыси.

***

   Пришел октябрь, а с ним  и  весна.  Это  не  Англия,  где  стояла  сейчас
дождливая, холодная осень Наш сад был  особенно  хорош.  Стирлинг  привез  с
собой из Англии рассаду, и теперь  у  нас  цвели  алая  герань  и  пурпурные
лобелии.
   Однажды я присела в беседке отдохнуть - от работы в саду  у  меня  ломило
спину. Внезапно, точно из ниоткуда, возникла Джессика. Меня всегда приводили
в замешательство ее неожиданные и бесшумные появления.
   - Ой,  Джессика!  -  воскликнула  я  -  Я  видела,  как  ты  выходила  из
библиотеки. - сказала она. - Ты там была довольно долго.
   Рассердившись за то, что она шпионила за мной, я холодно спросила:
   - Ну и что?
   - Он тобой заинтересовался, и тебе это нравится. ведь так? Не обольщайся.
В людях его всегда волнует только одно - какую пользу можно из них извлечь.
   - За что вы его так ненавидите? - спросила я. Я удивилась,  заметив,  что
Джессика залилась краской, готовая вот-вот заплакать.
   - Ненавижу его? Да, правда. Нет... Я не знаю. Ты бы видела его, когда  он
первый раз появился на Розелла Крик...
   - Что это?
   - Поместье. Теперь оно называется Херрикс - в его честь, но  когда-то  им
владел дядя Харли. Мы жили счастливо, хотя хозяйство было не очень  большим,
и у нас всегда что-нибудь случалось. То вокруг бушевали пожары. Нам с трудом
удалось спастись. Потом напала саранча, потом было наводнение,  потом  почва
начала разрушаться. Но мы справились... Мейбелла должна  была  удачно  выйти
замуж. Один человек частенько приезжал к нам  из  Мельбурна.  Сын  владельца
магазина, довольно состоятельный. Он собирался сделать ей предложение.
   У меня было такое чувство, что меня посвящают во что-то, чего  мне  знать
не следует. Надо бы под каким-нибудь предлогом отделаться  от  Джессики,  но
искушение оказалось слишком велико - услышать  необыкновенную  историю  отца
Стирлинга, мысли о котором не давали мне покоя.
   Поэтому я спросила:
   - Расскажи мне об этом. Она робко улыбнулась.
   - Ведь тебе хочется о нем все узнать? Так всегда и  бывает.  С  Мейбеллой
произошло то же самое. Как только она увидела его, сразу же забыла обо  всем
на свете. Я помню тот день, когда он появился у нас.
   Джессика немного помолчала, глаза ее мечтательно  смотрели  вдаль,  а  на
губах играла легкая улыбка. На этот раз я не торопила ее.  Я  ждала,  и  она
заговорила тихо, будто забыла о моем присутствии.
   - Дядя Харли отправился в Сидней встретить  прибывающий  туда  корабль  с
заключенными: нам очень не хватало рабочих рук. Он сказал:  "Я  возьму  двух
здоровенных   негодяев.   Придется,   конечно,   приглядывать    за    этими
преступниками, однако мы заставим их работать". Он собирался вернуться через
две недели, но приехал только через три, потому  что  шли  сильные  дожди  и
многие  реки  разлились.  Мы  с  Мейбеллой  готовили  на  кухне  еду  к  его
возвращению. Дядя вошел, поцеловал Мейбеллу, потом меня. И сказал: "Я привез
двух парней, Мейбелла. Один  из  них..,  да  ладно,  сама  увидишь".  И  мы,
действительно, увидели. "Какой крупный мужчина", - воскликнула  Мейбелла.  -
Он что, тоже был на судне?" Дядя Харли кивнул:
   "Семь лет. Только подумай, дочка. Говорит,  что  несправедливо  осужден".
"Они все так говорят", - заметила Мейбелла, и мы засмеялись. Но  он  был  не
такой, как  другие.  Его  глаза  прожигали  насквозь.  К  нему  нельзя  было
относиться, как к преступнику, и уж тем более как к слуге. Дядя  Харли  тоже
это чувствовал. Он как-то тушевался перед ним. Херрик  и  недели  у  нас  не
прожил, а дядя уже говорил с ним, как с равным.
   Она помолчала и взглянула на меня.
   - Ты не поверишь, чего может добиться человек за такое короткое время.
   - Почему же, поверю, - ответила я.
   - Через три недели он уже сидел с нами за одним столом. Как говорил  дядя
Харли, им всегда надо было что-то обсуждать. Держался он совсем не так,  как
остальные. Рядом с ним мы все испытывали неловкость, будто он был  хозяином,
а мы - прислугой. Он часто давал дяде Харли советы, иногда брал лист  бумаги
и что-то чертил. Объяснял, как поднять склад для хранения шерсти,  чтобы  та
оставалась сухой. Заставил купить новый пресс для шерсти, потому что наш уже
устарел. Дядя Харли, всегда считавший, что знает  все  лучше  всех,  бывало,
слушал его, раскрыв рот, и только повторял: "Да,  Херрик.  Хорошо,  Херрик".
Пришла пора стричь овец, раньше у нас всегда с этим что-нибудь не  ладилось.
Он заставил работать садовников, прислугу - всех, у кого была  пара  рук.  К
тому времени он стал чем-то вроде надсмотрщика. Все боялись его. Дядя  Харли
говорил: "От тебя ничего не скроется, у тебя глаза рыси". Так они и прозвали
его - Рысь. Аборигены даже принимали его за  божество  белых  людей.  В  его
присутствии они работали, но стоило Линксу уйти - сидели сложа руки.  Помню,
он рассмешил нас. Нарисовал себя очень похоже - лицо, как  живое.  Раскрасил
глаза ярко-синим и приколол портрет на стену склада со словами: "Даже  когда
меня здесь нет, я слежу за вами". Они тогда здорово испугались, нисколько не
сомневаясь, что это правда. Вот таким он был. Так что не удивительно...
   Она опять замолчала. Я с нетерпением ждала,  когда  она  возобновит  свой
рассказ.
   - Мейбеллу словно околдовали. Сын владельца  магазина  был  забыт.  Когда
появлялся Линкс, глаза ее начинали блестеть, она  расцветала.  Вообще-то  ее
нельзя было назвать хорошенькой, скорее наоборот, если  говорить  честно.  Я
была лучше, но  у  меня  ничего  не  было.  Мне  дали  кров  и  только.  "Не
беспокойся, - не раз говорила Мейбелла. - У тебя всегда будет дом,  Джесси".
И это не просто слова. У нее, действительно, было очень доброе сердце.
   - Так она в него влюбилась?
   - У нас все изменилось. Дела пошли лучше. Дядя Харли необыкновенно  ценил
его. "Эй, Линкс, - бывало, спрашивал он. - Как  ты  считаешь,  можем  ли  мы
доверить этому парню - Джиму или Тому - отвезти тюки в Мельбурн?" Он  всегда
говорил "мы". Так что, понимаешь, к чему шло дело. Мейбелла вообще не думала
ни о ком другом. Она была без ума от Линкса... Когда  она  забеременела,  то
боялась сообщить об этом отцу. Он был  очень  религиозным  человеком  и  мог
выгнать ее из дома. Я сразу поняла, кто отец ребенка, и  пришла  в  ужас.  Я
сказала ей: "Мейбелла, он же преступник". Она подняла  голову  и  закричала:
"Пускай! Его осудили по ошибке, и я горжусь им. Мне наплевать на все,  кроме
того, что у меня будет его ребенок". Она так и выложила это своему отцу, но,
что самое удивительное,  он  ответил  только:  "Ничего  не  поделаешь,  надо
готовиться к свадьбе". И все. И меньше чем через год после того,  как  Линкс
прибыл в Розеллу, он женился на Мейбелле.
   Джессика повернулась ко мне, глаза ее возбужденно блестели, но я не могла
понять, что ее так взбудоражило.
   - Если бы я была дочерью дяди Харли, он женился бы на мне.
   - А может, он любил Мейбеллу? Она рассмеялась.
   - Любил Мейбеллу! Он презирал ее и не скрывал этого.  Бедняжка  Мейбелла,
она продолжала его обожать, пока он не убил ее.
   - Убил ее?
   - С тем же успехом он  мог  бы  взять  ружье  и  застрелить  ее.  Он  был
разочарован, когда родилась Аделаида. Он хотел сына,  во  всем  похожего  на
него. Мейбелла чуть не умерла, когда рожала Аделаиду...  Сначала  я  думала,
что это все из-за волнений, которые ей пришлось пережить. Дядя Харли  обожал
девочку, баловал ее, но Мейбелла не обращала на  ребенка  особого  внимания.
Она могла думать только о нем. Он знал и презирал ее за это.
   - Вы сказали, что он убил ее.
   - Конечно. Год за годом у нее были выкидыши. Мейбелла так боялась! Просто
стала инвалидом. Но он хотел сына. Мы все  знали,  что  она  слишком  слаба,
чтобы переносить беременность. Дядя Харли умер через шесть лет.  Помню,  как
мы стояли у его смертного одра. Мы все: Мейбелла, маленькая  Аделаида,  я  и
он. Дядя Харли верил в него до конца своих дней. "Розелла принадлежит  тебе,
Мейбелла, - сказал он. - Тебе и Линксу. Он позаботится о тебе и о хозяйстве.
Я оставляю тебя в хороших руках, дочка. Этот дом всегда будет и твоим домом,
Джесси". И умер, считая, что все уладил. Он не знал, что через год  Мейбелла
ляжет рядом с ним.
   - Но вы сказали, что он убил ее, - не отставала я.
   - Она умерла, когда родился Стирлинг. Я ненавидела Линкса. Я сказала ему:
"Ты убил ее!" А  он  посмотрел  на  меня  с  таким  презрением...  Я  любила
Мейбеллу. Мы были как родные сестры. Вместе с ней и во мне что-то умерло.  Я
слышала, так говорят. Звучит банально, правда? Но это,  действительно,  так.
Он был жесток и безжалостен. Он убил ее, потому что каждый год заставлял эту
несчастную рожать ему сына. И в конце концов, он получил его... Но  Мейбеллы
не стало.
   Я молчала, а она добавила:
   - Он всегда добивается того, чего хочет.
   - Никто не может добиться этого.
   - Он пройдет по головам, лишь бы достичь цели.
   - Вы ненавидите его, и все же...
   - Я ненавижу его за то