ым чувством, но следовало  во  всяком  случае  признать  его
наличие.

***

   У  меня  складывалось  впечатление,  что  за  мной  следят.  Если  я,
возвращаясь в дом, бросала взгляд на окна Гризельды, то  улавливала  там
какое-то быстрое движение. Казалось, кто-то следит за мной, но старается
отпрянуть от окна, чтобы остаться незамеченным.
   Я могла отнести это на счет любопытства старухи, поскольку, по словам
Сабрины, она была не в  своем  уме,  но  этим  дело  не  ограничивалось.
Временами мне казалось, что за мной  наблюдают  из  галереи,  коридоров,
иногда я даже бросалась в ту сторону, откуда, по моему мнению,  за  мной
наблюдали, но там никого не оказывалось. Уж во всяком случае старуха  не
была настолько проворна, чтобы делать вылазки в Эндерби и лазать в окна.
   Со времени нашего приезда здоровье бабушки значительно улучшилось,  и
мать снова начала  говорить  о  возвращении  домой.  Сабрина  и  бабушка
огорчились.
   - Так чудесно было снова  увидеть  вас,  -  сказала  Сабрина.  -  Эта
встреча много значит для всех нас. И Дикон, благодаря вам, побыл с нами.
Уж давно он не задерживался в Эверсли на такой долгий срок.
   Я сказала, что наши с мамой мужья будут за нас  волноваться,  а  мать
добавила, что мы получили разрешение на поездку лишь  при  условии,  что
она будет непродолжительной.
   Я решила, что до отъезда мне необходимо повидаться с Гризельдой, и  в
один прекрасный день отправилась в ту часть замка,  где,  как  я  знала,
были расположены ее комнаты.
   Здесь было очень тихо, и,  пока  я  поднималась  по  короткой  прямой
лестнице и шла по коридору, мне никто не встретился.  Я  прикинула,  где
должна находиться комната, из окна которой  за  мной  время  от  времени
наблюдали.
   Подойдя к двери, я постучала. Ответа не было, я подошла  к  следующей
двери и снова постучала.
   Ответа не было и теперь, но я чувствовала, что за дверью кто-то есть.
   - Простите, можно войти? - спросила я.
   Дверь резко распахнулась. Передо мной стояла  старуха.  Седые  волосы
выбивались из-под чепца, бледное  лицо  и  глубоко  посаженные  глаза  с
огромными белками создавали впечатление, что их обладательница постоянно
чем-то изумлена. Она была  в  платье  из  муслина  в  узорах  с  высоким
воротником и узкой талией и казалась очень хрупкой.
   - Вас зовут Гризельда? - спросила я.
   - Что вам от меня надо?
   - Я хочу познакомиться с вами. Скоро я уезжаю и перед отъездом решила
навестить всех, кто живет в этом доме.
   - Я знаю, кто вы, - произнесла она таким тоном, словно это знание  не
доставляло ей особого удовольствия.
   - Я мадам де Турвиль. Когда-то я жила здесь.
   - Да, - сказала она, - до того, как сюда приехала моя госпожа.  Тогда
вы жили здесь.
   - Нельзя ли мне войти и немного побеседовать с вами?
   Довольно неуклюже она отступила назад, и я вошла в  комнату.  Я  была
изумлена, увидев Джонатана, встающего из кресла мне навстречу.
   - Здравствуйте, - произнес он.
   - Джонатан! - воскликнула я.
   -  Джонатан  хороший  мальчик,   -   проговорила   Гризельда,   потом
повернулась к нему:
   - Мадам де Турвиль считает, что  ей  нужно  со  всеми  познакомиться,
поэтому она зашла ко мне.
   - Да, - ответил Джонатан. - Я могу идти?
   - Да, иди, - согласилась она. - Приходи ко мне завтра.
   Она обняла его и нежно поцеловала. Он попытался  освободиться  от  ее
объятий, бросив на меня смущенный взгляд, словно извиняясь  за  то,  что
его насильно вовлекли в столь демонстративное излияние чувств.
   Когда Джонатан вышел, Гризельда сказала:
   - Он хороший мальчик. Он ухаживает за мной и помогает мне.
   - Вы никогда не расставались с этой семьей, - сказала я.
   - Я была нянькой. Я приехала со своей госпожой. Господи, лучше бы  мы
этого никогда не делали.
   - Вы имеете в виду леди Изабел?
   - Его жену. Мать юного Джонатана.
   - И Дэвида, - добавила я.
   Она промолчала, но поджала губы. Ее глаза, казалось, стали еще больше
и производили впечатление совсем диких.
   - Я видела вас, - произнесла она тоном обвинения. - видела  вас..,  с
ним.
   Я бросила взгляд в сторону окна.
   - Думаю, это вас я видела здесь.., время от времени.
   - Я знаю, что происходит, - сказала она.
   - О, неужели?
   - С ним, - добавила она.
   - О...
   - Я никогда не прощу его. Знаете, он убил ее.
   - Убил! Кто кого убил?
   - Он убил. Хозяин. Он убил мою девочку, мой маленький цветочек.
   Ее глаза наполнились  слезами,  рот  искривился,  она  сжала  руки  и
показалась мне совсем безумной.
   Я мягко произнесла:
   - Не думаю, чтобы это было правдой. Расскажите мне про Изабел.
   Выражение ее лица так мгновенно изменилось, что я была поражена.
   - С самого начала она была  моим  ребенком.  Нянчила  я,  конечно,  и
других, но Изабел - это было совсем другое.  Единственное  дитя,  видите
ли. Ее мать умерла.., умерла при родах, прямо как.., ну,  в  общем,  она
была мне как родной ребенок. А он, ее отец, он был  неплохим  человеком.
Но не более того. Слишком уж важная шишка.  Очень  богатый.  Всегда  был
чем-то занят... Но когда приезжал, он любил свою доченьку. Но  на  самом
деле она была моя. Он никогда  ни  во  что  не  вмешивался.  Бывало,  он
говорил: "Ты  сама  знаешь,  что  лучше  для  нашей  маленькой  девочки,
Гризельда".  Хороший  человек.  Он  умер.  Хорошие   умирают,   а   злые
процветают.
   - Я вижу, вы очень любили Изабел. Она быстро и сердито заговорила:
   - Ей ни в коем случае не следовало вступать в этот брак. Его бы и  не
было, если бы это зависело от меня. Это единственное, что я не могу  ему
простить. Он просто вбил себе в голову, что девушек надо выдавать  замуж
и что у Изабел все сложится не хуже,  чем  у  других.  Он  не  знал  мою
девочку так, как ее знала я. Она боялась.., на самом деле  боялась.  Она
приходила ко мне поплакаться. Я ничего не могла  поделать..,  хотя  была
готова умереть за нее. Так что она вышла  замуж,  мой  бедный  маленький
ангел. Она сказала: "Ты поедешь со мной, Гризельда", а я ответила: "Меня
от тебя и дикими лошадьми не оттащить, моя любимая".
   Я сказала:
   - Мне близки ваши чувства. Вы любили ее нежно, как  мать  любит  свое
дитя. Я это понимаю. У меня у самой есть дети.
   - И мне пришлось смириться с тем, что ее привезли сюда... В этот дом.
Ему на нее было наплевать. Ему было  важно  то,  что  он  мог  получить,
благодаря ей.
   Я промолчала. С этим я была согласна.
   - Так все и началось. Это был ужас.  Она,  видите  ли,  была  обязана
родить ему сына. Мужчины.., они все хотят детей...  Посмотреть,  что  бы
они сказали, если бы им самим пришлось  рожать.  Она  испугалась,  когда
поняла, что забеременела.., ну, а потом, еще и трех месяцев  не  прошло,
как она сронила. А во второй раз было еще хуже. Она была уже  на  шестом
месяце. А потом последний раз. Когда она лишилась жизни. Она была  нужна
ему только для этого - если не считать, конечно, денег. Ну, а  когда  ее
отец умер, то он получил и деньги. Тогда он уже мог от нее избавиться.
   - Вы говорите, что он убил ее.
   - Так оно и есть. Они  могли  бы  спасти  ее..,  но  это  значило  бы
потерять мальчиков. Этого он не хотел. Ему были нужны мальчики. Вот так.
Он их и получил... И это стоило ей жизни.
   -  Вы  хотите  сказать,  что  существовала  возможность  выбора?  Она
кивнула.
   - Я обезумела от горя. Я постоянно  была  рядом  с  ней.  Она  хотела
этого, и даже он не решился спорить. Он убил ее -  можете  быть  в  этом
уверены, как в том, что вы  сидите  передо  мной,  мадам.  А  теперь  он
посматривает на вас. Чего он хочет от вас, как вы думаете?
   - Гризельда, - сказала я, - я замужняя женщина.  У  меня  во  Франции
есть муж и дети и скоро я возвращаюсь к ним.
   Она придвинулась ко  мне  поближе  и  взглянула  мне  прямо  в  лицо.
Казалось, ее глаза светятся.
   - У него есть планы в отношении вас. Помните об этом. Он не  из  тех,
кто легко отказывается от исполнения своих желаний.
   - У меня свои собственные планы.
   - Вы с ним проводите много времени. Я его знаю, знаю,  как  он  ведет
себя с женщинами. Даже Изабел...
   - Вы обо мне ничего не знаете,  Гризельда.  Расскажите  мне  еще  про
Изабел.
   - А что еще рассказывать? Со мной она была  счастлива.  Она  приехала
сюда и была убита.
   - Перестаньте говорить про убийство. Я  знаю,  что  она  умерла,  дав
жизнь близнецам. Вы очень любите их, не так ли?
   - Ее убил Дэвид.
   - Дэвид!
   - Ну, оба. Хозяин  тем,  что  вынудил  ее..,  использовал  ее..,  мою
малютку Изабел, заставил приносить детей, хотя  она  была  неспособна  к
этому. Ее мать умерла при родах. Такая уж была у них в семье слабость, у
их женщин. Ее не следовало заставлять рожать. А потом еще этот Дэвид. Он
родился через два часа после Джонатана. Ее можно было  спасти.  Но  ему,
видите ли, нужен был еще и Дэвид. Он хотел  иметь  двоих  сыновей..,  на
всякий случай, если с одним что-нибудь случится. Так вот вдвоем они ее и
убили.., он и Дэвид.
   -  Гризельда,  уж  Дэвида  вам  не   следовало   бы   осуждать.   Это
новорожденного-то! Разве это не глупо с вашей стороны?
   - Как только вижу его, говорю себе: это ты.., либо твоя  жизнь,  либо
ее. У них уже был Джонатан. Этого было достаточно.
   - Гризельда, вы можете это доказать? Она  посмотрела  на  меня  диким
взором, не ответив на вопрос. Вместо этого она сказала:
   - Он так больше и не женился. У него уже есть  два  сына.  Теперь  он
может свободно вести себя с женщинами. Бывало, он привозил их сюда. Я их
видела. Я все думала - возьмет он кого-нибудь вместо Изабел.
   - Разве не пора забыть прошлое, Гризельда?
   - Забыть Изабел? Вы это хотите сказать?
   - Зачем вы следили за мной?
   - Я слежу за всеми.
   - Вы имеете в виду...
   Она вновь наклонилась ко мне и шепнула:
   - За его женщинами.
   - Я не отношусь к их числу. Она хитро улыбнулась. Я вспомнила  эпизод
на галерее менестрелей в Эндерби и устыдилась. Я спросила:
   - И у вас есть помощники?
   - Я не могу всюду расхаживать, - ответила она, -  у  меня  ревматизм.
Они у меня давно есть. Они много чего знают.
   - Вы много общаетесь с Джонатаном? Она улыбнулась и закивала головой.
   - А с Дэвидом?
   - Я его никогда не пускаю сюда. Он не такой, как его брат.
   - Значит, Джонатан приходит один. И о чем вы с ним разговариваете?
   - О его матери, о прошлом.
   - Разумно ли говорить об этом с ребенком?
   - Я рассказываю ему правду. Все дети должны знать правду. Так сказано
в Священном Писании.
   - И вы позволяете Джонатану.., выполнять ваши поручения?
   - Он сам этого хочет, - сказала она. - Ему  это  доставляет  радость.
"Ну, какое у нас сегодня задание, Гризл?" - спрашивает  он..,  маленькая
обезьянка.
   - Значит, он следит за своим отцом. Он.., шпионит за ним?
   - Нам всем нужно знать, не собирается ли хозяин снова  жениться.  Это
бы повлияло на всех нас.
   - Но вы же няня, и неужели вам не кажется, что че  следует  вовлекать
ребенка в такие дела?
   - Джонатан не ребенок. Он уже родился мужчиной..,  как  его  отец.  Я
знаю многое из того, что происходит.  Я  много  узнавала  от  Изабел.  Я
видела его ее глазами. Поосторожней,  мадам.  Он  опасен  для  всех.  Не
забывайте, он убил мою Изабел.
   У меня было большое желание встать и убежать,  чтобы  не  видеть  эти
безумные глаза. Мне стало казаться, что я задыхаюсь, словно  меня  здесь
заперли вдвоем с безумной  старухой.  Она  обвиняла  Дикона  в  убийстве
только потому, что его жена умерла во время родов. Она научила Джонатана
шпионить за отцом. Сама мысль о том, что этот мальчик выслеживал нас  до
Эндерби.., лежал там где-то в засаде.., вызывала во мне отвращение.
   Я задумывалась над  тем,  рассказать  ли  Сабрине  о  сделанных  мною
открытиях. Я чувствовала, что кому-то об этом необходимо рассказать,  но
кому?  Бабушка  была  просто  физически  не  в  состоянии  справиться  с
ситуацией. Сабрина? Мать? Дикон?
   Я никак не  решалась  поделиться  своим  открытием  с  кем-нибудь  из
домашних. А потом я подумала: а какой собственно вред в том, что старуха
шпионит? Для Джонатана это было просто игрой.  Шпионить  за  собственным
отцом и  сообщать  об  этом  Гризельде!  Да,  в  этом  было  явно  нечто
нездоровое. Но нечто нездоровое было вообще в отношениях  людей  в  этом
доме.
   Пока я прикидывала, подготовка к отъезду шла полным  ходом,  и  через
несколько дней после моего разговора с Гризельдой мы с матерью уже  были
в пути.

ПАРИ

   В Кале мы высадились на берег и попали  в  объятия  встречавшего  нас
отца. Я была поражена и слегка позавидовала матери, видя, как сильно  он
ее любит. Это просто бросалось в глаза. Моя же мать  принимала  это  как
должное, но я знала, что и она так  же  любит  его.  Я  убеждена  -  она
считала, что именно так и должны относиться друг к другу  женатые  люди.
Меня часто удивляло, что ее слепая вера в такие узы оказалась  настолько
сильной, что даже мой отец, - казалось бы, столь многоопытный мужчина, -
сумел обратиться в ее  веру.  Она  смотрела  на  мир  наивно  и  служила
примером того, какой огромной силой обладает наивность.  Как  отличались
от нее мы с Шарлем. Да, между нами  существовало  сильное  влечение;  мы
имели право сказать, что любим друг друга, - с определенными оговорками.
И все-таки я чуть не поддалась искушению с Диконом и была уверена, что у
Шарля есть любовные связи  на  стороне.  Я  принимала  это  как  условия
существования брака - единственный способ, которым его можно  сохранить.
Как была бы потрясена моя мать!
   Когда я видела их вместе, у меня становилось теплее на сердце, ведь у
отца еще хватало тепла и для меня. Меня он  рассматривал  как  осязаемый
плод его великой страсти. Я была счастлива в их обществе.
   В Обинье я задержалась на несколько дней. Родители  хотели,  чтобы  я
побыла подольше, но мне не терпелось попасть домой, встретиться с Шарлем
и Детьми. Я предвкушала удовольствие от встречи с Лизеттой.  К  тому  же
мне было неуютно в этом замке, где себя заживо похоронила Софи.
   Мне хотелось  бы  повидаться  с  ней,  рассказать  ей  о  возвращении
Лизетты, о том, что иногда  у  меня  бывает  ощущение,  будто  вернулись
прежние времена, что мы с Лизеттой часто вспоминаем о  ней  и  очень  бы
хотели быть вместе с ней.
   - Софи не меняется к лучшему, - сказал мой отец. - И  теперь  мы  уже
прекратили все попытки как-то повлиять на нее. Софи не выходит из  своих
комнат, и ей, видимо, вполне достаточно общества Жанны.
   Я спросила, не могу ли посетить ее, но Жанна дала нам понять, что это
нежелательно и может вызвать у Софи неприятные воспоминания.
   Арман встретил меня как обычно одновременно и с  удовольствием,  и  с
прохладцей. А Мария-Луиза показалась  мне  далекой,  как  никогда.  Отец
рассказал, что ее набожность растет с каждым днем и что, похоже, детей у
нее никогда не будет.
   Шарль бурно выражал восторг по поводу моего возвращения и  признался,
что уже почти не чаял меня когда-нибудь увидеть. Шарло  крепко  прижался
ко мне, его примеру последовал Луи-Шарль. Что касается Клодины,  то  она
стала уже большой и время  от  времени  произносила  вполне  разборчивые
словечки и  даже  умудрялась  сделать  несколько  шажков  подряд.  Самым
приятным из всех событий оказалось то, что она меня узнала  и  зачмокала
от удовольствия, когда я взяла ее на руки.
   Как хорошо оказаться дома! Я благодарила судьбу  за  то,  что  сумела
сохранить холодный ум и честь. Здесь, дома, казалось невероятным, что  я
была близка к тому, чтобы лишиться того и другого. С каждым днем Эверсли
с его безумной Гризельдой и Эндерби с его привидениями  становились  все
дальше - только Дикон, возможно, составлял, исключение.  Воспоминания  о
нем жили во мне и пробуждались в самый неожиданный момент.
   Лизетта желала знать все подробно. Я рассказала ей  о  Гризельде,  но
скрыла свои чувства к Дикону.  Я  чувствовала,  это  следует  хранить  в
тайне. Она выслушала меня и призналась, что  в  Турвиле  без  меня  было
очень скучно.
   Интерес Шарля к войне между  Англией  и  ее  американскими  колониями
ничуть не уменьшился. Я даже сказала ему, что это единственная тема  его
разговоров.
   - Твой народ вступает в заранее проигранную войну,  -  рассуждал  мой
муж. - Им следует знать, что они потерпят поражение.
   - Я не могу поверить в то, что мой народ будет побежден  колонистами,
которые  все  равно  являются  частью  моего  народа.  Это   похоже   на
гражданскую войну.
   - Гражданские войны - самые страшные. Более  того,  моя  дорогая,  за
колонистами будет стоять мощь Франции.
   - Я в это не верю.
   - Тогда позволь  сообщить  тебе  кое-что.  Твои  англичане  потерпели
крупное поражение при Саратоге, и при дворе только об  этом  и  говорят.
Наш Луи заключил пакт с колонистами. Что ты скажешь на, это?
   - Против Англии? Он улыбнулся.
   - Бедняга Луи, он хочет мира С трудом удалось убедить его, что он  не
рискует  вступить  в  настоящую  войну.  Я,  честно  сказать,   немножко
запаниковал. И не стесняюсь тебе в этом признаться. Я  просто  испугался
того, что будет объявлена война в то время, как ты находишься в Англии.
   - И что это значило бы?
   - Ну, то, что связаться с тобой было бы нелегко. Возможно, у тебя  не
было бы возможности вернуться домой.
   - Ты имеешь в виду, что мне пришлось бы остаться в Англии?
   - Не беспокойся. Я пришел бы тебе на помощь. Но это  могло  оказаться
сложной задачей. Во всяком случае, сейчас мы не  находимся  в  состоянии
войны, но британский посол отозван из Парижа.
   - И что это означает?
   - То, что англичане не слишком довольны нами.
   - Я буду молиться за то, чтобы между нашими странами  не  разразилась
война.
   - Теперь, Лотти, ты дома, в безопасности, и ты уже никуда не поедешь.
   Лето в этом году наступило рано. Клодина быстро подрастала. В феврале
ей исполнилось два года, и теперь она уже вовсю болтала  и  бегала.  Она
была очаровательным ребенком, темпераментным,  несколько  своевольным  и
эмоциональным.  Ее  настроение  менялось  очень  быстро,  и  она   легко
переходила от слез к смеху, так что все домашние стали  чуть  ли  не  ее
рабами.
   В начале июля у нас появился гость. Я, Лизетта и дети  были  в  саду,
когда одна из служанок сообщила, что  какой-то  джентльмен  желает  меня
видеть.
   - Он приехал издалека и спрашивает именно вас, мадам.
   Я встала и пошла за ней.
   Там стоял Дикон. Он улыбался мне с таким видом, словно не  сомневался
в радушном приеме. Мое сердце подпрыгнуло, но тут же меня охватили самые
противоречивые чувства.
   - Дикон! - воскликнула я.
   - Ну что ж, похоже, что ты рада видеть меня, Лотти. Я знал, что так и
будет. Я приехал по делам в Париж и был уверен, что если  ты  узнаешь  о
том, что я был во Франции и не заехал к тебе, ты мне этого не простишь.
   - Тебе следовало предупредить меня.
   - Не было времени. Я выехал сразу, как было принято  решение,  что  я
должен отправиться в Париж. И вот я здесь.
   - Ну проходи. О твоей лошади позаботятся. Ты, должно быть, голоден.
   - Скорее, я жажду видеть тебя.
   - Пожалуйста, Дикон, - сказала я, - дока ты находишься здесь, в  доме
моего мужа...
   - Все понял, - ответил он. - Обещаю, мое поведение будет безупречным.
   Пришел вызванный служанкой конюх, а я повела гостя в дом.
   - М-да, - произнес он. - Прекрасное место. Я бросил взгляд на Обинье,
но не стал заезжать  туда.  Мне  показалось,  что  твоя  мать  не  очень
обрадуется моему появлению. Мы с ней никогда не были близкими  друзьями.
И вообще я хочу провести как  можно  больше  времени  с  моей  обожаемой
Лотти.
   - Ты обещал...
   - Всего лишь  изящный  комплимент  очаровательной  хозяйке  и  ничего
более.
   Даже когда он оглядывал холл, я заметила  в  его  глазах  оценивающее
выражение. Он прикидывал  стоимость  окружающих  вещей.  С  этим  ничего
нельзя было поделать. Таков уж был Дикон.
   Я послала служанку за Шарлем и велела подать  закуски