там мимо скамеек, у каждой из которых
стоял свой каменный ангел-хранитель, держащий в руке, как я и  предполагала,
пылающий  меч.  В  помещении  царила  тишина.  Витражные  стекла  на   окнах
пропускали голубоватый свет. Большие каменные опоры были очень холодными.
   Мы  на  цыпочках  прошли  за  Бруно  в  алтарь,   покрытый   великолепным
покрывалом,  расшитым  золотом   и   серебром.   Орнаменты   на   нем   были
инкрустированы драгоценностями. В удивлении мы уставились на них.
   Бруно отодвинул в сторону тяжелый занавес, украшенный золотой вышивкой, и
мы очутились в святая святых. На нас смотрела Мадонна.
   Кейт в восхищении затаила дыхание - Мадонна  была  прекрасна.  Статуя  из
мрамора, в накидке из настоящего кружева,  в  длинном  платье  из  какого-то
толстого вышитого материала. И это одеяние было охвачено огнем от сверкающих
невообразимым блеском  драгоценных  камней.  Ошеломляющее  зрелище!  Рубины,
изумруды, бриллианты, жемчуг украшали платье.  "Какое  же  оно  тяжелое",  -
подумала я.  Прекрасные  руки  Мадонны  украшали  браслеты  с  бриллиантами,
сапфирами и жемчугами, на пальцах сверкали кольца.  Но  самой  ослепительной
была корона, в центре которой сверкал громадный бриллиант, а вокруг  него  -
множество драгоценных камней всех цветов.
   Я подумала: "Кейт теперь придется признать, что Мадонна  одета  богаче  и
более ослепительно, чем новая королева на пути к коронации".
   Кейт в экстазе стиснула руки. Она никогда не видела таких драгоценностей.
Она хотела потрогать это великолепное платье, но Бруно остановил ее.
   - Ты не смеешь. Ты сразу умрешь, - сказал он. И Кейт даже отпрянула.
   Доказав то, что он хотел  доказать,  Бруно  стремился  теперь  как  можно
быстрее уйти из часовни. Думаю, что и нам не терпелось уйти, хотя  и  трудно
было оторвать взгляд от этого сверкающего изваяния.
   Осторожно, на цыпочках, мы вышли. Какое это было  облегчение  для  Бруно,
когда он повернул ключ в замке!  Путешествие  по  каменным  коридорам  после
пребывания в священной часовне принесло нам облегчение. Если нас поймают, то
сделают выговор, но Бруно не скажет, что мы видели Мадонну. Мы  чувствовали,
что, взглянув на  нее,  мы  совершили  больший  грех,  чем  просто  войдя  в
Аббатство.
   Мы вышли на воздух и поторопились к  месту  наших  тайных  встреч.  Бруно
бросился на землю и спрятал лицо, потрясенный тем, что сделал. Кейт молчала.
Я догадывалась, что она представляла себя в той короне.  Но  даже  она  была
подавлена, когда мы возвращались домой.

УБИЙСТВО В АББАТСТВЕ

   Cобытия в стране обрушились на нас, ворвались  в  дом,  разрушили  покой.
Даже матушка не могла закрыть глаза на это.  Отец  сказал,  что  поколеблены
сами основы церкви. Брат Иоан и брат Яков сидели с ним в саду; они  говорили
шепотом, голоса их были печальными. Отец, как  всегда,  часто  беседовал  со
мной. Он хотел, чтобы я знала, что происходит, и часто повторял:
   - Ты не легкомысленная девочка, Дамаск. Ты не  похожа  на  Кейт,  которая
интересуется только лентами и украшениями. Мы живем в опасные времена.
   Я знала о трагедии наших соседей Моров. Сэр Томас ясно дал понять, что не
признает  главенство  короля  над  церковью  и  недействительность  брака  с
Екатериной Арагонской, а следовательно, и того, что  законными  наследниками
короля должны стать дети королевы Анны Болейн.
   - Я боюсь за сэра Томаса, Дамаск, - сказал отец. - Он  смелый  человек  и
будет отстаивать свои принципы до конца. Ты знаешь, что его  ввели  в  Тауэр
через Ворота изменников, и я очень боюсь, что мы больше не увидим его.
   Лицо отца выражало бесконечную печаль и страх.
   - В его доме сейчас так тревожно, Дамаск, - продолжал он,  -  а  ты  ведь
хорошо помнишь, как было весело в нем когда-то.  Бедная  госпожа  Элис,  она
сбита с толку и сердится. Она не  понимает.  "Почему  он  такой  упрямый?  -
повторяет она все время. - Я ему говорю: господин  Мор,  вы  дурак".  Бедная
Элис, она никогда не понимала своего  мужа,  этого  замечательного,  святого
человека. И еще Мег.., о, Дамаск, когда я вижу бедняжку, у меня  разрывается
сердце. Она - любимая дочь сэра Томаса, и никого нет ближе для него. Мег как
несчастная потерянная душа, и я благодарю Бога, что у нее хороший муж,  Уилл
Роупер, в котором она может найти утешение.
   - Отец, если бы он принес присягу, ничего бы не случилось.
   - Но тогда бы он предал  Бога.  Он  предан  королю,  но  он  сказал  мне:
"Уильям, я - слуга короля, но прежде всего - Бога".
   - Но из-за этого они такие несчастные.
   - Ты поймешь, когда станешь старше, Дамаск. Как я хочу,  чтобы  ты  стала
немного постарше. Хотел бы я, чтобы ты была в возрасте Мег.
   Я удивлялась такому желанию отца и только позднее поняла его.
   Я помню день казни епископа Фишера.  Потом  с  большой  жестокостью  были
убиты монахи из  Чартер-хауса  . Их проволокли к  месту  казни,  повесили,  а  потом,  еще  живых,
сбросили на землю и оставили мучиться в ужасной агонии. В тот день брат Иоан
и брат Яков пришли к отцу. Я слышала, как брат Иоан сказал:
   - Что с нами будет, Уильям? Что с нами со всеми будет?
   Бруно рассказал нам,  что  в  Аббатстве  постоянно  молятся  за  епископа
Фишера, за монахов из Чартер-хауса и за сэра Томаса Мора; что брат  Валериан
сказал: то, что случилось с теми  монахами,  могло  случиться  с  другими  и
многое зависит от судьбы сэра Томаса Мора. Он пользовался всеобщей  любовью.
Если король осудит его на смерть, народ разгневается. Некоторые считали, что
король не  посмеет,  но  король  смел  все.  Он  объявил,  что  не  потерпит
вмешательства и что всякий, кто будет отрицать его главенство над  церковью,
- изменник, будь то бывшие канцлеры или друзья короля. Кто перечит ему,  тот
не может быть его другом. А кто выступил против, не избежит его гнева.
   И вот наступил ужасный день. Из суда вывели под стражей сэра Томаса.  Нам
рассказали очевидцы, как бедная Мег подбежала  к  отцу,  обхватила  его  шею
руками и потеряла сознание.
   - Они не сделают этого, - сказал отец. - Король не может убить  человека,
которого раньше любил, он не осмелится казнить святого.
   Но король никому  не  позволял  открыто  не  повиноваться  ему.  Я  часто
вспоминала, как видела его на барке смеющимся с кардиналом.., еще одним, кто
умер,  говорят,  из-за  него.  Никто   не   мог   позволить   себе   вызвать
неудовольствие короля.
   А потом звонили колокола по сэру Томасу. Ему отрубили голову  и  посадили
ее на шест на Лондонском мосту, откуда Мег потом сняла ее.
   Отец закрылся в своей комнате. Я знала, что в тот день он часами стоял на
коленях и молился, думаю, не за себя.
   Он опять говорил со мной, когда мы гуляли  в  высокой  траве,  росшей  по
берегу реки, не боясь, что наш разговор подслушают.
   - Тебе уже почти двенадцать лет, Дамаск, - сказал он и повторил,  -  если
бы ты была старше.
   - Почему, отец? - спросила я. - Потому что ты хочешь, чтобы я была  более
понятлива?
   - Ты и так умна не по годам, дитя мое. Если бы тебе было  пятнадцать  или
шестнадцать лет, ты могла бы выйти замуж, и тогда  я  знал  бы,  что  кто-то
сможет позаботиться о тебе.
   - Почему я должна хотеть мужа, когда у  меня  есть  лучший  из  отцов?  И
матушка у меня есть.
   - И мы будем заботиться о тебе, пока живы, - с жаром сказал он. -  Просто
я думаю, что если по несчастной случайности...
   - Отец!
   Он продолжал:
   - Если нас здесь не будет.., если меня здесь не будет...
   - Но ты же не уезжаешь.
   - В такие времена, Дамаск, мы не можем знать, когда придет наш день.  Кто
бы мог поверить несколько лет тому назад, что сэра Томаса не будет с нами?
   - Отец, тебя не попросят дать присягу?
   - Кто это может сказать?
   Я вдруг прижалась к его руке. Он сказал ласково:
   - Времена опасные. Может быть, нас призовут сделать то, чего не  позволит
нам сделать наша совесть. И тогда...
   - Но это же жестоко.
   - Мы живем в жестокое время, дитя.
   - Отец, - прошептала я, -  ты  веришь,  что  новая  королева  -  истинная
королева?
   - Лучше не произносить таких слов.
   - Тогда не отвечай на вопрос. Когда я думаю о ней.., лежащей в паланкине,
улыбающейся, такой  гордой,  такой  радостной,  что  все  эти  торжественные
церемонии были устроены в ее честь... О,  отец,  ты  думаешь,  она  хоть  на
мгновение подумала о всей крови, которая будет пролита  из-за  нее?..  Такие
люди, как сэр Томас, монахи...
   - Тихо, дитя. Сэр Томас сказал,  что  ему  жаль  новую  королеву.  Головы
летели из-за нее. Кто может сказать, как долго  продержится  ее  собственная
голова?

***

   - Кейт слышала, как говорили, что королю она уже начала надоедать, она не
родила ему сына, только принцессу Елизавету.., и что он уже посматривает  на
других.
   - Скажи,  Кейт,  чтобы  она  попридержала  язык,  Дамаск.  Она  беспечная
девочка.  Я  боюсь  за  Кейт,  но,  тем  не  менее,  думаю,  у  нее   талант
самосохранения. Я больше боюсь за тебя, моя любимая дочь. Я бы хотел  видеть
тебя взрослой и замужем. Что ты думаешь о Руперте?
   - Руперт? Ты имеешь в виду, хотела бы я выйти за него замуж? Я не  думала
об этом.
   -  Да,  дитя  мое,  он  хороший  мальчик.  Кроткого  нрава,  добродушный,
работящий, правда, у него почти ничего нет, но ведь он наша плоть и кровь, и
я хотел бы, чтобы он и в будущем продолжал присматривать за  хозяйством.  Но
больше всего мне хотелось бы знать, что я отдал тебя в надежные руки.
   - О, отец, я не думала.., о браке.
   - В двенадцать лет пора уже  немного  подумывать  о  таком  важном  деле.
Пройдет четыре года... Четыре года! Это долго.
   - Ты говоришь так, будто я - ярмо, которое ты был бы рад скинуть.
   - Дорогое мое дитя, ты же знаешь, что в тебе вся моя жизнь.
   - Я знаю, я сказала это, не подумав. Отец, ты так боишься  за  меня,  что
хочешь, чтобы у меня был еще защитник?
   Он немного помолчал,  посмотрел  на  реку;  я  знала,  он  думает  о  том
опустевшем доме в Чел си.
   И впервые в жизни я осознала, как ненадежна наша жизнь.

***

   То лето тянулось долго, казалось, все дни были наполнены  солнцем.  Когда
бы ни приезжали к нам гости - что было довольно часто, ибо ни одному путнику
не отказывалось в приюте, бедному  ли,  богатому  ли,  -  за  столом  всегда
находилось для  них  место.  Если  они  приезжали  из  дворца,  Кейт  всегда
подстерегала их и пыталась заманить подальше  от  ушей  моего  отца,  в  сад
посмотреть павлинов или собак и поговорить о королевском дворе.
   Таким образом мы узнали, что король действительно устал от королевы,  они
поссорились и что королева  была  так  беспечна,  что  не  оказала  должного
почтения Его Величеству; мы услышали, как король обратил внимание на  хитрую
и не очень красивую молодую женщину, одну из фрейлин королевы. Джейн  Сеймур
была тиха и сговорчива, но происходила из очень честолюбивой семьи,  которая
считала, раз король отрекся от Екатерины Арагонской, испанской  принцессы  и
тетки великого императора Карла, почему бы ему не поступить также с  дочерью
робкого Томаса Болейна.
   Мы слышали, что если бы родился сын, все было бы по-другому.  Но  у  Анны
шансов родить сына было не больше, чем у Екатерины, а уже ходили слухи,  что
Джейн носит под сердцем ребенка короля.
   Кейт любила вытянуться на траве и без умолку болтать о придворных  делах.
Она уже перестала воображать себя королевой Анной.  Теперь  она  была  Джейн
Сеймур, но роль смиренной Джейн, подчиняющейся честолюбивым  братьям,  менее
подходила ей, чем роль гордой Анны Болейн. Ей, скорее,  нравилось  презирать
Джейн.
   - Как ты думаешь, насколько ее хватит? - почти сердито спросила она.
   Иногда мы через потайную дверь пробирались на земли Аббатства, и там  она
все говорила о Мадонне в драгоценностях. Мысль о всех  этих  драгоценностях,
на которые могли смотреть только монахи, сводила ее с ума, говорила она. Как
бы ей хотелось надеть их!
   Ее отношение к Бруно менялось так же, как и мое. Я  с  нетерпением  ждала
наших тайных встреч. Мне нравилось смотреть на его лицо, а когда он говорил,
я всегда пыталась перевести разговор на вещи, о которых я знала больше,  чем
Кейт. Это делало меня ближе к нему. Ему нравилось разговаривать со мной,  но
смотреть он любил на Кейт; фактически он редко глядел  на  меня,  когда  она
была с нами. Она задирала его, помыкала им, что выводило его из себя,  но  в
то же время повышало интерес к ней. Пару раз она грозилась рассказать  всем,
что он водил нас в Аббатство и показал Мадонну.
   - Но ведь это ты хотела туда пойти, - сказала я, так как всегда старалась
быть на стороне Бруно против нее.
   - Ах, - ответила она, - но ведь он же взял нас туда.  -  Она  с  ликующим
видом показала на него пальцем. - Его грех больше.
   Потом она стала дразнить его, что он Святое Дитя, причем так  невыносимо,
что он побежал за ней, а она, смеясь, убегала. Когда  он  поймал  ее  и  они
покатились по траве, Бруно притворился, будто хочет сделать ей больно.  Кейт
поддразнивала его, словно хотела, чтобы он на самом деле причинил  ей  боль,
тогда у нее был бы еще один повод дразнить его. Я всегда старалась держаться
подальше от  этих  проказ.  Я  могла  только  смотреть  на  них,  но  всегда
чувствовала, как их обоих охватывало волнение,  когда  они  играли  в  такие
грубые игры.
   В то лето я быстро взрослела, вышла из детского возраста.  Я  знала,  что
Кейт имела особые привилегии у Кезаи, потому что  Кезая  по  ночам  впускала
Томаса Скиллена к себе в комнату, и не только его. Кезая и Кейт были  похожи
в одном - их очень интересовали мужчины. В  их  присутствии  Кезая  менялась
почти так же, как Кейт; но в то время как Кезая была мягка и податлива, Кейт
была заносчива и требовательна Но я заметила, что на них обеих мужчины сразу
же обращали внимание.
   Кейт немного пооткровенничала со мной:
   - Пора тебе взрослеть,  маленькая  Дамаск.  Однажды  поздно  вечером  она
пришла ко мне в комнату и сказала:
   - Вставай. Я что-то хочу показать тебе. Она заставила меня пойти  за  ней
по винтовой лестнице  к  комнатам  слуг.  Прислушавшись  у  двери  Кезаи,  я
услышала голоса. Кейт  посмотрела  в  замочную  скважину  и  заставила  меня
сделать то же самое. Я увидела Кезаю в постели  с  одним  из  конюхов.  Кейт
вынула ключ и заперла дверь, потом на цыпочках мы спустились вниз и по нашей
лестнице поднялись в ее комнату. Кейт едва сдерживала смех.
   - Подожди, когда он захочет выйти  и  обнаружит,  что  дверь  заперта!  -
воскликнула она.
   Я сказала:
   - Лучше открыть дверь.
   - Зачем? - резко спросила она. - Тогда они  не  будут  знать,  что  я  их
видела.
   Она считала это очень удачной шуткой, но я беспокоилась о  Кезае,  потому
что любила ее и чувствовала, что эти приключения с мужчинами были необходимы
ей, без них Кезая не была бы Кезаей.
   В ту ночь ее приятелем  оказался  Уолт  Фриман;  он  сломал  ногу,  когда
выбирался через окно на рассвете. Что до Кезаи, она не могла выбраться через
окно, а как же ей было выйти, если дверь была заперта?
   Уолт рассказал историю о том, будто он слышал голоса грабителей и,  выйдя
в темноте на улицу, споткнулся о корень. Кейт  взяла  меня  с  собой,  когда
пошла отпирать дверь смущенной Кезаи.
   - Так значит, это была ты, озорница! - воскликнула Кезая.
   - Мы подкрались и видели тебя и Уолта в постели, - сообщила ей Кейт.
   Кезая посмотрела на меня, и краска медленно залила ее лицо. Мне было жаль
Кезаю, потому что Кейт разоблачила ее передо мной.
   - Ты действительно распутница,  Кезая,  -  сказала  Кейт,  содрогаясь  от
смеха.
   - Есть много способов быть таковой, - произнесла Кезая  многозначительно,
что заставило Кейт смеяться еще больше.
   Когда мы остались одни, Кезая попыталась объяснить:
   - Понимаешь, Дамми, во мне есть какой-то избыток любви, который я  должна
отдать, - сказала она мне. - Все было бы по-другому, если бы у меня был муж.
Вот чего бы я хотела иметь, так это мужа и много малышек, вроде тебя. Но  не
таких, как госпожа Кейт.
   - Ты любишь многих мужчин? - спросила я ее.
   - Видишь ли, моя прелесть, вся неприятность в том, что я люблю их всех  и
не принадлежу к тем, кому нравится говорить "нет".., в этом все дело.  Пусть
что будет нашей маленькой тайной, а? И ты никому не скажешь?
   - Кези, - сказала я, - я думаю, все уже знают об этом.

***

   Было чудесное майское утро, когда мы услышали об аресте королевы. Мы были
потрясены, хотя и ожидали, что нечто подобное должно случиться.  Ходило  так
много слухов о разочаровании короля в королеве, делались намеки,  будто  она
ведьма и заманила его под венец. Он устал от ее  колдовства  и  хочет  иметь
хорошую спокойную жену, которая подарит ему сыновей. И король уже  приглядел
себе Джейн Сеймур, которую стали подготавливать к роли королевы. Эти и много
других слухов доходило до нас, и только в мае мы узнали, что они правдивы.
   Король и королева вместе поехали на рыцарский турнир; потом  внезапно  он
уехал, а королеву арестовали и отправили в Тауэр; были арестованы и те, кого
считали ее возлюбленными, причем в их  число  был  включен  и  ее  музыкант,
бедный мальчик  по  имени  Марк  Смитон.  Невозможно  было  поверить,  чтобы
надменная королева одарила его своим вниманием, но  самым  скандальным  было
обвинение, что ее брат является ее любовником.
   Мой отец никогда не верил, что Анна Болейн была  законной  королевой,  но
теперь он жалел ее, и я думаю, многие ей сочувствовали.
   Кейт до такой степени отождествляла себя с ослепительной  королевой,  что
все происходящее казалось ей почти личной трагедией.  Всего  три  года  тому
назад королева с таким триумфом проехала по городу, а  сейчас  находилась  в
зловещей подземной тюрьме Тауэра. Это подействовало на всех нас отрезвляюще.
   Что до Кезаи, то она была полна сочувствия.
   - Господи, помилуй! - скорбела она. - Бедняжка!  Что  с  ней  будет?  Эта
гордая голова, по всей вероятности, скатится с плеч, и все это  потому,  что
она увлеклась мужчиной!
   - Значит, ты веришь, что она виновна, Кезая? - спросила я.
   - Виновна?! - воскликнула Кезая, глаза ее сверкали. - Разве  это  вина  -
принести немного утешения тем, кто в нем нуждается?
   Она была откровенна со мной с той ночи, когда Кейт заперла ее в спальне с
любовником. Я уже не была ребенком. Я должна  была  узнать  жизнь,  говорила
она,  и  чем  скорее,  тем   лучше.   Жизнь   для   Кезаи   заключалась   во
взаимоотношениях между женщинами и мужчинами.
   "Мужчины!" - ее глаза гневно сверкали, и это был тот редкий случай, когда
она сердилась на мужчин. Она обожала их, удовлетворяла их желания; были  они
грубыми или нежными, умоляющими или настойчивыми, она любила их всех, но при
этом  не  могла  смириться  с  тем,  что  то,  что  сами   они   проделывали
безнаказанно, считалось преступлением для женщины. Они могли поступать,  как
хотят, и удовлетворять свои желания, считала она,  пока  женщин,  уступающих
им, не винят за это. Но когда  женщину  стыдят  за  то,  что  она  принимает
участие в том, что для мужчины считается нормальным, она приходила в ярость.
   - Король, - сказала она, - сам не прочь позабавиться.  И  если  королева,
бедняжка, хочет того же.., почему бы нет?
   - Но она же будет носить в себе монарха, а  будущий  король  должен  быть
сыном царствующего.
   - Бог мой! Мы поумнели! Мы становимся взрослыми! Я рада. Теперь мы  можем
говорить с вами кое о чем, госпожа  Дамаск.  Но  не  думай  больше  плохо  о
королеве.
   - Какое имеет значение, как я о ней думаю? Решает то, что  думает  о  ней
король, а он думает дурно, потому что его теперь интересует госпожа Сеймур.
   Кезая приложила палец к губам.
   - Вот в этом-то все и дело. Эта бледная красавица влюбила его в  себя,  и
он захотел поменять жен. Мужчины  любят  разнообразие,  хотя  встречаются  и
верные. Я вот что скажу вам, немного есть того, что я не знаю про мужчин.  Я
узнала мужчину, когда была еще моложе тебя. Тогда у